Пробуждение

Если следовать эволюции безо всякой смелости и большого сердца, то очень скоро препятствия и неудачи надломят тебя, сделают пессимистом — и тогда в отчаянии захочешь всё бросить, чтобы отойти в сторону… Именно поэтому у всякого человека действия так важна воля, сила духа — она должна как минимум соответствовать его эволюционному потенциалу. Сила руки не может быть меньше замаха руки! — только так человечество сможет, в конце концов, достигнуть той переломной точки, после которой эволюция уже не будет цикличной. Чжан Бинлинь, «Теория обще-отдельной эволюции», 1906

      Незол улыбается. Ему явно по душе столь явное и яркое проявление пробудившихся эмоций, и останавливаться он не собирается, будто боится позабыть, как это делается. Глядя на него, Талия уверяет, что тоже чувствует… нечто:       — Мне очень хочется заехать тебе по лицу кулаком.       — Скорее всего, это раздражение, — резюмирует Незол, не прекращая лыбиться. — Великолепно! Мы сделали настоящий прорыв!       Орион пожимает плечами — он уже привык к этому странному рефлекторному движению, будто тело бьёт слабенький шокер.       — Я ничего не понимаю. Не вижу смысла… — сейчас, в полной растерянности, он способен только на бормотания и эти странные телодвижения.       — Помяни моё слово, это только начало. Мы справимся.       В словах Незола холодная, такая привычная уверенность, что Орион позволяет себе чуть расслабиться и выпускает ощущения на свободу, правда, те кажутся рваными, острыми, как осколки, разными и непонятными. Сбегая из Ксакора, они верили, что мир обязательно увеличится в размерах, заиграет красками и запахами, но с избавлением от ледяных пут первым пришёл лишь страх.       Талия больше молчит, хмуро глядя в землю. Иногда Ориону кажется, что она уже жалеет о принятом решении. Почему-то отказ от элекса даётся ей тяжелее остальных — как предположил Незол, из-за природной эмоциональности женщин. С точки зрения химии, эмоции и характер формирует ряд гормонов, уровень которых держит под контролем элекс, но вырываясь, точно лава в пробудившемся вулкане, они мешают мысли в какую-то кашу и застилают глаза пеленой. Казалось бы, такая малость, а меняет практически всё; заставляет чувствовать себя чужаком в собственном теле; напоминает, что разум сам себе не хозяин. То же заявление о желании ударить Незола наводит на логичное заключение: что-то идёт совсем не так.       Они как дети, которые делают первые открытия, выглядят глупо, продолжая неловко идти наощупь к огромному, яркому и шумному миру… который их ненавидит за одно лишь существование. Нет, поправляет себя Орион, скорее они похожи на умственно отсталых взрослых, выкинутых в утиль уродов, неуклюжих и растерянных без присмотра разумных и ответственных собратьев.       Похоже, Талия думает точно так же, что является вполне предсказуемым, ибо в тот же вечер он застаёт её у заваленной обломками моста машины, где они хранят весь оставшийся элекс — подальше, будто что-то постыдное, но соблазнительное. Брать его можно без особого разрешения, сколько захочется, но так, чтобы не обделить всю группу, когда наступит настоящий голод. Маячить им перед глазами, когда тело держится на тонкой грани истощения, тоже нежелательно. Резкий отказ от элекса, в свою очередь, может привести к непредсказуемым последствиям: безумию, истощению и даже смерти.       Дряблые мышцы лица наотрез отказываются запоминать новую мимику, кроме обычных движений губами во время разговора. Украдкой Орион растягивает кожу пальцами, пытаясь, будто в глине, придать лицу хоть какое-то выражение, но не понимает, что нужно делать. Отражение в луже нисколько не помогает, а только путает. Попытки всё чаще кажутся безнадёжными, но он не перестаёт кривляться. Прикрывая глаза, отбрасывая убогость их положения, Орион шарит во тьме в поисках отклика, хоть какой-то искры, терпеливо.       Когда-то им всем говорили, что невербальную коммуникацию в ходе эволюции альбы выкинули за ненадобностью, и теперь Орион прекрасно понимает причины: слишком сложно, а очевидной пользы никакой. Организм всегда идёт путём наименьших затрат, экономит энергию и не допускает ничего лишнего — логика природы кажется ему безупречной. Да и зачем отображать на лице что-то, когда есть язык? Зачем это людям? Впрочем, в них и без того остаётся ещё много примитивных черт, например, возможность шевелить ушами, тёмные мысли о насилии и животная агрессия, что несомненно сейчас пробуждалась в Талии.       Эволюция не так идеальна, как хочется о ней думать. Она слишком медленна и дотошна. Иногда Орион представляет её в образе рассеянной леди из журналов Старого мира, которая не может подобрать наряд, однако покупает их целый ворох разных цветов и фасонов, чтобы постоянно носить в итоге только один или два, пока не износит до дыр. Время для неё не значит ничего, когда как в Магалане люди здесь и сейчас страдают от её нерешительности.       