OST: — Владимир Пресняков-младший — Зурбаган (для атмосферы)
Детство ушло неслышно, когда отец в приказном порядке объявил Космосу, что он будет жить с ним. Юрий Ростиславович наконец-то волен определять воспитание сына самостоятельно, без борьбы за правильность выбора методов воздействия на неокрепший ум. Однако он не учёл, что покойная Ада взрастила из сына собственное эгоцентричное подобие. Нет, Кос не поражал пугающими чертами характера. В обычные минуты он был просто смешливым и компанейским пацаном. Но после смерти матери в нём что-то надломилось, а характер ожесточился: Космос спускал всех виноватых собак на отца, поначалу с завидной регулярностью сбегая в пустую квартиру матери. Юрий Ростиславович беспокойно хватался за голову. Кос припоминал отцу мать, которая не принуждала к жестким распорядкам. Если нужно, то Космос всё сделает сам, без помощи метода кнута и палки. Ведь Ада знала слабые места сына, но не пыталась на них надавить. Она спокойно высказывала мнение по любому вопросу, и Космос, следя за меняющимся выражением лица мамы, думал, чем же она может быть недовольна? Он исправлялся и старался не разочаровывать Аду Борисовну, а он гордилась взаимопониманием с сыном. Ада обожала Космоса, и он платил ей той же монетой. Смерть молодой и цветущей мамы повергла парня в полную прострацию. Она и с памятника смотрела на мир горящими глазами, а не безжизненной оболочкой, лишь отдаленно напоминающей Аду, у кровати которой Космос проводил бесконечно грустные минуты. Хотелось выть волком на Луну, закрыться в комнате, чтобы уснуть и забыться, а проснувшись увидеть мать в соседней комнате, сидящей у окна с неизменным кофе без сахара в фарфоровой чашке. Но чуда не происходило. Космос с трудом реагировал даже на друзей. Ребята, как дежурные, сидели на кухне, следя, чтобы друг не совершил глупостей. Им всем сравнялось не больше шестнадцати, но каждый знал, что предпринять. Потому что в жизни и Саши, и Вити с Лизой, и тем более Валеры, было с чего опустить руки. Сашка почти не помнил рано погибшего отца. Валера — детдомовский, и всё, что он помнил о родителях — это звук гремящей стеклотары, на деньги за сдачу от которой они как-то перебивались. Витя не мог сказать, что обделен семейным теплом, но вместе с Лизой ему пришлось пережить не лучшие времена, случившиеся годом ранее, чем сгорела мать Космоса. Лиза потеряла в автокатастрофе обоих родителей и чудом выжила сама, отделавшись искореженными руками и гематомами по всему телу. Она не понаслышке знала, что мог ощущать Космос. Ведь прекрасно помнила, что это он бинтовал её не до конца зажившие шрамы на ладонях, когда Лиза раздражалась, допуская мысль, что только отнимает у всех время. Кому нужен балласт?— Отстань, Космос! — в порыве злости твердила маленькая Павлова. — Пусти меня, пусть грубеют. Может, заболею и умру. — Я тебе по губам дам в следующий раз, если опять такое услышу, — Космос толком не умел бинтовать, но Лизу, похожую на брошенного воробья, ему не оставить. — Витьке расскажу про твоё поведение. У него с тобой короткий разговор! — ладошки у Лизы тонкие и помещались целиком в руках Космоса, и из-за того эту фарфоровую куколку жаль ещё больше. — На бантик завязал, чтобы не трепалось. Ты руками сильно не дергай. Поняла? — Спасибо, Кос, — покорно проговаривает Лиза, которую теперь обнимают за плечи, но она не может успокоиться. — Спасибо. — Ну ты чего, алмазная, нос повесила? — увещевал Космос, зарывая ладони в длинные распущенные волосы Лизы. — Поболит и перестанет. Корки скоро слетать начнут. — Кос, я к своим хочу, — Лиза с трудом привыкает к новой реальности. — Домой. К Ёлке. — Не хнычь, всё позади, — убеждал Кос. — Нет! — упрямо спорила Лиза. — Да…
