3. Winter
11 апреля 2018 г. в 23:07
Лукас шагает в новых кроссовках по дорожке, мощённой битым кирпичом. Колючий ветер разметал волосы и раскинул куртку. Лукас ёжится, застегивает молнию и накидывает капюшон, отороченный искусственным мехом. Каждый выдох выдаёт облачко пушистого пара. Холодно.
«Тогда тоже было холодно. Когда я впервые встретился с Чону. Вот здесь, в этом переулке».
Сейчас этот переулок был перегорожен тремя большими мусорными баками. Раньше их не было.
«Я помню, что на нём не было куртки. Только грязная толстовка. И я подумал, что он сбежал из детского дома. Я не знаю, почему я не прошёл мимо. Это было некое подобие «судьбы», наверное. Я помню его лицо так детально, словно оно отпечаталось на моих веках. Он был жутко худым, но таким красивым. Эта болезненная красота так впечатлила меня, что я не смог его оставить сидеть на улице, в этом грязном переулке.
Он вообще не разговаривал поначалу. Был осторожным и как будто не верил в то, что я желаю ему добра. Я привёл его домой, как уличного котёнка. Мои родители были в командировке на тот момент и явно были не против, чтобы друг пожил у меня.
Было довольно забавно, как он привыкает к новому окружению. И я более чем уверен, что было забавно, как привыкаю к нему я.
У него была потрясающая улыбка. Такая мягкая и тёплая. Как будто наступала весна. Но узнал я о ней не сразу.
В первую же ночь я проснулся от ужасного кашля. Чону кашлял так, что казалось, будто он сейчас умрёт. Всё что мне оставалось, это напоить его тёплой водой. Он уснул у меня на плече, и мне было так уютно.
Утром он оживился. Начал разговаривать. Но не ответил ни на один из моих вопросов. Вообще, когда я смотрел на него, меня совершенно не интересовало кто он и откуда. Хотелось просто быть рядом.
В какой-то момент он сказал, что не хочет обременять меня, что я слишком добр к нему. Он хотел уйти и у него были такие грустные глаза. Когда он это произнёс, мне стало не по себе. Казалось, куда его можно отпустить, такого хрупкого и ломкого. Я обнял его и сказал, что никуда не отпущу. Он расплакался, и пришлось его утешать.
Ночью он снова кашлял. На вопросы о лекарствах ответил, что ему не нужно ничего и это скоро пройдёт. Сейчас я корю себя за то, что сразу не отправил его в больницу. Легко оправдаться тем, что он сам не хотел туда идти, но я должен был настоять. Когда приступ проходил, он казался таким милым и солнечным, что любое вредоносное влияние на него казалось абсолютно невозможным.
Однажды ночью, он уже по привычке лёг рядом со мной. Лукас, спросил он, тебе будет грустно, если меня не станет. Я ответил, что, возможно, умру сам. После этого я услышал тихие всхлипы. Чону расплакался. Я обнял его так крепко, как только мог. Я не хотел видеть его слёзы.
«Чону, я всегда буду рядом, успокойся» - шептал я в ту ночь.
Под утро у него снова случился приступ. Он был жутко бледным, и у него поднялась температура. Я немедленно бросился к телефону. Но Чону остановил меня.
«Это бесполезно» сказал он. Ещё сказал, что у него неизлечимая болезнь. И что он скоро умрёт. И с этим ничего не поделать.
Конечно, я не поверил. Я почти накричал на него. Вцепился ему в плечи и даже потряс несколько раз. А он болтался, как кукла.
«Ты знаешь, мне совсем не хочется умирать», прошептал Чону. Что-то в его голосе изменилось. Я почувствовал какое-то бесконечное отчаяние. Было ли это моё отчаяние или отражение его.
Когда я разбивал зеркало в бессильной злобе и обиде, он просто сидел на кровати. Мне было так страшно, так больно внутри. Это было так эгоистично с моей стороны. Я был как маленький ребёнок, у которого забирают игрушку. Но ему, каково было в тот момент ему?
« Моему Лукасу. Спасибо тебе. В последнее время мне так не хватало такого человека, как ты. Ты такой добрый, отзывчивый и тёплый. Мне безумно нравилась твоя улыбка и твой смех. Ты очень болтливый, но мне нравилось это. Ты сказал, что будешь рядом всегда. Прости, но это невозможно. Не грусти, у тебя всё будет хорошо. Будь счастлив. Чону»
Такую записку я нашёл утром. Следующие несколько дней я искал его.
Я нашёл его в одной небольшой клинике. Он уже не мог ходить. Когда он увидел меня - заплакал. Мне было всё равно, я не хотел отпускать его так просто. Мы разговаривали, вернее, я рассказывал ему всё, что мог. Я держал его за руку. Помогал принимать лекарства. Ему не становилось лучше. Никакого хэппи-энда не предвиделось.
Он просто не проснулся. Я не видел, как он ушёл. Но мне кажется, что я почувствовал это. Часть меня надеялась на чудо, а другая часть – смирилась. И когда я осознал, что теперь его нет, обе эти части исчезли. Мне стало очень-очень грустно».