Настроение молодежи: — Fancy — Latin Fire
Пчёла никогда не думал о том, что дойдет до невиданного для себя состояния, когда дружба с девушкой, не предполагающая никакого большего витка развития событий, окажется такой необходимой. Ему совсем не лень караулить Софку возле юридического серпентария по расписанию через день, доставать для неё кассеты с зарубежной попсой и кормить вместе уток на Патриках. Кто-то же должен подкармливать бедных пернатых друзей, а Пчёла хочет доказать Софе, что умеет радоваться простым вещам, как бы не желал показать себя первым на гребне морской волны. Не Посейдон, конечно. Регалий Космоса Пчёлкину не надо, но марку держать нужно. Время свои правила диктует. — Прикинь, крылатый, — Софа первой начинает разговор, попутно подбрасывая уткам маленькие кусочки хлеба. — Сёдня чуть не встряли в факультетскую разборку. Опять привязался один леший. Я ему тираду зарядила! — Чего натворила опять, чума? — Пчёлкину крайне интересно, какие разборки могут учинить представительница золотой молодежи и какой-нибудь периферийный студент-доходяга. Один другому на новые кроссовки наступит? — Серёга Козлов с третьего потока привязался. Снова зовёт на квартирник, а оно мне надо? Сказала ему, что с кем попало и в курилку не пойду, а у Павловой жених ревнивый — окружение фильтрует, — о последнем факте можно было сочинять легенды, и нередко, чтобы избежать курьёзных компаний, Софа открещивалась именно тем, что без подруги никуда не ходит, а у неё парень тот ещё мавр. — А он давай в быка заливать про то, какая ж я дурная. Нечего ему в нашей компании ошиваться. Надо было ещё, кстати, про тебя сказать. Что нехилых люлей отвесить можешь. — Каких конкретно? — уточняет Пчёлкин, которому лестно, что Софа видит в нём авторитет. Какой-никакой… — Жирных, горячих и липких, — Софка делает акцент на последнем слове, заходясь смехом, который со стороны мог показаться ни разу не добрым. — За мной, что ли, заржавеет подобное от тебя пообещать? — Чего бы я в тебе сомневался? — Витя и в самом деле знает, что его подруженция за словом в карман не лезет. Иначе бы он так долго рядом не плыл. Как пиранья, чтобы всякие дипломаты мимо прошли. — Фамилия-то какая у чувака… — Говорящая, — со смешком отмечает Голикова, согласно кивнув темной головой. — Больше не пристанет. Если не дурак. — Чего-то только мы с Косом про этих мутных кадров не сразу узнаем? — разговор со студентами у Космоса и Пчёлы был бы однозначно краток. Раз и в глаз. — Пчёл, половина Москвы бы тогда загремела за драку, — а Голиковой и Павловой бы по выговору влепили за провокацию. — Оно тебе надо? — Смотря за что пострадать, — оценивающее произносит Пчёла, задумавшись. — Принципиальное дело же, мать честная. — Тебе бы лишь бы кому-то мордасы набить, Пчеловод? — Я и не скрываю! Софа не влюбчивая. В этом она убеждает себя с большим мастерством, хотя никто из окружающих на её мантры не ведётся. Но Витю же убедила, а это в корне меняет ситуацию. Другое одобрение её и не особенно волнует. Вот Космос с Лизкой съехались под шумок, скорую свадьбу планируют и отпуск где-нибудь на югах, а они с Витей что? Просто друзья, которым есть, о чём поговорить и помолчать. Пчёлкин понял Софу, которой с детства диктовали правила поведения и планировали будущую удобную жизнь. Первым внял, что все эти институты, возможные заграницы и дорогие шмотки ей и даром без надобности, а только бы самой выбирать, чем заниматься и чем дышать. Каждый же этого хочет. И Голикова хочет внутренней свободы. И чтобы рядом были люди, которые разделяли её взгляды и к которым толкала душевная склонность. Много ли она просит? Крупицу какую-то в космическом масштабе, но разве понимает это