Холмогоров не помышлял, что через год они поменяются местами. И Лиза будет тихо заходить в комнату, окидывать его безволие зимним взглядом, и, садясь рядом, молча брать за руку. Она знает, что такое больно. Поэтому Кос мог единственный раз дать слабину: положить темную голову на колени подруги, не скрывая своих слёз. Именно осенью восемьдесят четвертого Космос в последний раз плакал. Это не истерика, как в детстве от разбитых в кровь коленок, но беспрерывные мокрые дорожки по щекам, поток которых не контролировался разумом. Однако обратной дороги к ушедшему не было. Оставалось жить дальше и попытаться поладить с отцом, который стремился подчинить распорядок Космоса новым правилам. А отношения двух Холмогоровых оставляли желать лучшего: Кос видел в смерти матери следы тяжёлого развода, случившегося ещё в семьдесят пятом году, в чём упрекал отца. Ведь Ада не смогла простить пренебрежения в свою сторону и всё время кляла бывшего мужа за одиночество в браке и зацикленность на карьере. И часто Юрий Ростиславович просто не понимал, как разговаривать с сыном. Но всё-таки речь не о недавнем прошлом. Впереди перед Косом маячило поступление в институт, с чем он почти смирился. Космос успешно прошел испытания абитуриента и заслужил похвалу своего старика, но теперь понимает, к чему всё это ведёт. Тупик! Природа отдыхает на детях гениев. Великим физиком Космосу стать не светит. Он не видел себя ни лаборантом, ни научником со скудным окладом. Не пришей кобыле хвост. Кос бы бездумно мог тянуть лямку и перекатываться с пересдач на тройки, но это ему не улыбалось. Посмешищем в глазах заумных ботаников, критикующих сына самого академика Холмогорова, Космос никогда не станет. Заходя в кабинет приемной комиссии, и, объявляя о том, что обучаться он не планирует, Космос не пасовал. Получая заветную папку с аттестатом, он вздохнул полной грудью, чувствуя облегчение, приятно скользящее по венам. Кос отбросил сомнения вчерашнего дня, не боясь ни гнева отца, дожидающегося на улице, ни недоумения знакомых, которые решат, что Космос Холмогоров рухнул с дуба вниз башкой, посылая физический факультет МГУ далеко и надолго. — Я могу тебя поздравить, сын? — Юрий Ростиславович, стоявший около новенькой голубой «Волги», салютовал Космосу. — Это новый этап. Начал ты его превосходно. Не без трудностей, но ты знаешь, что на многое способен. — Поступил, есть такое, но… Поздравь, пап, — Кос закинул папку с документами в машину. — С тем, что я свой выбор сделал. Окончательный и бесповоротный. — Ещё бы, физфак — ведущий технический факультет во всем Союзе, — гордо объявил академик. — У тебя большое будущее, Это я гарантирую. — Пап, возможно, что и ведущий, но я там не к месту, — честно признался Космос. — Плохому танцору башмаки мешают, а я для твоего родимого физфака штанинами не вышел… Юрий Ростиславович искренне полагал, что сын пошутил, но кожаная папка, брошенная ненужным грузом на заднее сиденье «Волги», подтвердила тревожную догадку. Профессор не знал, стоит ли посыпать голову пеплом, укоряя себя за то, что этот обормот всё равно проведёт, ведя личную политику «гласности»? Или же надо начинать орать сразу, прогоняя Космоса поганой метлой обратно в университет? Пусть попытается убедить приемную комиссию в том, что передумал, и на карачках ползает, пока не возьмут обратно. Но тщетно. — С ума сошел? — только и мог спросить безутешный родитель, мечты