Арсений Попов — хороший начальник.
Его ценят и уважают. К его мнению беспрекословно прислушиваются.
Попов понял, что он на своем месте, когда люди, начинавшие с нуля, под его руководством добивались внушительных результатов.
«Вас тут никто не держит,» — холодно бросал он, отчитывая непутевого работника.
Его компания не крепость, к которой не подступиться, но и не проходной двор. Кого попало сюда не берут. Но и вылететь можно вполне спокойно.
Попов не терпит лжи и безответственности.
Попов поощряет преданность и дисциплинированность.
Арсений Попов — отличный начальник.
Он понял это, когда появились отголоски ненависти со стороны его конкурентов. Пока они захлебывались завистью, наблюдая, как компания Арсения выигрывает очередной тендер, Попов скромно улыбался: его труд, старания и вера в собственное дело давали плоды.
Арсений Попов - замечательный друг.
Знакомство с Сергеем отпечаталось в памяти брюнета как день, когда удача повернулась к нему лицом. В таком человеке нуждается любой, найти такого может далеко не каждый.
Их дружба — смесь глупых, несуразных выходок, подколов и розыгрышей.
Их дружба — забота друг о друге, посиделки до пяти утра и взаимная помощь.
Каждый из них друг для друга — крепкое плечо и опора.
Именно Сережа, будучи пьяным в хлам, заявил:
— Арс, я в тебя верю.
Фраза, сказанная заплетающимся языком, несла в себе твердость убеждений. Благодаря вере друга Попов не боялся начинать с нуля, не боялся падать.
Когда ломался Сережа, Арс бросал все, чтобы быть рядом. Матвиенко, от которого за километр веяло позитивом, резко погас. Он не просил о помощи, хотя катастрофически в ней нуждался.
— Она ушла, — надломленным голосом произнес Сергей, и Арсений сорвался с работы, потому что любому было бы ясно, что его другу необходима поддержка.
Глядя на то, как из вечно улыбающегося, счастливого друга та самая любовь, о которой так красочно пишут в книгах, выкачала всю радость, Попов решил, что не хочет испытать подобное. Стоит впустить это чувство в свое сердце, и не заметишь, как оно тебя уничтожит.
Когда ты один, тебе нечего терять.
Потратив время на то, чтобы склеить сердце друга, Арсений следил, как тот медленно, но удачно возвращался к обычной жизни. Когда на его лице засияла привычная улыбка, Попов облегченно выдохнул.
Это малое, что он мог сделать для лучшего друга.
Арсений Попов — потрясающий любовник.
Для него не существовало понятия «отношения», «пара» и прочая романтическая чепуха, о которой так мечтают девушки в любом возрасте. Он не стремился заклеймить себя статусом мужа, связавшись с кем-то узами брака.
В его постели побывало много девиц, многие из которых, несомненно, претендовали на место его спутницы жизни. Наивные девушки проходили несколько стадий принятия, вкупе с известными пятью.
Предупреждение.
Попов всегда говорил прямо, что дальше кровати их отношения не пройдут.
Страсть.
Ослепленные его красотой и мужеством, они ныряли в омут удовольствия с головой.
Взаимное удовлетворение.
Пожалуй, самая прекрасная часть, которая впоследствии прослыла самой отвратительной.
Одиночество.
Просыпаясь в пустой постели, девушки сквозь дремоту прощупывали холод простыней и подскакивали, понимая, что сладкий сон улетучился.
Унижение.
Тем, кто проходил предыдущую стадию, могло повезти минуть эту. Он не выгонял девушек из номеров отелей, но, если же мужчина уходил после их пробуждения, ему нередко приходилось видеть слезы и слышать сквозь всхлипывания слова любви.
В такие моменты Попов качал головой, указывая на их главную ошибку.
Стадию предупреждения многие успешно игнорировали.
Отрицание.
Гнев.
Торг.
Депрессия.
