Быстрее, чем кроликов

Дни в состоянии перманентного алкогольного опьянения, в атмосфере постоянных новых впечатлений и под лозунгом «Улыбаемся и машем!»* проходили весело, продуктивно и незаметно. Правда Шер Арыстанбеков, напевая строчки про «порно», упорно заменял его с «немецкого» на «корейское», ибо все корейское по определению самое лучшее, в том числе и порно. В общем, Хён Джун с Пашей отрывались как перед концом света. Во всяком случае так казалось Ли Мин Хо, который не переставал ждать какого-нибудь зихера со стороны обоих. Ждал он его не без оснований и потому в один дивный вечер все-таки дождался. После очередной попойки девочки поссорились. Уроды! Ведь считанные же дни до отъезда остались! Неужто никак без дерьма не обойтись?! Хён Джун вернулся, весь кипя от злости, с разукрашенным лицом и даже не постеснялся хлопнуть дверью. Вслед за ним ввалился такой же разукрашенный Паша с веселой и злой ухмылкой на всю свою наглую физиономию. — Паша, твою мать! — не сдержался Мин Хо. — С кем вы уже подраться успели?! Что вы как дети, честное слово? Паша, утешь меня, скажи, что вам не пришлось объясняться в полиции, пожалуйста. Я не хочу продлевать эти каникулы. Я домой хочу! Я просто хочу домой! — Не кипишуй! Ни с кем мы не дрались и с мальчиками в погонах не знакомились, — отмахнулся Людоед. — Просто немного с Хён Джуном поцапались, и все. Все живы-здоровы. Чё ты панику наводишь на ровном месте? — Паша сел на пол и стал сосредоточенно стягивать себя обувь, потом вдруг зло рассмеялся: — А Хён Джун нормальный пацан, кстати, хоть и долбонавт знатный, — и указал на свой «фонарь»: — Смотри, как засветил красиво, когда его щенка задел. — Паша… — похолодел Мин Хо, предчувствуя нехорошее, — Что ты там ему наговорил? — Сам у него спроси, — Паша хмыкнул и промокнул фингал кулаком. — Защитник, блин. Папаша хренов. — Козел ты все-таки, Паша, — не сдержался Мин Хо и заговорил на понятном Паше языке. — Если это недоразумение по твоей милости сейчас в запой уйдет, я тебя Кире со всеми потрохами сдам. — Угу, сдай, родной. А я все равно рад, что все ему высказал. Надо же иногда о себе правду в лицо услышать! А то интеллигентные нахер все! — выкрикнул Паша в спину Мин Хо. Мин Хо подошел к Хён Джуну и осторожно тронул доведенного буквально до грани товарища за плечо: — Я не знаю, что у вас там случилось, но давай поговорим как разумные люди. Я понимаю, Паша он может быть довольно резким, но не думаю, что он прям так уж со зла… — Иди ты нахрен вместе со своим Пашей! — грубо огрызнулся Хён Джун. Мин Хо даже растерялся, он еще никогда не слышал, чтобы Хён Джун настолько не выбирал тон и выражения. Чтобы вывести Хён Джуна из себя, необходим незаурядный талант или чудовищнейшее хамство. И тем и другим Паша был щедро наделен от природы, но конфликт все равно надо было как-то улаживать. А то нехорошо вот так прощаться. — Ну, давай я с ним поговорю, — предложил Мин Хо, — может у меня получится заставить его извиниться. Скажи конкретно, в чем дело? — Ни в чем! Плевать на него! Я все равно не собираюсь выслушивать его извинения. — Хён Джун! Вы же два взрослых человека! Ну нельзя же так! — Зато можно лезть не в свое дело и говорить всякую хрень?! Еще пусть скажет спасибо, что легко отделался! — Ты скажешь мне, в чем дело уже? — решительно потребовал объяснений Мин Хо, устав чувствовать себя идиотом. — Скажу! — неожиданно выплюнул Хён Джун со злостью. — А чего не сказать?! Может и ты так думаешь, да?!. Знаешь, что он мне сказал? «Ты же, — говорит, — собак любишь, вот и представь, что твой сын — это просто щенок, а щенка ведь, типа, все равно будешь любить, несмотря на то, что его мать бешеная сука, а папаша порядочный сукин сын…» Да что он знает вообще?! — Черт, Паша! — Мин Хо чуть вслух не матюкнулся и побежал трясти переводчика. — Ну что ты лезешь, где не просят? — А что я такого сказал? Не нравится слушать, пусть уже ведет себя как мужчина, — не сдался Паша. — То есть ты просить прощения