Этот прекрасный новый мир

- Угомонилась? – сухо спросил Боромир, протягивая свой пузырь, чтобы девчонка напилась. Агнесса кивнула в ответ, судорожно глотая слишком холодную воду. Гондорец расхаживал по поляне взад-вперед, изредка поглядывая на невольную собеседницу. Бешенство в его душе сменилось недоумением и даже жалостью. И он заговорил, нехотя оправдываясь: - Ничего не может быть хлеще бабьих срывов, особенно в пути. Пуще кнута они из колеи вышибают. Так и хочется залепить по уху, - он полез за пазуху, - только я женщин не трогаю. - Так уж! – фыркнула Агнесса презрительно, мол, кто бы говорил! - Тут не путай, - огрызнулся он, прекрасно понимая, на что намекает девица, - ты была противником, а там уж без церемоний, не обессудь. На, - он раскрыл ладонь, на которой лежала горсть медово-желтых крошек, - рассыпалось чуть, но не беда. Она враз забросила в рот мелкие кусочки не то печенья, не то пирога какого. Она ожидала, что измученный голодом желудок тот час свернется в узел, но нет, аппетитные крошки пролетели незаметно, будто не хлеб то был, а похлебка, да и вкус у необычного яства оказался на удивление приятным. - Эльфийские? – осенила ее догадка. Но в ответ Боромир лишь поморщился и отмахнулся, видать, эльфы и его не обласкали. Потом он деловито заговорил совсем об ином: - Вечереет. Нужно найти укромную стоянку, мало ли что, а там уж я решу, как поступить. Но больше никаких истерик, поняла? Девушка покорно кивнула. Но истерика случилась. И случилась скоро. По крайней мере, скорее, чем она сама рассчитывала, хотя разве можно это предугадать? Они шли недолго. Усталость, что не чувствовалась все прошлые дни, решила-таки взять свое сполна и навалилась на девчонку всей своей пудовой тяжестью. Она едва переставляла ноги, часто спотыкалась даже на ровных местах, к тому же, пришлось свернуть на запад, ибо хорошего брода через Кристалимку не ожидалось, чересчур разошедшийся безымянный ручей, запрудивший луга в мелкие, но обширные болотца, преградил им путь на юг, а слева неприступной исполинской стеной все еще высился древний Фангорн. Путники, повинуясь какому-то суеверному страху, инстинктивно обходили его большой дугой. Спустя какой-нибудь час они вышли на поляну, густо поросшую когда-то бархатным, а ныне неопрятно растрепавшимся пыльно-розовым лагурусом, такую же непримечательную и затененную, как и все вокруг. Вдали она и вовсе виделась черной, может быть потому, что они слишком приблизились к Мглистым горам? Все прочее пространство закатное солнце, еще не скрывшееся за громадным хребтом, окрасило алым, будто кровью. Возможно, из-за этого шум неблизкого водопада казался зловещим и предостерегающим, правда, отсюда его было и вовсе не разглядеть, хотя долина была ровной – ни пригорков, ни камней, будто небесный творец мимолетной прихотью смахнул надоевшие крошки царственной ладонью. Агнесса не сразу узнала это место – ей не доводилось здесь бывать поздним вечером, но что-то смутно знакомое заметила она сразу. Она запнулась у ключа, упала, быстро вскочила, и бегом, пусть и прихрамывая, понеслась через пустынный луг. На волевом лице ее спутника красовалось недоумение. Он окликнул ни с того ни с сего вновь взбеленившуюся девицу и побрел следом. А она бежала опрометью, будто напуганный зверек, только не страх гнал ее на грохот бурлящей воды, вовсе не страх, но смутная догадка. Усилившийся ветер обрывал дыхание, бросал в лицо ее же свалянные кудри, ноги путались в прошлогодней траве… Она остановилась. Под ней, за самым краем обрыва пенный серый поток обрушивался вниз, и там, на невероятной глубине угадывался круглый водоем. Шаг назад. Девушка обернулась. Когда-то она мечтала об этом. И вот – она свободна окончательно, в первую очередь, от себя самой. И что ей делать со своей свободой? Куда идти? Кому ее отдать? Вот воплощение самой чистой ее мечты. Она так радовалась, когда находила в похожие картинки… Ее поляна перед ней. Ее поляна. Она дышала этим воздухом и раньше, она внимала его теплу. Она дарила свою любовь… Куда исчезла вся ее веселая беззаботность? Несомненно, это и было то самое место, что снилось ей. Но изумруд выцвел и высох, умиротворение иссякло. Тонкие хрустальные брызги, ранее расцветающие радугой, сейчас взбивали серую пену в грязно-зеленом зеркале озерка, круглом, как бутылочное стеклышко. И лишь вершины остались такими же, только потеряли свой блеск, да блекло-кирпичный свет разлился по жухлой траве… Поляна оказалась мертва. Ее оазис покоя и символ свободы был кем-то иссушен, выпит, выветрен, умерщвлен… Мы не станем копать глубже. Вряд ли то, что творилось в ее душе можно передать на бумаге. Иногда потеря дискретной цели может надолго выбить из колеи, повергнуть в уныние, лишить сил. Да и не следует требовать от измотанного сознания безупречной логики - не всякий выдержит тягости пути, а уж мыслить трезво на голодный желудок и подавно испытание почище иной схватки. То, что земля славных коневодов едва ли успела очнуться от зимнего