Дорога

Электричка тронулась, расставаться со столицей было приятно. Я не могу сказать, что испытал отвращение к многолюдному городу, напротив, меня приятно удивила бурлящая жизнь. Я ожидал встретить здесь кучку самоуверенных мажоров, а встретил людей, таких же, как и везде: со своими проблемами, мечтами, стремлениями, готовых слышать, и готовых к изменениям. Возможно, я бы задержался здесь подольше, но сейчас я страстно хотел продолжить путь. Может потом, когда-нибудь я сюда вернусь и окопаюсь на какое-то время. До Тулы я доехал без приключений, контролеров миновал, перебегая из вагона в вагон. К обеду я был на станции, было душно и лениво, хотя на асфальте еще остались следы недавнего дождя. В электричке я пытался начать писать свой путевой дневник, но не получилось выдавить из себя ни строчки. Я понятия не имел, что пишут обычно в дневниках, никогда их не вел ни в детстве, ни в юности, и сейчас начинать было, наверное, поздно. Идти сразу на шоссе не хотелось, я огляделся и пошёл в ближайшую «наливайку», в которых обычно собираются мужики после работы и проводят вечера за кружками пива или стаканами чего покрепче. Внутри было просто и чисто, посетителей было мало, наверное, ещё не время для завсегдатаев. Я сел за столик под вентилятором, надеясь, что под струями воздуха мне станет посвежее. Голова была ватная и болела после вчерашнего алкоголя, я всерьез задумался: не взять ли пива для восстановления равновесия. Ко мне подошла официантка, мне бы она показалась симпатичной, если бы не вялость, вызванная похмельем и жарой. "А Витя обязательно бы ее склеил" - лениво подумал я. Тут же представил улыбающегося Никифорова, который непременно бы завел разговор об искусстве, и девушка бы ничего не поняла, но восхитилась бы таким интеллектуальным и изысканным парнем. А он между тем временем нес бы абсолютную ахинею, но она бы этого все равно не распознала. А потом они бы уединились в туалете, а я бы остался тут пить пятый кофе подряд «за счет заведения». Я улыбнулся своим мыслям и заказал пельмени «по-сибирски», кофе с сырниками и вареньем, от пива все же решил воздержаться - впереди ещё целый день пути. После еды мне значительно полегчало. Официантка была все же очень милая, с по детски чистой улыбкой, эта улыбка и покорила меня. Когда она принесла счет, я на обратной стороне быстро нарисовал простенький портрет. Когда она забрала деньги, я попросил перевернуть счет. Она улыбнулась, глаза ее слегка расширились от удивления. — Спасибо, милый. Я смущённо опустил взгляд, все же я не Виктор, и общение с незнакомыми людьми дается мне тяжело. Девушка ушла и вернулась через пару минут с чашкой кофе, которую поставила передо мной, а сама присела напротив. — Ты тут проездом? — спросила она. — Да. — Заметно, ты не похож на здешних. Красиво рисуешь, — и она махнула головой в сторону чека, все ещё лежавшего на столе. — А это... Разве это хорошо? Это так, — я тряхнул головой, прикрывая краснеющее лицо волосами. — А мне понравилось. Это же главное, чтобы зрителю нравилось? — Смотря зачем рисовать. — А ты зачем? — Иногда для себя, чтобы сосредоточиться, подумать, собрать бегающие мысли. Иногда, чтобы сказать что-то, когда не получается ртом. — девушка мелодично засмеялась. "Нет, наверное она бы все-таки не пошла с Виктором уединяться, - подумал я, - слишком чистый у нее для этого смех". — И что ты хотел сказать этим? — Что ты очень милая, и я это заметил. — Спасибо, — она опустила глаза. — Может, после твоей работы сходим куда-нибудь? - эти слова мне дались сложнее, чем даже первый этюд в институте на вступительных. — Извини, ты очень красивый и милый, но мой жених придёт за мной скоро, моя смена до обеда, и тебе разве не нужно ехать дальше? — Нужно. — Мы могли бы тебя подбросить, немного. Я согласился, просидел в кафе еще с час, нарисовал ее портрет, ну, по крайней мере то, что успел. Потом пришел ее жених, он оказался