Скажи мне, что значит "видеть"?

В чём изначально заключалась ценность человеческих поступков? Быть может, в готовности прийти на помощь по первому зову, ничего не потребовав взамен? Или в желании оставить кого-либо в одиночестве, успокоив себя тем, что всё делалось лишь из благих побуждений? Темноволосый мужчина в строгих солнцезащитных очках, сидевший в прохладном просторном кабинете у лечащего врача, не знал ответа на вопрос, мучивший его последние несколько месяцев после травмы. Покачав головой из стороны в сторону, он почувствовал лёгкое колебание света и едва ощутимый звон, моментально пронзивший мозг и исчезнувший столь же внезапно, оставив после себя лишь послевкусие несбывшихся надежд. — Чёрт, опять показалось, — с горечью прошептал пациент именно в тот момент, когда за его спиной еле слышно захлопнулась входная дверь. Волнение, как нарочно, подступило к горлу, предварительно спевшись с непривычной беспомощностью. — Доктор Девис, это вы? — Не волнуйтесь, Урс, здесь больше никого нет — только вы и я, — врач с присущей долей прагматизма легко заняла рабочее место за идеально белоснежным столом без единой лишней детали и с интересом посмотрела на подопечного. Чувство безысходности после очередного просмотра амбулаторной карты и данных инструментальных исследований не придало медику уверенности в собственных назначениях. «Надо собрать волю в кулак и сказать, как есть, Лара», — подумала женщина, изо всех сил сжав ноющую из-за перемены погоды челюсть. За почти десять лет практики она в очередной раз столкнулась с тем, что не могла спокойно озвучить пациенту заключение, по сути, являвшееся приговором, и снова не знала, как поступить. Шанс на успешное лечение существовал лишь в теории, а его величина не шла ни в какое сравнение с доводами противоположной, более весомой, стороны — здравого смысла. На карниз снова прилетела стая воробьёв и то и дело билась в стекло. — Дождь? — с уверенностью поинтересовался Бюлер, сняв очки. Переносица раскалывалась от неестественной тяжести, что только способствовало головной боли, не затихавшей ни на миг. — Я правильно понял? «Нет, твою мать, нет!», — доктор Девис к ужасу оказалась на грани полнейшего профессионального фиаско и разочарования в себе. Если она не в состоянии помочь человеку, возложившему на неё последние надежды и деньги, то какого лешего она каждое утро гладит белоснежный халат и с гордым видом отправляется на работу? — Воробьи, — лаконично возразила она и, не дождавшись ответа, произнесла то, чего боялась больше всего. — Урс, я, как представитель одной из самых ответственных профессий, простите меня за пафос, должна сообщать пациентам, кем бы они ни были и с каким благоговением они ко мне ни относились, только правду. Вы понимаете это? — Безусловно, — кивнул собеседник, — продолжайте. — Прошу понять — вы обратились ко мне слишком поздно. Височная область — очень уязвимое место человеческого черепа. После закрытой черепно-мозговой травмы с разрывом зрительного нерва ничего нельзя сделать, тем более при двустороннем повреждении. Время упущено, дефект постепенно замещается соединительной тканью, а операция для подобного случая — казуистика, сшить несколько тысяч волокон и обеспечить их нормальное функционирование невозможно. Я знаю, сейчас вам неприятно слышать это из моих уст, но единственное, что сможет вам помочь — поддержка близких и высококвалифицированный психотерапевт. Наступила продолжительная пауза, за время которой Урс практически не изменился в лице. Он прекрасно осознавал, с каким грузом ответственности за себя перед друзьями и близкими ему придётся сражаться изо дня в день, но не догадывался, насколько больно осознавать собственную никчёмность и слабость перед ближайшим будущим на практике. «Да, дружище, сегодня ты смог проснуться без мусора в голове, а завтра откажешься впихнуть в себя хотя бы пару ложек стряпни. Послезавтра непременно устроишь отменную истерику на забаву всем, а через неделю залезешь в петлю. Цирк, да и только. Ты такого развития сюжета хочешь? Нет уж, дудки! Так просто всё точно не закончится», — мысли роились в сознании с сумасшедшей скоростью, и Урс пожалел об отсутствии рядом с ним диктофона или другого гаджета. Послушать такие умозаключения через несколько лет было бы очень любопытным занятием. — Не могу заверить вас в неожиданности этих известий, доктор Девис, — слова, на удивление, сливались в предложения гораздо легче и быстрее, чем Бюлер предполагал. Со стороны он выглядел так, словно старался ухватиться за последнюю попытку казаться максимально неуязвимым и самостоятельным, персоной, не нуждавшейся в посторонней помощи. Проблемы с самообслуживанием? Отсутствие постоянной работы? Чепуха! Разве это проблемы? — По дороге в клинику я поведал подобную версию развития событий другу и знаете, что он ответил? — Не имею представления, — призналась Лара, размашисто подписав последний лист с бесполезными рекомендациями. Самочувствие женщины ухудшалось на глазах, эмоциональное выгорание, накопившееся за годы практического здравоохранения, портило и без того щекотливую ситуацию. Проклятые птицы всё настырнее пытались пробраться в комнату в поисках пищи и тепла — несмотря на то, что на календаре значился плодородный август, капризы погоды превзошли все возможные ожидания, преподнеся жителям Лондона неприятный сюрприз в виде беспробудных дождей, боли в суставах и сырости. — Что всё будет хорошо, и я не смею винить его за такую посредственность. Себастьен порой слишком заботлив, что, признаться, приятно, но напрасно. Самое интересное заключается в том, что он сам обманываться рад, — Бюлер улыбнулся и