Этот прекрасный новый мир

Она лежала на кровати с колючим матрацем, устремив влажные глаза в сводчатый потолок. Было как всегда холодно. Но озноб не ощущался из-за болезненного жара. От руки жгло все тело. Поначалу она не знала, куда себя деть, где взять лед, чтобы припечатать водянистый пузырь на запястье. Болела рука - ранка щипалась и дергала. Болела душа, сраженная и отравленная чужой волей. Может, судьба уже натешилась пытками и наконец-таки смилуется, отправив ее домой? Как жить в этом мире? И вправду, все воображают себя на балах. А кому-то и с пастухом обниматься... Поначалу она кляла все на свете, но в какой-то момент Агнессе вдруг стало безразлично, что с ней произойдет дальше. Из нее сделали куклу? Черт с вами, играйтесь. Хоть что творите, хоть убейте. Так будет проще… Ей приносили воду – она не пила. Ей что-то говорили – она молчала. На какое-то время ей даже удалось заснуть. Очень удачно. Когда она проснулась, в комнатушке уже царил полумрак. Сизые тени вычерчивали неправильные угловатые фигуры на все том же каменном потолке. Глаза неприятно слезились, но боль, к счастью, утихла. И, честно сказать, настроение подняло голову над нулевой отметкой. Жизнь продолжалась, сколько ни лей слез, сколько ни индульгируй, зарываясь в мысли, будто в песок, сколько не проклинай все и вся. Нужно идти дальше. И для этого следует узнать, где она все-таки оказалась. Агнесса задумалась, вспоминая все, что успела разглядеть. Назад ее тащили через какую-то площадь. Что-то странное было вокруг, совершенно незнакомое, и все-таки стоило тогда раскрыть глаза. Не случилось. Бог с ним. Что дано? Город в горах. В высоких горах, что важно. Где он может быть? Крепость явно в Европе. Скандинавия? Нет, насколько можно судить, климат тут довольно мягкий. Возможно, недалеко море, а быть может, и нет. Австрия, или Чехия? Там, насколько помнила Агнесса еще из школьного курса географии, были одни из самых высоких в той части континента гор, исключая Альпы и Пиренеи. Но архитектура совсем не типична - не готика, даже не псевдоготика. Здесь больше от романского стиля, хотя, несмотря на все давящее ощущение, какая-то необъяснимая легкость все же имела место быть. Испания? Да, более похоже по тем фотографиям, что видела когда-то Агнесса. Алла бы влет определила, она объехала почти всю Европу. Может все-таки Италия? Кто ж его знает? Точно не Кавказ и не Малая Азия. И не Турция, хотя старый город в Анталье тоже вымощен камнем. Нет, там везде зелень и даже с утра невозможная жара. И, наверняка, она бы услышала завывания муэдзина. Скорее всего, это Испания. Надо было как следует осмотреться. Стоп! Если это родина корриды и Сервантеса, как Агнесса легко понимает этот язык? Она никогда не знала испанского, хоть и пыталась его изучать. И домовладелица не разобралась в паре предложений, что девушка написала по-русски. Ей незнакома кириллица. Интересно, Климент Охридский уже явил миру свой труд, или это и вовсе каменный век? Вполне логично, что испанцы в глаза не видели славянской азбуки. Так отчего же странный язык воспринимается для нее, как родной? Еще одна загадка. Но самый интересный вопрос в другом: как ей теперь выбираться из той клоаки, в которой она оказалась против воли. К бабке не ходи, и так понятно, что жизнь здесь – не сахар. Хоста говорила о работе. О чем именно шла речь? Агнессу отправят в поле? Или каким ремеслом они еще тут занимаются? Из лабиринтов собственных мыслей Агнессу вывел стон с соседней кровати. - Пить… - почти шептала Натриль, тщетно пытаясь привстать. Агнесса поднялась со своей лавки и налила