забвения, а новая растительность едва ли еще смогла пробиться сквозь отживший свой срок жухлый прошлогодний ковер, устилающий стылую почву в феврале, не пришло в ее заморенный нервными встрясками ум. - Что за шлея тебе под хвост попала? - подражая рохиррим, едко поинтересовался подошедший Боромир. Он не выглядел усталым и, в отличие от нашей знакомой, ныне пребывал в добром расположении духа. Девчонка ревела на земле. По впалым щекам катились горячие слезы, жгло забитые ветром глаза. Плечи сотрясались от всхлипов, ничего членораздельного она так и не сказала, только царапала тонкими ногтями свои грязные руки, да остервенело рвала ни в чем неповинный полуистлевший пырей. - Да что с тобой опять? – не выдержал гондорец, но ответом ему стали мычание и отрывистые ничего не значащие фразы. Он поднял ее, вырывающуюся и плачущую, прижал к себе, так крепко, что она едва не стала задыхаться. Или ее душили слезы? Она билась в крепком замке его объятий, даже отчаянно вцепилась зубами в тунику. И чуть не сломала зубы – под тканью скрывался все тот же металл. Это вызвало новую волну слез. Он что-то путано говорил, то кричал, то шептал подбодряющие, или, напротив, оскорбительные фразы, пытаясь хоть чем-то привести ее в чувства, погасить ее безудержную панику. Бить ее он почему-то не решился – не противником она теперь была, а жалкой девчонкой, слишком молодой и измученной, страдающей от своего, какого-то непостижимо-болезненного знания, готовой броситься очертя голову под меч, и в то же время страшащейся ночной тени. Несчастное маленькое существо… Он увлек ее назад, через огромный родник и чересчур широкий луг, через какую-то холмистую пустошь, где увалы вставали подобно горам, через ровный и мелкий брод, серебряный и блестящий в лунном свете, видевшийся ей тогда морем, на котором гондорец легко перенес на себе невесомую девчонку, - все это она помнила потом едва-едва. Боромир набрал сушняка в ближайшем кустарнике, и Агнесса долго грела окоченевшие пальцы у скупого костра. Они не разговаривали, он лишь вновь всыпал в ее изодранную стеблями ладонь кусочки странной лепешки, немного напоминающей песочное печенье, она коротко поблагодарила воина и битый час бездумно разглядывала серые в вечернем мраке крошки – они так и ссыпались куда-то под ноги. - Иди спать, - негромко позвал Боромир, - вдвоем теплее станется. Она посидела еще пару минут, а после доверчиво улеглась рядом. Гондорец укрыл ее своим плащом, неожиданно легким, пахнущим дымом и шерстью, безмерно уютным. И Агнесса впервые за все время ощутила себя защищенной. Невозможно приятное и такое хрупкое, давно забытое чувство - не прочнее мыльной пленки, но сегодня ночью заперво не нужно ни о чем тревожиться - ее броня прочна. Есть кому за нее постоять. А завтра… совсем не важно, что будет завтра, да и будет ли… Утро встретило путников щемящей голубизной, яркой, доброжелательной и открытой. Роса пропитала мягкую шерсть накидки и холодила кожу, но приветливое солнце быстро высушило влажную одежду, им только и оставалось сокрушаться, что завтракать придется одной лишь студеной водой. - Куда теперь? – Агнесса приняла протянутый щедрой рукой эльфийский плащ, который отливал теперь синевой, будто неведомым образом отражал бездонное небо. Боромир повел плечами, всматриваясь в далекий горизонт: - Мне нужно в Минас Тирит, - от этих слов радужное состояние девчонки истаяло, с головы до пят вновь судорогой пробила холодная дрожь. А гондорец продолжал: - Я должен хоть как-то помочь моему народу, моему отцу, раз я… не справился здесь, - произнес он черствым голосом, не переменив взгляда. - Ты справился, ты поймешь, - возразила девушка, но былая жесткость стального оттенка глаз заставила ее замолчать. - Полно трепаться, - отсек он ее попытки. – Сначала придется добраться до Эдораса. Рохиррим – старые друзья Гондора. Правитель Теоден не откажет нам ни в припасах, ни в лошадях. Хорош же я буду, преодолеть весь путь от Келебранта до Пеленора пешком, да за полгода, - он усмехнулся в темно-медные усы, - едва ли будет прок в бою от усохшего старца! Ты вон, - он неприятно щипнул ее за предплечье, - помнится, цвет-девица была, а сейчас без слез не взглянешь. Она не обиделась, даже улыбнулась в ответ - не собственная внешность теперь заботила девушку, а неясность грядущего. - Вряд ли встретят тебя радушием измученные войной коневоды, - печально вздохнула она. - Отчего бы это? – усомнился Верховный страж Белой Крепости. – Миром едины были наши предки, да лад меж нами и по сей день держится. Или, - он сощурил глаза, - верны ли слухи, что и они Всетемному присягнули, да лошадьми его снабжают и против нас сети плетут? – ему и самому не хотелось верить своим словам, но все теперь может случиться на некогда чистой и славной земле. И он надеялся, что девчонка опровергнет его догадки, он ждал ее слов. - Нет, - лицо его даже посветлело, - не присягнули. Но дурно им теперь придется. Безумный конунг не без колдовской подачи ополчился на