Комета будто почувствовала их зов, их несовершенные тела и мысли, растрачивающие потенциал зазря. Она напомнила им о видовом разнообразии, породив орды мутантов, и естественном отборе, отбросив человечество назад в тёмные времена эволюционной резни… прямо к небесам.       Однако высота — это всегда холод и отсутствие кислорода. С вершины горы можно обозревать людские муки несовершенства с идеальным безразличием, однако альб всегда будет чувствовать лишь сковывающий холод, а чтобы разреженный воздух не разорвал лёгкие, придётся дышать через маску, которую, конечно, подадут щедрые на обещания элексеторы.       Обычный намордник — этим и ограничивается милость Ксакора, мудрость великого Гибрида. Всё оказалось ложью. Им говорили, что Свободные Народы — обычные падальщики, что копаются в мусоре Старого мира, пытаясь любой ценой выжить, что альбы смотрят только в будущее, а не на прах прошлого под ногами. Новые технологии, чистота мысли и формы должны были стать их верой и идеологией; внушить лишь одну лаконичную правду, будто воля Гибрида — непогрешима.       Весь элекс принадлежит Гибриду.       «Объедки достаются альбам», — сказал им Незол незадолго до побега. Такие слова — несомненно, измена, — должно быть, дались ему не без дюжиной храбрости, но оно того стоило — наконец прозреть.       Плечи Ориона предательски содрогаются, когда он думает о редеющем с каждым днём потоке альбов, что, точно насекомые, ценой собственных жизней тащат в главный улей — Ледяной Дворец — весь добытый элекс. И ради чего? Он помнит стеклянные глаза командора Джакса и его брата Каллакса, обсуждающих предстоящую миссию, а слышит лишь монотонный бред одурманенных болванчиков, где слово «Гибрид» всплывает чуть ли не через слово. Тогда, стоя с оружием в руках у корабля, которому уже было предначертано разбиться, Орион впервые почувствовал, что обречен, правда, ещё не понимал этого.       Вынужденный голод из-за жадности Гибрида когда-то вынудил их стать такими — испуганными и растерянными, недоверчивыми по отношению к тем, кто должен был привести альбов к величию. Инстинкт выживания просыпается всегда первым, а тот порой толкает живых существ на крайние меры — неудивительно, что последние полгода Ксакор трясло от тревожных новостей.       Число Сепаратистов росло, а побеги и изгнания казались чуть ли не обыденностью, однако элексеторы заявляли, что так чистят ряды от слабых альбов перед войной со Свободными Народами. Им верили безоговорочно, ведь культ силы был чуть ли не главной доктриной их общества после, конечно, «весь элекс — Гибриду». Сумасшествие набирало обороты с каждым днём; ходили толки о заговорах с берсерками, о призывах есть собственных мертвецов, дабы не растрачивать элекс попусту, о том, что Гибрид давно умер, а элексеторы используют его образ, чтобы удержать единоличную власть.       Орион бы поверил в заговоры, да только видел и слышал бормотание командиров, удостоенных «чести» личной встречи с высшим существом. Эти альбы были мертвы, а их телами, точно рукой, вдетой в перчатку, управляло что-то другое, чуждый разум. Тогда Орион решил, что ни за что не останется в Ксакоре. Сомнения и опасение за свой рассудок — вполне логичная реакция, инстинктивная защита жизни — говорят о слабости, а значит, он в любом случае обречён. К счастью, командир Незол давно думал о том же и ждал удобного часа для побега. Когда же он открылся перед ними, лишь немногие встали на его сторону, в итоге завязалась битва, из которой вышло лишь трое альбов.       Страх никуда не уходит, а лишь возрастает многократно, ослепив и загнав их под разрушенный мост, однако чистая, холодная логика остаётся спасительным маяком сверкать во мраке отчаяния, где нет ничего знакомого. После заснеженных пустошей нелегко привыкнуть к густой растительности, твари совсем другие, но такие же плотоядные и недружелюбные — в Магалане правило одно: каждый вид сам за себя.       «Страх — важный фактор выживания, — повторяет себе Орион, как заклинание. — Особи без боязни высоты сорвутся в пропасть».       Однако выходит, что именно свободный, но трясущийся от ужаса Орион скорее сорвётся в пропасть, чем любой из альбов Ксакора. Логика не прослеживается. То, что они открывают в себе, пугает и сбивает с толку, однако впервые Орион может что-то назвать своим, исключительным и личным, отличным от других. Эта мысль оказывается неожиданно приятной.       Сидеть под мостом вечно не выйдет, им нужны припасы, да и подсказка, как справиться с эмоциями, тоже не помешает. Сепаратистов они отметают в первую очередь, ведь те от элекса не отказываются. Даже Незол не знает, как отреагирует Сестак на новость, что они предали все идеалы альбов, а порой и Орион в это не верит до конца.       — Этот город под куполом… — начинает Талия и тут же осекается, встречая взгляд командира. Орион ничего не говорит, хоть всё ещё и находит её поведение странным. Лучше понаблюдать, подождать.       