Кто-то ломался на одной из этих четырех, некоторые пытались достучаться до Попова, сделать больно, заставить его почувствовать хоть что-то, но его безжалостность была непоколебима. Другие успешно шли к выздоровлению. В конце концов все оказывались на последней. Кто-то раньше, кто-то позже.
Принятие.
Репутацию потрясающего любовника могли портить подобные случаи, которых, к счастью, было не так много.
В итоге он заслужил прекрасную характеристику, что значительно поднимало самооценку.
— Мне нравится твоя неприступность.
Это был первый раз с парнем. Они познакомились в клубе несколько лет назад, когда Арсений, отчаянно пытающийся вырваться из-под опеки отца и желающий найти себя самого, поддался искушению. Алкоголь, девушки, танцы, снова девушки, сигареты и парень.
Его взгляд прожигал в брюнете дыры, бессовестно блуждал по спине, опускаясь к пояснице. Руки, увитые паутинкой голубых вен, удерживали бокал с темно-янтарной жидкостью. Его запах: аромат одеколона, пота и сигаретного дыма - дурманил сознание.
Одно случайное касание и голубые глаза встречаются с взглядом напротив. Одно рукопожатие, скрепляющее знакомство, и они сидят на небольшом диване. Несколько бокалов алкоголя и они закрываются в помещении для персонала.
— Ты издеваешься?
В самом деле казалось смешным называть неприступным парня, который не сопротивлялся, когда его затащили в крохотную комнату, который позволял раздевать его, словно куклу, которого вколачивали в узкий диван, заглушая позорные стоны грубыми поцелуями.
— Нет, — коротко ответил парень.
— Тогда как это назвать?
— У тебя остались силы спорить? — усмехнулся незнакомец. — Что ж, ты мне нравишься все больше.
— Никто не должен знать, что тут было, — спустя несколько минут заговорил Арсений, поспешно натягивая одежду. Рубашка противно липла к телу, а на поиски ремня пришлось потратить несколько минут.
— Как знаешь, — пожал плечами парень, — но ты звони, если захочешь повторить.
Арсений замер в дверях, усмехаясь словам. Они звучали поистине позорно и били по самолюбию.
Когда парень оказался на безопасном расстоянии от клуба, он достал мобильник.
Одно непрочитанное сообщение.
Паша:
В следующий раз сверху можешь быть ты.
Арсения никогда так не унижали.
Он не помнил, как пытался контролировать себя, сидя в такси, как оказался дома, да он даже не помнил, когда парень успел вбить свой номер в его мобильник. Но их встреча в ту ночь не была последней.
А произошедшее с некоторых пор не казалось мерзким. Ему вроде как понравилось.
— Ты так рано уехал сегодня.
— Надо было заскочить домой перед работой, — Арсений сидел в кабинете, подписывая очередной документ из внушительных размеров стопки.
— Мы почти не говорили, — слова прозвучали не слишком четко.
— Ты в лифте? — выдал свое предположение Попов, поставив очередную подпись.
— Вроде того.
— Паш, мы можем встретиться позже, если хочешь.
— Хочу.
Дверь в кабинет открылась. В проеме показался Паша, сбрасывающий вызов, с самой искренней улыбкой, на которую был способен. За ним скрывалась блондинка, которая боязливо заглянула в кабинет:
— Арсений Сергеевич, к Вам...
— Катюш, все хорошо, я же говорил: сюрприз.
Арсений, удивленный приходом мужчины, обратился к секретарю:
— Кать, все хорошо. Можешь работать.
Девушка, кивнув, поспешила вернуться на рабочее место, когда Паша, закрывая дверь, попросил:
— Можно нам кофе, пожалуйста?
— Говоря «позже», я подразумевал вечер или следующий день, но как-то не подумал о следующей секунде.
— Брось, Арс, я был рядом. Решил заскочить.
— Хорошо.
— Ты в порядке? Выспался?