свой народ, и верные воины терзаются в изгнании, а Саруман - небезызвестный тебе псевдо-белый истари готовит войско. Десять тысяч уруков пройдут по их землям, сминая людей, точно пожар бежит по сухостою… Он слушал ее с замиранием сердца. Сотни вопросов вертелись в его голове, но задал он лишь один: - Когда?.. - Скорее, чем тебе хотелось бы, - сухо ответила она. – Полчище ударит в Хорнбург. И лишь три сотни будут сдерживать эту орду, и большинство из них ждет гибель. Арагорн, Леголас и Гимли останутся защищать эту сомнительную твердыню. - И никто им не поможет? – ошарашено отозвался Боромир. - Может быть, эльфы… - от этих слов что-то всколыхнулось в ее груди, какая-то ускользающая ниточка, что-то не так, только что? Мелькнуло и тут же стерлось – она не успела ухватить конец. - А Гондор?! Почему они не позвали… Она не дала ему договорить, перебив: - Не успели. Да и не явился бы твой хваленый Гондор. Он защищает свои границы. - Я должен был быть с ними! Но... откуда ты все это знаешь? – вскричал Боромир, и тут же остыл – не время теперь для необузданного пыла. Была бы девчонка врагом, не скиталась бы по иным землям, да не пыталась спасти его бесценную жизнь. И все-таки, кто она? Видимо, вопрос прозвучал вслух, девчонка опустила взгляд: - Я простой человек, - кажется, она еще больше ссутулилась, осознавая свою неуместность, свою ненужность этому миру так, что вновь на глаза навернулись слезы, - ничем не примечательный, ни мастерством, ни талантом, - фраза будто закипала на ее языке, - без цели и надежд. Он приблизился – может быть, вновь желая ее обнять, дабы хоть чуточку погасить боль этой непостижимой девицы, но она не позволила. Агнесса жестом отгородилась и проговорила независимо и глухо: - Не нужно, я уже взяла себя в руки, - но голос предательски дрогнул, - и не задавай мне больше вопросов, - она подняла повлажневшие глаза к небу, чтобы вновь не сорваться на слезы, старательно выравнивая тон, - у меня было одно желание, - все-таки всхлипнула она, - вернуться домой. Я лишена этой возможности, - отозвалась девчонка немного грубо, вновь почуяв обиду на несправедливую судьбу, но тут же себя и осадила. В следующую минуту она с удвоенной скоростью шагала вдоль леса так, что гондорцу даже пришлось догонять ее. - А где твой дом? - Ни на одной, даже самой полной карте вашего мира я не смогу отыскать его. Давай не будем… Вскоре темп пришлось многократно сбавить – девчонка очень устала от многочасового марафона, но признаться неутомимому вояке не решилась, дабы не быть в пути обузой. К счастью, дорога смилостивилась: обширная долина выровнялась, крутых откосов, поросших дикой непролазной ежевикой и низенькими хрупкими вересками становилось все меньше. Все сильнее припекало солнце – Агнесса чувствовала его теплые ладони сквозь невесомую эльфийскую ткань, а Боромир в своем обмундировании так вообще обливался потом. Они до заката двигались вдоль жидкого молодого сосняка, не упуская из виду исполинского леса, а когда сырты и пригорки и вовсе остались далеко за их спинами, а ранний вечер еще только-только показал свой пронырливый нос, гондорец вдруг замер так неожиданно резко, что девчонка едва не налетела на него. - Что слу… - начала было она недоуменно, но он прижал палец к губам, молчи, мол. Он долго вслушивался в говор весенней степи, в шепот ветра, наполненного совсем не зимними ароматами трав, что еще только начали просыпаться под живительной лаской солнечных лучей; гондорец опустился на твердую землю, плотно прижимая крупные ладони к ломкому сушняку, долго и задумчиво сидел без движения, после посмотрел на невольную попутчицу. Цепкий взгляд не упустил настороженности на испуганном девичьем лице, но отмести ее страхи он был не в силах. - Едва заметно задрожит земля, - хмуро констатировал он. - К нам гости. Думаю, не к добру. - Черная гадость? – робко предположила девушка, поймав себя на мысли, что лихорадочно ищет глазами укрытие в этой пустынной местности. - Может статься, и она. Беда в том, что не пешая братия на нас идет, там кони землю перебирают. Как бы то ни было, укрыться нам негде – к лесу не успеем, - здраво рассуждал воин, - а один я немногого стою супротив верхового полчища. Посоветовал бы в другой раз и тебе бежать, следопыт бы загодя учуял, да я запоздал с предложениями – вон и слышно уже их, - Боромир обнажил свой меч да снял со спины массивный круг щита, перехватывая его поудобнее в руке. Ветер донес до них сперва дробный перестук копыт, глухой и дальний, но мощный и многочисленный, после и запах потной лошади примешался в нагретом за день воздухе к аромату земли и сухих трав. Путники покорно ждали приближающихся всадников, сойдясь на том, что негоже открывать неприятелю спину и трусливо оглядываться в ожидании стрелы, когда лучше в грудь получить удар. Конники бежали неспешно, соблюдая строгий и правильный строй. Разномастные лошади, все высокие, как на подбор, ухоженные и длинноногие, бодро всхрапывали, махали хитро заплетенными