которого разбиты у самой ленточки финиша. — Лето зря потратили? Зубрили от корки до корки, и ты к чёртовой бабушке это отправил? С твоей головой всё нормально, Космос? — Напротив. Делаю разумные выводы, бать, — Кос невозмутимо сел на пассажирское место, выставляя длиннющие ноги на асфальт. — Математику с физикой лихо спихнул. Мозг не подвел, а вот с остальным — с грехом на пополам. Не получается из меня пытливого Ломоносова, хоть тресни. Обоз застрял на мутном перегоне. — Зачем же быть Ломоносовым? Я прошу тебя быть Холмогоровым! Холмогоровым! — Юрий Ростиславович не удержался и повысил голос, особенно раздражаясь из-за того, что сын говорит фразами Ады, которая всю жизнь стремилась превратить в театр драмы. — И не говори речами матери! Если бы не этот физфак, то я бы с ней и не встретился. Благодарить должен, а сам? — Сказать, пап, что мамке твоя астрофизика тоже не лыбилась? — напоминание о матери будило тревожную тему, умеющую рассорить Космоса с отцом в пух и прах. — Хвостиком вильнула, а вкалывала полжизни на мэнээса. Бросила, не выдержала. — Мама бы не хотела, чтобы ты балду валял, — Юрий Ростиславович бросил в игру последний козырь, запоздало осознавая, что этот кон Кос выиграет. — Тебе это надо? — А я и не буду, — Космос припомнил первую идею о желаемой работе, пришедшуюся ему по вкусу. — На курсы барменов пойду, а потом стану в «Интуристе» подниматься. Дело! — Подносы таскать хочешь? — Космос всё больше и больше удивлял отца, и Юрий Ростиславович не знал, на какую орбиту улетит его бровь в следующую секунду. — Ничего лучше выкинуть не мог! — Поживём, увидим, — Космос понимал, что ещё немного, и отец навешает ему оплеух, и поэтому необходимо сваливать. Быстро. — Ладно, пап, не беспокойся. Я к Пчёлкиным пойду. Давно не виделся. Кос выскочил из машины, быстро распрямляя брюки и на ходу поправляя темно-русую шевелюру. Скорым шагом он направился в сторону метро, оставляя озадаченного отца наедине с любимым автомобилем. В отличие от Космоса «Волга» ещё не расстраивала Юрия Ростиславовича поломками и внезапными перепадами настроения. — Сын, — Холмогоров-младший обернулся на клич отца, догнавшего его на машине, надеясь услышать в свой адрес какое-нибудь ругательство, но его ожидания были обмануты. — Как же армия? Каким же мне тебя из Афгана привезут? — Тут уж и без МГУ обойдемся? А уж если попаду, так попаду, — Космос ускорил шаг, нащупывая в кармане жетон на метро. Недалеко спустить друг на друга всю псарню за всё хорошее и плохое, но родитель у него один, и, положа руку на сердце, хватит ему на сегодня развлечений. Для этого у старика есть драгоценная Пиява, греющая косточки где-то в Крыму. — Пока, папк, до вечера!..***
Отгремел шумный выпускной Вити Пчёлкина и педагоги школы номер сто сорок с придыханием открестились от рыжеволосого прогульщика. О том, кто десять лет доводил учителей до нервного припадка, напоминали лишь красная лента с гордой надписью «выпускник» и фотокарточка, сделанная на «Полароид» Космоса, с которой на мир смотрели четыре парня лет семнадцати и девушка чуть помладше. На юных чистых лицах сияли лучезарные улыбки: друзьям больше не грозило возвращение за парту, а учебники, пестрившие портретами учёных умов, больше не снились в ночных кошмарах. Школа осталась в прошлом. Первая ступень жизни пройдена!