Настрой Кос/Лизы: — Nautilus Pompilius — Я хочу быть с тобой
В угловой комнате, выходящей единственным окном на улицу Гастелло всегда прохладно. Космосу стало казаться так, когда он очутился здесь в холода, а батареи вдобавок оказались чуть теплыми. Ленинградское жилище Лизы — десятиметровая светлица, умещавшая раскладной диван и лакированный гарнитур, беспорядочно заваленный книгами с разноцветными корешками «классиков и современников»; и что тут греть-то? Но в гостиной и кабинете куда более сносно. Да и квартира пустая: перемещайся, сколько влезет, как тебе удобно. Но Космос и Лиза не двигались с места. Под одним одеялом они не замечали холода. Забыли о нём. Где-то в коридоре зазвонил телефон. Наверное, это Пчёла рапортовал, что он уже в Москве и ошивается где-то возле Софы. Или Ёлка с приветом от всего военно-морского флота хочет пригрозить, что к завтрашнему вечеру лафа закончится. Будут опять делать вид, что за ручку ходят, спят в разных комнатах и вместе книжки читают. Но на деле Чернова станет сыпать шутками про «семерых по лавкам», а Кос и Лиза обещать, что так оно и сбудется, если родственникам неймется помочь с оравой. Космос нарочито делал вид, что не услышал трели звонка, лёжа с закрытыми глазами. Совесть не мучила, ей тоже нужен перерыв на перекур. Кос поймал за хвост долгожданное спокойствие, приникшее к плечу, как и утомленная Лиза. И пусть не двигается, безмятежно спит, а он разгадает, какой цветной сон снится ей на этот раз. Девочка, милая… Никто не поверит тому, что Кос мыслит подобными категориями. Это также невозможно, как представить Фила балериной. Впрочем, кто сказал, что нормальных человеческих отношений стоит бояться? Рискнув однажды, можно почувствовать себя довольным жизнью. А Космосу хотелось, чтобы его любили. И его любили взаимно, без причин и обожали. Лиза нехотя отрывает светлую голову от подушки, замечая, что на часах и не семь, и не десять часов утра. И что Космос бессовестно придавливает её собой, и Лиза забывает, что вообще умела двигаться. По телу приятно разлилось тепло, желанное и приятное, которого так не хватало в одинокие зимние стужи без Коса. Тоска осталась за бортом комнаты и растворилась окончательно, когда ночь закружила, не оставляя возможности подумать о том, что будет завтра. И что, чёрт возьми, случилось в Дубне? Жизнь поиздевалась? Бесполезно, ничего между Лизой и Космосом не поменялось. И вот туманная голова Павловой падает обратно на белые простыни и к ласковым рукам, и Кос, прикладывая щеку к женской макушке, шепчет тихое «нет». Она не должна думать о прошлом, в котором всё равно ничего не исправишь. Лиза не забыла, что совсем не умеет жить без Космоса. У них это обоюдно, как диагноз. Сроки несоизмеримы, лечения не существует. И поэтому ещё минут пятнадцать они тихо дремлют, привычно сплетая ноги. Часы, ровно тикающие на стене, подсказывали Лизе, что им пора выходить из состояния блаженного морока. Кос решительно отсекает любые попытки опустить пятки за пределы дивана, но Лиза уговаривает возлюбленного: — Ко-о-о-с, пожалуйста… Однако её не слушали: Лизу с нетерпением целовали в шею, дразнили и приручали, поглаживая выгнутую в призыве спинку, и, пользуясь сонливой слабостью, не давали окончательно сбросить с себя оковы царства Морфея. Лиза восприимчиво поддается, особенно когда отвечает на пылкие поцелуи. Космос знал, что делал — желание обладать никуда не уходило. Уносило от тяги. Обоих. — Космос, двенадцать. Нас теперь точно услышат соседи, — сквозь истому заявляет Лиза, капитулируя перед неизбежным Холмогоровым. — Космос! Вездесущие ладони, рисующие неведомые круги на неприкрытом животе девушки, не дали уйти. Лиза попыталась стянуть одеяло с прижавшегося к ней Коса, который немного успокоился, накручивая её волосы на пальцы правой руки, но получила ёмкий и однозначный ответ на свои действия: — Спи сладко, я посторожу, — тем более Космоса не нужно об этом просить. Он рядом. — Но если хочешь приставать ко мне, то я согласен. Сдаюсь. — Холмогоров, ты — демон, — как будто бы у Лизы получится уснуть, если Кос вновь с ней. Но с ума сойти недалеко, теряя контроль от каждого взмаха ресниц и учащённого пульса. И от сдавленного смеха. — Что я в тебе нашла, объясни? — Тянет тебя, Павлова, на