хвостами, разбивали мускулистыми грудями воздух. Да и всадники не уступали статью прекрасным животным: поджарые и крепкие, в сверкающих кольчугах и с пепельными хвостами на гребнях шлемов были вооружены разве что не до зубов: мечами, да пиками, надежными щитами. И смотрели они сурово, и, честно говоря, вовсе не выглядели дружелюбными. Обнадеживало одно – перед ними предстали роханцы, а не орочье племя. Войско окружило подозрительную парочку. Вожак, вскинув массивное копье, приблизился первым и гортанно пробасил: - Кого еще занесла к нам нелегкая? Боромир тут же оскорблено вскинулся, будто ожидая более приветливого приема: - А благочестивых соседей уже и не узнают в Ристании? Агнесса умоляюще вцепилась в твердое плечо гондорца и что-то горячо зашептала, пытаясь призвать к благоразумию. Куда там! Задетая гордость от одной только невинной фразы уже вовсю разлилась по сторонам гневными пламенными языками. Но выпад Боромира не вывел из себя чужака, напротив, даже развеселил его, и он молвил зычно и светло: - Представьтесь, путники, чтобы я мог решить вашу судьбу, опираясь уже на личное, чем приговаривать безымянных уже за то, что нарушая законы военного времени, они вторгаются в чужую страну! - Судьбы наши – не твоя забота, и не твоей милостью распоряжаться ими, какое бы время нынче не настало! – пылко препирался Боромир, забыв, видно, о том, что он всего лишь нежданный гость в этой стране крутых нравов, а вовсе не всесильный повелитель. Командир конников пренебрежительно фыркнул, покачивая своим грозным оружием: - Не в твоем бы переплете требования свои устанавливать, - голос его стал резче, а прищур острее: - Будь ты четырежды силен и скор, один против моей дружины не потянешь, коли собрался тут искусством владения сталью помериться! Девушка с содроганием сердца слушала их словопрения, и ведь некому было усмирить хорохорившихся гордецов. Чего доброго, еще и драться вздумают! И Агнесса встряла, не зная, лучше ли она сделает или, может статься, все испортит: - Да что вы друг перед другом крыльями метете? Ей богу («ей Эру» прозвучало из ее уст неожиданно комично), вы точно петухи на арене! Коли угодно вам, назвать себя – не беда и не труд. Перед вами Военачальник Гондора, Верховный страж Белой Крепости, Боромир, сын наместника трона Денетора. Я у него в попутчиках, можно сказать. Мы держали дорогу к югу, ибо еще в Цветущем краю отбились от отряда, и желаем поскорее нагнать наших друзей! Вояка даже приосанился при перечислении своих титулов и важно поднял подбородок. Чем-то Агнесса, видимо, развеселила предводителя. Он отвел от их лиц острие своего копья, приладил древко к широкому кожаному седлу, а сам проворно спешился: - Вы глядите, ребята, - воскликнул он, обращаясь к соратникам, - еще одни погонщики сыскались! Сколько охотников нынче по свободной земле праздно топтаться! Конники как-то недобро зароптали, а командир сказал более серьезно, обращаясь к девчонке: - Не лгать ли ты задумал, парень? И правда ли спутник твой и есть – Боромир? - Меня зовут Агнесса, - представилась она вместо ненужных пререканий. Роханец взглянул удивленно, но ничего не ответил, а она продолжила: - А в сыне наместника вам и вовсе не престало сомневаться. Это и есть Боромир. Глаза командира потемнели, недоверие скользнуло в них холодной тенью: - Тебя вроде как за мертвого уже почитают, и друзья твои тебя оплакать успели. Ниже Лориэнских владений у реки нашли они рог твой расколотый, да вся поляна была в крови человеческой, красной, - молвил он, снимая блестящий шлем. Девушка удивилась: Эомер! Тот самый Эомер, которого она видела когда-то на экране, стоял теперь перед ней во всей красе. Агнесса зажмурилась и помотала головой: откуда все эти образы? Она судорожно сглотнула, стараясь лучше рассмотреть роханца, но не на нее устремлен был взор командира. - Я обронил свой рог, отбиваясь от северных орков на западном берегу, а после брани уже и не нашел его, да и уходить требовалось быстро. Вряд ли на истоптанной земле тогда отыскались мои следы, - объяснил взбудораженный Боромир. – А что до крови, так немало мы ее пролили, и сколько еще ее предстоит пролить. - Эх, нынче сложно скручены нити времен, так хитро, что даже в великом витязе, заживо в сердцах погребенном, истинно изверишься! - он сжал в ладони тугой повод. - Я Эомер, сын Эомунда, не серчай, что не признал тебя, хоть и виделись на восточных окраинах, теперь припоминаю я лицо твое. Трудно днесь кому-либо довериться – все, что белым виделось, давно чернью обнажилось. Гондорец оттаял: - Где ты видел моих друзей, Эомер? – спросил он. Тот заоглядывался на дружинников: кто-то торопил его, кто-то вспоминал о встреченных охотниках на орков, а кто-то покрикивал на соратников, мол, не их дело командиру мешать. Спустя минуту предводитель ответил: - Лигах в десяти от леса, кто как здесь скажет, - он потер перчаткой влажный лоб, отбрасывая назад светлые пряди: - Преследователи каких-то мальцов искали. То ли убили их, то ли выкрали – не смогу я ответить. Боромир от этих слов даже посерел: - Как давно? – бесцветно выдохнул он. А девушка вновь сжалась, как цветочный бутон в неожиданный заморозок: вдруг ее спутник вновь сорвется? - Не менее пяти дней прошло, - откликнулся Эомер, - только и нам уже пора. У нас одно пустое седло осталось, доброго коня вам в помощь дам, видится мне, усядетесь, - усмехнулся он, взбираясь верхом, - девицу вон, смотри, чтоб не сдуло. Только Боромир шутки не оценил, он отрешенно почесывал подбородок, пристально вглядываясь куда-то на юг: - Не так велик Фангорн, чтобы его в пять дней конные проскакать не сдюжили… - все так же задумчиво произнес он. - Твоя правда, - командир привстал в седле, - но пришлось нам на восток свернуть, ибо дурные вести оттуда прикатились. А уж после мы на север двинули. - Лучше бы двинули назад, - почему-то подавленно вклинилась девушка. На лице его засветилось удивление, но он сразу же небрежно отмахнулся: - Не лезла бы девица со своими советами к умудренным войной мужам. Неведомы тебе ни причины, ни истоки поступков наших, и не тебе в душах изгнанников копаться. Угомонись, девочка, будь благодарна за добро. Прощайте! Эомер скомандовал построение, и вот статная многочисленная шеренга легкой лентой заструилась по выцветшей степи. Закатный свет вовсю расплескался по лугам нежно-лиловым пламенем, оттого красноватым серебром сверкали гривы и хвосты послушных лошадей. Путники долго всматривались им вслед. - Куда теперь? – как-то опустошенно спросила девчонка. - В Минас Тирит? Рука Боромира чуть нервно сжала луку. Он ответил не сразу, будто взвешивая слова, настолько они казались ему важными. - Я бы желал мчаться к соратникам во весь опор, но гложет мне душу мое отступничество, будто бы я - позорный дезертир. Сердце мое все еще с Браством, хоть и вижу, что нет уже его. Мне нужно искупить свою вину. Все равно какой ценой. Светлые башни не простят мне задержку, но если я не приду друзьям на помощь, того я сам себе не прощу, а это во сто раз хуже. Я чувствую, беда близится, права ты, но не могу я бросить на верную смерть своих братьев. - В Хорнбург? – Агнесса не верила своим ушам: избежав одной бойни, он уже рвется на следующую. Гордый вояка, что тут скажешь. - Да, - он тяжело кивнул, словно решение далось ему большим трудом. – Я бы не взял тебя с собой, зная об опасностях, что ждут нас впереди, но орчий яд ныне и самые высокие шпили способен затопить, так что не сыщешь теперь на нашей земле мест, где можно надежно схорониться. Ответь мне, ты знаешь, что с полуросликами? - Эти живы и здоровы, им придется лучше, чем всем прочим, - она улыбнулась и заметила, как просветлело его лицо. Он легко прянул в седло, но своенравный каурый всполошился – то ли еще не успел привыкнуть к новому седоку, то ли просто оказался чересчур буйным. Потребовалось время, чтобы усмирить капризного коня, но после сильные руки рывком подняли худенькую девицу и бережно усадили впереди. - Держись крепче, - посоветовал Боромир и пустил коня рысью. Распогодилось. Сине-зеленый мрачный Фангорн отступил. Высокие остро очерченные пики Мглистых гор то хищно скалились на путников, то ныряли в облачную хмарь. Неизменный ветер прихотливо путал светлые космы трав, но привычный каурый легко несся по необъятным просторам Рохана. Агнесса чувствовала дыхание гондорца своей макушкой. По обыкновению отстраняясь от него, от усталости она все чаще припадала к крутой лоснящейся лошадиной шее, до тех пор, пока однажды он не прижал ее к себе: - Успокойся ты, наконец! И она успокоилась. Теперь ее не особо заботило собственное будущее. Даже то, что они направляются в преисподнюю, разверзнувшуюся меж сжимающихся черных клещей, не пугало, а принималось девушкой как данность. Впрочем, если говорить совсем начистоту, то думать о предстоящей битве вовсе не хотелось. Она растворилась в текущем моменте, одном-единственном, в котором она чувствовала себя в безопасности. Очередной вечер, щедро подаривший неожиданное тепло, застал их ровно у переправы через Энтову купель. Хрустальная вода, чуть красноватая и неизменно холодная, высоко взметалась из-под копыт фонтанами светлых искр. Путники смеялись, тщетно закрывая одежду руками, стараясь не замочить единственно сухих вещей. Что ты! Каурый так бодро взрезал водяную гладь, что вскоре оба странника как дети плескались в студеной реке и заливисто хохотали, окатывая друг дружку пригоршнями воды, ломающейся на радуги. А потом шутливо прыгали вокруг жаркого костра, пытаясь согреться, растирая замерзшие конечности. Лицо Боромира, озаренное янтарным пламенем, неуловимо и удивительно смягчилось – улыбка зажгла в его стальных глазах невидимые ранее золотые звездочки. Даже и не верилось, что этот жизнерадостный вояка способен на подобную необузданную ярость. Но прошлое почему-то не вспоминалось, все тревоги растаяли, словно невесомый вечерний туман, а то настоящее, поддержанное глоточком (в этот раз всего одним, для согреву!) чего-то крепкого, в тот