***
За неделю моя злость не остыла, а только возросла. И вновь проживая то утро, когда нашла Харуми под дверью, я не находила себе места. Хотела мчаться к дому Казумы ни свет, ни заря, но Иттоку меня опередил. Позвонил и объявил, что Эйта благополучно покинул Накано и крайне неуверенной походкой отправился ловить такси. Решив проявить характер, я не ринулась тотчас искать своего «воскресшего» прохвоста, а чинно-мирно пошла на работу. Но и там я не переставала волноваться: какую схему он снова проворачивает? Зачем опять дразнит больного на всю голову хостёныша? Не ранен ли? Ведь Казума реально опасен — я хорошо помню то остервенение, с которым от преследовал и убивал ничего не понимающего Эйту… Когда же я его снова увижу? Это случилось даже раньше, чем я ожидала. Вернувшись после летучки в рабочий офис, я обнаружила Отаро дрыхнущим за моим столом. Он полулежал на стуле, откинувшись на стенку стеллажа и сопел в две дырки. А диспетчер Хироми-тян его фотографировала со всех ракурсов. Он совсем дурак? На его лицо регулярно смотрит вся Япония и еще полмира в придачу, а он так запросто спит в людном месте? Я подошла и резко ударила ладонью по столешнице. Сцапала очухавшегося Эйту за шкирку и вытащила на улицу, подальше от любопытных глаз. Выплеснула на него свое беспокойство и томительное ожидание длиной в неделю сплошным потоком гневных слов, строча их, как из пулемета, чтобы не запнуться и постыдно не расплакаться. Он что, всерьез думал, что я восприму его смерть спокойно и смогу нормально жить дальше? Сразу вспомнилось, как он боролся с собой, делая выбор между спасением матери и авантюрой, позволившей бы ему сорвать помолвку Микото. Как почти отказался от родного человека в пользу своей непомерной алчности… Но если даже он в итоге послушал голос совести и сердца, то как мог решить, что я поступлю иначе?! Он действительно такой дурак или прикидывается? Впрочем, по части глупости Отаро далеко до меня. Потому что, когда он в ответ на мою гневную тираду вдруг обнял и шепнул в ухо слова благодарности, у меня сердце зашлось от нахлынувших эмоций. Я подумала, что в последнее время все действия Отаро, его нечаянные прикосновения, взгляды, интонации голоса, говорят только об одном. И к месту вспомнилась английская пословица, что если вы увидели нечто, что выглядит, как утка, плавает, как утка, крякает, как утка, то это утка! Но поверить в то, что Додзима Отаро влюблен в меня, не так-то просто. А все из-за Хасэбэ. Теперь я помнила, как Эйта когда-то пытался мне его сосватать. Мол, если он добился собственного счастья с Микото-сан, то должен и меня сделать счастливой. Угу. С Хасэбэ. Спасибо большое тебе, Восьмой, ты такой заботливый! До такой степени заботливый, что и в этой, новой реальности устроил богатого наследника на работу в службу доставки. Ко мне под крыло. Случайно? Ха! Хироюки, конечно, славный парень, но свое решение я Эйте уже озвучивала, и оно с тех пор не изменилось: я смирилась с одиночеством и приняла его. Не все люди находят свою пару, и я отношусь как раз к такой категории людей. Я привыкла быть одна и давно перестала грустить по этому поводу. Проживу как-нибудь и без Эйтиной благотворительности! Но видя его самого, я каждый раз теряла контроль над собой. И сейчас на самом деле испугалась, что у меня окончательно снесет крышу. Что безумное желание быть любимой именно этим человеком попросту уничтожит меня как личность. А когда он предложил вместе пойти к его матери, чтобы отдать ей обувь погибшего Коты… Нет. Что угодно, только не это! Реакция на мой отказ была неожиданной. Отаро вздрогнул, глянул на меня так, будто я не слово сказала, а дохнула пламенем, и… расплакался. Неловко, непривычно, задыхаясь и давясь всхлипами. Разумеется, я тут же забыла о своих проблемах и кинулась к нему. Но, подбежав, встала, как вкопанная: он смеялся! Ну, Эйта… По эту сторону ночи я совсем разучилась тебя понимать…От ненависти до любви - как от орла до решки.