девушке воды из глиняного графина. У той не хватило сил даже на то, чтобы держать стакан. Агнесса помогла ей напиться. Бледно-зеленая девчонка благодарно улыбнулась: - Спасибо, - она неловко откинулась назад, так неудачно задев успокоившееся было запястье Агнессы. Та со свистом выдохнула сквозь зубы. - Зачем ты пришла к Хосте? – еле слышно просипела Натриль, повернув голову. Агнесса пожала плечами. Что ей оставалось? - Ты беги от нее, - девушка коротко закашлялась, - беги. Можно и повыше устроиться… Агнесса протянула левую руку со страшной отметиной. Натриль покосилась на волдырь и протянула: - Зря… - А-е-а-и-е-о-и-и! – попыталась она вставить слово. - А, так ты немая, - откликнулась девчонка, вздохнув, - знаешь, я однажды смеялась над слепой старухой на площади ремесел. Мы с Ари таскали у нее монеты с расстеленного на земле платка. А потом я узнала, что она умерла. Прямо там, на площади. То ли от голода, то ли от болезни, то ли от старости, - в ее и так тихом голосе тонкими струнами зазвенели слезы, - знаешь, немая, я ведь тоже умру. И даже тебе это известно. Вот как меня наказали… Агнесса отвела взгляд. Если бы она могла говорить, она выдала бы сейчас какую-нибудь пылкую обнадеживающую речь. Но девчонка была права. Она чуяла свой конец, как раздавленная кошка, что сдуру бросилась под колеса. Как жесток все-таки этот мир! Даже в захудалой совковой больнице ее могли бы вылечить, не зайди недуг так далеко. Здесь же она доживала последние дни. - Я думала скрыть, - неожиданно ясно проговорила Натриль. – Я хотела, чтобы он родился. Я надеялась удрать. Но Хоста узнала, она проверила, - ее голос вновь сник, - она всех проверяет, скоро ты это поймешь. Я не первая, кого из-за нее заложат камнями в кургане,- Натриль прикрыла глаза и надолго замолчала. Агнесса смотрела неотрывно. Она бы расспросила и о хозяйке, и о городе. Девчонка наверняка могла рассказать, как выбраться отсюда, раз сама пыталась сбежать. Несомненно, Натриль могла бы помочь. Но что может сделать для нее Агнесса? Ничего. Она не медик, а девчонку спасло бы сейчас, наверно, только переливание крови. Агнесса поднялась, дотронулась до прохладной руки обладательницы великолепной копны волос, та вздрогнула, подняв взгляд. «Не могу говорить, значит, буду показывать!» - невольная гостья ткнула себя в грудь, потом прошлась пальцами по ладони и, в конце концов, указала на окно. - Тебе нужно на улицу? – не поняла девушка. «Нет», - чудная собеседница покачала головой. Быстро темнело, нужно было шевелиться. Она демонстративно пробежалась до окна и жестом Ленина протянула руку в направлении, как она думала, выхода из дома. - На площадь? – Натриль заинтересовалась эдаким немым кино. Живые искорки проскочили в ее глазах. Так ее еще никто не развлекал. «Дальше, дальше», - махала Агнесса руками. - Ты хочешь улизнуть от этой дьяволицы? – тихо усмехнулась девица. «Да!» - теперь она сложила руки своеобразными клювами, болтающими друг с другом. Одним она ткнула в сторону собеседницы, вторым, опять-таки в себя. С минуту жестами она пыталась донести до Натриль смысл вопроса, пока та не додумалась: - Кто может помочь тебе? Агнесса вновь яростно закивала головой. - Никто, - спокойно и даже чуть высокомерно отозвалась та. - Я могла бы. Правда, если бы я была здорова, у меня и мысли не возникло бы выручать тебя. А сейчас я и не в силах. Хотя, ты смешная, есть и для тебя кое-что. Агнесса вся превратилась в уши. Она тихо опустилась на свою койку, боясь прервать девчонку. - Комната Хосты в другом крыле. Она запирается редко. Справа как войдешь – массивный