приятным парнем, вовсе не быковатым, как я себе представлял. Они подвезли меня до трассы, и мы распрощались. Я вышел из машины, было все еще жарко. Я чувствовал себя прекрасно, несмотря на то, что меня отвергли. Утренняя вялость прошла, и я был готов воспринимать мир дальше. Следующий пункт был Воронеж, но доехать до него быстро у меня не получилось. Двумя марш бросками меня довезли до жд станции небольшого городка, его можно рассмотреть на карте только при максимальном приближении. Было уже темно, и я решил немного вздремнуть, перед тем, как продолжить маршрут. Немного побродив около станции, я нашёл место на лужайке за кустами, расстелив спальник, я улёгся сверху и тут же заснул. Проснулся я только когда уже совсем рассвело. Я оглянулся по сторонам: было зябко от недавней росы и страшно хотелось есть. Недалеко я заметил кафе с мигающей вывеской, откуда звучала попсовая музыка, казалось, что аппаратура на которой ее гоняли была ровесницей самой песни, треск, скрип никак не вязались со словами о море и солнце. Ещё раз осмотрев окрестности, я пришёл к неутешительному выводу, что это единственное место, где можно перекусить и спрятаться от ветра. Внутри обстановка соответствовала музыке, воняло табаком, видимо, тут закон о запрете курения никого не волнует. На столах лежали ляпистые скатерки с темными разводами, оставленными многочисленными посетителями. Мне пришлось выбирать или стол у окна, или почище, любопытство взяло своё, и я сел у окна. Официантка молча положила передо мной засаленное меню, сама она была молодая и худенькая, но какая-то неопрятная, казалось, что пятна со скатерок переползли и на ее одежду. Цены неприятно удивляли, я рассчитывал, что в занюханном кафе на периферии ценник будет гуманней. За окном было по прежнему хмуро и неприветливо, выходить туда не хотелось. Я устало потер воспалённые долгим недосыпом глаза и начал изучать меню. — Что будете? — Мне пожалуйста бульон с яйцом, чебурек с картошкой и чай, — я заказал самое дешёвое, что было в меню. — Бульона нет, чебуреки только с мясом — девушка смотрела в окно поверх моей головы, от этого становилось неловко. Я задумался: стоит ли рисковать и брать мясо в этой забегаловке. Но есть хотелось, а деньги нужно было поберечь. — Тогда давайте 2 с мясом и чай. — девушка вздохнула и по прежнему не глядя на меня ушла. Минут через 10 мне принесли заказ. Чебуреки были только приготовленные, истекали маслом и соком. В мясе, правда, было много лука и специй, но что уж придираться. Я за 5 минут проглотил еду и серьёзно задумался не заказать ли ещё. Посмотрел в кошелёк, прикинул, заказал чашечку дешёвого кофе с собой и пошел на улицу, нужно было решить, как продолжать дальнейший путь. Осознание всего пришло через полчаса. Живот скрутило так, что я не сдержавшись присел на корточки, так просидев около минуты я постарался подняться, боль не проходила, только начала пульсировать. Я сразу вспомнил чебуреки. Выругавшись про себя, я понял, что нужно искать клозет, причём срочно. По навигатору до ближайшей заправки оставалось немного, я собрал свою волю в кулак и пошел, сильнее прижимая руку к животу. Я стал про себя перебирать английский алфавит, потом числа на испанском, пытался отвлечься, но это мало помогало. Когда в поле зрения появилась заправка, живот немного отпустило, наверное в предчувствии скорого облегчения. Я прибавил шаг, пот лил градом, силы таяли, в голове всплывали фантасмагорические образы из фильмов о постапокалиптическом будущем. Заправка, маленькая, грязная и пустая подстегивала мое воображение. Я представлял себя раненым путником, идущим по выжженному и пустынному миру в поисках спасения. Я последний выживший, от которого зависит будущее целой планеты, не могу умереть от простого отравления. Я понимал, что эти безумные мысли вызваны поднимающейся температурой, но так было легче, чем думать о выкручивающей кишки боли. Туалет стоял