17 апреля 2018 г. в 23:16
POV Сайко.
Горький миндаль… Он преследует меня уже давно — ядовитый аромат запретного плода. Неудивительно, что Восьмой ни разу не учуял этот характерный цианистый запах в напитке, которым травил его Казума: горький миндаль — его собственный запах. И вкус его губ.
Многие люди считают, что невозможно ненавидеть человека после того, как спасешь ему жизнь. Дескать, становишься причастным к его судьбе и начинаешь чувствовать ответственность… Я проверила это на себе и могу сказать, что утверждение про судьбу и ответственность — правда. Про ненависть — ложь.
Я ненавидела Эйту каждым нервом. За то, что он жестко манипулировал моими чувствами и принципами, чтобы подчинить и получить доступ к моим губам — так необходимой ему машине времени. А еще ненавидела себя — потому что действительно чувствовала ответственность за него и не могла пройти мимо, когда он сознательно играл со смертью, раз за разом совершая попытки суицида у меня на глазах.
Я ненавидела его жадность и жестокость и прямо об этом говорила. На меня не действовали классические приемы соблазнения: Эйта владел ими в совершенстве, но я знала Эйту и не велась.
Когда же это положение вещей стало меняться? В тот день, когда он убедил меня поехать в родной город, чтобы в последний раз увидеться с умирающей бабушкой? Эйта тогда приоткрыл мне завесу своего прошлого, в котором случилось что-то настолько ужасное, что его душа до сих пор кровоточила. И что меня по-настоящему удивило — он поехал вместе со мной, поддержал в минуту слабости и дал понять, что я могу рассчитывать на его помощь, если вдруг возникнет нужда.
Или мое отношение к Эйте смягчилось даже раньше? Когда он просто впустил меня в свою реальную жизнь, показал себя таким, какой он есть на самом деле? Без внешнего блеска и напускной уверенности. Кажется, именно тогда я и начала осознавать, как страшно одинок и несчастен этот красивый наглый парень. Сердце, равнодушное к изощренной технике профессионального соблазнителя, растаяло от простого проявления доверия?
Дальше — больше. Его поцелуи. Всего лишь предмет договора — способ переноса в прошлое — они однажды изменились. Стали приобретать эмоциональную окраску, делаясь с каждым разом все нежнее и слаще, так, словно хост начал что-то ко мне испытывать. И это внесло окончательный разлад в мои разум и сердце. Ведь поцелуи со мной были нужны Восьмому, чтобы заполучить в жены принцессу Микото и ее десять миллиардов приданого! А моя скромная персона оставалась просто инструментом для достижения этой трудной цели… И наш контракт превратился в пытку для меня.
Я сама не заметила, как влюбилась по уши в того, кого еще недавно ненавидела. Влекущий ядовитый аромат пропитал все мое существо, я постоянно чувствовала на губах привкус горького миндаля, но мне было мало этого. Я начала желать большего, хоть и отлично понимала, насколько это безнадежно. Поэтому пыталась уклоняться от поцелуев, говорила, что постоянные прыжки в прошлое до добра не доведут, но умение убеждать никогда не было моей сильной стороной.
А потом прошлое ударило по нам обоим. Мы поняли, что оно у нас общее. И теперь уже Эйта — Додзима Отаро — возненавидел меня. Возненавидел за то, что выжила. Он и себя за это ненавидел. Мы выжили, а маленький Кота умер. И будущее Отаро утонуло во мраке. Его родители не смогли справиться с горем и погрузились каждый в свой личный ад, бросив ребенка в одиночку выплывать из водоворота невзгод. Он выплыл. Но при этом утратил душу. Душа — она вообще скоропортящийся продукт: недолго сохраняется чистой, если её не беречь. А душа Эйты приняла в себя столько грязи, что оказалась погребена под ней.