вздохнул, представив, каким раздосадованным станет Себ, узнав о крахе непоколебимой уверенности в успехе и счастье. — Именно поэтому его невозможно не любить. «Мой бедный и по-хорошему наивный ребёнок, заключённый во взрослое тело, за какие грехи ты обречён страдать вместе со мной?». — Я передам документы вашему сопровождающему, — отчеканила врач, почувствовав себя не в своей тарелке. Только что ей приоткрыли дверь в то личное пространство, о котором она старалась не задумываться, чётко понимая, что каждый из наблюдавшихся у неё, в первую очередь, член социума с определёнными связями, потребностями и слабостями, но погружаться в думы пациентов женщина себе категорически запрещала. Изношенное сердце и хроническая усталость — разве об этом мечтают молодые выпускники, предвкушая дальнейший жизненный путь? — Если будет нужна помощь при выборе психотерапевта — обращайтесь, мой телефон на протяжении суток всегда доступен. — Благодарю, — произнёс Бюлер и аккуратно поднялся на ноги. — Думаю, в холл я смогу выйти сам, без проблем — всего несколько метров по прямой, а за дверью меня уже ждут. Всего доброго, — заветная голубая папка плавно перекочевала в руки пациента, и мужчина направился к выходу, с каждым шагом теряя уверенность в себе. «Посмотрим, сколько времени мне понадобится, чтобы окончательно разобраться в происходящем. Я и раньше не мог понять, всё ли делаю правильно, а теперь и подавно». В холле, несмотря на разгар рабочего дня, оказалось немноголюдно — пожилая пара читала дешевую бульварную газету в дальнем углу, периодически лениво поднимая взгляд на настенные часы, стрелки которых, казалось, совершенно не желали двигаться вперед. Одинокая дама с потрясающим цветом лица, впитавшим в себя весь холод столичных туманов и серость Темзы, поправляла складки на жуткой гофрированной юбке и неспешно пила воду возле кулера. Что она здесь забыла, оставалось совершенно непонятным, ибо её присутствие внесло нестерпимый диссонанс в окружавшую Урса картину. Окружавшую и совершенно недоступную. На кожаном диване возле кабинета доктора Девис уютно расположился Себ. Сон постепенно одолевал его, и Изамбар из последних сил пытался выйти победителем из поединка с усталостью — несмотря на волнение и постоянный стресс певец не собирался менять принятого накануне визита в клинику решения. Он будет рядом с Урсом, сколько понадобится, вне зависимости от того, какую долю терпения и сил придётся ради этого потратить. «Преданность — одно из главных человеческих достоинств, Себ, — слова матери рефреном возникли в памяти музыканта, — одно из главных, но обычно никем не ценимых. Помни об этом каждый раз, когда готов пожертвовать собой ради другого человека, это очень похвально, но крайне опасно». — Я помню, мама, точно, — прошептал Себастьен, уткнувшись носом в подушку. В горле першило от досадных воспоминаний, а попытка вернуться в реальность не увенчалась успехом. Он не заметил, как пару секунд назад перестал быть единственным, кто слышал собственный голос, и продолжил: — Помнишь про наш небольшой дом на юге Франции? Да, тот самый, в котором мы впервые встречали Рождество. Ты подарила мне карамельное яблоко в ярко-красной коробке из грубого картона и разноцветный ароматный сахар, потому что на другие изыски денег в семье просто не осталось. Если ты не будешь против, а, я знаю, ты только за, мы с Урсом поедем туда на время, чтобы прийти в себя. Ему нужна помощь… — Себ? — голос Бюлера звучал тревожно и неестественно равнодушно. — Ты снова разговаривал сам с собой? — Урс дотронулся до прохладной стены и вздрогнул. Отсутствие зрения обострило тактильную и температурную чувствительность до предела и теперь любое различие казалось непреодолимым препятствием для организма. Изамбар опомнился и помог товарищу принять более устойчивое положение. — Не стоит говорить об этом, Урс, — Себастьен впервые обрадовался, что друг не видит его слёз, и тут же мысленно выругался — разве такие мысли в порядке вещей? — Сейчас речь не обо мне. — А о ком? — Бюлер нахмурился. Больше всего он не хотел, чтобы с ним обращались так, словно он не в состоянии и пальцем пошевелить. — Жалость мне ничуть не нужна. Себ тактично промолчал. Он понимал, чем вызваны подобные эмоции — в нелёгкие недели, проведённые у постели тяжелобольной матери, на его голову вылилось столько отменного дерьма, что Себастьену приходилось выть от отчаяния и обиды. За что самый близкий и родной человек так издевался над ним? Позже Изамбар понял, что люди, испытавшие на себе тяготы и невзгоды мучительных перемен, не отдают себе отчёта в собственных поступках, и поменял модель жертвы на стратегию сочувствующего всепонимающего помощника. — Я не собираюсь тебя жалеть, Урс. Ты взрослый самодостаточный человек, а я всего лишь обеспечу тебя тем, чего тебе сейчас не хватает, — Бюлер кивнул. Для него оказалось в новинку ощущение «нужности» кому-либо. С юных лет он привык всё решать самостоятельно — от покупки новых кроссовок до платы за обучение в академии. Неужели для осознания столь простых вещей нужны такие жертвы? — Во Францию, значит, поедем, в деревню? — нерешительно поинтересовался Урс, переминаясь с ноги на ногу, словно провинившийся школьник. Никогда в жизни он не чувствовал себя столь уязвимым перед окружающим миром. «Что за авантюру придумал твой друг? — интуиция словно слетела с катушек и не собиралась успокаиваться, подлив масла и в без того бушевавшее пламя. — Не кажется ли тебе, что так просто помощи в наши дни ждать не приходится?». — Завтра утром, — заверил Себ и помог растерянному товарищу застегнуть непослушные матовые пуговицы на высохшем после пролитого сока плаще.