Лепесток трехлистного клевера

      Франция, 1885 год.       - Ради всего святого, Парн! Я же просил оставить меня в лощине! Понимаю, тебе-то всё равно, но мои бедные кости не выдержат больше подобного издевательства. Едва ли нам с тобой окажут в городе тёплый приём, если ты объявишься там посреди ночи, в рваных брюках, покрытый шрамами и с полураспавшимся графом через плечо. В лучшем случае, вместо доктора, на быстроногих лошадях прибудет какой-нибудь заезжий борец с нежитью и окатит нас ведром святой воды.        - Ничего не имею против. Нам обоим давно пора помыться.        Граф издал что-то наподобие нервного смешка. Дыхание сбилось, он замолчал, шумно и хрипло втягивая воздух слегка приоткрытыми, потрескавшимися и успевшими зарубцеваться много дней назад губами. Горьковатый запах ночных трав, смешиваясь с ароматом моря, обжигал пересохшее горло, от боли уже не страждущее и не способное принять ни воду, ни пищу.       Ритм его дыхания, не говоря уже о сопровождающих процесс жутких звуках, мог напугать любого нормального человека, послужив неоспоримым доказательством в пользу истории о нагрянувшей нежити. Однако в данный момент люди, как таковые, на местности отсутствовали. Не говоря уже о несоответствии внутреннего мира двух участников диалога каким-либо психологическим нормам. Они с досадой, или ироничной усмешкой сами могли подтвердить это, не задумываясь.       - Впрочем, вряд ли я буду в состоянии оценить гостеприимность моих подданных, если мы продолжим двигаться такими темпами ещё пару часов к ряду. Будь добр, - недобро проскрипел граф голосом заржавевшей дверной петли, хотя на вид ему нельзя было дать больше семнадцати лет, - опусти меня на землю.       - Если вы по-прежнему надеетесь вызвать моё сочувствие своими жалобными речами, после которых я возрыдаю от отчаяния и подыщу вашему телу удобное местечко прямо здесь, на холме, чтобы вы спокойно спали, пока в конец не порастёте маргаритками… Буду вынужден вас жестоко разочаровать, хозяин, - пятнадцатилетний подросток ехидно улыбнулся, полуобернувшись к тому, кого он самоотверженно тащил за собой в наскоро сооружённых носилках. Пара глаз золотистого и синего цвета, со зрачками - щёлочками в другой мир, сверкнула в темноте, как фонари на полночной повозке. – И не храпите у меня над ухом, пожалуйста, я практически оглох.       - Какая же ты язва, Парн, - обречённо и устало проговорил второй молодой человек, замолкая и прикрыв глаза, чтобы, погрузившись в отчуждённую дрёму, не тратить понапрасну силы. И без того покинувшие его ещё в начале их долгого перехода через лесистые холмы.       - Премного благодарен, я знаю, - пуще прежнего осклабился оборотень. Отмахиваться от проблем шутками он старался даже не по причине своего характера, а намеренно, пряча за маской ехидного остряка, которому любые невзгоды нипочём, обеспокоенность весьма непростой ситуацией.       Насколько хорошо вы бы почувствовали себя на месте Парна, если бы вся ваша жизнь за одну ночь пошла под откос в самом прямом смысле слова – вместе с домом и всем нажитым имуществом, а ваш лучший друг исчез при самых неприятных и пугающих обстоятельствах? Бесплодные поиски продолжались до рассвета, пока, наконец, охрипнув от крика и обессилив из-за регулярной смены ипостаси, поскольку в облике маленького животного удобнее исследовать самые потаённые закоулки огромной приусадебной территории, вы ни заметили его под крутым берегом неспокойного моря. После чего, в течение нескольких часов, пытались вымыть соль из воспалённых ран; не говоря уже о поиске сухих дров для костра под некстати заморосившим дождём.       Парн скрипнул клыками и тихо выругался. Будь проклят тот мальчишка и его сестра, заехавшие на их территорию; если бы не они, ничего бы не случилось. Леший с ним, с проклятием, хотя оно и приносило вред – жертва того зла сейчас беззвучно стонала у него за спиной, - но это была их жизнь, и никто не имел права в неё вмешиваться.       Что бы не случилось, кошка всегда идёт за хозяином. Искренняя человеческая любовь между ними никогда не истлеет, подобно цветку среди жарких языков пламени предательства и отвержения. Ветер одиночества не развеет её пепел над сожжённым дотла лесом, ещё вчера благоухавшим и радовавшимся жизни; а сегодня о нём, как о покинутой душе, никто не вспомнит. Скоро вырастут новые побеги, вернутся спасшиеся птицы и животные… вот только прежнего леса уже не будет.       - Блэйз, - отбросив ехидный тон и никому ненужные титулы, парень обратился к другу по имени.       - Что? – Призраком прошелестел светловолосый граф, понемногу теряя связь с реальностью.       Чёрный оборотень устыдился своих мыслей: как будто проклятие могло помочь его семье вновь стать счастливой. Всё же хорошо, что эта чёрная зловещая нить, перекинувшаяся сквозь годы от одного события к другому, терновыми плетьми опутывая их жизни, оборвалась. Пусть даже настолько кардинальным образом; и в результате они оба едва не захлебнулись вожделенной свободой вместо того, чтобы испить её кубок с наслаждением до дна. Так выросшему в неволе дикому животному угрожает опасность в любом уголке давно забытого дома, куда ему удалось вернуться, но где оно чувствует себя чужим. И боится неизвестности, ожидающей впереди, среди тёмных стволов, волн и барханов, как опасается за их общее будущее Парн.       