— В добрый путь, молодые строители коммунизма! Вперёд, к новым успехам в труде! — проскандировал агитационный постулат седовласый директор школы Владимир Ильич, проводивший во взрослую жизнь не одно поколение учеников, а Космос, недолго думая, обронил заготовленную фразу: — На свободу с чистой совестью! Последний ряд актового зала дружно взорвался смехом, а Космос ловил обречённый взгляд отца-академика, приглашенного на выпускной вечер не только в качестве родителя, но и почётного гостя от АН СССР. Юрий Ростиславович благодарен педагогам Космоса за то, что они мужественно терпели этот ураган целых десять лет, и поэтому его присутствие на торжестве — не простая формальность, но и дань уважения. Однако Кос не воспринимал серьёзности момента. Для него выпускной — конец танталовым мукам. Свобода!..
Пчёле больше не придётся прятать шпоры по школе во всех возможных и невозможных местах, Белый не будет заставлять друзей учиться, а Лизе не нужно, меняя почерк, раз за разом писать сочинения по Гоголю в двух экземплярах. Время пролетело быстрокрылой птицей, и в столице воцарились духота и скука. Космос целый месяц находился в дачной ссылке под Москвой, готовясь к поступлению в университет. Саша уже успел срезаться на экзамене в Горном, а Фил ждал весточки от военкома. Лиза с Пчёлой впервые нарушили традицию, не поехав летом в Ленинград, и поэтому слонялись по городу без особого дела. Раньше двенадцати в детских комнатах никто не просыпался. Утро не предвещало Лизе ничего примечательного. Она спала до победного и никак не реагировала на проснувшегося брата, на всю мощь врубившего магнитофон «Электроника». Обычно Пчёла никогда не просыпался первым, и Лизе приходилось будить брата с боем, но сегодня они поменялись местами, и она лениво пытается приоткрыть левое веко. Результат неутешительный: ей по-прежнему хочется спать, проваливаясь в бескрайнее царство Морфея. А всё потому что вчера Лиза перечитывала второй том «Войны и мира» и уснула только в третьем часу ночи. Во сне она причудливо представляла себя Наташей Ростовой на балу, окруженную неким подобием Болконского и Пьера, но почему-то в потёртых кедах и мерзко-розовых бананах. Точно таких же, как и у одноклассницы Машки Королёвой, при встрече с которой Лизу охватывало единственное желание — научить ехидну молчать. Но проще заставить Пчёлу каждый вечер кашеварить возле плиты, чем изменить Королёву, притягивающую к себе внимание конским смехом и посеревшим пузырём апельсиновой жевательной резинки. Кос бы поднял её на смех, не забыв напомнить, что Наташа Ростова — дура набитая и «сам твой Толстой давно помер». Холмогоров не слишком любил читать. Как человек, которому что-то настойчиво прививали с детства, к классической литературе Космос получил стойкое отвращение. Но из всякого правила существуют исключения, и поэтому полузапретное издание «Мастера и Маргариты», доставшееся Косу от Ады Борисовны, помогло понять искреннюю увлеченность Лизы книгами. Космодром зарокочет и перестанет прикалываться, тем более за Лизу всегда вступался Валера — надёжное плечо и разумное звено в их честной компании. За рациональность друга Сашки Лиза точно не ручалась. Его настигла любовь, и имя ей — Ленка Елисеева. Отмечая последний звонок ребят, Лиза не раз успела заметить, как суетлив и услужлив влюбленный Саша, и как капризничает самодовольная Лена, боявшаяся, что кто-то из присутствующих ребят обольет её «Жигулем». Лиза и Космос, кутавшиеся в одну большую махровую простыню, озябшие после купания в холодном озере, только понимающе переговаривались.