— Да, все отлично. Вот покончу с этой макулатурой и займусь даже чем-то интересным.
Минуты две парни сидели в тишине. Паша осматривал кабинет и как бы невзначай задерживал взгляд на Арсении. Тот, погрузившись в работу, выглядел сосредоточенным.
— Ты пялишься на меня? — не отрываясь от бумаг, спросил Арсений.
— Нет, — спокойно отозвался Добровольский.
— Ваш кофе, — ситуацию спасла вошедшая Катя.
Мужчина, поблагодарив девушку, взял кружечку в руки.
— Был в клубе сегодня?
— Ага, — отпив немного, ответил Паша. — Все хорошо, посетители довольны, персонал на своих рабочих местах, — добавил он, опережая следующие вопросы Арсения.
Паша всегда был человеком, которого назвать другом язык не поворачивался. Он был рядом достаточно долго, никогда не отказывал в помощи, умел вовремя сказать нужные слова. Но внести его имя в категорию друзей мешал один значительный факт. Секс. Они держались на ветхом мостике, соединяющим пункты «Дружба» и «Любовь», но ни вперед, ни назад двинуться не были в состоянии.
С той ночи прошло много лет, в течение которых мужчины испытали друг друга, научились видеть положительные и отрицательные качества каждого.
Не было той похоти, которая плескалась в глазах Паши, когда он впервые увидел Попова.
Пропала робость и неуверенность Арсения, когда он впервые показался в том клубе.
Их связали похожие взгляды на жизнь, которые впоследствии породили доверие.
Оба не стремились к любви. Оба довольствовались сексом.
***
— Что думаешь? — фраза, которую слышали посетители магазина, наверно, раз десятый. Они любопытно выглядывали из-за стеллажей, чтобы получше рассмотреть реакцию парня.
Невысокий брюнет в очках, казалось, проклял весь мир, этот день, магазин и парня, стоящего около него. Его друг бегал от одного стеллажа, заставленного прозрачными баночками с краской самых разных цветов и оттенков, к другому. Это многообразие вводило в дикий восторг бегающего светловолосого и в дикую ярость — стоящего рядом брюнета. Юноша увлеченно разглядывал кисти, по десять минут сравнивая совершенно одинаковые, выбирал бумагу, разворачивая и заворачивая обратно огромные ватманы, но самым коронным был выбор красок. Парень в очках облегченно выдохнул, когда его друг, казалось, нашел необходимый синий цвет, но к его великому сожалению выяснилось, что тот не может определиться с оттенком. Руки брюнета дрожали из-за взгроможденной на них кипы тех самых ватманов, наборов кисточек и акварели. На заданные вопросы он не реагировал, мысленно занося это место в свой личный черный список и заодно обещая себе больше никогда не вестись на уловки друга и не соглашаться на походы в магазин а-ля «Да мы там по мелочам возьмем. Мне нужно пару цветов найти.» Эти «мелочи» не помещались в руках, а Антон походил на девушку, которая отправилась за туфлями, но купила кофточку-платье-брючки-сумочку, но не те самые туфли.
— Дим, так что?
— Да мне все равно, — взорвался парень, который обычно отличался сдержанностью и вежливостью. — Они одинаковые. Неужели ты не видишь?! О-ди-на-ко-вы-е.
Наконец вынырнув из эйфории, Антон ошеломленно посмотрел на друга.
— Блин, прости, — начал оправдываться Шастун, забирая половину будущих покупок.
— Надо было взять корзинку, — за дальним стеллажом женщина, которая выбирала пластилин, обратилась к дочери.
Позов был с ней солидарен.
— Дима, ну, не злись, — светловолосый шагал по асфальту, обходя лужи и одновременно пытаясь догнать стремительно удаляющегося вперед друга. — Дим!
— Что Дима? Антон, ты обещал. Я потратил часть выходного на выбор красок, которых у тебя и так завались. Зачем звать кого-то, если тебе и одному хорошо в этом царстве гуаши и мелков?