Много ли кот может знать о человеческих взаимоотношениях, переживаниях и мире, с которым он, по большому счёту, соприкасается самым поверхностным образом? Наверное, достаточно, ведь кошки чрезвычайно умны, иногда понимают суть вещей даже лучше разумных двуногих. Хотя, если бы те, кто изволит называть себя их хозяевами – какое милое заблуждение! - разбирались во всём ровно настолько, насколько они утверждают, то уж точно не попадали бы в столь глупые ситуации, как с добренькой старушкой и тремя заколдованными предметами.       Колокольчик мерно посылал тёплые волны сквозь кожаный ошейник, давая Парну уверенность в том, что у него хватит сил взять на себя ответственность за человека.       - Я устал, - печально сообщил кот, замедляя шаг, - поэтому если буду засыпать по дороге, дёрни меня за ухо. Только не сильно, оно и так уже пострадало, до сих пор ожог чувствуется. Но не это главное, что я хотел тебе сообщить, а совсем другое: мы приближаемся к лесу.       - Как, опять?! Снова с веток мне за воротник будут сыпаться сухие иголки, веточки, пауки и ледяные дождевые капли. А клещи с комарами, ехидно скалясь, начнут выискивать не искусанные места с наибольшим количеством вкусной крови. Которая, надеюсь, пока ещё осталась, и по-прежнему чрезвычайно мне дорога!       Парн непроизвольно вгляделся в темноту густых крон заросшей рощицы, надеясь увидеть затаившееся в ветвях гигантское насекомое с клыками саблезубого тигра прежде, чем оно решит похрустеть двумя немножечко высушенными временем антигероями. Ничего, кроме невинно посвистывающих птичек, готовых радостно приветствовать рассвет, кот там не нашёл, сразу же придя к выводу, что графовы дела совсем плохи, если ему чудится подобная гадость.       Блэйз, уже мысленно распрощавшийся с заманчивой перспективой выспаться на мягкой, хотя и сыроватой от росы травке, отвоевав у вечности пусть даже маленькую толику незаслуженно отобранных ста лет отдыха, безразлично наблюдал, как парень с хвостом обходит вокруг его лежбища и прикидывает, с какой стороны лучше подступиться к своей скорбной ноше.       - Чтобы ещё раз я помог вам выпутаться из подобной передряги, господин граф, - пыхтя и прижимая уши, подросток с третьей попытки поднял товарища, предварительно кое-как расположив его у себя на спине. Старательно и бережно, опасаясь случайно потревожить искалеченные кости, сломанную ногу и обширную рану на груди.       Перед Парном, помимо всего прочего, стояла задача придумать правдоподобную легенду прибытия в город компании двух мужчин в столь странном виде, чтобы их не приняли за беспокойную нежить с ближайшего кладбища, или бродяг, обокравших экипаж какого-то знатного господина. Но проблемы следовало решать по мере их поступления.       - Не волнуйся, следующего раза не будет. Судя по моим ощущениям… твои мучения скоро закончатся, друг мой.       Пепельный блондин оборвал фразу на хрипящем вдохе, в болезненной судороге сцепил бледные руки, со слишком длинными для человека ногтями, на жилетке Парна, и затих на его плече.       - Блэйз, даже не вздумай! Зря я, что ли, тебя тащил по пересечённой местности два часа, как ездовой кот?! А отдыхал по дороге, между прочим, только ты: «Ах, пожалейте меня, несчастного, больного, обездоленного! Ах, мои бедные лапки, ах, моя несчастная спинка! Положите меня под кустиком, посплю полчасика, и начхал я, что кровь из раны фонтаном хлещет – того и гляди, все окрестные упыри пировать слетятся!» Делай со своей жизнью, что хочешь, но маленького испуганного котёночка бросить на произвол судьбы, в одиночку бороться с жестоким миром, я тебе уж точно не позволю!       Для большей убедительности взрослый «котёночек» встопорщил длинные, блестящие в свете золотисто-зелёного месяца белые усы и распушил длинную смоляную шерсть, возмущённо сопя графу в ухо. Адресат котового возмущения полностью проигнорировал демонстрируемые эмоций и, кажется, даже не счёл нужным тратить свои силы на такое нудное дело, как дыхание. Поэтому шерсть у Парна встала дыбом по-настоящему. По-кошачьи ткнувшись носом в холодную бледную кожу, оборотень направил всё свое чутьё, нерастраченное в человеческом облике, на проверку самочувствия лучшего друга. И был в некотором смысле удовлетворён фактом того, что граф Де Мореллус хотя не вполне ещё трансформировался из «умертвия», но, по крайней мере, не приблизился к этой ипостаси в самом необратимом и печальном смысле.       В конце концов, а много ли вы, дорогие читатели, знаете людей, в добром здравии и твердой памяти вышедших из полувековой борьбы с потусторонними силами? Граф, кстати, и на то, и на другое перестал жаловаться сразу же, стоило ему понять, насколько Парн холодная и бессердечная зараза, чуждая глубоких человеческих страданий. Конечно, вслух не признался, но подумал. Впрочем, имеет ли вообще смысл сетовать на вещи, отсутствующие как таковые?       