Мне было легче — меня всегда любили. Пусть я и не знала своих родителей, но у меня оставалась добрая бабушка. У Отаро не было никого. И я порой отчетливо ощущала в его поцелуях немой крик, отчаянную мольбу о любви. Только вот не моей любви он добивался…
И добился. Намики Микото сама сделала ему предложение. У меня дома. При мне. И я в тот момент ее прекрасно понимала. Ведь совсем недавно она его потеряла, и теперь не собиралась даром тратить время…
В своем стремлении достичь Микото и ее миллиардов, Отаро перешел дорогу ее приемному брату Такаюдзи. Который мало того, что любил Микото совершенно не по-братски, но еще и оказался настоящим виновником крушения «Прометея» много лет назад. Доказательства его вины сохранились на видеозаписи из машинного отделения лайнера: там было запечатлено все, что тогда произошло на самом деле. Именно Намики Такаюдзи был первопричиной всех несчастий, обрушившихся на семью Додзима. И он же встал на пути Отаро, чтобы защитить сестру от брака с мужчиной, который нацелен лишь на богатство и неспособен любить.
Но у Такаюдзи не было шансов. Потому что у Отаро была я. Он всегда находился на шаг впереди соперника, с упоением его давил и ломал, так что однажды принц решился на крайние меры. Нет, я сомневаюсь, что он прямым текстом приказал своему верному псу Хоттэю убить Эйту, просто так сошлись звезды. Хоттэй хотел уничтожить роковую видеозапись, Эйта хотел помешать ему это сделать, я хотела спасти Эйту, а Эйта в итоге спас меня — второй раз в жизни. А сам погиб.
И вот тогда-то моё сердце сдалось окончательно. Я осознала, что этот человек стал для меня всем, и ради него я пойду на что угодно. А увидев всю глубину горя Микото, поняла, насколько сильно эта девушка любит Отаро. И решила помочь им обрести друг друга, вернув осознавшую свои чувства принцессу на неделю назад. Как раз в тот день, когда Эйта должен был умереть. Ясное дело — Микото не поняла, что перенеслась в прошлое, списала все на игры подсознания, но… Встретив своего возлюбленного живым и относительно целым, утвердилась в желании выйти за него замуж, несмотря на сопротивление семьи.
А мне осталось только отойти в сторону. Что я и сделала… Хотела сделать. Слишком больно было находиться рядом с Отаро. А целовать его стало совершенно невыносимо. Однако… Он не собирался меня отпускать. Заявил, что я смогу уйти лишь в том случае, если найду себе парня, самоуверенно полагая, что он один на всем свете способен терпеть мои смертельные поцелуи. Но тут из тени вышел Харуми, который до того просто всегда болтался где-то неподалеку, не лез на глаза, но и не давал забыть о себе. Тогда и выяснилось, что у него есть иммунитет. Он поцеловал меня и остался живым! Он оказался таким же, как я. Но увы. Чтобы покинуть Отаро окончательно, мне пришлось по-настоящему умереть…
И теперь во весь рост встает вопрос: что происходит? Почему он здесь, со мной, а не там, с Микото? Я так и не смогла этого понять.
Когда после ресторана парни привезли меня домой, я не в силах была ни о чем размышлять — уж очень вымотал меня длинный насыщенный день. А утром… Я не смогла открыть дверь, чтобы выйти из квартиры. Её что-то блокировало снаружи. Кое-как высунув голову в узенькую щель, я увидела на полу… шубу. Леопардовую. Знакомую — с Эйтиного плеча. Только внутри шубы вместо Эйты находился Харуми.
— Эй! — позвала я, легонько стукнув его дверью. Шуба зашевелилась, откуда-то из ее складок вынырнула кудлатая седая голова и сказала:
— Всё плохо. Наш козел сегодня зол. До смерти.
— А? К…козел?
— Ну не агнцем же мне его называть, — вздохнул музыкант и встал. — Но ключевое слово здесь не «козел», а «до смерти».
Я похолодела. Эйта снова что-то учудил?! Харуми едва успел схватить меня за руку, когда я, забыв обо всем, рванула к выходу:
— Куда так резво? А гостя чаем напоить? Я приперся еще час назад, не хотел тебя раньше времени будить, да сам заснул. Как собака, на коврике!
— Но ведь ты сказал, что Эйта… — пробормотала я.