Антон виновато посмотрел под ноги, а затем скромно улыбнулся.
— Что ты лыбишься? Тебе смешно?
— Дим, а пошли в твое любимое кафе. Я угощаю, — заговорщицки начал Антон.
— Да ну тебя, — отвернулся брюнет, но уже смягчился.
— Пойдем, пойдем, — теперь уже Дима вел себя как ребенок, но все же согласился на приглашение.
***
— Мне кажется или тут что-то изменилось? — спустя несколько дней Дима пришел в гости к другу, который заканчивал работу.
Он рассматривал полотно, на котором парень изобразил море во время бури и одинокий парусник, погруженный в волны.
— Ага, я добавил цвет, ну который... который ты помогал мне выбрать.
Поймав недовольный взгляд, Антон улыбнулся.
— Так как тебе?
— Пойдет. Ну, что? — уловив насмешливый взгляд, начал Дима. — Я учусь в меде, а не критик. Мне кажется, что это красиво, вот и все. Оставь для всяких ценителей искусства эти «Мне кажется, тут идеально показана глубина», — Позов схватился за край подбородка, — «А здесь довольно искусно переданы мотивы печали», «Вода — словно олицетворение разлуки, поэтому на этой картине так много темных тонов.»
Антон начал тихо смеяться.
— У тебя, кстати, неплохо получается.
— Для меня вода — это вода, — продолжал Дима, — тело человека, например, состоит из нее, а вот эти метафоры и громкие слова не для меня. Когда ты станешь великим художником, пригласи меня на выставку. Я постою в сторонке и постараюсь набраться опыта у мастеров слова, которые подберут нужные фразы, чтобы выразить свое мнение насчет твоих картин.
Потребовалось три года, чтобы слова Димы перестали быть лишь пожеланием.
У Антона всегда была мечта. И связана она была не столько с рисованием, сколько с тем, чтобы проснуться однажды и не захотеть вернуться в прошлое, чтобы кардинально его изменить.
— Я поступил на юрфак, потому что родители адвокаты.
— Я не люблю детей, но, кажется, буду учителем.
— Что? Да не буду я пытаться, мне никогда не поступить туда, куда я хочу, поэтому выберу что-нибудь попроще.
Попроще. Побыстрее. Подешевле. Родители хотят. Так престижнее.
Это настолько жизненные ситуации, поэтому не пытайтесь отрицать, что не встречали хотя бы одного человека, столкнувшегося с этим.
Антон боялся однажды проснуться и осознать: не его это.
Все хотят лучшего для себя. Лишь единицы готовы идти до последнего.
Парень бродил вокруг института искусств, наблюдая, как студенты, уставшие, но счастливые, покидают стены здания. От них веяло творчеством. Они искрились радостью.
— Мам, пап, я хочу рисовать и дальше. — Родители взволнованно переглянулась. — Нет, послушайте до конца. Это моя мечта. Стану я великим художником или нет, узнаем в будущем, а пока... Я могу учить других, ведь так?
Документы поданы, а Антон стал на шаг ближе к мечте, практически забыв, как в детстве его почти сбила с ног какая-то женщина в жюри на конкурсе одной лишь фразой: «И это ты собрался картины писать? Да таких скучных работ я в жизни не видела!»
Когда Антон боялся неудач, он вспоминал эту недовольную мадам в старомодном костюме с вызывающе красными губами.
Когда-то он бы отступил, но со временем научился смотреть в лицо своим страхам.
Именно поэтому Антон стоял в окружении своих однокурсников, пребывая в некой эйфории.
— Поздравляю!
— Антош, ты молодец!
— Шаст, как же круто!
Всероссийский этап конкурса — это огромная победа в его личном списке достижений. Это награда за великий труд. Это шанс, который выпадает далеко не всем.
И этот шанс выпал ему — светловолосому мальчику с огоньком в глазах.