— Чтобы я так себя вела, как кукла? Нет, не мой случай… — Лиза шмыгала носом, чувствуя, что купания на сегодня ей больше не нужны. — Кос, ты свидетель. — Свидетелем мне быть ещё не приходилось, — Кос вполне мог обрадоваться: ничего так девчонка другану досталась, но… в тихом омуте. — Ладно, мне тоже не улыбается, как псине на лапах скакать. — Эй, парочка сладкая! — уединение Коса и Лизы нарушил Фил, напоминающий, что они здесь не одни. Парень заключил в могучие объятия друзей, и решил подлить в огонь масла. — Что-то мне подсказывает, что это вы тут сейчас поцелуетесь, пока Пчёла за дровишками свалил. А, комсомольцы? Лиза вспыхнула одномоментно, отпрыгнув от Космоса и Фила, и, одновременно пытаясь поправить выпавший из-под ободка светлый локон: — Вот чего, дурни! Давайте всех по парочкам сводить? Работа не пыльная, и вам по зубам! — Лиза злобно запыхтела, расставив руки по бокам. На её счастье, пламенный громкий шёпот слышали лишь Космос и Фил. — И, Валер, сваха из тебя, как из Пчёлы балерун. Пачка вот-вот лопнет! — Бляха-муха, Лизка, я ж шутканул по малой, — оправдался Филатов, видя, как Павлова краснеет и волнуется. — Это я так, поржать чисто над вами, а то тухлые, как помидоры. Поболтать не с кем, а Санька вообще Ленку любоваться закатом повел. — Человек делом занимается, — Лиза чувствовала себя неуютно, как будто бы дернули за нерв, а потом забыли дать обезболивающее. Нет, она слишком давно слышит шутки на тему дружбы с Космосом и её последствий, но у пятнадцатилетней школьницы не было сторонних мыслей. — Фила, меня послушай, — Космос, синие зрачки которого беспокойно бегали по Лизе, а точнее от её стройных длинных ног и обратно к миловидному лицу, решил разом прекратить разговоры по свою душу. — Ты мне тут тоже водоплавающих не обижай. А то возьму и нафиг всю твою рыбу испугаю. Не будет тебе пожрать на природе, консервой давиться придётся. — Разгалделись, два ворона, — Фил предпочел больше не спорить с неугомонными, прекрасно зная, что Космос и Лиза слишком уперты. — Пошли тогда картошку чистить. Я за этим, меж прочим, и шёл. А то всё один пыжусь. — Лишний раз нервишки пощекотал, — Павлова шутливо толкнула могучую фигуру Филатова хлипким плечом, и боксер нарочно поддался, изобразив на лице вселенскую скорбь. — Да, большой брат? — Зоофила, твою дивизию… — Кос атаковал друга со спины, вешаясь на крепкие плечи. — Щас научу, как родину любить! — Лизка, забери на хрен это чудовище! — Филатова не сильно тяготили жилистые килограммы Космоса. Поэтому через несколько секунд Кос валялся в песке, хватая друзей за ноги. — Косматый, вставай, хорош играться! — Кто-то хотел почистить картошку? — Лиза, поваленная на песок, упорно пыталась поднять Космоса, но он упрямо ей не давался. — Пчёла ж не зря целую авоську таранил, запечем… — Тогда идём, есть пора, а мы не втроём тут…
Вставать с постели не хотелось, никакого прогресса. Лиза ощущала, как её тело, прикрытое лишь лёгкой ночной рубашкой, припекает ласковое солнце, и могла лишь с оглушительным зевком потянуться. И снова триумфально продолжить спать. Но этого не давали сделать громкие шаги Пчёлы и настойчивая трель дверного звонка. — Проходи, Кос, — из узкого коридорчика квартиры послышался разудалый говор Вити, не отягощенный признаками недавней сонливости. — Блин, Лизка дрыхнет, зараза, жрать нечего. А завтрак я уже смёл, не судьба тебе пожрать. — Хорош ты про еду, саранча прожорливая, — характерный звук подтвердил слабую догадку Лизы, что Кос и Витя пожали друг другу руки. — Фух, хоть тут спокойно. — Чё, студентик, прохладной жизни захотелось? — не завидовал Витя Космосу. — Очень, бля, смешно, а я месяц думал, что вздёрнусь на ближайшем суку от задачек по физике, — Кос сокрушается, рассказывая собственную сказку о потерянном