— Он уже мертв, — сообщил Харуми и зевнул. — Я почувствовал, как временной поток чуть-чуть сбился. Так что можно не торопиться.
Я привалилась к косяку. Прошептала непослушными губами:
— Он ушел на новую параллель? Или его просто убили?
— Ушел.
— Почему ты так уверен?
— Со временем учишься кожей ощущать такие вещи, — Иттоку легко подтолкнул меня обратно в квартиру и зашел следом. — Вы с ним столько раз целовались, что я теперь даже во сне чувствую, если время разветвляется. По ходу, ему не столь важно было прыгать в прошлое, а просто нравилось тебя целовать…
— Ага, и сразу умирать! Не говори ерунды… — я отвернулась, чтобы скрыть вспыхнувшие щеки. — Но что случилось? Чего Эйту снова на приключения потянуло?
Харуми сбросил шубу и тяжело протопал в комнату. Похоже, он здесь уже бывал…
— Я перегнул палку, — проговорил он. — Всё испытывал его… Теперь и сам не рад. Ой, у тебя кровать другая!
— Точно! — воскликнула я и вдруг осознала, что даже ничего не помня о «стёртых» событиях, не подвергаясь преследованиям со стороны чокнутого хоста, я всё равно прошлой весной переехала в пустующую квартиру напротив. Словно наваждение какое-то… — Ты здесь уже был?!
— Ага. Еще «по ту сторону ночи», — ухмыльнулся бомж. — После твоей смерти Эйта сюда почти что переехал. Не могу его за это осуждать: и сама квартира, и вид из окна лучше, и соседи…
— Брось, моя соседка Камилла-сан его на дух не выносила! — возразила я, вспомнив, как знойная латиноамериканская леди изрыгала многоэтажные проклятия по-португальски и даже кидалась в Отаро солью, как будто он злой дух. — И меня ругала, что в попытке избавиться от одиночества, таскаю в дом всякую шваль…
— Ты не знаешь, где живет Казума? — перебил меня Иттоку. — Восьмой не говорил?
Я напряглась. Опять этот Казума! Все проблемы из-за него!
— Не говорил. Он к нему пошел? — мой вопрос прозвучал обреченно.
— Думаю, да. Уверен в этом. Э, чего такая физиономия скорбная? — Харуми подошел и ободряюще положил руку мне на плечо. — Эйта умер в этой реальности, но мы же с тобой всегда можем догнать его в новой! Кстати, дам тебе совет: через три дня на ипподроме состоятся скачки с особо крупными предновогодними ставками. Если ты сейчас узнаешь имя победителя, то при повторе сможешь сорвать джекпот!
И правда могу. Но делать так не по мне. Я бы ни за что не решилась. А вот Харуми, судя по всему…
— Послушай, — я посмотрела ему в лицо. — Ты же часто так играешь, да?
— Ну, не особо, — ухмыльнулся он. — Иногда. И всегда в разных местах, чтобы не вызвать подозрений.
— Вот почему ты больше похож на эпатажного рок-музыканта, чем на бомжа… Но… Зачем ты тогда хотел устроиться на работу?
— Потому что Додзима умен, но беспечен. Сам того не зная, привлек к тебе внимание своего личного маньяка. Я должен был проследить за твоей безопасностью — Казума тот еще отморозок.
— Идем, — я решительно шагнула к двери. — Спросим его адрес у владельца «Нарцисса». Я с ним знакома.
Примерно через два часа мы были в Накано, где в старом доме у вокзала обнаружили залитую кровью комнату и два мертвых тела в ней. Никогда не боялась крови, но на этот раз сознание едва не покинуло меня. Отаро лежал на спине, его волосы намокли в красной луже, натёкшей из-под скорчившегося рядом парня, а в открытых, уже потускневших глазах застыло выражение злого торжества.
— Идиот… — прошептала я. Разревелась, упала на колени и ударила кулаком в мертвую грудь. — Идиот, идиот, идиот, идиот!!! Ну за что ты так со мной поступаешь?!
— Эй-эй! — Харуми всполошенно подскочил ко мне и силой оттащил от трупа. — Хватит глумиться над телом, у тебя скоро будет шанс ему живому морду начистить! Да хватит уже, извращенка!