изучение космических цивилизаций, — конкретной, которую ни с кем не перепутать. — Имени меня… — А тебя на ленинградскую ведьму Лизу, — тоска делала чёрное дело, стирая границы, но сердце готово выпрыгнуть и разлететься на атомы, стоит поймать на себе синий любящий взгляд. — Давай прямо, Кос? — Давай! — Кос готов к любому безумству рядом с Лизой. А Лиза… Обезоружена. Космос настолько близко, что принципы Лизы мигом слетают с предохранителей. От этого охотника не спрячешься, и она с радостью покоряется, готовая к тому, что они ещё долго друг друга не отпустят. Терпкие прикосновения мужских губ исписывают дорожками плавные плечи, проходятся по подрагивающему животу и останавливаются между призывно разведенных ног. Кос желает дать Лизе больше ласки и больше любви, часто проникая языком к скользкой нежности и мерно поглаживая возбужденную тяжёлую грудь в такт касаниям языка и губ. Космос хочет взять Лизу без остатка и лишить её любых мыслей, и, услышав томные довольные стоны, целует сокровеннее. Он желает чувствовать и слышать, как ей хорошо. И Кос с восторгом замечает, что Лиза раскрывается ему навстречу, невесомо дотрагиваясь до черного затылка и сильнее привлекая к себе. Стонет громко, несдержанно извивается и теряет всякий стыд. Так правильно. Она прекрасна… Холмогоров отстраняется, уловив, что Лиза замерла от сладкой судороги, но лишь для того, чтобы запомнить каждую секунду этого позднего утра. И ощущать, как изящные руки тянутся к нему, задевая ребра и заставив лечь на лопатки. Лиза прижимает его руку к груди, обхватывает и трётся о ладонь щекой. Она улыбается в ответ на улыбку Космоса, но наверняка знает, чего он хочет и приникает к его телу с лёгкими дорожками поцелуев. Алые губы приоткрываются, чтобы коснуться до изнывающего члена, начав размеренно захватывать его и нежить, и Лиза растягивает момент беззастенчиво, следя за тем, как красивое лицо её мужчины восторженно меняется в чертах и смягчается. Космос забывает слова, откинув голову на подушки и полностью отдавшись дурману прикосновений. Никто не хочет просыпаться. И не будут. Зачем? Лизе казалось, что в мире не существует никого, кроме них. И после нескольких дней вместе с Космосом, она боится того, что его приезд в Ленинград — больной сон. Павлова откроет глаза, а соседняя подушка окажется пуста. Никто не будет целовать её сонную, никто не станет ждать её окончательного пробуждения, чтобы и дальше не расставаться. А Лиза болезненно привязана к Холмогорову. До слёз, до дрожжи, до безумия. Она знает, что эти чувства взаимны, и поэтому готова отдать ему всю себя. Чтобы напрочь убить обиды и холод. Лиза больше не мучается ревностью, а Космос доверяется ей, безудержно роняя стоны. Он тает от остроты ощущений и вида юной женщины, которую мог назвать лишь своей. Ему невыносимо хорошо ощущать на себе её смелые касания, пропуская золотые локоны сквозь пальцы и предвкушая, что она не остановится. Даже резко отпустив Космоса, Лиза тут же приникает к нему обнаженным телом, желая немедленно оказаться в горячих объятиях, но он явно хочет возмездия за побег. Не отрываясь от любимых губ, Кос прислоняется к ней весь, жадно обхватывая ладонями чувственную грудь и поглаживая острые соски, но возбуждённой Павловой этого мало. Ей хочется смотреть на него и распалять. Любить без оглядки. Бой остаётся за Лизой. Она совершает первое движение, начав ритмично извиваться и до боли цепляясь за поджарые плечи Космоса. Она раскачивается стремительно, восприимчиво сжимаясь всякий раз, когда он оказывается глубже, и ему остаётся только плавать в своем обладании, раз за разом теряя от неё голову. Космос сминает стройные женские бока, подмахивая Лизе в каждом страстном соприкосновении, но когда она наклоняется к его лицу, вцепившись в губы, то он подминает её под себя, целуя жарче и скользя ладонями по открытым изгибам. Кос требовательно вжимается в неё, входя размашисто и забыв про обычную нежность, но Лиза отзывчиво принимает желанные толчки, плотно огибая мужчину коленками и не давая ему отстраниться. От любви нельзя устать. Можно лишь продлить сладостные мгновения и не отпускать друг друга. Пылать. Наслаждение захлёстывает с головой, растекаясь по венам долгожданным волнами, и Лиза не