дубовый шкаф. Откроешь центральную створку. Внизу ящик. Вот он всегда на запоре. Ключ бестия держит в кармане передника. Часть ее сбережений есть в нише за шкафом, но там их может и не быть, так что не надейся понапрасну. А вот в ящичке монеты водятся. Больше всех их в понедельник, во вторник Хоста часть берет на базар, часть отдает мытарю, часть мяснику, часть лекарю. Он – тот же мясник, не смотри, что зовется иначе. Легче всего украсть вечером, как протрубят горнисты. Но смотри, попадешься – эта змеюка из тебя дух выбьет, ни сидеть, ни лежать, ни дышать не сможешь! Дай воды! Агнесса снова поднесла к дрожащим синюшным губам кружку. Натриль сделала всего пару глотков и продолжила: - У меня покалывает руки. Странное ощущение, - она чуть пошевелила пальцами. – Денег Хосты тебе не хватит, придется воровать на торговой площади. Туда все ходят по вторникам и воскресеньям. Мясник – раззява, даже не замечает, что берешь, но у него много в сумке не бывает. Прочие всегда настороже, но и они порой отвлекаются. Кстати, деньги есть у Лириэль. Она зашивает их в нижнюю юбку. Уж не знаю, где она их берет. Хоста все отбирает, но эта пройда хитра и осторожна. Ни с кем никогда не ругается, нос держит по ветру. Она из тех, кто будет улыбаться и говорить елейным голоском. Но упаси тебя вся святая братия встать на ее пути – сомнет не хуже осадного тарана, - девчонка будто выплевывала каждое слово, видимо, эта самая Лириэль насолила ей по полной программе. Лицо Натриль скривилось в брезгливой гримасе: - Она меня сдала. Кто же еще? Она везде сует свой пронырливый нос. Старайся с ней вообще не связываться. Любая, даже мелкая твоя оплошность тут же станет известна нашей узурпаторше. - А-о-си-и-и? - Флосси? - разобрала та. – Глупая девчонка, не умеет притворяться. У нее на лице все написано, и если она замыслила гадость, ты сразу поймешь. Она – дурочка, ее просто обмануть. С другими сложнее, но тебе не о том следует заботиться. Если сумеешь втереться в доверие к нашей змеюке, почитай, дело выгорит. Как? – девчонка тихо усмехнулась, поглядывая на ошарашенную соседку: - Денег приноси больше других; следи за девками в оба глаза, пусть Хоста знает каждый их шаг. Вообще, ходи перед ней на задних лапах, она это любит. Агнесса уже который раз про себя проклинала и этот гнусный город – каменный склеп, уродующий и так насквозь червивые души всех его жителей, Хосту с ее домостроевскими замашками, бессердечного кузнеца и наглого мальчишку с острым взглядом. Даже умирающая Натриль, очень кстати разговорившаяся сейчас, вместо того, чтобы вызывать обычную в таких случаях жалость, была отчего-то противна. «Общага строгого режима… Здесь, верно, каждый пытается забраться на жердочку повыше и обгадить нижнего. Курятник!» - Агнессу передернуло. Так ли отличался ее мир от этого? Небо и земля - казалось ей в тот момент. Райским садом виделась ей прежняя жизнь, даже с тем гнилым правительством, со всеми материальными неурядицами, семейными заботами и прочими житейскими неприятностями. Она никогда не станет ввязываться в мелочную грызню этого убогого мирка, о котором невозмутимо рассказывает теперь собеседница. - Тебе интересно, почему я так спокойно обо всем тебе говорю? – озвучила та незаданный вопрос в темноту вечерних сумерек. – Мне уже не страшно. Я смирилась, я устала от слез. Не счесть, сколько я их вылила. Я плакала и днями и ночами, я желала смерти проклятой Хосте. Знаешь, я и сейчас хочу, чтобы ее забили плетьми в каземате или заложили живьем в долине курганов. На моем ведь даже не будет имени… - последнюю фразу она прошептала