Если бы не ты...

Тосаки очнулся на холодном полу в какой-то тесной каморке. Он начал понемногу вспоминать события, произошедшие ранее. Шимомура. Они провели ночь вместе, в одной постели. На следующее утро она выглядела такой счастливой и безмятежной. Он был готов поклясться, что они оба в то утро чувствовали себя в безопасности в объятиях друг друга. Да, Тосаки лучше всех знал, что их убежище рано или поздно обнаружат, но, чёрт возьми, почему именно сейчас, в такой неподходящий момент? Однако сейчас его больше интересовало, что же произошло после того, как он отключился. Тосаки прекрасно осознавал, что Идзуми имела шанс выбраться из убежища только в одиночку, малейшее промедление могло стоить ей свободы. Но он не мог быть уверен, что та, которую он совсем недавно назвал своей девушкой, без колебаний приняла такое решение. На её месте любой, не задумываясь, бросился бы бежать сломя голову, спасая свою шкуру. Кто угодно, только не Шимомура, и Тосаки это знал, как никто другой. «Какая же она всё-таки ещё маленькая наивная дурочка, — думал он. — Но такая верная и преданная». Впервые в жизни он не был этому рад. Хотя, нет, не впервые. В последнем противостоянии с Сато, когда Тосаки сказал, что больше Шимомура ему ничем не обязана и может уходить, она, несмотря на это, осталась его защищать. Тогда он очень ругался. И сейчас тоже сильно этого хотелось. Он ударил кулаком по стене. Но он, конечно же, и сам очень хорошо понимал, что нельзя быть таким упёртым эгоистом и навязывать Идзуми ту жизнь, которую он сам считает для неё более подходящей. Надо, чтобы она сама разобралась, что для неё важно. Но вот только у Тосаки сердце кровью обливалось всякий раз, когда он представлял себе последствия её выбора. Вот и сейчас его бросило в дрожь при мысли о том, что они, возможно, больше никогда и не встретятся. Весь остаток жизни они могут провести в разных камерах, и он так и не узнает — поймали ли Идзуми или же ей просто удалось сбежать за границу и позабыть его, как приятный, но, увы, недолгий сон. Хотя, кого он обманывает — ведь Тосаки знает её, как облупленную, и никогда ни на йоту не усомнится в том, что, если сейчас она на свободе, то позже обязательно придёт за ним. Особенно после того, как он назвал её своей девушкой. От таких мыслей на душе у Тосаки немного потеплело и стало не так тоскливо. Он поднялся на ноги, и тут проходящий мимо человек заметил движение и громко крикнул: — Он очнулся! — Веди его в допросную, — послышался в ответ голос издалека. Тот, первый, достал из кармана брюк небольшой ключ, вставил его в замочную скважину, повернул, и дверь с лязгом отворилась. Тосаки сделал шаг вперёд, презрительно глядя на своего надсмотрщика. — На выход, живее! — прикрикнул тот и достал пистолет, по всей видимости, ожидая, что заключённый будет оказывать сопротивление. Тосаки провели по узкому тёмному коридору. Путь был довольно долгим, и поэтому он подумал, что, скорее всего, находится не в обычной тюрьме, а в каком-то отделении спецслужб. Преодолев этот путь, он оказался перед железной дверью, которую тут же отворил его провожатый, а после втолкнул туда Тосаки. Причём сделал это так сильно и неожиданно, что заключённый не удержался на ногах. За дверью их уже ждал здоровенный амбал, который пнул Тосаки, не давая ему встать. — Где Шимомура Идзуми? Отвечай! — выкрикнул первый, схватив пленника за ворот рубашки. На эту реплику Тосаки лишь довольно ухмыльнулся, тут же схлопотав сильный удар в живот. Но боли он практически не почувствовал, ведь в его сознании пульсировала только одна мысль: «Они не знают, где Идзуми! Значит, она до сих пор на свободе!». Это его воодушевило и придало сил. — Мне спросить ещё раз? — Спасибо, я не глухой, — издевательски ответил «допрашиваемый». Следующий удар последовал в челюсть, и Тосаки почувствовал во рту солёный привкус. — Где. Шимомура. Идзуми, — в очередной раз раздражённо переспросил тот, что привёл пленника. — Откуда мне знать, — с деланным безразличием ответил Тосаки. После этого амбал взял его за плечи и хорошенько приложил об стену. — Смотри, не убей там его, шеф будет недоволен. Мгновение спустя пленника грубо отшвырнули в сторону, и он остался лежать на холодном полу, тяжело дыша. — Тогда веди его обратно в камеру, чтоб глаза мои его не видели. — Ты его так отметелил, что сам он теперь вряд ли куда-то пойдёт, а тащить на себе я его не собираюсь. Так что запрём здесь, — рассудил один из мучителей и направился к двери. — И всё-таки я не понимаю — какой с него прок? Говорить он, похоже, не собирается, — донёсся из-за двери голос второго. — Возможно, Шимомура вернётся за ним и… Дальнейшего разговора Тосаки не слышал, но ему и так всё было понятно: они будут ждать Идзуми здесь, во всеоружии. Он не сомневался, что его девушка сумеет придумать толковый план. Хотя он иногда и называл её про себя дурочкой, Тосаки знал, что разрабатывать всевозможные планы и операции у неё получается очень хорошо. Раньше они всегда делали это вместе, и она частенько предлагала такие ходы и решения, которые не приходили в голову даже ему самому. Также Тосаки очень надеялся, что ей удастся обзавестись многочисленными сильными союзниками, поскольку одному получеловеку, пусть даже трижды находчивому и сообразительному, не победить целый отряд вооружённых сил, специализирующийся на поимке полулюдей. А Тосаки не сомневался в том, что противников тут много — они просто не могут себе позволить упустить получеловека, если он здесь объявится. Тосаки собрал все свои силы и попытался встать, держась за стену. Тело плохо слушалось своего владельца и вдобавок сильно болели мышцы — видимо, вместе с небольшим головокружением это являлось побочным действием транквилизатора для полулюдей, дротик с которым по ошибке попал в него, самого обычного человека. Хотя, на самом деле, даже этого нельзя было сказать наверняка. Тосаки давно размышлял об этом — что, если он тоже получеловек, как и Идзуми? Но он совершенно не горел желанием это выяснять, ведь пока известна только одна проверка — умереть. Если воскреснешь — значит, получеловек, а если нет — то тебя ждут только грустные речи на собственных похоронах, и то вряд ли ты сможешь их услышать. Однако, пока он жив, он будет надеяться: на спасение, на Идзуми, на торжество справедливости и на счастливую жизнь. Их с Идзуми счастливую жизнь где-нибудь подальше отсюда. Он бы так хотел увидеть её сейчас, такую милую, смущённо улыбающуюся, трепетно смотрящую в его глаза. Или хотя бы услышать её нежный голос в трубке телефона. Но всё, что ему оставалось, это, претерпевая боль, надеяться на лучшее.