позволяет Космосу отпустить себя, с трепетом ощущая его обессиленность. Здесь и сейчас они вместе, ища спасение друг в друге, и влажные простыни напрочь сбиты, заставляя забыть про одиночество. Обиды проходят, а чувство, заслонившее остальной мир, никогда не уйдет. И оно заставляет рассыпаться на тысячу мелких осколков, оседая в любимых руках и слушая спасительную тишину уединенной спальни. В голове ни одной мысли. Больше не хочется убегать, а только быть рядом. Вдвоём. Они только вдвоём. В комнате вовсю брезжит солнце, а Космос и Лиза не спешат прервать уединение. Им часто не хватало обычного «вдвоём». Тяжело дыша и не разомкнув объятий, они ни о чём не думают. Лизе нравится проводить холодными руками по спине Холмогорова, отогреваться от собственной стужи и забываться, чувствуя, что рядом с ней бьётся сердце, которое поразило её одним выстрелом. Она расцеловывает родное лицо, зарываясь тонкими пальчиками в темно-русые пряди Космоса — они всё ещё пахли его стойким одеколоном. Раньше Павлова терпеть не могла нотки «Шипра», изредка улавливаемые на коже своего космонавта, но в моменте готова вечно втыкать любопытным носом в ключицу Коса, неслышно сходя с ума от обожания. — Хорошо тебе? — Космос не сомневается, что Лиза ответит утвердительным кивком головы, но вместо этого она теснее его обнимает. — Вижу, алмазная… — Спать сегодня крепко будем, потому что ночью не спали, — и на улицу тоже не пойдут, забыв заехать в гости к Геле. — Квартира наша. Доволен? — Главное, что диван в который раз натиск выдерживает, — Кос негромко посмеивается, а Павлова закатывается следом. — Соскучилась? — Подумала, что ты меня не любишь, — сама уехала и не шла на контакт, но и безумно об этом жалела, — но ты со мной… — Красивая, тебя по жопе шлёпнуть? — распускать руки Космос не спешит, потому что… Он и не прекращал это делать всю ночь и утро. — Я сама тебя шлёпну по заднице, — настала очередь Лизы смеяться над Косом, — если будешь вырываться. — Я могу на серьезных щах подумать, что тебе от меня одно нужно, — Кос Лизе об искренних чувствах рассказать хотел. — Тут напасть. Друг на друга упасть. — Какая жалость, Космос, ты же мне поэмы читать хотел? — Павлова не может не смеяться над своим личным космонавтом. — Что за сопливая романтика? Сдаёшь? За этим столько лет развращал? — Как же мне херово без тебя было, — устало проронил Кос, наблюдая за тем, как Лиза играется с его серебряной цепью, которую он по забывчивости не снял. — Какое «не люблю»? Соображалку врубила? — Думать о том, что мы врозь — та ещё каторга, — Лиза вырывается из объятий Космоса, и усаживается на широкий подоконник, не пытаясь удержать на груди сползающее пуховое одеяло. И внезапно чихает, что все покровы окончательно падают на пол. — Нам всё сочувствовали, что разбежались по углам. По городам. — Начнем с того, что они сами всё подстроили, пока я сопли на кулак мотал, а ты в трубку сопела, — Космоса смешит манера Лизы возмущаться. Но пусть голосит — Лиза должна знать, что у неё есть только один преданный зритель. — Будь здорова, бригадирша. Марш под одеяло. Жду покаянных речей. Стрельнула — отвечай. — Мне кажется, что я достаточно тебя обработала, пришелец, — Лиза смотрит на Космоса влюблено, подкупая мягким голосом, — но ты постарался, кто бы сомневался? У меня на фоне твоего приезда не сдвиг, а помутнение рассудка. — Обращайся, моя хорошая, — Космос добродушно хмыкнул, кидая в свою голубоглазую подушкой. — Будешь меньше попадать в переделы. Чего слиняла от меня опять? — рука Коса потянулась под кровать, где он, кажется, посеял брюки, пуляя их ногой подальше в крайней спешке. Но штанины слишком далеко, не дотянуться и с его силой. Прощайте «Marlboro», забытые в кармане. Да здравствует здоровая нация! Минут на пятнадцать, наверное. — Всего лишь синяк на руке, и ничего бы они мне не сделали, — Гела выложил историю про цацки и везение Лизы вчера днем, прося Космоса повлиять на Лизу — разборки с местной шпаной здоровья не приносят. У Космоса слов не было, чего и следовало ожидать, но у него просто не осталось сил, чтобы повышать голос или отчитывать свою девушку. Он дорожил воцарившейся идиллией. — И я здесь, ты со мной. Что нужно? Лиза не спешила подходить к теме, волнующей её не первый