момент впервые виделось ясным и радостным. Они долго и весело болтали ни о чем, гондорец оживленно рассказывал какие-то истории, задорно шутил, и видно было, как оба устали от бесконечных передряг и потрясений. Теперь, когда пружины ослабли, и не требовалось «держать лицо», каждый мог позволить себе быть самим собой. И путники просто радовались доброму и теплому вечеру, нежданной передышке, крепкой настойке и скудному ужину, уютному костру и глубокому жемчужно-звездному небу, а после в невинном сне делили один на двоих плащ. Верхом теперь получалось ехать ничуть не скорее, чем идти пешком, но они и не торопились, будто не война их встречала где-то в неведомой дали, а широкий пир. Было принято решение отправляться сразу в Хельмову Падь, минуя сам Эдорас – у Арагорна с компанией имелось теперь не менее десятка дней форы, и путники рассчитывали прибыть в ущелье незадолго после просветлевшего Теодена с остатками его войска. Забегая вперед, можно сказать, что так оно, собственно, и вышло. Бездонное небо, заправленное жидкой синью, будто линзой рассеивало горячие лучи. И таким же безоблачным было настроение странников. Они то и дело всматривались в близкие теперь отроги снежно-белых гор, в выветренные соломенные склоны холмов, сплошь изрытые чьими-то норами, поросшие густой осокой. Холеный каурый бежал резво, будто и не чувствовал двух седоков, что были как никогда оптимистичны. Но мрак клубился на западе. Где-то очень далеко, у самого горизонта грядами вставали черные тучи. Они пока не затмили своей сизой массой доверчивого светила, но когда-то белые пальцы всемогущего мудреца давно готовили огненные хлысты для самого страшного удара. Перевалив через очередное всхолмье, своенравный конь резко встал на дыбы, чуть не свалив наземь обоих путников. Боромир не без усилия вновь едва успокоил строптивца. Под его копытами лежала бесформенная зловонная туша, обросшая клокастой ржавой шерстью, страшно оскалившаяся, сраженная могучим копьем. Агнесса посмотрела вокруг и от удивления и ужаса глаза ее вмиг стали круглыми: весь луг был усеян трупами разномастных лошадей, неизвестных зверей – не то волков, не то собак-переростков, облитых чем-то черным, будто смолой, окровавленных людей и каких-то отвратительного вида тварей, клыкастых, низкорослых, остроухих, облаченных в рваную переклепанную кожу. Девушку аж передернуло от мерзкого вида. Вновь подкатила нервная дрожь. Боромир спешился, кинулся взад-вперед по мертвой оскверненной поляне, взрытой копытами и когтями, истоптанной и изгаженной кровью, смолисто-черной и запекшейся красно-бурой. Он подошел к одному из тел – к неизвестному вояке, что лежал, будто грелся, подставив бесчувственное лицо палящим лучам. Гондорец поднял безжизненную руку, не успевшую до конца окоченеть, бросил, метнулся к скакуну, вихрем взлетел в седло и прижал к себе испуганную девчонку. Та тряслась, как заяц в силках. - Тише, тише… - шепнул он ей. - Успокойся. Мертвые живым не страшны. По крайней мере, эти. Нам нужно спешить – битва была вчера. Он пустил коня галопом, а она еще долго не могла взять себя в руки, только жалась к сосредоточенному донельзя воину, да все норовила оглянуться, но в последний момент будто бы не решалась. Праздничная кисея веселья той короткой передышки резко отдернулась, обнажая мрачную суть настоящей опасности. - Ты ведь не знала об этом, так? – сквозь ветер спросил Боромир. - Этого побоища могло и не быть… - у нее даже душа похолодела при мысли о том, что в этой версии наследник Исилдура мог и не спастись при падении. Что тогда будет? Агнесса, чтобы согнать с себя оцепенение, заговорила вперед, не заботясь о том, что слова ее уносит ветром, и едва ли она получит объяснения: - Что ты делал у Андуина? Зачем ты пошел туда? Но ответ пришел незамедлительно. Часть фраз комкала бешеная скачка, но о том, чего она не расслышала, нетрудно было догадаться. - Я вышел даже раньше прочих. Хотел проследить… - рот собеседника забило мелкой пылью, но он отплевывался и продолжал: - …не дождался – на стоянке напали орки, много, пришлось отступать, я отправился к Фангорну. Меня измотало долгое никчемное ожидание. Я уже собирался назад в Гондор… - И тут появилась я, - закончила она, не услышав в его окриках и намека на былую злобу. Они вихрем неслись к злополучному ущелью, и чем скорее путники приближались, тем отчетливее чувствовалось, как содрогается земля от тяжелой поступи тысяч кованых сапог, вот уже из-за холмов показалось бескрайнее море черной силы. Оно струилось и извивалось, подобно потоку, и течением несло свою злобу к пади. Боромир на минуту даже остановился, окинул взглядом вражеское войско, присвистнул и лишь сильнее сжал девчонку локтями. Дальше летели и вовсе опрометью. Каурый задыхался, но гнал, спешил из последних сил в кажущуюся такой надежной цитадель. Когда путники перевалили через очередной гребень, им открылась широкая лощина, упирающаяся с трех сторон в отроги гор. И вправду, мышеловка. У основной гряды высился