мать? Есть ли дело отцу до чаяний его востроглазого воробушка, если он во всем согласен с матерью, не пытаясь перечить домашней железной леди. Что за жизнь такая странная? Однажды Софа поймет, что неплоха была её юная жизнь. С тараканами и проблемами, свойственными бунтарскому духу и возрасту. Но летом восемьдесят девятого года Софа безнадежно зла на мать, ненавидит свою проклятую учебу в юридическом и живёт надеждой, что скоро её отчислят с великим треском. Чтобы Марина Владленовна знала, что из её непокорной Софки-сороки следователя или судьи слепить не выйдет. Константин Евгеньевич позор переживет — ему не привыкать, мало ли в школе за дочь краснел, а там уж Софа обязательно придумает, куда себя применить. Голова на плечах есть, мозги работают слаженно, а заграничный фотик делает снимки настолько клёво, что будет своя работёнка. Софа не пропадёт! — Ой, мать твою… — произносит Пчёлкин опасливо, одномоментно меняясь в лице. Улыбка превратилась в ухмылку. Ничего хорошего. — Чего, Витюш? — Софка знает, что Пчёлу бесит, когда она называет его так слюняво, но почему бы и нет? — Я правильно понял, что членовоз по твою душу приехал? — и Голиковы-старшие не шибко рады Вите Пчёлкину, который смущает небо их ненаглядной дочери. — Чего? — Софа оборачивается, чтобы увидеть, как к дому подъехала служебная машина её отца, из которой появился он сам и Марина Владленовна. — Узрела? — шёпот Пчёлы выдает в нём неприятие ситуации. — Допустим, — обстоятельного разговора с мамой не избежать — Софка в том уверена. — Блинский блин… — Я пошёл, наверное? — мать Голиковой не питала восторгов от друга дочери, о чём Пчёлкину не стоит лишний раз говорить. — Да стой ты, Пчёл, стрёмно одной! — Софка не желает отпускать от себя Пчёлу, тем более родители должны понять, что она полностью доверяет другу. И с ним надёжно. — А мне, блять, не стрёмно станет, когда твои старики будут смотреть на меня, как на блоху? — унижаться Витя не желает. — Зато поймешь, Пчёлкин, какую борьбу я каждый день выдерживаю! — Софа настроена решительно. — Чтобы стоять с тобой в подворотне и сигаретку потягивать. Веришь? — Пиздишь как Троцкий, но в этот раз спущу грех, — спорить с Софой для Вити — мероприятие отчаянное. — Идут, — осекается Софа, пряча ладони в кармане. — Ты лицо сделай умное, как будто чем-то озадачен. Построением коммунизма, смекнул? — Я в универах штанины не протираю, — и никогда не планировал. — Какой есть! — Ой, Пчёл… — ну вот опять он заливает. Чему Софа не удивлена совершенно. Мама не одобрит. Папа посмотрит понимающе, но после скажет, что этот мальчик и его Софочка — птицы разного полета. Проходили такое, знают. Тут нужно не упустить момент, чтобы границы не перейти. Больно же будет, когда ближе станут. Друзья… Сказочка! Марина Владленовна устроит скандал через день, когда Витя поздно приведёт Софу с дискотеки. Гневно выскажет, что такой ухажёр до добра не доведёт, а внимание следует обратить на удачливого и положительного Ника Милославского. Вот уж кто пример для подражания. Будущий дипломат! Софка не услышит мать, не среагирует на спокойные увещевания отца. Утром она уйдет на дополнительные занятия с гордо поднятой головой, зная, что за ней правда. И она сама будет выбирать себе окружение, путем собственных проб и ошибок. Это же будут её ошибки?..***