день, проведенный в Ленинграде. Этот город давал им с Косом шанс на новую жизнь, на чистые страницы, где ни он, ни она не помнили ночи на даче Царёвых. — Нужна смена координат, алмазная, — на московские, о чём Космос хотел снова напомнить. Ему не лень. — Обогреватель врубим? — поёжившись, поинтересовался Кос, глядя на Лизу, кутающуюся в тонкое покрывало. Он нарочито не вел с ней серьезных бесед, зная, что ему бы хотелось видеть улыбающееся лицо любимой девушки, а не её укоры. — Сам ты как обогреватель, Холмогоров! Признаться честно, Лизе безразлично и на мороз за окном, и на привычный северный ветер с Невы. Ей хорошо, как только может быть после кошмарного сна, иначе прошедшие месяцы без Коса она не назовёт. — Лизк? Девушка небрежно разметала по плечам волосы, покачав головой в знак отказа. Она уже минуту сидела на месте, рассматривая город через полупрозрачные шторы и невольно разрешая Космосу любоваться за собой. У Лизы совсем нет уложенной прически, на лице ни одного следа косметики, но ревнивое чувство Космоса крепнет от осознания, что вся она принадлежит ему. Алмазная. — Что там можно интересного в окне найти? — Холмогоров с хрустом потягивает затёкшие плечи, и настигает Лизу, привлекая её к себе. — Город красивый, — Лиза не устанет внушать Косу эту мысль. — Серые булыжники, камень на камне. И мы в таком спрятались. Космос не впервые замечал, что все ведомственные дома, как и Дом академиков, в котором он жил, выпали из одной колоды. Кто-то придумал назвать архитектуру народным прозвищем — сталинки, и заселять в них партийные верха вперемешку с профессурой, богемой и офицерами госбезопасности. Помпезные высотки казались каменными глыбами посреди типовых строений оттепели и застоя, успевших массово заполонить города СССР без исключения. В рабочей части квартиры на Московском проспекте любая деталь напоминала кабинет Юрия Ростиславовича: та же дефицитная мебель под карельскую берёзу, рояль «Красный Октябрь» и огромная библиотека с трудами вождя всех пролетариев. На письменном столе расположились фигурка «Рабочего и колхозницы», кожаная телефонная книжка и свежий выпуск «Правды». Сколько их, похожих друг на друга квартир советской номенклатуры? — Дом — не там, где удобно, а там, где свои люди, — Лиза, согретая желанными объятиями, не хотела бы менять положения. — Разве ты не понял этого, Кос? — Я понял, что замерзаю, — и в Москве Космос чуть не превратился в снежного истукана. — Без меня? — с надеждой спрашивает Лиза. — Правильный ответ, — Космос не даёт Лизе засомневаться. — Что ты так смотришь на меня, Космодром? — Лиза тонет в потеплевшем взгляде Космоса. — Попался? — А я сам тебе сдался. Космос готов вечно рассматривать Павлову во все глаза, чтобы вновь и вновь разрушать любые искусственные грани между ними. Но Лиза не боится лететь, мечтая о призрачном алмазном небе. Её кроет синими глазами, тёплыми руками и низким голосом. Пусть она одна знает, каким бывает Кос, стоит закрыться двери в спальню. Резкий и нетерпеливый на людях, Холмогоров преображается, когда Лиза подкрадывается к нему сзади и умиротворенно затихает. Космос оборачивается и подбирается к открытому девичьему плечу, чтобы оставить на нём отметку и вдохнуть чистый аромат бледной кожи. Он давно не чувствовал себя отдохнувшим. Ни фальши, ни лукавства. Космос может смело свалить покрывало на пол, и, отведя золотистые пряди Лизы за спину, поинтересоваться: — Давай без стеснения, как тут в твоём бомбоубежище? — опомнившись, Лиза смущённо отводит взгляд, закрываясь от Космоса краем покрывала, быстро поднятого с пола. Ей совсем не хочется вспоминать о чём-либо плохом и припоминать свои слёзы. Она научена горькой школой отчаяния в оковах ленинградского мороза. — Что ты? Ну? — разговоры начистоту, похоже, не к месту. Напряжённые плечи Лизы дрожат, и она с трудом скрывает, что в глазах застоялись невыплаканные слёзы. — Думать, что я вовсе тебе не нужна — то ещё развлечение, — выпалила Лиза, перестав себя сдерживать и бросаясь на руки к Космосу. — После того… — Забудь, как кошмарный сон! — почти приказным тоном проговорил Кос. Он бы и сам с огромным облегчением раскатал бетонным катком всё случившееся прошлой осенью. Может, не случилось бы всего того, во что ввязались по