монументальный замок, сперва и неотличимый от скальных хребтов. Ровной лентой его опоясывала высоченная каменная стена. Видавшая виды крепость смотрела на пришельцев величаво и бесстрастно, она была даже по-своему красива, не так, как блистательный кичливый Минас Тирит, но горделива и основательна, как истинная русская барыня. Они взлетели по узкой полоске арочной дороги к самым воротам, деревянным и таким же огромным, как и все остальное. «Дом для великана», - не к месту подумалось Агнессе, когда они въехали в цитадель. Вокруг сновал туда-сюда разношерстный народ: воины и крестьяне, женщины и дети всех сословий суетились, складывали какие-то корзины, что-то таскали, колотили, чем-то звенели, что-то точили – отовсюду слышался гомон, грохот и окрики. Ей Богу, Белая Крепость не видала такого разброда людской стихии и в широкий ярмарочный день! Потому не сразу нашелся провожатый, что отвел Боромира со спутницей к королевским палатам. На Агнессу здесь уже никто не обращал внимания - до того ли? Нужно унести в пещеры провизию, укрыть лошадей, и прочее, и прочее; девушка без труда запоминала все переходы и лестницы – все открыто, прямо и понятно, не то, что в мудреном первом ее пристанище. Вот и изукрашенные кованые ворота последнего оплота цитадели. Гондорец вломился внутрь, даже не взглянув на взволнованную стражу. Агнессу за ним не впустили, а Боромир, видимо, тут же и забыл о ней. Быстро темнело. Солнце давно скрылось за плотной облачной пеленой. Серая их масса давила неизбежностью. Девушка захотела оглядеться и проветриться, чтобы ветер сорвал холодный морок ожидания. Она спустилась на один пролет и тут же была оттеснена толпой куда-то в сторону. Женщины тащили все те же бесконечные мешки и корзины. Кто-то походя взвалил тюк и на Агнессу. Она беспомощно таращилась по сторонам, но нескончаемый людской поток нес ее куда-то к скале. На полпути кто-то настойчиво рванул ее за плечо, она с трудом обернулась. - Боромир! – обрадованно вскричала ошалевшая девчонка. Он выдернул ее из толпы и отшвырнул ее поклажу неведомо куда, резко прижал к себе – на одну секунду, отстранился, стискивая сильными ладонями ее хрупкие плечи: - Прости, - проговорил он сухо и вновь улыбнулся, и будто бы потеплело от его улыбки. – Ступай в пещеры, там безопасно, - он с силой развернул ее и вновь втолкнул в живую торопящуюся реку. Она оглядывалась, она пыталась выбраться из бесконечного течения. Не смогла – вскоре она оказалась в естественном сводчатом зале, полутемном, подсвеченным чадящими масляными факелами. На далеких стенах его сверкали рыжими и алыми бликами по небывалым острейшим граням прозрачных кристаллов тысячи огненных язычков. В другой момент Агнесса восхитилась бы таинственной прелестью невиданной доселе магической пещеры, но люди все теснили ее вглубь, приходилось смотреть лишь под ноги, чтобы не оступиться на неверной почве. А дальше и вовсе, как в тумане: ее кто-то о чем-то просил, она наравне со всеми перетаскивала из угла в угол непонятные ящики, все те же тюки, плащи, связки факелов, отводила куда-то людей, шла куда-то сама, возвращалась, что-то связывала, утешала испуганных ребятишек… Сама пещера, казалось, была квинтэссенцией страха. Люди жались друг к другу, как незрячие котята. Боялись все, оттого и гомон стоял, верно, до вершины горы. Голосили дети, рыдали женщины, прощаясь с мужьями и сыновьями, причитали старухи, кричали молодые девушки, Агнессе захотелось зажать уши – так невыносимы были все эти вопли, но вдруг они смолкли – их перебил далекий звонкий клич. Рог. Нить вновь натянулась в сознании девчонки, но гвалт опять прервал едва пробившуюся мысль. Многократно отражаясь по извилистым лабиринтам стен убежища, гуляло эхо, объединяя и усиливая всеобщий гул, а после затряслись скалы. Казалось, пол под ногами заходил ходуном. Сплошная какофония сменилась сначала тихим ропотом, а потом и вовсе обратилась тишиной, в которой было слышно каждый прерывистый вдох, каждую каплю воды, звонко упавшую с известкового сахарного пика, каждый шорох, каждый всхлип. И в этом безмолвии стало до отчетливости ясно: грянула буря. И нить в сознании Агнессы вдруг сплела воедино все звенья невидимой цепи, что так нелепо и бездарно ранее упустила память: глубокий эльфийский клич, мощнейший взрыв, разбросавший многотонные глыбы, как ребенок башенку из деревянных кубиков, горделивый прекрасный Халдир, навсегда закрывающий глаза… Идиотка! Какая же она дура! Пелена забвения спала. У нее было столько дней, столько времени, чтобы донести до Боромира всю правду о начавшейся битве, а теперь у нее нет и нескольких минут – крепость явно уже подверглась штурму. Агнесса вскочила и рванулась из пещер. Кто-то пытался ее задержать, не смог – худосочная девчонка проворно проскочила мимо цепких рук. Вниз, на лестницу. Как же здесь скользко! Ливень хлестал так, что и светлым днем встала бы непроницаемая стена, а непроглядной безлунной ночью было и вовсе хоть глаз выколи. Девушка мгновенно