Слова и прочие мелочи

      Лизе нравится трудовик у мальчиков. И по совместительству ОБЖ-шник.              Он похож на побитого жизнью пса с весёлым оскалом, но на самом деле ему двадцать три, и его немногочисленные запасы алкашки, из-за которых Кузьма Юрьевич в теории мог визуально состариться, выпивает прибегающий почти каждую перемену физрук с пивным пузом и светлыми мутными глазами — классный Лизы. Однако она благодарна кучерявому пьянице, потому что он лучший друг трудовика. Поэтому Юрий Михайлович заставляет драить свой класс кабинет ОБЖ в конце четверти, и Лиза может вдоволь насмотреться на трудовика, заводившего беседы со всеми. Кроме неё.              Кузьма Юрьевич, никогда не бравший класс на попечение, имеет большую и холодную (в январе) комнату для занятий в пристройке. Стены обклеены красивыми и ещё советскими плакатами с автоматами, ракетами, танками и схемами их устройства. Лиза на них даже смотреть боится: она ни черта не понимает в военной технике и не хочет понимать. Мальчики рассматривают эти плакаты на переменах, за что получают тёплый взгляд Кузьмы Юрьевича.              Тогда Лиза решает выучить устройство автомата Калашникова.              Но ошибается.              Потому что, однажды осмелев, подойдя к Кузьме Юрьевичу и «мимоходом» спросив о миллиметрах в автомате, получает мягкий смешок, едва заметный румянец на щетинистых щеках и самый неожиданный ответ:              — Честно говоря, я не знаю, Лиза, — хрипло пропевает он своим прокуренным и сильным голосом. — Я абсолютно ничего не понимаю в оружии. А плакаты от прошлого учителя остались. Кажется, от Ильи Сергеевича. — Трудовик лучезарно улыбается, его темные узкие глаза расширяются, и он машет рукой в сторону стены. — Не выбрасывать же такую красоту!              За-ме-ча-тель-но.              Лиза готова зарыдать.              

***

      — Так, ты с Онешко на выпускном танцуешь, да? — Кузьма Юрьевич привычно тепло кривит губы, обнажая жёлтые зубы. — Он хороший парень!              — Да дурак он полный! — притворно злится Лиза, перетирая в пальцах ткань розового платья (которое она ненавидит), и отводит смущённый взгляд. — На ноги мне постоянно наступает. Не наступает только тогда, когда не приходит на репетиции.              Трудовик прерывисто и тихо смеётся, поправляя воротник накрахмаленной рубашки. Конец мая душит его толстую шею запахом абрикос из старого окна. Он расстёгивает верхнюю пуговицу.              — Я, помнится, тоже танцевал когда-то. — Кузьма Юрьевич поднимается с мокрого кресла. Он галантно наклоняется и шутя протягивает Лизе большую ладонь. — Вы, Елизавета, может, хотите…              Трудовик не успевает закончить и поднимает на Лизу слегка удивлённый взгляд, ведь её рука уже оплетает его длинные пухлые пальцы. Она молча улыбается и мягко кивает.                     Что вообще люди знают о духовном единстве?              Глядя на друга и Неред с улицы, танцующих в классе, Юрий Михайлович хмурится и уходит на линейку.              Ни-че-го эти глупые люди не знают, если не видели этих двоих.