Испытанные временем черные «Жигули» разрывались от громких звуков «Gorky Park». Космос только успевал подать голос к припеву, наблюдая за дорогой, пока его неугомонная сирена, счастливо сдавшая сессию, горланила во все горло «Bang, say da da da da». Приручить Лизу не было ни подручных средств, ни особого рвения, и Кос успокаивал себя тем, что с периодичностью в полминуты путал неприкрытые мини-юбкой женские коленки с рычагом переключения скоростей. Лиза отбивалась для вида, следя за тем, как менялось в эмоциях красивое лицо Холмогорова, расплывавшееся в широкой улыбке. Кос и вправду был похож на довольного, сытого котяру, особенно когда останавливался на светофоре, и коротко дотрагивался до губ Лизы поцелуем. — Ты сейчас сам получишь, пусти. Мне щекотно! — девушка надвинула на лицо темные очки, скрываясь от палящего солнца, и взглядов жениха в свою сторону, но они посредственно скрывали мерцающие голубоватые зрачки. Причина блеска в глазах и не думала отстать от красавицы. — Твои лапы вездесущие, куда прятаться? — Я тебе удеру, лисица! Не выйдет, поверь мне! — чувственные губы молодого мужчины самоуверенно усмехаются, и он прекрасно знает, что является хозяином положения. Сердце этой голубоглазой принадлежит ему, и представить, что все было бы не так, нет ни силы, ни духа. — Фыр-фыр, сестра рыжего. Поймаю, поймаю! — А вот и не достанется тебе, гуманоид! Ответишь мне на пару вопросов? — Лиза перебросила копну вьющихся волос на плечо. Допрос следователя Павловой набирал свои обороты. — Кому-то с утра не нравилась эта бежевая юбка? Кто этот подозреваемый? Кто обещал мне самолично платья шить, а, портной? — Слышь, мент, или как там у тебя в дипломе будет? Я ему все твои жалобы передам, у меня право есть, а то пристает тут к тебе в машине какой-то фраер, не знаю, где ты его откопала? — бесновался Космос со вкусом, развивая собственный цирк в геометрической прогрессии. — Следачок сдулся? Лапки лисьи сложил? — То, что ты каждое утро целуешь зеркало — не моя вина, Космос Юрьевич! — Меня все устраивает, но без меня ты эту хрень не напялишь. Космосила слов на ветер не кидает! Я тебе реально сошью! — Балахон или паранджу? И чего выбирать, родной? — Да у Пиявы журнальчик позаимствуем, с конфискацией. — Эта юбка… идеально подходит к твоему костюму! — бежевая замшевая юбка-карандаш по последним модам ленинградских универмагов появилась в гардеробе Лизы зимой, после очередной поездки в гости к тётке, и с той поры Космос неоднократно пытался изъять «эту тряпку для мытья окон». — Аргументы «против» исчерпаны? — Мужик в доме вообще всегда прав! — Да ты задолбал! — этого спорщика хотелось огреть чем-то тяжёлым от всей любящей его души. — Вот и хрен тебе тогда, сам всю жизнь посуду мыть будешь. Ясно? — Издеваешься? — научить Космоса, мыть за собой тарелку с чашкой, являлось чем-то из области фантастики даже для члена-корреспондента АН СССР Холмогорова. — Бля, это серьезная заявка на победу! — И у плиты стоять, лентяй! — Станешь тут, с тобой кашеваром! И так далее, по наклонной! — Кос ударил ладонями по рулю, и засигналил, выражая наигранное недовольство. — Где тут поблизости «Общество по защите Космоса»? — Я тебя умоляю, я его основала, — уверенно заявила Лиза, — а если продолжим бодаться, то никакой прогулки не выйдет, Кос. — Чёрт, ты же меня зазывала шалберничать, мисс Москва! — Космос за любое движение, особенно если вместе с Лизой и в сторону мягкой кровати. — А кто меня с пар выкрал? — лишний раз напоминает Лиза. — Пушкин? — Терпеть не могу этого потомка арапа, — Кос идёт против системы. В том числе и против культуры с образованием. — Меня ревнуют к великому русскому поэту. Холмогоров, ты перешёл на новый уровень, — Лиза зааплодировала, заходясь в приступе гомерического хохота. — Замуж за него собралась. Мне конец! — Не благодари, — Космос знает, что ревность — это плохо, но для него это оправданное чувство. — Не все же уроки я в школе прогуливал. Вот и Пушкин твой пригодился. И под раздачу попал. — Ничего, я восполню пробелы в твоем образовании, — произносит Лиза