Hot Pillow

      Проснувшись, Лиам чувствует легкую дезориентацию, потому что его мама говорит с ним холодным металлическим голосом и мягко просит пассажиров убедиться, что у них есть билет, и серьезно, что за хрень.       Яркий искусственный свет, тихая болтовня людей, звонящий телефон, чей-то смех. Лиам снова заснул в поезде, отлично.       Дело не в том, что он рискует пропустить свою остановку, потому что он на самом деле никогда не пропускает, как будто его тело автоматически узнает, когда он приближается к ней. Это как у собак, которые знают, что они близко к дому, даже когда не видят его, а Лиам в каком-то роде оборотень-пес, так что он думает, что это имеет смысл.       Ему не нравится засыпать в поезде, потому что во время этого у него всегда широко распахивается рот, наверняка из-за неудобной позы, и иногда он пускает слюни. Он знает об этом не потому, что так делают собаки, а потому, что у Мейсона есть несколько фотографий Лиама, спящего в машинах и поездах в совершенно недопустимом виде. Одна из них даже прикреплена к стене рядом с его кроватью, и это странно, потому что на кой черт Мейсон хочет просыпаться каждое утро и встречать нелепое лицо Лиама со свисающей из приоткрытого рта ниточкой слюны? Но ладно, Мейсон всегда был странным, вот почему он, скорее всего, дружит с оборотнем-псом.       Однако внутренний пес Лиама, должно быть, сломан, потому что он еще даже не близко к своей остановке, и это печально, поскольку теперь ему приходится действительно оставаться здесь, сидеть среди людей, которые только что пялились, как он двадцать минут пускал на себя слюни. Сейчас они на него не смотрят, но Лиам знает, что смотрели. Как минимум один наверняка еще и сфоткал. Наверняка сидящая напротив него старушка в очках, которая пытается выглядеть такой старой и невинной, злобная сучка. Лиам хочет вырвать у нее из рук дамскую сумочку, достать ее телефон и удалить свою фотографию, но он так не делает, потому что семнадцать лет жизни с РПВ* научили его кое-чему. Например, тому, что не стоит делать ничего из того, что ты, как тебе кажется, хочешь сделать, когда просыпаешься в плохом настроении. А Лиам всегда просыпается в плохом настроении, поэтому он никогда не делает ничего по крайней мере пять минут с момента пробуждения.       Вот почему он до сих пор не пошевелил головой с того момента, как открыл глаза.       Ему даже не особо удобно, его шея согнута влево, а подушка сиденья странно твердая и совершенно не мягкая. Чертовы поезда. Лиам ненавидит их больше всего на свете, потому что это единственный способ, которым Лиам умеет что-либо ненавидеть: максимально сильно. Он собирается отодрать подушку со своего сиденья и ударить ей старушку, которая тайком сделала его фотографии, вот что он собирается сделать.       — Я думал, что это не может быть более неловко, но теперь, когда ты проснулся и по-прежнему используешь меня в качестве подушки, это еще хуже.       Лиаму не нравятся люди, которые говорят с ним по утрам. Не то чтобы сейчас утро, но он только что проснулся и принцип тот же, поэтому он моментально начинает ненавидеть владельца голоса, который раздался в его левом ухе. Ну, не внутри его уха, но ощущение именно такое, и это означает, что кто-то находится в личном пространстве Лиама, а это означает, что он может его ударить и это будет единственный разумный поступок. Никто не будет бросать на него взгляды и винить его РПВ, как обычно, о, посмотрите, Лиам только что споткнулся об свою ногу, должно быть, это его РПВ, Лиам опоздал на урок, ну конечно, с его-то РПВ, вы понимаете, бедный мальчик. Никто не скажет, что он ударил этого парня из-за РПВ, потому что этот парень выпрыгнул из ниоткуда и начал говорить ему в ухо. Лиам буквально чувствует на своей коже его дыхание, так что он хочет быть ударенным, и удар — это именно то, что Лиам планирует подарить ему, когда поднимает голову.       