времени. — Короче, не вышло из меня Эйнштейна. Остался Космосом. За это и дёрнем. — Решил пояснить комиссии закон про прижатое к стенке тело, Ньютон? — Пчёла заржал, представляя, как Холмогоров растолковывал докторам наук физические законы в своем переводе. — Брось, тебя всё равно возьмут. Даже если «Мурку» вместо билета лабать будешь. — Дурак ты, Пчёл, ты бы лучше поздравил. Я соскочил с этой учебной каторги. Ещё уговаривали одуматься. Ага, разбежался! — Космос чувствовал себя на вершине — вешать лишнее ярмо на голову — не его выбор. — Пойдешь со мной на курсы барменов? Это ж куда круче, чем с гайками на заводе и задом в мазуте? — Санёк же сказал, что ты вчера в универ бумажки понес? — Пчёла не думал, что друг восстанет против отца, кидая в сторону высшего образования горький овощ. И поэтому для вида округлил глаза, удивляясь, что потенциальный кандидат на наследственную должность академика, со спокойным лицом сообщает о том, что спихнул учёбу от себя подальше. — Ни хрена себе, сказал я себе! И не очканул? — Принёс, отнес. Какая разница? Соображаю я там всё, но не моё. Терпеть эту физику со школы не могу. Потому что оно мне все не сдалось! — И чего твой предок? — Пчёла готов поспорить, что дядя Юра в гневе. — А куда ему с подводной лодки? — Космос надеялся, что его и в этот раз пронесет, ведь отец просто не успел на него рассердиться, а лишь проморгал глазами, когда неудавшийся абитуриент прямо прошагал в сторону метро. — Ладно, а чего меня мелкая не встречает? — Ленивая задница твоя мелкая, — Пчёла не остаётся в долгу перед Лизой. — Иди на кухню, сам поздороваюсь, — назидательно сказал Космос. — И не подглядывай. Я исповедоваться пошёл. В отличие от нас человек после школы реально грызть гранит науки собирался. Надеюсь. — Только лап, понял? — Пчёлкину хорошо известно, что Космос доверял его сестре едва ли не больше, чем ему. А Лиза была близка с Косом куда больше, чем с Сашкой или Валерой. — Фил рассказывал, как на озере грелись, а я ему, как себе… — Пчёла, иди в пень, — Кос отмахивается. — Сядешь за совращение малолетней, студень, — ещё раз предупреждает Витя. — Дебил! — обречённость скользила в голосе Холмогорова, которому и так сегодня пришлось несладко. — Пчёл, ты такой дебил. Неизлечимый, блять. Баб своих азбуке учить будешь. От Лизки отвали, я с ней сам… — А ты, Космосила, на моей территории, — Пчёлкин напомнил, что является хозяином квартиры. По крайней мере, до шести часов вечера. — Обломись, жучара! Космос тихо вошёл в дальнюю комнату, стараясь не привлекать внимания спящей или… Нет, кто-то уже не спал. Кос не слышал мерного дыхания, характерного для сна, и потому присел на кровать, пощекотав Лизу за пятку. Она резко дернулась, подскочив на кровати, но всё-таки открыла глаза, осознавая, что Космос рядом с ней. — У меня что, глюки? — Павлова захлопала в ладоши, радуясь другу, как найденной ценной пропаже, порывисто обнимая его за плечи. — Кос… Ты же готовишься и обещал приехать только тогда, когда поступишь? Дядя Юра ж тебя с дачи не пускал? — А ну их всех к чёрту! — Космос погладил Лизу по голове и следом упал спиной на кровать, придерживая дорогую ношу за талию. — Кончил курс большой науки… Мне от физики воротит, как тебя от этой Машки Королёвой. Фу, фу, фу! Пронесло! — Ты прикалываешься? Документы забрал? — Лиза требовательно посмотрела на Коса, останавливая голубой взгляд на его зрачках, зная, что такой манипуляции он поддается. — Сравнил, блин! Безмозглую Королёву и поступление в МГУ! — Ты же наверняка всё прочуяла, пока мы с Пчёлой в коридоре базарили