многообещающе. — А я всё быстро схватываю, — Космос и в самом деле был способный ученик. — Пока ты со мной никуда идти не хотела и уроки свои делала, я-то ждать научился. — Ладно, в следующий раз Пчёлу с намордником поставлю возле квартиры, никуда не денется от меня, будет рычать на тебя круглосуточно. Неплохо? — Неплохо в нашей ситуации — это то, что детям до шестнадцати смотреть запрещено, чтобы ты знала, красивая, — Холмогоров коварно усмехнулся, поглядывая на длинные ноги девушки, — а братца твоего я на хер послал ещё год назад! — Мечтать не вредно. Скажи спасибо, что соседи не жалуются. — Я им пожалуюсь. Потом всю жизнь будут на поклон ходить. — Даже так? Лиза продолжала подыгрывать Космосу, про себя отмечая, что давно сбилась со счётов, сколько раз он прибегал к ней из отцовского дома. Тётя Валя бы точно запретила их совместную жизнь до регистрации брака, но Павлова была только рада лишний раз не отпустить от себя любимого балбеса. Кос не выносил наглую Надьку хотя бы за то, что она расположилась в комнате, когда-то принадлежавшей Аде Борисовне. Младшему Холмогорову, ревностно охраняющего память матери, было достаточно только этого факта, чтобы признать провинциалку расчетливой тварью, упавшей им с отцом на головы. И Лиза это мнение разделяла. На пороге дома невесты Космос появлялся не предупреждая, но Лиза ждала его в любой момент. Вместе им было светло и уютно. Он с трудом оставлял её одну, зная, что дома ждет отец, которому не понравится такой порядок вещей. Но Космос не скрывал, что оскорбится, если после свадьбы она захочет остаться в родительской квартире, а не в его, пока ещё скромных, квадратных метрах. Они не загадывали, что будет через три заветных месяца, а мучить молодого человека отказами Павлова не собиралась. Кос — её семья и дом. Что же ещё было нужно? — Имею право! — Только об одном и думаешь… — Что естественно, то не безобразно. — Сказал бы о том, как пламенно меня любишь, дядя, — Лиза снова стала подпевать в такт музыке, потому что в машине заиграла её любимая «Flames of love». — Ценности ему книжные прививаешь, а все равно — задница, всё через одно место идёт! — Началось в колхозе утро! Уже не люблю её! Нет, наглость — сестра таланта, Пчёлкина! Давай, продолжай по списку, к Новому году набор заяв соберешь! — Дурак ты, Кос, — Лиза нежно прикоснулась к щеке возлюбленного ладонью, когда машина сбавила ход. — Мой любимый дурак. — Зато твой! — что Космосу очень нравится. — Люблю и такого! — цель поездки была достигнута — они на Ленинских горах. — Катапультируемся, — Космос одновременно отворил обе передние двери быстрым движением рук, и, выйдя, помог выбраться из машины девушке. — Прошу! — Благодарю! — парочка пыталась держаться договора, заключенного утром — не целоваться хотя бы пять минут, но и в этот раз ничего не вышло. Это была единственная договоренность с Косом, которую Лиза нарушала раз за разом, и не жалела об этом. — Я так совсем разучусь ходить. Перестань меня подбрасывать! — и сама не заметила, как оказалась на руках своего пришельца, сжимая в ладонях ткань пиджака. — Теперь-то, солнышко лесное, давай о наших баранах? — Кос никогда не чувствовал тяжести, поднимая неугомонное создание на руки. — Согласна? — Давай, давно пора, — Павлова захихикала, поддаваясь прикосновениям молодого человека, который вздумал коснуться губами её плеча. — Кос, улица, глазами только так шарят. — Мне по барабану, что подумают! — Столько всего за день! И сессия, и… — но перечислять ей не дали: — Что скажешь? Фамилия у тебя-то будет покруче, чем девичья? Решение поехать в ЗАГС пришло спонтанно, когда счастливая студентка вышла из института с разукрашенной во все «отлично» зачеткой. Односложный диалог, состоящий из быстрых вопросов и ответов, устроил обоих. Зачем откладывать, если ситуация вырисовывалась серьезная. Будущие Холмогоровы оказались в ЗАГСе, не оповестив ни родителей, ни друзей. Дата торжественной регистрации была выбрана на середину осени, а все недовольства чиновницы, упорно не желавшей отсрочить заключение брака между молодой ячейкой общества, были побеждены, стоило Космосу показать запечатанные французские «Climat Lancome», которые были вероломно изъяты из венгерского серванта Наденьки. — Самая праздничная, как и ты, космическое нашествие! — Эй, пока ещё Павлова, я тебе не Олег Попов! — А у тебя получается, Космик! И я туда же! — Диагнозы уже нашла, Айболит? — Да тут невооружённым глазом видно. — Всё равно женюсь на тебе! — спорить с Холмогоровым невозможно, особенно когда он наклоняется, и целует в лоб, как малого ребёнка. Павлова с готовностью отвечает, подтягиваясь к его ждущим поцелуя губам. — Иди ко мне! И сын профессора астрофизики был недоволен только одним: — Может, Пчёлка, надо было раньше? — Мы дождемся, — Лиза, усаженная Космосом на перила, привлекла парня к себе, сцепив тонкие руки на его шее, и нисколько не боясь, что кто-то из умудренных опытом прохожих скажет, что она неправильно себя ведет, — надо, правда, нашим рассказать. — Белый со своей границы деру даст, тогда вперед, — похлопав по карману светлых брюк, и, не найдя там привычной пачки «Marlboro», Кос нахмурился, понимая, что забыл сигареты в бардачке, но не хотелось ему выбираться из захвата Лизы. — Твою мать… — Курение вредит здоровью, бери пример с Фила. — Не пойдет, у меня работа нервная… С людьми. — Это ты так называешь? — Лиза не сдержалась. Потому что после милицейских облав или драк с сомнительными личностями, участившихся в местах частной торговли, Кос мог заявиться к ней на порог и со стертым в кровь кулаками. Не сказать, что Лиза никогда не догадывалась об обратной стороне возросших доходов и зачатков будущего авторитета. Никто не мог упрекнуть её, что она живет, нацепив на свои зоркие глаза розовые очки; и она совсем не привыкла скрываться от реальности. Она ею жила. — Не бери в голову, маленькая, — на все осторожные попытки попросить Космоса ввести её в курс тех дел, которыми они с Пчёлой занимаются уже добрый год, пытаясь затянуть за собой Фила, Лиза получала отрицательные кивки головами. — Не бери в голову? — он и сам знал, что этого никогда не будет. Лиза примет его занятия, но не перестанет волноваться. — И с тёмной подворотни вечерами убегай? — Лиза, что я тебе говорил? — Кос поворачивает голову, снимает с девичьего лица улыбку, как будто крадет синими омутами, но Лиза давно знает, как держаться в этих водах. И сводит всё к одному постулату: — Ладно тебе, я же умница-дочка! Проблем не приношу в принципе… — Вот именно, — Космосу проще было свести все эти разговоры в пользу бедных на «нет», а не бестолковой ругаться со своей второй половиной. Чтобы после, как всегда первому, искать способ помириться. — А здесь же праздновали отвальную Белого. Подумай, два года прошло! Этот Тарзан залез на самую верхотуру… — Пьянь зеленая! А мы с Пчёлой чуть тебя не потеряли. — Нет, я вас пасла, сорвала всю малину. Точнее, тебе… — Да ладно, это я на тебя повелся. Охмурила! — Не охмурила — не стояли бы сейчас здесь! — Лиза прислонила щёку к плечу Коса, продолжая предаваться воспоминаниям о по-настоящему беззаботных годах жизни. Где самой главной опасностью было то, как скрыть от тёти Вали, что старший брат снова подрался или пришел домой на бровях, разящий портвейном во все стороны. Валентина Анатольевна делала вид, что всему верила, и понимала, что Витьку не удержать. — Сашка