Наверняка число профессиональных магов-экзорцистов и потомственных драконоборцев среди ваших знакомых, побывавших в подобных ситуациях, не столь велико. Следует ли в этом случае говорить про тех, кто вообще не ожидал подобного вероломства от потерявшей всякий страх нечисти? Тем более, наш герой был на тот момент чересчур молод даже для того, чтобы разобраться в своих чувствах и повседневных обязанностях. Кто знает, в какое русло повернула бы история, повремени он и его chère chérie со свадьбой.       Тьма любит испуганных, слабых и потерявших свой внутренний путь: их открытость для самых откровенных обманов, которые они не могут распознать в своём состоянии, а раненые чувства слаще мёда для её ненасытного чрева. Свет души непобедим в этом сражении на равных только и только тогда, когда он верит в свои силы.       Парн сам не был уверен, бесследно ли прошла для него встреча с заговорённым колокольчиком, с некоторым опасением подозревая, что мрачная история в его жизни ещё откликнется. До сего дня он лишь с некоторым неудовольствием приноравливался к получеловеческому телу, которое, впрочем, оказывалось не таким уж бесполезным, если дело касалось защиты графа. Даже взрослый кот едва ли сумел бы в одиночку справиться со всей той армией самонадеянных «недоброжелателей», пытавшихся или спасти похищенных дочерей, невест, племянниц и сестёр, или изгнать призраков. Что ж, теперь уже ничего не исправить, лес забрал их всех – отважных мужчин и трепетных девушек. А морские волны горьких слёз и, казалось, навеки сплетённые узами любви и мрачных грёз белые стены храма рухнувших надежд, едва не погребли под собой последние бьющиеся сердца. Проклятые сердца, сросшиеся плетьми дикой розы в трилистник крестей на карте Таро, от которого отломили один элемент.       Звёзды золотистыми свечами истлели посреди глубокой синевы, словно в чаше с лепестками благоухающих роз. Погасив расшитый бисером созвездий небесный купол; и световая фантасмагория затонула во тьме до наступления следующих сумерек. Кто-то невидимый сложил шёлковое покрывало ночи и забрал его с собой, обнажив бледно-сизое небо. Над горизонтом лениво плыл восход, мягкими кошачьими лапами прощупывая землю перед собой; тяжёлая сладковатая жара летней ночи отступила, даруя лёгким долгожданный глоток свежего воздуха, наконец, не обжигающий пеплом скрытые раны. Бледный туман призрачными змейками пополз меж стебельками трав, отяжелевших от росы, как тяжелеют перед рассветом веки проведших бессонную ночь.       Парн зябко переступил с ноги на ногу, брезгливо отряхивая промокшие лапы. Хвост он заблаговременно подвязал поясом к брюкам – не особенно удобно, зато спасло черного кота от нежеланного освежающего душа. Несмотря на это, во время блужданий среди синих берёзовых стволов ему в душу не раз закралось несвойственное кошкам желание принять горячую ванну. Что ж, единственный источник тепла, которым оборотень на данный момент располагал, помимо своей насквозь мокрой угольной шубки, было тело графа, покоившееся на его хрупких, на вид, плечах. Как не странно, парень практически не устал его нести. Наверное, потому, что своя ноша, как говорится, не тянет.       Бинты из найденных в руинах лоскутов медленно намокали от крови; Парн чувствовал её слабый металлический запах. Кровоточила не рана на груди, но иная где-то внутри, и примешивающиеся к ней ноты непонятного запаха черному коту очень не нравились, однако Блэйзу он пока не сообщал, опасаясь его напугать. Сейчас же спокойное, но кажущееся чуть более замедленным, чем следовало бы, дыхание над ухом тянуло кошачью душу поддержать его мелодичным мурлыканьем. Оборотень улыбнулся в два ряда белоснежных клыков, но преодолел себя. Лишь аккуратно стряхнул дождинки с серебристых волос и некогда белого пиджака своего друга.       Молодые люди выбрались на опушку рощи, простёршейся по самому краю холма в обе стороны. Крутой спуск вёл к таким же заросшим возвышенностям, для дикого животного уютным и тихим. Вдалеке матово светились оплетённые солнечными лентами возделанные поля; лучи стекали в реку, и она красивым острым лучом делила местность пополам - будто стрела, выпущенная над самыми макушками колосьев в сторону небесного светила. Преображаясь озером на пересечении неба и земли.       - Блэйз, проснись, - парень тронул друга за плечо, и тот издал протяжный стон от прикосновения, заставив кота отдёрнуть лапу. – Не зевай так больше никогда, ты что?! У меня чуть шерсть не поседела от ужаса.       - Какой ты нервный, - граф бледно улыбнулся, вновь обретая безжалостно стёртые временем черты красивого молодого человека.       - Станешь тут нервным! Ты когда последний раз в зеркало смотрелся, а?       - У призраков нет отражения, Парн. Кроме того, уж поверь мне, ты выглядишь не лучше. Так что давай оставим эту тему. Ты разбудил меня, чтобы высказать своё мнение по поводу моего внешнего вида?       - Я просто хотел сказать, что наступило утро и, может, нам следует сделать привал? Хотя бы ненадолго? Понимаю, в каком ты состоянии, но при свете мои силы быстрее подходят к концу и возвращаются урывками - случайно могу тебя и уронить. Интересуюсь исключительно из-за заботы о твоей безопасности.       Получив короткий одобрительный кивок, оборотень принялся оглядываться в поисках местечка посуше. Мимоходом пустившись в философские рассуждения:       - Днём лучше быть котом, чем человеком – никто не вопит при виде тебя, можно гонять птичек по деревьям, или спать, свернувшись клубочком у графа на груди, пока он спокойненько дрыхнет в своём склепе. А не патрулировать периметр двадцать на двадцать сантиметров вокруг Его Светлости, чтоб границу не пересекла какая-нибудь обвешанная чесноком личность с осиновым колом наперевес. Я устал до кончика хвоста, и хочу в отпуск до конца девятой жизни, но не раньше, чем доставлю непутёвого хозяина куда-нибудь, где его, наконец, переведут из стадии не упокоенного привидения в стадию более-менее живого человека. Тогда можно будет выбросить эту проклятущую побрякушку, - Парн дотронулся до согретого магией медного бубенчика у себя на ошейнике.       Блэйзу очень хотелось возразить, что его комната в особняке ни в коей мере на склеп не похожа, пускай там давно никто не убирался, от чего сотни благодарных паучков украсили углы серой вуалью паутины, а за тёмными занавесками иногда дремали летучие мыши. Ну, и крыша немного провалилась. Зато лунный и солнечный свет из круглого проёма подарили жизнь огромному количеству самых разных цветов.       - Давай будем решать проблемы по мере их поступления, - серые прозрачные глаза скользнули вдоль горизонта сонным взглядом. - Смотри, вон там какая-то маленькая девочка гуляет по лесу. Нужно спросить её, далеко ли отсюда до города.       Парн вздохнул. По собственному опыту коту было прекрасно известно, что далеко не всё видимое графом является законной частью реальности, поскольку неправильная магия дала ему весьма своеобразные силы для воплощения желаний. Трудно определить, ради чего весь мрачный экзотический спектакль затевался, но в результате эта волшеба порождала такое, что кровь стыла в жилах не только у Парна и заблудших путников и путниц, но и у всей окрестной живности, спустя неделю старательно обходившей поместье графа Де Мореллуса десятой дорогой. В противном случае невинная лесная фауна рисковала быть схваченной и унесённой за ракитовый кусток представителем уникального вида «жуть чешуйчатая зубастая, сотней глазок весело моргающая», или ещё чем похуже.       Блэйзу его творения нравились (радостно-безумные заверения изжить всех мерзких людишек и в гордом страстном одиночестве поклоняться памятнику святой любви – Шерил, - шли в разной комплектации к каждому новому зверю), оборотень же относился к ним скептически, понимая, что мороки не настоящие, и при том считая себя венцом природной эволюции. Ни кота, ни хозяина милые создания, колоритностью своих образов способные вогнать в глубокую тоску любую не творчески выполненную Тёмными силами нежить, не трогали. Но и близко к себе не подпускали, подозрительно посверкивая глазами в зарослях заколдованного леса.       Даже будучи немного не в себе под действием проклятия, друзья часто спорили, что же главный художник в очередной раз наваял. Блэйз любил рисовать и в прошлом дивно писал портреты; пейзажи ему тоже удавались на славу. Но с тех пор, как мировоззрение молодого графа несколько исказилось, у его картин определённо появилось намного больше шансов заинтересовать широкую общественность, чем у обыкновенной красивой живопись. Если бы, конечно, господа заказчики не повредились рассудком прежде чем успеют вникнуть в суть полотна или скульптуры. Впервые узрев новый дом, который граф себе «построил» по мановению руки вскоре после того, как научился обращаться с иллюзиями, Парн категорически отказался ступать через порог хоть коготком одной лапы - иначе оборотень рисковал выйти оттуда ещё более Скрюченным Котом, чем раньше.       Смертельно оскорблённый в лучших чувствах, властелин сознания Блэйз не разговаривал с ним три дня. Впрочем, если задуматься, блондин и без того был не особо разговорчив последние полсотни лет: по большей части он красноречиво рычал, но между хищниками на этом строился вполне сносный разговор. Конфликт исчерпал себя, когда Парн, кротким ягнёнком заглядывая в глаза хозяина, вспрыгнул на кровать и свернулся клубочком на изувеченном теле, ласково потёршись о его щёку. Призраки не испытывают боли, но они тлеют изнутри пламенем, что подпитывается разбудившим их заклинанием, и очень медленно распадаются, теряя последнюю тень своего разума.       Сейчас, в первую очередь, следовало выяснить, а не является ли вышеозначенная девочка какой-нибудь мстительной потусторонней сущностью, по ошибке вызванной Блэйзом в любовном бреду. Иначе она почувствует в бывшем повелителе, лишившемся всей своей силы, лакомую добычу. И доставит их обоих только в одном, очень коротком направлении.       - Ну, сколько я знал порядочных девочек, они не имели привычки собирать в лесу грибочки в шесть часов утра, или чем она там занимается. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Допустим, ладно, но каким образом она могла сюда попасть – в самую глушь, километра полтора от города времён нашего правления? Ты же сам в прошлый раз целую неделю ходил и хвастался, что тут места совершенно тихие и безлюдные, одна только деревня поблизости. Девственная природа, так сказать.       - Может, она ведьма? – Подумав, предположил Блэйз.       Кот ощетинился, сделавшись похожим на волка, давно не навещавшего цирюльника совершенно с иной целью, нежели сытно поужинать. Яркие цветные луны на его мордочке прорезали узкие щели ночной бездны.       - Чтобы хоть с одной ведьмой мы ещё связались?! Мне их на все восемь жизней хватило, еле девятую отобрал! Ты в своём уме…вообще?..       Голос Парна стал тише на середине фразы, и концовку её он произнёс уже не в возмущении из-за глупых предложение своего товарища, а с вопросительно-смущённой интонацией. Блондин с искреннейшим интересом смотрел на него невинными прозрачно-серыми глазами, и понять, что он саркастически улыбается, почти не представлялось возможным. Блэйз пожал плечами - дескать, нет смысла задавать риторические вопросы.       - По крайней мере, Парн, если там другая ведьма, она сразу почувствует магию сильной соперницы и нас не тронет. Можно попробовать припугнуть и заставить нам помочь, сказав, что мы – ведьмины протеже, и если с нами что-нибудь случится по её вине, пусть пеняет на себя. Саму Матушку Гусыню мы, совершенно точно, больше не заинтересуем, поскольку прежнего источника силы она лишилась, а новый создавать нет смысла – второй раз нам его элементарно не выдержать. Можешь не волноваться.       - Откуда у тебя такие познания о магических науках?       - За несколько лет до встречи с Шерил я увлёкся эзотерикой и мистикой.       - Теперь понятно, от чего у тебя так глаза загорелись при виде чёрного котёнка.       - Разумеется, моя любимая, да и другие люди никогда бы не одобрили подобное, и приходилось держать мои эксперименты в секрете. Именно так всегда и получается: вещи, о которых собрано меньше всего знаний, обязательно притягивают к себе внимание. Ты думаешь: «Вот, человечество не сумело или не решилось искать ответы на все эти вопросы, или даже какой-нибудь отважный исследователь обнаружил их, но испугался собственного открытия и отступил, будучи всего в двух шагах от того, что перевернуло бы весь мир. Но я-то смелый - прямой кандидат в герои своего времени; да пусть хоть все опасности и непреодолимые трудности выстроятся передо мной бесчисленным полчищем! Совершу подвиг, стану гордостью человечества, и девушки сами будут кидаться в объятия»…       - Ну, ты красавчик! Сразу всех девушек ему захотелось, видите ли!       - Не знаю, о чём ты там подумал, Парн, но вышеперечисленное я привёл исключительно в качестве абстрактного примера, ясно тебе?! – Оборотень ехидно усмехнулся, удовлетворённый и своей проницательностью, и созерцанием живых эмоций вместе с краснеющими ушами. Уж чего-чего, а подобное призраки точно не умеют делать. – Ты тоже лазаешь в чужие огороды - особенно те, где за забором лают злые собаки, - чтобы утвердить свой статус и привлечь внимание кошечек. Простая закономерность поведения городских рыцарей. Я отправился на поиски магии, но она нашла меня раньше – прежде, чем я понял, какую высокую цену придётся заплатить за нашу встречу. Бойтесь ваших желаний, как говорится.       - Блэйз, а ты пробовал колдовать? Это должно быть увлекательно: ходишь по кладбищу в полнолуние, в чёрном плаще – иначе кто-нибудь увидит и неизвестно, как получится – ты на упыря с осиновым колом, или сторож на тебя с осиновой лопатой. С заклинательной книжкой в одной руке, со свечкой в другой; шепчешь тихонечко страшные проклятия, чтобы она не вздумала погаснуть в самый неподходящий момент. Потом не заметил какой-нибудь холмик в темноте, и всё: «Привет, дорогие родственнички, как быстро я к вам сегодня спустился!»       - Между прочим, некромантия - не единственное направление в магии, и далеко не самое распространённое. Что касается меня, ни в коем случае не стал бы применять свои знания на практике – слишком большой риск; может получиться одна единственная ошибка, но неизвестно, успеешь ли потом её исправить. Всё же, я не потомственный колдун; хотя, насколько мне известно, магия не откликается на призыв первого попавшегося человека, который просто решил попробовать свои силы в колдовстве. Однако как мне показалось, я заинтересовал потусторонние силы не меньше, а может быть даже больше, чем они меня – сплетающийся сонм шепчущих голосов возник в моём сознании внезапно, стоило только закончить чертить мелом главную руну на пентаграмме. Впрочем, тот круг я всё равно не собирался замыкать.       - А светящаяся бабочка, которая так удачно попалась мне в лапы, а потом рассыпалась блестящей пылью, и я чихал десять минут – её, скажешь, тоже не ты сделал?       - Это был простенький световой фантом, его даже ребёнок может воспроизвести.       