за жизнь, — Космос не сомневается в чуйке Лизы. — Мне надо услышать это прямо от тебя, без стен, — третьего лишнего в общении с Косом Лиза не терпела. Ей нужно знать от него всё и прямо. — Ты же всё так хорошо сдавал. Мозги набекрень поехали? Кос, это ж МГУ! — Малая, мозги у меня поехали года два назад, когда ты за меня учиться стала, — Космос не скрывал эту правду даже от отца. — Поздняк метаться, дело сделано. — Кос, подал бы на другой факультет, всё равно бы взяли, — Лиза не может понять, почему Космос разбрасывается шансами на высшее образование. — Что ты отнекиваешься, будто не понимаешь, что учиться надо? — Не надо. Я на кухне перекантуюсь, там Пчёла как голодающее Поволжье. Ты уж встань, хозяйка, — Кос внезапно почувствовал, что он тоже голоден. Всё от волнения, окутавшего ещё утром, из-за которого кусок в горло не лез. — Тогда пусти меня, Косматый, — Лиза поднялась с кровати, чтобы отойти к шкафу. — Яичницу есть будешь с молоком. Блюдо для мозговой деятельности полезное. — Слишком много раз в этой комнате прозвучало слово «мозг», что аж бесит, — Космос, смеясь и поддразнивая Павлову, нехотя встал на ноги. — Сдаюсь, алмазная, только не говори, что дурак. И про долбанный институт. — Тебе и без меня найдется, кому это сказать, — неблагодарное это дело — Космоса Холмогорова жизни учить. — Всё, иди на кухню. — Лиз, — Кос остановился в дверях, не спеша покидать девичью комнатку, — знаешь, что сказать хочу? — Не говори шарадами, — Лиза любила загадки с детства, но Космос составлял для неё буквально главную тайну мироздания. — А я скучал… — этих слов Лиза ждала больше, чем объяснений Космоса по поводу поступления в институт. Ей тоскливо именно без него, хоть пой одиноким волчонком на Луну, думая, что с зачислением в университет Кос совсем забудет про неё, всего лишь девятиклассницу в коричневом форменном платье. — Правда, всё приехать хотел. Но думал, что ты к тётке поедешь, а куда потом приезжать-то? — Поеду в августе, — сообщает Лиза, озираясь в сторону коридора: ей не хотелось, чтобы разговор с Косом подслушивал Витя. — Взаимно, Кос. Ты мог бы сбежать с дачи, позвонить нам. Мы с Пчёлкиным всегда тебе рады. — Да он курить пошёл, твой братец, — Космос краем уха услышал, как тихо скрипнула балконная дверь. — Мальборо свои, кишиневские, а сам пиздит всем, что они у него польские. — Можно подумать, что ты их не куришь, — Лиза, как никто другой, знает, насколько сильно и Кос, и Витя любят выделяться из толпы. Даже в мелочах. — Не-а, такое не курю, но знаю, где настоящие достать, — горделиво уверяет Космос. — Только не говори, что в отцовском серванте, — Кос все ещё стоял в дверях комнаты Лизы, не торопясь на кухню. — Ты есть хотел, а я тебя оставить на голодную смерть не могу. — Жалко? — с наигранной наивностью спрашивает Холмогоров. — Как в «зайку бросила хозяйка»? — Нет, я боюсь, что у тебя несварение будет, а тебе рано жаловаться на здоровье, — Лиза запоздало, но всё же вспоминает об обязанностях хозяйки квартиры. — Тогда я пойду, малая, тебя ждать, — Космос растянул пухлые губы в улыбке, и, решив не смущать Лизу, оставил её одну. Через пятнадцать минут Космос довольно уплетал бутерброды с сыром и омлет, в темпе вальса усмиряя чувство зверского голода. С домашней едой в их богатом доме напряженка: Надежда готовила из вон рук плохо. Кос часто питался в столовых, а отца будто бы всё устраивало. А ещё чаще Космосу приходилось вспоминать, что он не безрукий и утолить свои потребности в еде может самостоятельно. Тот ещё повар! — Пчёле жирно. Все готовят для него, а