не пойдешь? — Почему я должен просить прощения? Я что, неправду сказал?.. — Во-первых, это вообще не наше дело, а во-вторых, это очень грубо. Иди и извинись! — А с какого перепуга я должен быть с ним нежным? Не маленький — поморщится и проглотит. — Павел! — Что, дорогой?.. — елейно прищурился Паша, выбесив заодно и второго. Мин Хо снова пошел к Хён Джуну и попытался оправдаться за Пашу. Но Хён Джун тоже уперся намертво. В итоге оба снова чуть не сцепились друг с другом, еле разняли. В конце концов Мин Хо махнул рукой на обоих и решил, что оно может и к лучшему — Хён Джун, оставшись без переводчика, последние дни хоть дома посидит, а не будет шататься пьяным по клубам (или где он там шатается) в поисках приключений. Ага, не тут-то было. Непотопляемо самонадеянный Хён Джун на следующий день, как обычно, сперва погонял по полю мяч с кортневскими мальчишками, а после обеда, положив в карман записку с адресом Алексея Анатольевича, отправился в город один как ни в чем не бывало. Мин Хо чуть не поседел, а Хён Джуна, целого-невредимого-сытого-пьяного-довольного, под утро доставила до дверей квартиры сильно веселая компания. — Ваше? — поинтересовались ребята, показав Хён Джуна обитателям квартиры со всех ракурсов. — С утра было наше, — лениво кивнул Паша, прислонившись к косяку двери. — Ваще душевный мужик, — ребята по очереди обняли Хён Джуна, перебираясь постепенно к выходу и прощаясь, — классно посидели. Если что, мы ему телефон оставили, можно еще как-нибудь встретиться и за жизнь поговорить. А он чё, правда нерусский? — Правда, — коротко ответил Людоед, сверкнув глазами. — Прикольно. А по-русски как на родном шпрехает. Ну, это, пока что ли. — Ага, бывайте, — попрощался Паша, закрывая за ними, а Мин Хо в истерике съехал спиной по стене. — И о чем же вы так душевно поговорили? — спросил Мин Хо, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. — Понятия не имею, — невозмутимо поведал Хён Джун. — Мы начали пить, и когда я услышал слова, похожие на те, которым меня Чон Мин научил, то просто их по очереди и говорил. Ну, как это, решил проверить, правда они к любой ситуации подходят или Чон Мин опять меня разводит. — Как бы тебе это помягче сказать, Хён Джун, — смущенно объяснил испытывающий угрызения совести Мин Хо, — ну, они того, не очень приличные… совсем матерные, короче. И, честно говоря, лучше тебе их было не употреблять, в общем… Прости, что сразу не сказал, я думал, ты сам догадался. — Конечно, догадался, — фыркнул Хён Джун. — Можно подумать, Чон Мин вот так, навскидку, какие-то другие слова, кроме матерных, способен припомнить. — Ты идиот? А если бы нарвался? Тебя за такие слова и побить могли. Люди, знаешь, разные бывают. Хён Джун легкомысленно посмеялся: — Но ведь не побили.

***

Алексей Анатольевич принес билеты на самолет. Кам принес разноцветные распечатки с текстом об их самоотверженных подвигах на чужбине в деле спасения Родины. — Вот эти голубенькие, — терпеливо пояснял Кам, предъявляя бумажки, — военная версия, об участии в секретной операции, из гражданских лиц предоставляемая только вашему непосредственному начальству. Если вас представят к награде, не удивляйтесь и не вздумайте краснеть и объясняться, что все не так было. Все так и было. А то вокруг такие головы и корейские и славянские полетят, хлопая погонами… На ваше счастье, с кем-то обсуждать голубенькую версию по законам военного времени вы не имеете права. Намек ясен? — Так точно, — отрапортовал Мин Хо. — Это хорошо. Теперь розовенькие — это версия для СМИ и широкого круга друзей и знакомых. Выучить как таблицу умножения и повторять, как попугаи, везде, где будут настойчиво допрашивать вас и ваше руководство. И не отступать даже перед лицом неопровержимых фактов каких-либо иных версий. Вот, — Кам торжественно вручил по экземпляру Хён Джуну и Мин Хо, — только Бога ради не перепутайте: бабе цветы, детям мороженое. Ну, все, вольно, товарищи братцы кролики, тунеядцы-алкоголики. Теперь можно и