промокла. Эльфийский шерстяной плащ тут же потяжелел и неприятно захлопал по спине. Капли залепляли мелкими водяными линзами очки, отчего девчонка бежала теперь и вовсе наугад. Жуткий гул, брань, уханье… Творец небесный, как же страшно! Поспешила она в своем нелепом апатичном отречении приписать себе равнодушие и слепую отвагу. Только не думать, иначе от ужаса и шагу невозможно будет ступить. Где-то здесь был поворот… Этот, или, может, следующий? Она второпях вылетела на верхнюю площадку над воротами. Дубасил крупными каплями по металлу ливень, разъяренными шмелями свистели смертоносные стрелы, проносясь в опасной близости от головы. Девушка взглянула вниз через узкую бойницу. Ей сделалось дурно: внизу колыхалось нечто. Даже не море, нет, бескрайняя бездна ярости подняла свои закипающие валы из разверзнувшихся глубин преисподней. Черная смоляная мерзость ревущими волнами накатывала на казавшиеся теперь такими хрупкими и низкими стены, ударялась о них в бешеном порыве, порой и перехлестывала за края, но чаще откатывалась назад, чтобы в новом шквале неистовой стихии усилить свой натиск. Агнесса какое-то время ошарашено и беспомощно смотрела на беспросветное месиво и, будто опомнившись, бросилась вниз, на стену. Она полетела по лестнице, оскальзываясь, спотыкаясь, падая на ступенях и не чувствуя боли в рассаженных коленях, сбивая на ходу каких-то людей. Успеть. Предупредить. Если рванет, то никому мало не покажется! Пусть все стреляют в олимпийского орка, пусть его все-таки свалят, тогда можно будет попытаться втащить бомбы внутрь, стены устоят. Сколько жизней удастся сохранить! Быстрее, ну! Почему так медленно шевелятся ее ноги? Почему воздух вязок, как переваренный кисель, и она двигается, будто заторможенная сонная муха? Она опрометью неслась вниз. Вот-вот откроются тылы крепости… Эру милосердный, помоги! Останови время всего на десяток секунд – она успеет. Еще пара шагов, вон и закипающая, вздувшаяся от дождя канава… Наверх, туда, где разгорается бой! Как жутко падают с высоты стройные светловолосые фигуры, роняя бесценное благородное оружие, как тяжело валятся в грязь черные кули, теряя громоздкие железяки. Она уже здесь, она почти успела… Яркий, ослепляющий фонтан взвился ввысь. Легко, будто картонные взлетели монументальные глыбы. С неба заструился огонь вперемешку с каменной крошкой, водой, сажей, телами погибших. И грохот оглушительными перекатами, рвущий барабанные перепонки, залепляющий влажной ватой мозги, разрушительной волной покатился по долине. В коротких вспышках расцветающих в низких тучах синих молний девчонка будто наблюдала кино из статичных картинок: вырвавшаяся из берегов грязно-серая речушка устремилась в чудовищный провал, толпа урук-хаев ринулась ей навстречу, едва очухавшиеся эльфы схватились за сверкающие клинки, и дальше, и дальше… Она опоздала. Девчонка с трудом пошевелилась – оказалось, что взрывом ее вновь отшвырнуло на нижние ступени, припечатало чем-то тяжелым. Она с трудом сбросила с себя чье-то тело, шатаясь, поднялась. И тут над ней, прямо в полуметре над ее головой глухо звякнула сталь. Новая вспышка змейки-молнии: перед девушкой предстало высоченное чудовище с клыкастой черной рожей, гортанно зарычало и занесло свое кривое оружие. Агнесса пронзительно завизжала и зажмурилась от страха, вжавшись в уцелевшую здесь каменную кладку. Она съежилась: ни убежать, ни защититься она не сможет – животный ужас парализовал каждую мышцу. Снова зарево и оглушительный громовой раскат. Монстр, как подкошенный, валится к ее ногам, перед девушкой – грязное оцарапанное, но до боли знакомое лицо. - Какого черта… - вскрик тонет в гулком грохоте: - …к пещерам. Убирайся… Гондорец подхватил девчонку, поставил на ноги, толкнул к лестнице и помчался к еще дымящейся прорехе, где с новой силой закипела ожесточенная схватка. Легко танцевали во влажном воздухе эльфийские клинки, с каждой минутой их становилось все меньше; тяжело махали кривыми ятаганами не знающие устали уруки, и все прибывали, полнились их многотысячные ряды… Скоро скомандуют отступление, погибнет светлый воин Халдир… Девчонка побежала к провалу вслед за Боромиром. Верно, глупо было соваться безоружной в ярящийся котел, да и едва ли она смогла бы воспользоваться даже лучшим на свете кинжалом, но о чем думал тогда ее шокированный ум – загадка. Она скакнула в бурлящую ледяную воду, одернула первого попавшегося ей эльфа, указала ему наверх, тот отмахнулся; заметила в схватке гондорца, догнала, у ее уха предупредительно свистнул арбалетный болт… - …помоги, на стене… - она пыталась перекричать рев битвы: – Халдир, его убьют… Ее кто-то вышвырнул из эпицентра побоища, очки слетели в мутную грязную жижу, девчонка уже ничего не видела. Снова раскат, мощнее, чем прежде. Ветвистая молния, расколовшая небо ярко-желтым, ушла в землю рядом, совсем рядом. Мгновение - лопнула еще одна световая струна, нескончаемый грохот сменился звонкой тишиной, и чернильная тьма поглотила девчонку.