Оказывается, что Лиам все это время спал на плече этого парня, и его плохое настроение внезапно смывает подавляющая волна смущения. Он просто счастлив, что здесь нет Мейсона, который мог это увидеть.       Он резко отворачивается направо, решив, что будет просто игнорировать то, что сейчас произошло, весь этот сон на плече незнакомца, а потом снова поворачивает голову немного влево, потому что если он хочет притворяться, что ничего не случилось, то он не может смотреть в сторону слишком очевидно. Так что он просто пялится на старушку напротив, которая знала об этом все время и ни разу не подумала предупредить его. Лиам ужасно ненавидит ее, именно из-за нее в мире все проблемы; из-за нее, ее коричневой сумочки и фиолетовой шали. Лиам вроде как хочет украсть ее, ведь у старушки есть его фотографии, так что и у него должно быть что-нибудь от нее. Пока он занят, придумывая способ, как бы украсть ее так, чтобы никто не заметил, он неожиданно вспоминает ужасающий факт.       Парень-подушка заговорил с ним. Вот почему Лиам вообще заметил, что он спал на нем: из-за его голоса в его личном пространстве. Парень говорил с ним, и это значит, что его план притвориться, будто ничего не произошло, был провальным с самого начала и даже хуже. Сейчас, вспомнив, что парень сказал, Лиам понимает, что тот издевался над ним, а он ничего не сделал. Он не ответил, просто убрал голову и ничего не сказал, и теперь парень-подушка наверняка чувствует себя очень могущественным и уверенным. Лиам раздраженно сжимает кулаки, ненавидя этого парня больше, чем что-либо еще в своей жизни, больше чем поезда и больше чем злобную старушку.       — Да пошел ты, — выпаливает он, повернувшись к парню.       Его лицо не похоже на подушку, как втайне ожидала часть Лиама, — вместо этого он выглядит так, будто только что спрыгнул с обложки модного журнала. Наглость. Разумеется, все раздражающие люди горячие, вот как работает жизнь, верно? А потом люди задаются вопросом, почему Лиам всегда злой.       — Извини? — Подушка смотрит на него нелепыми большими глазами — зелеными, конечно же, никогда не бывает так, чтобы невероятно горячие люди получали обычные темно-карие, это почти закон, — и поднимает идеальные аккуратные брови. Даже его голос кажется горячим, весь такой ироничный, низкий и немного хриплый. Голос Лиама всегда похож на голос жалующегося ребенка. Жизнь так несправедлива.       — Ты можешь засунуть извинения себе прямо в задницу, горячая подушка, ты даже не особо удобный, честно говоря, так что я не знаю, кем ты себя возомнил. — Лиам говорит тихо, потому что его уже однажды вышвырнули с поезда, но он убеждается, что его ненависть все равно крайне ясна. — Ты думаешь, люди покупают подушки, основываясь на том, как они выглядят, а не на том, насколько они удобные? Что ж, у меня для тебя плохие новости.       Лиам краем глаза замечает, что старушка роется в своей сумочке. Видимо, фотографии было недостаточно и теперь она хочет снять о нем видео.       — Что?       На гладком лбу подушки появляются морщины. Лиам за них в ответе. Он изучает сначала их, а потом тщательно уложенные волосы. Лиам ненавидит людей с идеальными волосами, всегда ненавидел. Они выглядят мягкими и немного небрежными, но это просто притворство. Это не та небрежность, которая красуется на голове Лиама, когда он просыпается утром, да и вообще большую часть времени и из-за которой люди думают, что у него на голове какое-то мертвое животное. Это сексуально небрежные волосы, на укладку которых горячие люди тратят часы работы. Это лицемерно, и Лиам хочет провести рукой по волосам парня и растрепать их по-настоящему, просто из вредности.       — В следующий раз просто разбуди меня, — бормочет он, потому что парень до сих пор таращится на него, а Лиам не собирается повторяться. Он никогда так не делает, в основном потому, что он всегда забывает, что сказал, как только слова покидают его рот.       — Чтобы ты продолжил лежать на моем плече, только уже проснувшимся, как ты делал минуту назад? — издевательски ухмыляется подушка. Лиам уже заметил его ослепительно белые зубы и полные, яркие губы, и он знал, что у него будет еще и идеально горячая ухмылка, почему бы и нет, верно?       Ему наверняка платят за то, что он выглядит горячим, в то время как Лиаму приходится рвать задницу в закусочной каждые выходные, чтобы заплатить за новый телевизор — он не швырял прошлый, кстати говоря, тот просто совершенно случайно упал, когда Лиам проиграл в десятый раз, но никто ему не верит. Суть в том, что он считает несправедливым, что этот парень, наверное, смог бы купить новый телевизор за день просто благодаря тому, что выглядит горячим и все такое.       А платят ему наверняка много, настоящие деньги, потому что он выглядит по-настоящему горячим. Дело не просто в волосах и глазах, он точно носит цветные контактные линзы, кстати говоря, нет ни единого шанса, что этот зеленый — настоящий цвет глаз, даже не в губах, он, скорее всего, пользуется еще и помадой, Лиама не проведешь, и даже не в фальшиво запущенной щетине на волевом подбородке, или в идеальном скучном носе, или в мускулистых плечах и руках, едва помещающихся в кожаной куртке, пффф, так стереотипно. Это что-то другое, что просто пронизывает каждый дюйм его загорелой кожи и кричит «горячо» так, как тело Лиама никогда кричать не будет. В основном потому, что тело Лиама не кричит, а даже если бы и кричало, то это, вероятно, было бы что-то вроде «МакНаггетс».       — Ты такой жуткий, ты буквально смотрел, как я сплю. Мне стоит позвать проводника и попросить, чтобы тебя вышвырнули с поезда, — угрожает Лиам, скрещивая руки на груди и одновременно разминая каждую мышцу, просто чтобы показать подушке, что он не единственный, кто занимается спортом. Он наверняка думает, что он единственный горячий парень в мире. — Тебе лучше заткнуться прежде, чем я это сделаю.       — О, и что ты собираешься сказать ему, что я был недостаточно удобным? — усмехается подушка, поскольку он не знает, что кулак Лиама может сделать с его идеальным носом.       — Слушай, я много работаю, ладно? — вздыхает Лиам. — Я только сейчас возвращаюсь домой после двенадцатичасовой смены на фабрике, так что…       — Тебе пятнадцать, о чем ты вообще?       — Мне семнадцать!       Подушка приподнимает брови, как бы говоря «вот видишь?»       — И я возвращаюсь домой с очень тяжелой тренировки по лакроссу, поэтому у меня есть полное право быть уставшим, в отличие от тебя. Ты просто стоишь и сексуально выглядишь, пока люди тебя фотографируют, а потом дают тебе за это деньги. Какая тяжелая жизнь, ой-ой.       Подушка пялится на него, поджав губы. Лиам не может понять, улыбку он подавляет или рычание.       — У тебя пылкое воображение. Может быть, поэтому ты не понимаешь, когда спишь на людях.       — Я прекрасно знал об этом, — лжет Лиам.       — О, правда?       — На самом деле да.       — Значит, ты спал на моем плече специально, — скептически повторяет подушка.       — Именно, — вызывающе кивает Лиам. — Потому что, как только я увидел тебя, то понял, что ты раздражающий засранец, поэтому я планировал пускать слюни на твою дорогую кожаную куртку.       Парень моментально опускает взгляд на свое плечо, как будто ожидает найти там мокрое пятно.       — Она уже высохла, но она все еще там, моя сухая слюна, со всеми моими микробами, прямо на твоем плече, — победно хвастается Лиам. — Это тебе за то, что ты такой раздражающий, горячая подушка.       Сначала тот выглядит ошеломленным, но потом просто пожимает плечами.       — Ну, может быть, мне плевать на твои слюни на моей куртке.       — У меня болезни, — снова лжет Лиам, прямо как солгал о телевизоре. Он швырнул его так чертовски сильно. — Много.       — Да, но болезнь мозга не заразна.       Лиам чувствует, как в его груди вскипает гнев. Он ужасно хочет ударить его, но он не может опять влипнуть в неприятности на поезде, его предупреждали в прошлый раз.       — Если ты настоящий мужик, ты скажешь это мне в лицо, когда мы сойдем с поезда, — вместо этого рычит он, впиваясь ногтями в ладони. Не нужно сверхъестественное обоняние, чтобы почуять сейчас его ярость.       Горячая подушка не выглядит впечатленным.       — С чего ты взял, что у меня та же остановка, что и у тебя?       — Если ты настоящий мужик, ты выйдешь на моей остановке, даже если она не твоя, а потом скажешь это мне…       — У настоящих мужиков так много обязанностей, я, наверное, просто соглашусь на горячую подушку.       Лиам тут пытается ссориться, но теперь это кажется бессмысленным.       — Тогда перестань раздражать меня, подушки должны быть милыми, — бормочет он, получше устраиваясь на сиденье. Его остановка все еще далеко.       — Только когда ты первый ведешь себя с ними мило.       — Нет, это гиппогрифы.       Лиам снова смотрит на старушку напротив — она сейчас говорит по телефону, и Лиам немного подслушивает: у нее есть три племянника и она вроде милая, — но он по-прежнему чувствует на себе взгляд подушки.       — Значит, тебе нравится лакросс, Гарри Поттер и мое плечо, — говорит он спустя какое-то время. — Что еще тебе нравится?       — Тишина в поездах, — резко отвечает Лиам. Он не планирует ничего добавлять, но через несколько секунд его губы двигаются снова. — И бегать.       — Готов поспорить, тебе приходится часто это делать, с таким-то подходом. — Он ошибается. Лиам никогда не убегает после того, как злит людей, потому что это его подход. — Я Тео, кстати.       — Я вообще-то не спрашивал. — Опять же, он не планировал ничего добавлять, но его рот живет собственной жизнью. — Я Лиам.       — Приятно познакомиться, Лиам. — Конечно, у Тео еще и идеальная улыбка.       На самом деле Лиам больше не чувствует себя злым. Он пожимает плечами.       — Да, как хочешь.       Тео молчит какое-то время. Лиам возвращается к подслушиванию телефонного разговора старушки. Похоже, сегодня день рождения ее собаки.       — Хочешь пойти выпить вечером? — неожиданно спрашивает Тео. Он выглядит не нервным, но и не таким уверенным, как ожидалось от кого-то настолько горячего, как он. — Если ты не слишком устал после своей двенадцатичасовой смены на фабрике, конечно.       Лиам даже не задумывается над этим.       — Я, наверное, слишком устал, да.       — Ладно, — говорит Тео и замолкает. Они едут в тишине еще какое-то время, а потом Тео хватает свой рюкзак. — Моя остановка следующая. Прощай, злой работяга.       Он встает, и Лиам чувствует волнение, поднимающееся у него в груди, когда Тео проходит перед ним, направляясь к двери вагона.       — Ты все равно можешь дать мне свой номер! — Он хватает его за запястье и сразу же отпускает, прочищая горло. Лучше бы он сделал это до того, как закричал посреди поезда. — Просто на всякий случай.       Тео улыбается и протягивает ему визитную карточку.       — Просто на всякий случай, — повторяет он, после чего поворачивается на пятках и исчезает из вида.       Старушка больше не говорит по телефону. Она улыбается.       Лиам опускает глаза на белую картонку.       «Тео Рэйкен, Бейкон-Хиллс, бла-бла-бла, модель».       Лиам, черт возьми, знал это.