я как карандаш сломанный, — Космос говорил, не прожевав до конца. — Буржуй, блин! — Ты разжуй сначала, Кос, — Лиза тихонько помешивает чай с лимоном в граненом стакане, — не поймешь же, что съел. Скажешь потом, что Лизка плохо накормила. — Всё ништяк, — Холмогоров показал большой палец вверх, как знак высочайшего одобрения. — Кстати, жук не отложил ещё яйцо? Или кур своих с балкона метит? — Уснул, наверное, под солнышком и с сигареткой, — палящая летняя погода разморит любого. — У меня круче идея есть, — Космос скрылся в ванной, где стояло ведро, и подозвал Лизу к себе. — Давай в чувство его приведем, а то замрет сейчас в позе Вольтера, который в кресле. — Хорошо в прошлый раз книжки мои из Эрмитажа полистал? — Нет, — отмахнулся Кос, — это месть Пчёле за неправильные шпоры на экзамене. Чуть литературу не завалил из-за него. — Ладно, — Лиза укромно хихикнула, — соглашусь. Лиза обожала подшучивать над старшим братом. Тем более Пчёла сам дал жирный повод, слишком долго находясь на балконе и высматривая Тоньку Протасову из третьего подъезда. Пчёла не услышал ни тяжёлых шагов Космоса, несущего ведро с водой, ни звука тихо открывающейся дверки на балкон. Но водяной всплеск заставил его заматериться на всех жанрах разговорного русского. Подстава! — Еханный бабай, заняться нечем, ёпт вашу мать! — Витя уже бил Космоса подушкой по голове и куда придется, а Лиза прыгала по комнате со счастливым смехом и довольным кличем индейца. — А ну иди сюда, щегол! Щас так достанется, бля… — Кос, изворачивайся! Бей его, тяни, прям за уши, — Лиза прыгнула на спину брата сзади и борьба продолжилась с новой силой. — Как у Тоньки-то делища? — Освежайся, жук, а то совсем забудешь, как друзья выглядят, — Космос стянул Пчёлу на пол, а Лиза ретировалась в свою комнату, продолжая смеяться. — На! — Витя с трудом увернулся от удара пуховой подушкой, и, отвешивая Космосу щедрый пендаль, решил переключить внимание на младшую. — Эй, куда побёг, я ж от жары избавить хотел тебя, неблагодарный! — Хрен бы вам, неугомонные, — Пчёла сразу настиг Лизу, которая почти не отбивалась — только трепала его намокшие волосы, принявшие медный цвет. — Попалась, рыбина! Брат всегда найдет! — Кос! — прокричала Лиза, щекоча брата за живот. — Спаси! — и Холмогоров накинулся на «пчелиный рой» всей массой. Троица дружно повалилась на пол. — Всё, ребята, пустите, — Лиза поспешила встать и одернуть домашнее платье. — Идите, доедайте, что осталось, а я приведу в порядок пчелиную комнату. Там опять срач, на который глянуть стыдно, а мне за уборку даже никто не платит. — Сестричка, я тебя обожаю! Сочтёмся потом… — Пчёла продолжал обороняться от Космоса, который пытался отвесить другу лишнего пинка. — Придурок, твою мать! В следующий раз Филу тебя сдам, чтоб неповадно было. — Обожает он её! Я ещё у Лизки спрошу, как ты вёл себя тут, навозный, — на открытом лице Космоса играла совершенно довольная улыбка, которая целый месяц не украшала его лица. С того самого момента, как он угодил под домашний арест после выпускного вечера. — Лиза? Согласна быть моей свидетельницей? — Согласна. Посуду бы ещё помыл за собой, Космодром! — Жди разбитых тарелок, родная! В квартире Пчёлкиных тепло. И не только потому, что в Москве сизокрылое лето, пригревающее панельные стены типовых советских домов. Из глубины комнаты Вити тихо поскрипывает катушечный магнитофон, а Лиза забыла удивляться тому, что Космос опять преподнес всем сюрприз. Впрочем, хуже советской науке не стало. Но это был первый самостоятельный выбор сына профессора астрофизики…