осени. Рикошетило здорово, и по чьей вине? Космос гнал от себя смутное чувство, но все ещё не мог признаться в содеянном проступке. В недоверии, которого быть не могло. И признается ли? — Это не та тема. Ты не виновата. Никто не виноват. Но тогда мы не могли иначе. — Тебя невозможно забыть, Холмогоров! — Чего ты тут делала тогда вообще, красивая? — Горбатого лепила, ты не понял, Кос? — Да я догадливый! — Общественная мораль нас засудит, — Лиза нарочно прикрыла розоватое лицо космической рукой, будто стеснялась поведения. — Хотя, Кос, мы и рядом не стояли? — Я сам себе мораль, и мне пофигу, что скажут о тебе другие. И давай без бредней. Я с тобой. Я приехал, чтобы забрать тебя домой. Мало? Мы, напомню, без двух шагов от ЗАГСа застыли. Скажу, что ничего на хрен не поменялось. Ни в жизнь. — Самоуверенно. А ты подумал, нужно ли нам это «домой»? — Лиза всё ближе подходит к главной цели разговора. — Какая разница, где мы, если вместе не будем? Москва, Ленинград или глухая деревня? — Хорошо начали, но хреново закончили, Лиза, — недовольно прогудел Кос, смотря на то, как его девушка подходит к большому окошку в очередной раз, высматривая знакомые с детства виды. — Иди сюда. Обсудим преимущества глухой деревни, раз на то, блин, пошло. — Поговорим не об этом, Космос Юрьевич, — сейчас или никогда. — О чём же, алмазная? — Космос нехотя поднимает высокую фигуру с пледа, расстеленного на паркете, и, подкрадываясь, собственническим жестом прижимает Лизу к себе. — Ну? — Я, — неуверенно начала Павлова, утопая в руках Холмогорова, — я всё время думала, что хочу начать новую жизнь. Глупость сказала? — Говори, раз приспичило, — не препятствовал Космос, прикусив губу, к ненастью думая о том, что то, что скажет Лиза — не к добру. — Я хочу жить в Ленинграде, здесь хорошо, — выпалила Лиза скоро. — По крайней мере, не так много тех, кого бы я не хотела видеть. — Одна? Приехали, твою мать! Лиз, мы только что всё выяснили? Мы едем домой, чтобы съехаться окончательно. А дальше — все как планировали раньше. Ну, Лиза! Не своди ты меня с ума! — Меня послушай, родной. Я почти молча следила за твоими занятиями и не смела пожаловаться. Всё то, что произошло с Сашкой — страшно. Вас всех могли повязать, и что тогда? Передачки носить и письма строчить? Да какая это жизнь. Почему ты не хочешь остаться тут? В городе, где я родилась, где обязательно найдется место для тебя. А главное, что ты с сможешь порвать… Со всем тем, о чём не хочешь со мной каждый раз разговаривать. — Стой, милая! Порвать с тем делом, из-за которого чего-то стою? В которое братьев втянул? В котором сам по уши? Или ты думаешь, что осенний передел, Санёк за Уралом — это зря? Что я о тебе и нашем будущем совсем не думаю, а куражусь от фени и балды? — Космос, однажды ты поймёшь, что это не самый верный путь, и неизвестно, чем эта байда закончится, — Лиза вглядывалась в любимые глаза, пытаясь не робеть. Реакцию нужно было знать. Космос постоянен в пристрастиях. Был бы он другим, и она бы не терялась в его руках, каждый раз забывая собственное имя. — Я не знаю, что нас ждёт при такой жизни. Я не уверена, что хождение по краю — это то, что ты загадывал. Чем ты хуже Гелы, который однажды не стал кидаться в степь вечных крышеваний? Сегодня тебе двадцать, ты в деле, а завтра — ты и дальше будешь тянуть кота за одно место? — Могу от получки к получке. Двести рублей за месяц, чин по чину, а в лучшем случае пятихатку, если задницу надорву. Зато по чесноку. Не дури, красивая, я о нас думаю. Ты у меня одна, другой не будет. Либо я с тобой, либо я ни с кем! — А если после очередных разборок я труп получу вместо тебя? Или Витьку по частям? Кто мне за это ответит? Загасят и вся наука! Фил с Белым — тоже этого хотели? Я знаю, чем заканчиваются рисковые начинания. У меня из-за них отец с матерью в могиле, а уголовное дело закрыли. Должна спасибо сказать, что живая осталась. — Твои родители пострадали не за то, не мешай два начала. Другие времена, Лиза, выживает сильнейший, — Космос аккуратно усадил девушку в кресло, садясь перед ней на пол, — а мы выстояли. Люберецких за кордон загнали, территорию умножили, а там глядишь — дело за малым. Вернётся Белый — станем думать, как расширяться, не всю жизнь же на дядю левого мешки