Они уже говорили об этом: если бежать, то огораживаться от всех альбов, которые могут отговорить их от безумной, навязчивой идеи. Даже Сепаратистам не понять, как жить с теми мыслями, что грызут троих отступников после отказа от элекса. После просветления пути назад нет — только вперёд.       — Враг моего врага — друг, — не прекращая улыбаться, говорит Незол. — Если мы не можем вернуться к своим, то попробуем наладить диалог с берсерками, показать им, что мы больше не бесчувственные машины. Они увидят наши эмоции и поймут, что мы не имеем отношения к Ксакору, а дальше мы выложимся по полной, чтобы завоевать их доверие. Они нам помогут.       — С чего ты так уверен? — пусть Талия молчит, Орион говорит за двоих. Почему-то он уверен, что Незол собрался выдать берсеркам нюансы их тактики или информацию по базам на границе. Не то чтобы они располагают важными данными, например, кодами от Преобразователей, однако для предательства нужно не так уж много. В мыслях Ориона шевелится что-то склизкое, мерзкое, ему противно даже взглянуть на Незола, однако тот весел и беспечен, будто дитя.       — Союз с альбами выгоден им, я верю, что мы мучаемся не просто так, ради самих себя, нам уготовано нечто большее… Да, мы можем остановить эту бессмысленную вражду между Свободными Народами и альбами, если покажем пример. Пусть нас будет не много, но великое всегда начинается с малого.       Только если речь не идёт о комете и полном разрушении Магалана. Снова мысленно перед Орионом зависают две чаши весов: неспешная, капризная эволюция на одной и короткий, но яростный всплеск мутации — на другой. Он чертовски устал от крайностей, от иллюзии, будто судьба предлагает всего два пути: жизнь или смерть, доминирование или подчинение, свет или тьму, добро или зло. Зубы сжимаются от бессилия: неужели всегда так «просто»?       Теперь, ощутив целый спектр эмоций, Орион смотрит далеко за рамки и почему-то уверен, что жизнь — это не крайности, а баланс между ними, поэтому рассуждения Незола кажутся ему особенно преступными и более того — опасными.       Однако он всё ещё их командир — а «бывшим» он быть никак не может, — спаситель, лидер. Старая закалка, инстинкт подчинения, выбитый в подкорке, тянут мысли Ориона вниз, хотя только что он парил где-то в небе. Впрочем, мысль о подчинении кажется правильной: нужно держать эмоции под контролем, учиться управляться с ними, точно с оружием — сравнение довольно точное.       Случайная встреча с Джаксом кажется настоящим подарком им всем. Незол лыбится, Талия молчит, Орион сосредоточенно пялится в знакомые черты лица, но не узнаёт альба под ними. С мимикой у него тоже проблемы, а голос звучит почти так же, как в их последнюю мимолётную встречу у корабля, пусть и без набивших оскомину упоминаний Гибрида. С ним что-то не так, но тот, кто лишь недавно открыл в себе эмоции, не может даже понять источник беспокойства.       Незол болтлив и счастлив, он фонтанирует признаниями и рассказывает об их секрете. Нет, они давно ждали того, кто прошёл через отказ от элекса, но всему же есть предел! Инстинкт подчинения держит рот на замке, пока говорит командир — а говорит тот без умолку.       Джакс соглашается на роль переговорщика, и этот выбор кажется самым логичным из всех — кто поймёт их лучше? Орион только прислушивается к своим чувствам, будто тестирует новый имплант, робко пробует тонкие струны и обречённо вздыхает — тишина. Быть может, с ним что-то не так? Бракованный альб с бракованными чувствами, изгой среди изгоев. Он ловит очередной странный взгляд Талии и останавливается на ней чуть дольше, шумно сглатывая.       Дни тянутся преступно долго, когда изнурительное истощение сжигает плоть. Слабость уже не кажется симптомом перехода, нет — это побочный эффект и плата за обострившиеся чувства. Одно заменяет другое — закон сохранения энергии, будь он проклят. Чтобы оставаться в форме, Незол не забывает о базовой подготовке, будто они и не покидали Ксакор; все молчат, но понимают, насколько слабыми теперь стали.       Отжимания по утрам, конечно, не спасают их от беды. Берсерки приходят целым отрядом, а Незол запрещает даже касаться оружия. Позы, в которых застыли люди, даже Ориону внушают презрение и тревогу, сердце бьётся где-то в горле. Незол откровенно жалок и говорит в пустоту.       Он падает первым, хватаясь за горло. Орион видит лишь его затылок, но почему-то уверен, что Незол ещё улыбается. Старший с виду — да и по званию, наверняка — берсерк вырезает ему перманентную улыбку от уха до уха.       Всё происходит слишком быстро, Орион почему-то не поспевает за собственным телом; мысли мечутся перепуганными птицами, кожа горит и деревенеют пальцы на спусковом крючке, ноги будто приросли к земле. Судя по мозговой активности, до превращения в полноценное дерево не так далеко, как кажется. Однако больше он смотрит на Талию, чем на приближающихся берсерков. Они подпустили их непростительно близко, — стыд и позор великой армии! — но Орион всё же умудряется пристрелить одного, выпустив три лазерных заряда, пока не встречает лбом разбитый асфальт и не отключается.