***
Дом на Тисовой Улице почти не изменился. Разве что аккуратный садик зарос сорняками: похоже, за ним было некому ухаживать. Гарри не почувствовал ничего. У него внутри поселились лишь пустота и безразличие. И совсем немного злости. Обиды на тётушку за своё детство. Шаг. Гарри девять лет. Он изо всех сил старается угодить тете Петунье: старательно ухаживает за садиком и готовит завтраки на всю семью, но Дурсли все равно недовольны. Они кричат и выгоняют его из дома, когда приходят гости... Второй. Вернон бросает Гарри на вокзале Кингс-Кросс. И улыбка у него такая противная, язвительная. Неужели он бы хотел, чтобы маленький племянник потерялся на вокзале? Дядя уходит, а у юного волшебника в душе только жгучая обида и боль. Ну почему он не такой, как Дадли? Почему он не любимый ребёнок? Третий. Дадли и его компания ловят его летом. Гарри старательно прятался от кузена две недели, но его все равно нашли. Младший Дурсль бьет профессионально: синяков и ссадин не остаётся. Но боль есть, и Поттер никак не может от неё избавиться. О, как же он скучает по Хогвартсу и по магии. Гарри уже взрослый, и он стучится в дверь к своим родственникам. Ему открыл Дадли. За то время, которое они не виделись, кузен похудел и осунулся. Возможно, на нем так сказалась болезнь матери. Неужто младший Дурсль о ком-то переживал? – Ты? Неужели решил хотя бы к матери явиться? Отца мы уже похоронили. Поттер решил промолчать. Для него Петунья матерью никогда не была. А может быть, она и не пыталась ею стать. – Пройти дашь? – спокойно спросил он, облокотившись на дверной косяк. Вместо ответа Дадли отошёл. Гость зашёл в дом и обомлел. Идеальный порядок, так поддерживаемый Петуньей, пропал. Пол уже не сверкал той чистотой, его как будто давно не мыли. Рамочки с семейными фото покрылись слоем пыли, а на потолке, в левом углу, Гарри, кажется, смог разглядеть паутину с её жирным многоногим обитателем. – В марте. Папа умер в марте. Сердечный приступ. Пока оформляли бумажки... В общем, похоронили в апреле. Мы тебе писали, но ты не пришёл, – сообщил Дадли. Он говорил ровно, но Гарри даже не пришлось смотреть на него, чтобы понять, сколько усилий ему это стоило. Поттер хотел бы сказать, что ему жаль, но вся проблема заключалась в том, что жаль ему не было. Работа в Аврорате научила отключать жалость к чужим людям. А Дурслей он считал именно чужими. Петунья постарела. Светлые волосы стали седыми, на лице появились морщины. Под глазами залегли тени. В целом, миссис Дурсль не выглядела, как довольная жизнью старушка, умирающая в кругу любящей семьи. Какая ирония! Женщина, всю свою жизнь потратившая на создание идеальной семьи, умирает практически в одиночестве. С ней только сын. А все потому что идеальная невестка не пустила к идеальной бабушке идеальных внуков. – Здравствуйте, – холодно произнес Поттер, проходя в комнату. – Здравствуйте, миссис Дурсль. – Гарри, – прохрипела Петунья. – Дадли все же отправил письмо… Я рада видеть, как ты повзрослел, – она закашлялась, но когда младший Дурсль, тоже зашедший в комнату, подорвался к ней с салфеткой, только отмахнулась. – Я в порядке, милый, я в порядке. Выйди, я хочу поговорить только с Гарри. Дадли подчинился воле матери и вышел, закрыв за собой дверь. Поттер вдруг осознал, что комната, в которой они сейчас находились – его комната, вторая спальня Дадли. – Гарри, – с трудом продолжила Петунья. – Ты так повзрослел. Мне жаль. Мне правда жаль, что так получилось. Мы с Верноном хотели, чтобы ты перестал… быть магом. Мы были юны и думали, что это сработает. Мне очень жаль, что мы искалечили тебя. Прости. Я умираю, и сейчас мне очень важно получить твое прощение. Пожалуйста… – Мне жаль, но я не могу. Я, конечно, мог бы сказать, что я вас простил, но мы оба знаем, что это не так, – сказал Главный Аврор, чувствуя в глубине души, что все сказанное – чистая правда. – Гарри... – каждое слово давалось миссис Дурсль с большим трудом. – Мне жаль, что, – ее голос стал больше походить на шепот, – так получилось, – женщина закашлялась, и кашляла она долго. Гарри уже хотел позвать кузена, но тут кашель прекратился. Не слышалось и шумное дыхание женщины. Запахло смертью. Петунья Дурсль умерла.***
– Ты в порядке? – спросила Джинни, протягивая Поттеру выглаженную красную мантию. – Может быть… Договорить она не успела. Где-то наверху заплакал Альбус Северус. Ему вторил Джеймс Сириус. Джиневра подорвалась к детям, но вспомнила, что ей нужно отдать Гарри мантию. Поттер принял свою форму, сказал жене: «Спасибо» и аппарировал. Нововведение Министерства: главы отделов могли появляться на работе посредством аппарации в холл. А дальше – пешочком до кабинета, к родным бумажонкам.***
Сегодня все изначально пошло не так. В холле Министерства, казалось, витало ощущение тревоги. Гарри нахмурился, присматриваясь к подозрительному старичку, сидевшему около стены. Его лицо было знакомо Поттеру, но он не помнил, где его видел. Старик улыбнулся – зубы у него начали гнить – и помахал Главному Аврору рукой. Теперь Поттер его узнал. Рабастан Лестрейндж, помилованный. Министр, выпуская его на свободу, говорила, что дает ему спокойно умереть. Остаться наедине с собственными болячками. Но вот только Лестрейндж спокойно умирать не хотел. Правда, магическое сообщество узнало об этом слишком поздно. Взрыв прогремел в Атриуме внезапно. В разгар рабочего дня, когда большинство работников Министерства прибывали на работу. Гарри Поттер не успел спастись. У него просто не было шанса. Ударной волной его просто разорвало на кусочки.***
Смутно слышимые голоса и темнота – вот что ощущал Гарри Поттер. Боли не было. Сожаление – да, ибо как там Джинни одна справится с его сыновьями? Не вовремя он их покинул, ох как не вовремя. Что-то изменилось. Стало светлее. Гарри сжал кулаки, оставшиеся единственным его оружием. И… «Что за ерунда?» – подумал Поттер, ослепленный белым светом. Следующие слова повергли его в еще больший шок. – Поздравляем, миссис Эванс. У вас девочка. И Поттер завопил. Громко.