таскать. — Вот ты и сам всё за нас решил, — Павлова пыталась держать слезы в себе и не смотреть на Космоса, иначе было больнее. — Я в Москве только из-за тебя осталась. Но я вижу, куда затягивает нас это болото. — И предлагаешь мне стать никем в главном болотном логове? Чтобы меня пристрелили за то, что я такой красивый с Москвы пожаловал? — Лиза отворачивала лицо, но уже не боялась открыто стирать слезы с покрасневшей кожи щёк. — А я не смогу сидеть на месте. И без тебя не могу. Жили же до этого столько лет, как синички в гнёздышке. Сидеть на шее твоей тётки я не стану — знаю, к чему клонишь. А я за тобой приехал, чтобы ты помнила. — Значит, я — ребенок. Ты только теряешь со мной время, — слезы закончились внезапно — не так поступательно, как подбирались. Бледно-голубые зрачки, не мигая, изучали лицо Холмогорова. Лизе казалось, что она запоминает его. Но Космос обнимает её за талию и не даёт уйти от него дальше, чем за порог комнаты. — Я боюсь, что не получусь той, кем ты меня выдумал. — Я люблю тебя любой. Я дам тебе время, раз ты настолько сильно упёрлась, — Космосу больше ничего не оставалось. Отступление, порой, тоже победа. Лиза упрямо стояла на своём. — Время, чтобы ты подумала, как нам жить дальше. Свалю, очищу твой город-герой от своего присутствия. Может, произойдёт чудо, и ты поймёшь, что неважно оно, это твое место? — Я упёрлась не хуже тебя, — Лиза перебирает темные пряди Космоса, утыкаясь в них носом, чувствуя, как из-под ног уходит земля, но в действительности им приходится выбирать. Она не может разобраться, почему сама усложняет их не без того накалившиеся отношения, а Космос не привык сдавать лидирующих позиций. — И не думай, что только тебе нелегко. — Главного это не меняет, не чувствуешь? — Кос понимает, что ни с кем не смог бы быть так долго, как получается с Лизой. Для другой он не откроется, чтобы сердце обнаруживало себя в самый неподходящий момент. Лиза — холодное солнце, лучи косые и неприветливые к чужим веяниям, а Космосу рядом с ней светло и ясно. — Чувствую. Лиза пыталась отпустить от себя шальную мысль, что скоро Холмогоров возьмёт билет до Москвы и улетит домой, оставляя её наедине со своими мыслями, которые не давали покоя. Она доверилась Космосу, зная, что почти наверняка не хочет думать о том, что случится завтра. А Кос чувствовал, что нет ничего дороже их укромного уединения. И он упорно прогонял от себя любую возможность того, что однажды Лиза, спрятавшаяся в его руках от остального мира, примет окончательное решение, и оно явно будет не в его пользу.***
Погода в зимнем Ленинграде не выдерживает никакой критики. Космосу здесь всё не по душе, и не только потому, что он коренной москвич. Элемент для местной интеллигенции неблагонадежный. Даром, что сын академика. Не его это городок, и облака на небе свинцовые, низкие и чужие. Да и внутри паршиво. И возвращение в Москву не исправит ситуации. Причину надлома долго искать не надо, ведь Лиза стоит перед ним, пряча руки в карманах его зимнего пальто. Космос чувствует, что ей холодно, и чтобы отогреть эту ленинградскую пташку проводит ладонью по её напряжённой спине, скрытой тяжёлой коричневой дубленкой. — Теперь тепло? — вкрадчиво интересуется Космос, надеясь согреть Лизу от холода. — Я не из-за этого… — Лиза с наслаждением вдыхает запах зимы и табака, окутавший пространство между ней и Косом. — Но пальцы мёрзлые? — Перчатки забыла, — Лиза поспешила оправдаться. — Ответ принят? — Так себе, — версия не устраивает Коса, — не очень. — Вот и стой, пользуйся моментом. — И будет очень хорошо? — Всё возможно! Лиза плевать хотела на то, что любопытная консьержка Дома партработников смотрит за тем, что происходит между ней и Косом, чтобы вечером обо всем доложить Ёлке, у которой забот — вагон и маленькая тележка. Павлова согревалась космическим теплом, и это стало привычным за многие годы знакомства с Холмогоровым. Это стало личным. Своим. Его и её. Лиза, родившаяся в городе трех революций, больше не пытается переубедить Космоса и не хочет говорить о том, что через несколько минут он уедет домой. Он дал ей право выбора, возможность выдохнуть и оглянуться. В городе, где его не будет рядом. Ленинград с его благами и мнимым спокойствием ему не сдался, а все дела