что-то ножом чиркал, а потом Фил Ленкино имя узрел… — Беда, а не Лена, — о том, что сталось с прежде трогательной девушкой в зеленом платье ребята так и не сообщили пограничнику Белову, — превратилась в швабру, будто оно и надо. Нельзя Саньке с такой было оставаться. — Не надо, солнце, не вспыхивай раньше времени, — Лиза успокаивающе провела пальчиками по темно-русым волосам Космоса, стараясь стереть с его лица мимолетные тучи. — Он её любит. И сам помнишь, какой упертый. Расскажем, а кто кроме нас? Но не оставит это дело так просто. Аукнется нам всем. — Ты не знаешь, с какими чертями связалась его баба. А если бы я тогда не пришел? Ты хоть поняла, что она тебя чуть не спихнула на того отмороженного? — Видела, запомнила, — редкий случай, но Лиза виновато посмотрела на парня, быстро хлопая черными ресницами. В этот раз с ним просто нельзя было поспорить. — Больше не увидишь! Ты меня услышала? — Зануда, — Лиза спрыгнула прямо в любимые объятия, чувствуя себя маленькой обезьянкой, — я же люблю тебя! — Повторяй это чаще, — он наклонился к улыбающемуся, почти детскому лицу, успев прошептать перед поцелуем, — обожаю тебя… — летнее небо было свидетелем того, что они очень счастливы и не видят перед собой преград. — Я тут подумал, — пришлось вернуться в машину — время поджимало, — может, не поедем к Пчёле и ко? — Кос снова начал откровенно дурачиться, желая свернуть не в район, где жила подруга Лизы, а к дому по улице Профсоюзная. — Лиз, как думаешь? Лиза отрицательно покачала головой, уговаривая парня в очередной раз: — Космос! Во-первых, у Софы сегодня день рождения. Она нас пригласила. Подарок для кого в багажнике лежит? — Пчёла ничего не оставит от коня, — Холмогоров повернул голову на заднее сиденье, где лежала заветная бутылка, привезенная его стариком с конгресса астрофизики. — Батя же не для этой рожи разрешил, сжалься! — Дядя Юра, что тебе сказал — не похорони раньше времени печень, — профессор слов на ветер не бросал, — а у меня Софка родилась! — Господи, напугала! — Лиза умела выбирать формулировки настолько удачно, что Кос чуть ли не каждую воспринимал за правду, а выражение космического лица менялось на все сто восемьдесят градусов. — Почему я не в курсе был, роженица? — Восемнадцать лет назад родилась, чукча. Что надо сделать, чтобы ты угомонился? — Поцелуй меня, — мужские пальцы играются с золотистыми волосами Лизы, будто котенок с бантиком. Синева глаз завораживает, заранее предвещая, что она беззащитна перед этим пьянящим маревом, — Лизк? — Трехсотый раз за день? — поцеловал её все же он, и она не смогла не ответить, изо всех сил хватаясь за сильные плечи. И когда им не хватило воздуха, Павлова опомнилась первой, понимая, что просто не умеет играть серьезность, когда всё внутри сжимается от любви к ревнивцу. — Ты сдаешь, ничего нового придумать не можешь! — Дядя Кос всегда прав. Это я тебе говорю! — В нас пропадает дух авантюризма. Я не думала, что старость близко! — Бля, чего я тебе кудахтаю тут? — Кос же был солидарен с другом, у которого в мозгах плотно засело одно имя, несмотря на то, что, в общем-то, Пчёлкин вел прежний полупьяный образ жизни. — Посуди сама, кто там звезда вечеринки! — Поехали. Там полный дом гостей будет, откуда мне знать? — С ней Пчёла! Какой там до гостей? Ты что не понимаешь, чем пахнет? Спорим? — Во-вторых… — Павлова выдержала паузу, прежде чем опять прыснула от смеха. — Сваха, хватит подрабатывать на моем брате. Я могу залезть в эту голову, заплывшую мёдом? — Ой, Павлик, ты, Морозов, какой там мед? «Жигулевское» рекой. Марку бы сменил, бестолочь! — Космос!.. Любимое имя из уст Лизы выскочило, скорее, обреченно. Знала, что Холмогоров не исправим.