Парн сильно рисковал, спускаясь по крутому откосу холма с тяжёлой ношей. Особенно ему мешала длинная и скользкая от влаги трава, скрывающая под своим покровом бесконечные неровности земляной насыпи, и то и дело норовившая опутать лапы. Но в поисках окружной дороги, более безопасной и продолжительной, можно было потерять или саму девочку – если она окончит своё неведомое занятие и уйдёт домой. Или полянку, которая идеально круглой бронзовой монеткой лежала среди заросших кущ осинового леса.       Поодиночке двое молодых людей могли без проблем слезть по склону, поскольку обе пары рук и ног имелись бы в полном их распоряжении. Парну, при всей обретённой благодаря оборотнизму силе, было намного легче нести отнюдь не хрупкого товарища по ровной земле. К тому же, заговорённый бубенчик, лишившись связки с другими артефактами, начал понемногу терять энергию; или виной тому стал действующий на Тёмную магию лунный свет, ехидной улыбкой просвечивающий из-за лиловых тучек. В любом случае, магический предмет неприятно жёг кожу, отвлекая от важного дела.       Где-то на второй трети спуска Блэйз вспомнил, что не испытывает особого уважения к высоте. По крайней мере, в данный конкретный момент возобновлённой жизни. Когда каждая минута, проведённая на лоне природы, сопровождалась полным комплектом походных условий, бессовестно ярким светом и упорно вклинивающимися в измученное сознание обрывками ночных кошмаров. Пугавших лишь в самом начале, а потом он сам стал сутью этого ужаса. Блэйз предпочитал не думать о том, сколько лет прожил в окружении мёртвых людей - в лишённой, как ему казалось, всяких оснований надежде сохранить остатки своей психики. Последний подарочек беснующейся Тёмной силы, которая, словно голодная паучиха, цеплялась кривыми игольчатыми щупальцами за свою вырывающуюся добычу. В свете всего перечисленного возникало одно единственное желание: спрятаться в любимый «склепик» и отлежаться там, в тишине, темноте и неподвижном вертикальном положении, зарывшись в кучу пропахших пылью подушек и делая вид, что враждебно настроенный мир тебя совершенно не интересует. Но распространяться о своих переживаниях граф не стал, малодушно закрыв глаза, стараясь вообразить всю эту картину мысленно.       - Приехали! – Парн осмотрел длинные, глубоко прорытые дорожки от когтей, оставленные на склоне холма, и присвистнул. – Ты как себя чувствуешь?       - Как жертва дорожной аварии, попавшая под копыта тяжеловооруженной кавалерии, предварительно разгрузившая воз с углём собственными руками. При этом в одном только нижнем белье, в буран и в мороз, - красочно описала все грани своего состояния блондинистая творческая натура.       - Да, с такой температурой, нет ничего удивительного. И ты холодный, как ледышка. С другой стороны, какой-никакой прогресс уже на лицо, начинали-то мы с совсем уж печальных аккордов. Когда я вытаскивал вас из водоёма, многоуважаемый хозяин, вы настолько выпали из нашей реальности, что на двое суток забыли человеческий язык, и я никак не мог взять в толк, как же мне выяснить, от чего вас спасать в первую очередь, пока не поздно. К вечеру третьих суток всё-таки вспомнили, и я, надо сказать, был удивлён широтой вашего словарного запаса, когда вы меня очень некрасиво обругали при попытке оказать вам помощь.       - Если бы ты оказывал её поаккуратнее, Парн, и не пытался оторвать мне сломанную ногу, мне бы совершенно другие слова пришли первыми на ум. Пришлось полчаса объяснять тебе, как правильно накладывается гипс, иначе ты бы ещё не такого натворил.       - Ваши потусторонние возгласы были очень красноречивы и, вне всяких сомнений, мне чрезвычайно помогли, господин граф.       Блэйз не мог это вспомнить, но память кота надолго запечатлела образ лежащего на берегу молодого человека, в некогда белоснежном костюме, испачканном пылью, зацветающей водой и серебристо-серым песком, тону которого вторили его светлые волосы. Левая нога лежала согнутой под неестественным углом, от которого становилось жутко; Парн не знал, как подступиться к изломанным костям, он не смог бы справиться и с собственной травмой, будь она настолько серьёзной. Единственное, что кот рискнул сделать, это уложить ногу поудобнее и оставить в покое. Смотреть на то, что осталось от человека в физическом и психологическом смысле, было невыносимо до крика, до боли, пересиливавшей даже его собственную, разливающуюся по всему телу тёплыми липкими волнами мёртвого океана, после каждой смены ипостаси. Парн понял это, только избавившись от проклятия - теперь он не был всецело поглощён идеей защитить графа от внешней опасности и, наконец, обнаружил её главный источник, заточённый внутри. Истлевающее во Тьме сердце. Ему следовало спасать его душу, а не одно лишь тело.       И сейчас Парн стремительно терял самообладание, смотря на весь этот ужас. Оборотень не помнил, когда в последний раз ложился спать. Воду и пищу он добывал только для своего друга, дрожащими лапами пытаясь влить ему хотя бы пару живительных глотков.       