сбоку от заправки, одинокий и мрачный. Я метнулся к нему, как голодный к еде. Туалет был не заперт, и, открыв дверь, я понял почему. Такого я не ожидал увидеть даже вдали от городских благ — вонь, грязь. Я прислушался к своим ощущениям, решая, что лучше умереть внутри или снаружи. Наконец я сделал шаг вперёд, проклиная весь человеческий род, так и не ушедший дальше животных. Было понятно, что продолжать путь в таком состоянии равносильно медленной и болезненной пытке. Я, покачиваясь, дошел до окошка заправки и спросил, где находится ближайшая недорогая гостиница. В окошке мужчина неопределённого возраста с загорелой лысиной, сочувственно посмотрел на меня: — Тут всего две гостиницы: около станции и на трассе дальше, — и он неопределённо махнул рукой, то ли по направлению движения, то ли в сторону. — Но если нужно подешевле, то только на станцию. Я в отчаянии запрокинул голову, хотелось выть от досады, эта станция не хотела меня отпускать. В голове даже вспыхнула шальная мысль, что здесь я застрял навсегда и теперь буду вечно ходить от станции до заправки. Я сел на лавочку, удобно стоявшую под окошком, сейчас сделать и пары шагов я бы не смог. Сколько прошло времени я не знал. Очнулся, когда около меня послышались голоса. — Что с ним? — спросил низкий мужской голос. — Плохо парню. — Перепил поди, или наркоман. — Не похоже. Вроде действительно плохо. Я понял, что говорят про меня, хотел приподняться, но получилось только открыть глаза и сесть ровнее. Мне в руки сунули стакан воды, "старик из окошка" вышел из своего укрытия и сел около меня. — Ну что ты, парень, как тебя угораздило? — он положил руку на лоб, потом пощупал пульс, что-то промычал невнятное. — Отправился, наверное. — губы с трудом разлеплялись, но это мой шанс все объяснить и попросить отвезти до гостиницы. — На станции, поди, ел, — сочувственно прокомментировал старик. Я качнул головой. Двое посетителей, заправили свою машину и подошли к нам. Это был высокий темноволосый парень и такая же темненькая девушка. Лиц я их не запомнил, но подумал тогда, что они должно быть брат с сестрой, так похожи. — Эй, пацан, а тебе куда надо? Может, в больницу? — девушка присела на корточки напротив меня. — Нет. Мне бы до ближайшей гостиницы отлежаться, и все пройдёт. — А где гостиница? — это уже парень с низким голосом продолжил разговор. — Около станции, там она одна. Подкинете его? — вступился старик. — А он нам машину не заблюет? — А вы ему пакет дайте на всякий случай. Но, вообще, он не блевал, хотя в туалет бегал, а там уж не знаю. Мне помогли добраться до машины, по дороге я высунулся в окно, и ветер хлестал по лицу, выступили слезы, но слабость немного отпустила. В гостинице я уже смог самостоятельно стоять и объясняться. В номере я, не раздеваясь, лёг на кровать и уснул. Остаток этого дня и весь следующий я провёл в полузабытьи, меня тошнило, крутило живот, температура вызывала неприятные видения. В конце второго дня я почувствовал, что болезнь отходит. Когда я пришел в себя, то попытался прислушаться к себе, понять состояние, но вместо этого слышал лишь шуршание колес на улице, звуки шагов в коридоре, шелест приглушенной музыки. Я понимал, что нахожусь далеко от дома, слабый и опустошённый после дороги и болезни, в крохотном гостиничном номере с запыленным узким окном и растрескавшемся в причудливый узор потолком, но я не никак не мог вспомнить, куда я должен ехать. Я чувствовал, что тороплюсь, но никак не мог уловить зачем. Сейчас я был, как лист бумаги, бесцельно мотаемый ветром по земле, легкий и невесомый, без целей и стремлений, абсолютно чистый. Ощущение было удивительное. Так я пролежал несколько долгих мгновений, пока поток памяти не обрушился на меня, затопив сознание ненужными воспоминаниями и мыслями. Я мотнул головой, будто и правда мог физическим действием выгнать все ненужное из головы. Пора было кончать с меланхолией и ехать дальше.