по домам. Ночь перед отлетом вся компания, включая полный состав Квартета И, Алексея Анатольевича, Николая Владимировича и Пушистого, до утра лежала на полу в гостиной, передавая сигарету по кругу. Не было только Ким Хён Джуна, который впервые за много дней наконец-то уснул сладким и безмятежным сном ребенка. — А ты чего не ложишься? — выпустив колечко дыма в потолок, спросил Алексей Анатольевич Ли Мин Хо. — На дорожку надо выспаться. — В самолете высплюсь, — приняв сигарету от Кортнева, ответил Мин Хо. — Я и так почти месяц только и делал, что спал. С Хён Джуном мечты сбываются… И вообще, не хочу я туда идти, он там голый дрыхнет. А я девушка приличная. — Ты это, — задумчиво проговорил Николай, забирая сигарету у корейца, — как в следующий раз в гости соберешься, его лучше дома оставь… — Да ладно тебе, — вдохнул дым из той же сигаретки Хаит, — нормальный парень. — Угу, — нервно затянулся Барац следующим, — нормальный. Перпендикулярный. Двадцать четыре часа в сутки. — Умаялся, наконец, — вздохнул Демидов, помусолив сигарету и передав ее Ларину. — Ишь как его… — Это нас «ишь как», — глубокомысленно заметил Кам. — Лежим тут, застенчиво курим, боимся лишнее движение сделать, чтоб не дай бог не разбудить… — Не знаю, а мне понравилось… — блаженно выпустил струйку дыма Пушистый. — Можно и еще пошалить. Я не против, если он снова приедет. Тем более обещал. — Ваше курение может пагубно отразиться на моем здоровье**, Александр, — проворчал Паша. — Почти до фильтра скурил. Мало ли кому он что обещал. Но ты, да, надейся и жди… того, кто сегодня и сам не знает, куда его завтра занесет… — Еще сигаретку?.. — предложил Кортнев. — Прикуривайте, — вздохнул Ларин, — чего уж там… Только тихо. — Без разницы, — улыбнулся Мин Хо, — теперь его и из пушки не разбудишь. И правда, Хён Джун проспал до самого отлета, шестнадцать часов кряду. Поэтому в самолете снова был деятелен и оживлен, чему Мин Хо, который накануне от волнения так и не смог заснуть, конечно же, не мог не радоваться. — Мин Хо, — позвал его Хён Джун, просматривавший сообщения на телефоне. — Чего? — вяло откликнулся тот. — Можешь не увольнять своего менеджера — то шоу, в котором мы до отъезда снялись, в эфир все-таки не выпустили. — Круто, — пробормотал Мин Хо, уже почти отключаясь, — есть Бог на свете. — На свете — не знаю, а в сценарии моей следующей дорамы есть, — вдруг мрачно сообщил Хён Джун. У Мин Хо глаза распахнулись сами собой: — Дорамы? Когда это ты успел? — Это не я, — поморщился Хён Джун, — это Пэ Ён Джун перед чьим-то носом нашими подвигами помахать успел и выбил мне роль в дораме. Цитирую: «Мы тут подумали, и я решил, что страна должна знать своих героев. Пристроил на досуге твой многогранный талант в дораму. Специально для тебя попросил прописать роль унылого задрота с провалами в памяти, и совершенно растерявшего всякое почтение к вышестоящим. Все, как ты любишь. Не благодари. Я в тебя верю. Файтинг!» Вот засада! А я-то радовался, что хоть какой-то прок от нее был — и что я уже раз и навсегда разобрался с этими дорамами! Потом Мин Хо долго смотрел в иллюминатор, а Хён Джун снова спал. Ему снилось, что он стоит на огромной сцене, рядом с ним все его друзья, даже собачонка Кю Джона вертится у них под ногами; в зале ровно пятьсот одна тысяча их самых верных фанатов. И все они дружно поют так, что их слышно на всем Корейском полуострове: «Кто вы? Идите на хер! Я вас не знаю!». Открыв глаза, он спросонья еще не помнил, почему проснулся таким счастливым, а Мин Хо уже предостерегающе выговаривал: — Нет, Хён Джун. — Ты о чем? — Какая бы мысль сейчас случайно не залетела в твою голову, сразу скажи ей «нет». Я уже по твоему лицу вижу, что это плохая идея. — То, что заставляет просыпаться с радостной лыбой на все лицо, по определению не может быть плохой идеей, — возразил Хён Джун, напрягая извилины и настраиваясь на успех. — Кажется, этот сон стоит того, чтобы постараться его вспомнить. Я чувствую, это то, что надо.