Свободные, влюблённые, любящие, но сломленные души умирали в огне, пляшущем на углях саламандрами, что тают в момент, стоит лишь пристально посмотреть на них. В одиночестве, гулкой, оглушающей тишине, но, в то же самое время, невыносимом звуке, слышимом только им одним – биении смертельно раненых, из последних сил борющихся за жизнь сердец.       Парна, без превращения свернувшегося клубочком на песке, всю ночь преследовал образ Рыси, принёсшей ему колокольчик с парковой статуи - после того, как чёрный кот, в безумии метавшийся среди руин особняка, наконец, выскочил на опушку липовой рощи, знаменующей исчезновение мрачных чар бурным ростом и цветением. Рысь опустила свою находку перед ним, устало легла на землю, неловко откинувшись на правый бок. Больше она не могла встать, неумолимо теряя энергию, которая чёрно-фиолетовыми струйками дыма устремляясь вверх от тела большой кошки, закручиваясь в причудливые спирали и растворяясь. Но на морде фантомного зверя, покорно принявшего свою судьбу, Парн увидел эмоции, испытывать которые способен лишь человек: уголки клыкастой пасти приподнялись в ободряющей улыбке, зелёные глаза светились материнской заботой. Оборотень без раздумий вернул вобравший в себя всё прошлое горе артефакт на законное место, сменил ипостась и наклонился, чтобы погладить Рысь в последний раз, на что та ответила благодарным урчанием. Вскоре она рассыпалась сияющей золотисто-бирюзовой пылью, напомнившей коту о бабочках – вестницах сна. Последняя родная душа покинула мир одинокого котёнка, и он направился к морю – последнему месту своих поисков.       Граф дёрнулся вперёд, резко, но невысоко приподнявшись от земли в попытке сесть, выругался сквозь зубы и опустился обратно; все мышцы свело болезненной судорогой. Первая мысль после тяжёлого пробуждения, ощущающегося так, словно бы он поднимался со дна глубокого мутного озера, ледяными волнами обжигающего кожу – непонимание, что происходит. Странная реальность вокруг и едва проступающие неприятные ощущения казались вырванными из контекста его светлой и радостной жизни, в которой яркой звездой на небосклоне сияла Шерил…       Потом Блэйз неожиданно для себя осознал и воспринял яркий, будто ослепляющий солнечный свет, спектр всех негативных чувств, которые только могут выпасть на долю одного несчастного человека. Пробирающий до костей холодный ветер, в то же время жар, казалось, ломающий кости, жажда, усталость, голод, саднящая боль в груди... Даже дышать молодой человек мог в пол силы, а глаза никак не желали привыкать к свету. Память вернулась в ту самую секунду, как Блэйз вновь ощутил себя живым существом, и это было худшим из компонентов его невыносимого состояния. Правда, возвращалась она неохотно и отрывками, словно бы насильно втискиваемыми кем-то в голову. Через силу повернув её на бок, Блэйз увидел рядом чёрную тень и, остановив первый рвущийся с губ вопрос «Ты кто?» - когда очередная волна воспоминаний схлынула, - задал другой, интересующий его не меньше:       - Что ты делаешь?       Ушки чёрного кота встали на макушку, глаза радостно вспыхнули.       - Привет, - смутившись, Парн добавил, - пытаюсь понять, как устроена человеческая физиология, чтобы оказать тебе помощь.       Возжаждав развеять не внушающие оптимизма подозрения, граф опять собрался с силами и спросил:       - Давно пытаешься?       - Начал пару часов назад – до этого приходилось думать исключительно о тебе в целом, а сломанную, похоже, ногу оставить напоследок.       - Ты не ошибся, она действительно сломана где-то в области колена. Я понял это сразу, как только ты дёрнул мою бедную конечность со всей дури.       - Ну, чего же ты хочешь? У меня всё-таки лапки, а не руки. И я вообще дилетант по части человеческой медицины, но нельзя же было просто сидеть, сложа их и ничего не делать, верно? Впрочем, отрицательный результат – тоже результат: теперь мы, по крайней мере, в курсе, что именно нужно лечить.       «Но не знаем, как именно» - пронеслась печальная мысль в голове жертвы ведьминского обмана. – Не трогай больше. Я сам посмотрю, - стиснув зубы, чтобы не закричать от боли в сопротивляющихся любому движению мышцах, Блэйз попытался перевернуться на бок. Жестоко травмированная конечность под закатанной до колена штаниной не внушала ему никакого оптимизма, и была практически неощутима.       - Постой, постой. Не стоит двигаться с места лишний раз, я не вполне уверен, что и спина у тебя не сломана.       - О, боги! – Мужчина вернулся в прежнее положение, в изнеможении закрыл глаза и боязливо прислушался к своим ощущениям, ожидая обнаружить очередной сюрприз, о котором его забыли предупредить. – Ладно, Парн. Если будешь слушать меня внимательно, мы сможем наложить шину на перелом. Только не импровизируй, пожалуйста; наверное, хуже уже и не будет, но идея превратиться из Скрюченного Человека в парализованного инвалида меня всё равно не устраивает.       - Воля ваша, хозяин, - кот устало улыбнулся, - сделаю всё, что смогу, и в лучшем виде. Не беспокойтесь.       Полчаса спустя ещё более измотанный, но довольный донельзя своей работой, оборотень лёг рядом со светловолосым юношей, прикоснувшись своей к его макушке.       - А я тебе говорил, что всё будет хорошо, а ты боялся. Трусишка вы, господин граф, хоть силы Тьмы хорошо приручаете.       - Не сравнивай меня прежнего и меня настоящего. Может, мы не так уж долго были знакомы в «прошлой жизни», но уверяю тебя, эти стороны личности – совершенно противоположные по сути люди. Между ними нет ничего общего, кроме любви к Шерил и ошибок, совершённых по вине необузданной страсти. Я признаю их все до единой, готов заплатить за совершённое и идти дальше. В конце концов, что ещё остаётся? Жизнь ведь продолжается. Да, и я вовсе не трушу, просто опасаюсь твоего прирождённого таланта во всех областях одновременно.       - У меня хороший учитель. Ты его каждый день в зеркале видишь. Я тоже о многом успел подумать, пока отдыхал тут рядышком, любуясь пейзажем. Вот только от мыслей о вечном меня постоянно отвлекала одна белобрысая личность, которая изволит красивой ласточкой в море прыгать для развлечения юных барышень. Созерцание тебя в теперешнем состоянии, Блэйз, знаешь ли, не самое приятное занятие, на которое я мог рассчитывать, оказавшись тут в гордом одиночестве. О чём ты вообще думал, когда это делал? Без окованного серебром кола, увитого чесноком, от представителей потустороннего мира невозможно избавиться.       - В любом случае, нам следовало оставаться максимально далеко друг от друга: вынуждать Шерил смотреть на то, что сейчас со мной происходит – не лучшая идея.       - Думаешь, твой пафосный уход со сцены её осчастливил? Сомневаюсь, что после всего случившегося хозяйка, наконец, вздохнула спокойно, и провела следующую ночь мирно спящей в своей кроватке.       Котенком Парн постоянно называл Шерил мамой, и ему очень нравилось считать себя полноправным членом человеческой семьи. Будучи взрослым и, тем более, в присутствии друга он постеснялся произнести в адрес замечательной девушки это прекрасное слово. Но воспоминания о её любви и нежности никогда не смогли бы поблекнуть.       Блэйз представлялся Парну величайшим среди великих, мудрейшим учителем, непобедимым защитником, идеалом, без стремления к которому черный кот не мыслил своей жизни. Это воистину сильнейшее чувство трепетного восторга перед верховным покровителем пронзило сердце маленького воина, как стрела, выпущенная взглядом спокойных серых глаз. Когда большие руки взяли пушистый пепельно-черный клубочек из пахнущих знакомой приятной сладостью маминых ладоней, отрывая от веселой игры с лентой из банта на ее платье, тогда еще безымянный котенок моментально притих. Свернулся клубочком, подобрав хвост и лапки под взъерошенное тельце, прижал к голове полупрозрачные лепестки ушей и робко воззрился на человека огромными глазами. С тех пор Парн смотрел на Блэйза так, как молодые львята смотрят на короля прайда, безоговорочно признавая его авторитет и преклоняясь перед его могуществом.       Но, в первую очередь, граф был его другом - самым верным, дорогим и единственным. Потому титул "хозяин" кот применял исключительно в ироничном контексте. Служить из уважения к кому-либо ни в коей мере не означает рабство или принуждение. Парн был свободен так же, как королевский полководец. И даже если Блэйз сказал бы ему, что он может отправиться куда угодно - в своё собственное путешествие, хоть обойти вокруг света, - луноокий вестник ночи ни за что не согласился бы на подобное предложение.       «До той поры, пока ты не пойдёшь со мной»       А Шерил всегда была любящей и заботливой мамой, которая все тебе прощает, и с ней можно позволить себе всяческие веселые шалости.       - И как мне следовало поступить? Если бы я мог хоть немного контролировать ситуацию, конечно. В моей голове на тот момент творился жуткий хаос; вспоминается крайне смутно, но ощущения долго буду преследовать меня во сне. К тому же, Парн, ты всерьёз полагаешь, что мой солнечный ангел согласилась бы остаться после всего, что я совершил?       Оборотень сложил лапы под головой, любуясь кобальтовым зеркалом космоса высоко над горными пиками – он лёг снаружи шалаша. Человеческое тепло успокаивало взволнованную душу, рождая желание трансформироваться обратно и свернуться у Блэйза под боком; но энергию колокольчика лучше сэкономить до поры, до времени.       - Ответ тебе уже известен, Блэйз. Ты видел её глаза и лучше меня всё понимаешь. А я всего-навсего кот.       Сменивший направление ветер возвращался с юга, окутанный тёплыми нотами и сладким ароматом полевых цветов. Благосклонно позволяя уставшим героям с большим комфортом переночевать на улице. По крайней мере, дождь больше не моросил, а это не могло не радовать. Хмурые тучи, беспрестанно подгоняемые невидимым воздушным хлыстом, чёрными овечками сбились в почти сплошное облако и, под присмотром своего недремного пастуха, одна за другой перепрыгивали через крышу старой мельницы. Небо очистилось до горизонта и словно бы стало больше, напоминая чёрный волчий мех, поросший искристыми звёздными незабудками. Лиловые кристаллы, разросшиеся вдоль белой полоски пляжа лилейными бутонами, внутрь которых вмёрзли чьи-то старые игрушки, освещали тёмное море и маленькую обитель до самого утра, отгоняя от неё злых духов.