делаются в Москве. Туда и несла Космоса нелегкая. Но среди каменных булыжников и старинных дворцов Лизе проще. Она почти не задумывается, что прожила восемнадцать лет в Москве, и для Невских берегов теперь такая же инопланетная, как и Космос. Можно ли перестать считать родиной место, где впервые увидела белый свет? Забыть. Как хотел бы сейчас этого Космос. Напротив, Лизе о многом бы хотелось не помнить. Стереть из закоулков памяти навсегда. Осень восемьдесят девятого года исключением не являлась, а чужие руки, обнимающие любимого человека, всё ещё снились в ночных кошмарах. Люди по натуре эгоисты. И в час, когда друг детства Сашка схлопотал омоновскую пулю, Лиза плакала о своем разбитом сердце. Только это имело значение, а Космос не пытался оправдаться. Это и обнадеживало, потому что пустых слов Павлова не терпела. Она была уверена, что Кос её любит, и всё равно бы не обманулся. Но не узнавала его в грубости, оставаясь в одиночестве темной квартиры. Он уезжал в ночь, к неизвестности, ища любой помощи для Белого, а она плакала. Лиза молча забрала заявление из ЗАГСа, скрывалась, не подпуская к себе, а вскоре и вовсе уехала в родной город. К тётке, которая ей словно мать — иногда в детстве так казалось. Ёлка всегда поддерживала и заслоняла от злобы мира, как никто другой, но дом… Дом остался где-то за порогом сталинки на Московском проспекте и снова начинал напоминать, что он существует, стоило Космосу явить себя на пороге горкомовской квартиры. Они любят друг друга. Всё элементарно, но и запутанно одновременно. Он в Москву, а она остаётся в Ленинграде. Просто Женя Лукашин и Наденька Шевелёва. Фарс! Но сейчас Кос и Лиза не говорят о том, какую информацию в себе несёт вторая графа в их паспортах. В том, что Космос встретил Павлову, даже если бы она родилась на Камчатке, сомнений у него не вызывало. Куда не плюнь, а мысли в одну сторону. Космос любит эту Пчёлку, которая бесстрашно летела в его космические зоны. За месяцы, проведенные в одиночку, он честно пытался злиться на Лизу, ненавидеть её за все галактические грехи, но признавал, что бессилен. Зависимости бывают разные, но человек — самая худшая. В этом Космос убедился, когда приехал в Ленинград и без подсказок ощутил, что его ждали. И выдумывали идеальные миры, где нет того, из-за чего Кос приобрел немалую уверенность в собственной значимости. Лиза должна это осознать, как иначе? Сердце Лизы совершает один кульбит за другим. Она вытаскивает ладони из карманов и со всех слабых силенок оплетает плечи Космоса длинными руками и прижимается лбом к выбритой щеке. Она все ещё мало верит, что Кос дал ей время для размышлений, и знает, чего ему стоило переступить через себя. Он приехал, находясь в уверенности, что заберёт её домой, но внезапно услышал, что у Павловой иное мнение на этот счёт. Им же будет хорошо вдвоём в Ленинграде. Ветер перемен везде дует одинаково, но на берегах Невы они попрощаются с суетной Москвой. И Кос не принял такого расклада. А Лиза боится, что не найдёт в себе сил для жизни, в которой будет слишком много подводных камней. Но без него не сможет, глупая. Ведь Лиза не выставила Космоса за порог и провела с ним, возможно, две самые счастливые недели за последний год. Но она изводит его, изнуряет себя, создавая на зажившей ране новую проблему. Наказание на голову Космоса, от которого он смело мог отказаться, а после жить и радоваться. Древние греки говорили, что это самый недолговечный тип любви. Порочный. Мания и замкнутый круг. Бред! Античных мертвецов давно пора отправить на книжные полки библиотек и удостаивать вниманием только для научного изучения. Если Космос всё-таки с Лизой, а не ищет утешения и внимания где-то в другом вместе, то они снова переиграли все прогнозы на свой счёт. Гороскопы врут, а звёзды сошлись. Вот что имеет значение. Ей нужно время. Пусть Лиза и чувствовала, что испытывает Холмогорова, и он неминуемо прячет обиду в себе. — Самолёт в три? — робко спрашивает Лиза, будто бы она не в курсе, через час или два он улетит в Москву. — Ты знаешь, красивая, — ещё один её глупый вопрос, и он точно утащит эту белокурую занозу с собой. На себе домчит домой, и это будет правильно. — Что спрашиваешь про то, когда же я свалю, уже в пятый раз? — Добей меня! — определенно, ей хочется поцеловать его пухлые губы, синеющие от мороза, но не время. Иначе никуда он от неё не уедет. Пойдут все его важные дела к дьяволу в котел. — Нет, малая, планомерно добиваешь меня ты, — её щеки становятся горячими, и Космосу кажется, что она обязательно заболеет в этом городе. — Если я сейчас наврал, то шуруй собирать манатки. — Кос, — он неисправим, и Павлова не устает жить в ритме его космического настроения, — ты обещал ждать. — Но хреново получается, если по углам спрятаться, не находишь? — Мне тоже будет плохо, но эти месяцы… — Не сделали из Павловой Холмогорову! — Космос настроен серьёзно. — Половина третьего, — Лиза обрывает пламенные речи. Слова, произнесенные Павловой, рождают в голове Космоса мысль, что она прогоняет его. А Лиза же ловила себя на том, что ещё секунда — и она сама побежит за сыном профессора астрофизики, скользя на поворотах. А ей нужно это спасительное время. Поэтому и решила, что в аэропорт вместе с ним не поедет. Не к добру. — Предупреди, когда вздумаешь свалиться ко мне, — обострять не стоит, и Космос не собирается стращать свою половину. — Забавные сюрпризы — это только по моей части. Ахалай Махалай! — Не претендую, — но Лиза ни в чём не уверена. — И что? — Космос смотрит на голубоглазую испытующе. — Чего тебе, Холмогоров? — Лиза не спешит от него отрываться, но в синие глаза посмотреть не может — утонет. — Поцелуешь? — Нам все равно не хватит, — и от тоски не спасёт. — Тогда я сам… Холодные губы соприкасаются, в сердцах снова бьются разряды тока. Зима оберегает от прошлых потерь, а про будущие не скажет. Нет надобности. Космос и Лиза не желали опередить время. Лучше просто ловить снег непокрытой головой, считая дни до новой встречи. Это же скоро? Но стрелки на часах заставляют разомкнуть объятия, теплые вопреки прогнозу погоды. Гела уже приехал, он и довезёт Коса до Пулково. С ветерком, чтобы не заскучал. Этот грузин любил быструю езду. И теперь сигналил на весь двор, призывая друзей к порядку. — Эй, потерпевшие! Киносеанс свой заканчивайте, — окрик Гелы, приправленный лёгким южным акцентом, заставляет вернуться с небес на землю. — Труба зовёт, а я смотрю уже вторую серию. Где развязка, твою бабушку? — Поможешь своровать её, и упереть домой — так и быть, приглашу на свадьбу! — Гел, прошу тебя, не слушай его… И проследи! Сил оставаться на месте больше нет. Порывисто бросаясь на руки Космоса, и крепко, почти обречённо целуя его губы, Лиза также быстро скрывается в подъезде, подтверждая гипотезу Гелы о том, что никогда и ничего не делает без экспромта. Космос качает головой, не удивляясь, что его неугомонная сделала всё, как загадывала. Что она решит? И как дальше? Оставляя эти вопросы без ответа, Кос неспешным шагом волочит себя к машине, и, хлопая Гелу по плечу, не без доли правды интересуются: — Как у тебя, царь грузинский? Есть мысля? — Украсть, так королеву? — Расскажи мне по дороге, как у вас в горах это бывает, — Космос наслышан о горских обычаях. — Что в мешок. Проблем нет потом. Того и гляди, и мне способ поможет. — Тебе, смотрю, понравилась эта идея, — Гела смеётся. — Взял на вооружение, — чем чёрт не шутит? — Ты кукухой поехал? — Вдруг припрет? — Не думаю, — Лизка и из мешка сбежит. — Тогда… — Космос загадал, что скоро Лиза вернётся домой. — Вопреки прогнозам! — Ставлю, что чёртик из табакерки вылезет по весне, а там уж разберёшься, — у Гелы свое виденье ситуации, — к чему надо быть готовым. Космос ощущает, что усталость подкрадывалась к нему черной кошкой. Пачка бело-красных скоро нашлась где-то в кармане пальто. Пусть сейчас она выполнит функцию минутного успокоительного. И обрадует Гелу. — Соломоново решение, — Сванадзе решает похвалить приятеля за то, что он уступил Лизе. — Нет, правда. Дай ты ей подумать. Она уже всё решила, но надо выдохнуть. Сложная, но чё делать теперь? — Давай покурим? — Космосу больше ничего не приходит в голову. — Предупреждаю, я без мигалок, — на случай опоздания в аэропорт предостерегает Гела. — Без меня не улетят! — ну и на крайняк… Не прогонит же Коса его алмазная? Ленинград провожает Космоса снегопадом, так и не подарив вожделенного спокойствия. Может быть, всё решит весна, как и всегда это делалось в его жизни. Он не загадывал.