почти неслышно, видимо, у нее не осталось сил продолжать. Душное безмолвие воцарилось в их каменной норе, нарушаемое лишь частым и судорожным дыханием Натриль. Но вдруг она завозилась на своем ложе и по-доброму произнесла: - Пусть ясное утро сменит ночь, - голос девушки стал на мгновение бархатным, он прозвучал заботливо и даже как-то сочувственно. «И тебе спокойной ночи», - мысленно пожелала ей Агнесса. Неприязнь сменилась давящей болью от тугого соленого кома. К чему девчонке сантименты? Пара дней… Натриль отдала незнакомке все, прежде чем шагнуть в бездну. Агнесса еще только стоит на краю. Но у нее есть масса возможностей, есть какой-никакой, а все же выбор, хотя она еще не знает, из чего ей выбирать. Самое главное, у нее есть право на жизнь, а она распустила сопли. Хороша, ничего не скажешь. Эта девчонка боролась до конца. Даже сейчас, когда надежды нет, она не падает духом. Но кто сказал, что нет надежды? Вдруг на местном небосводе Кассиопея сойдется со Скорпионом, и где-то в районе альфы Центавра звезданет резонанс? Или как здесь случаются чудеса? *** Чуда не случилось. Утром Натриль не проснулась. Агнессу разбудил стук распахивающейся двери, которая не имела задвижки изнутри, зато свободно запиралась снаружи. В комнатку, переругиваясь, вошли трое мужчин, о чем-то коротко поспорили и, не обращая внимания на неодетую девушку, вынесли тщедушное тело. Агнесса из-за обычного своего насморка не учуяла характерного душка, который, к счастью, быстро выветрился, как только она распахнула окно. Утро приветливо улыбалось теплыми лучами. Прохладный, но по-летнему мягкий бриз игрался темными кудряшками спутанных волос, принося с собой обнадеживающие запахи из недалекой пекарни. Ожог больше не тревожил, но волдырь по доброй воле проходить не желал. И все бы хорошо, можно радоваться новому дню, но в душе мокрой и скользкой речной змеей поселилась тоска. Она или засыпала, сворачиваясь в упругий холодный клубок где-то в районе желудка, или начинала возиться, расправляя свои кольца, то сжимая, то ослабляя хватку. Мерзкое ощущение. Возможно, его навеяло некстати обострившееся чувство голода. Как-никак, два дня без пищи. Как это все напоминает студенческие несытые времена, давно канувшие в прошлое, когда приходилось жить неделю на одном яблоке. Вчера ей предлагалась синяя картошка. Что ж, сейчас она не откажется и от нее. К великой радости, опухоль с языка начала спадать. Ну почему этого не случилось вчера? «Оф фопота копыт пыль по полю летиф…» Она не узнала свой голос, бесцветный, шепелявый. Создавалось впечатление, что она начинала пережевывать огромный комок ваты, кода пыталась что-то произнести. И все же, она радовалась уже тому, что ее больше не назовут немой. А дикция потихоньку наладится. Агнесса оделась в свой балахон и спустилась вниз. Пора узнать, что это за городишко, и к каким мамонтам ее забросило волей провидения. Хосты в доме не было - хозяйка отправилась распорядиться о погребении. Предписаний по поводу Агнессы она никому не дала, видимо, поэтому кухарка не стала ее кормить. Следующей неприятностью стал запрет выходить на улицу. Единственное, все та же Флосси проводила ее до уборной, коей оказался обычный деревенский туалет типа «сортир», только выстроенный основательно, все из того же камня. Они шли через открытый двор, воняющий мочой и сеном. Что ж, придется попривыкнуть. Какое-то время ей здесь жить. И Агнесса очень надеялась, что такое положение вещей не затянется надолго. С трудом объяснившись с бестолковой Флосси, она нашла все в том же дворе помывочную, недалеко от колодца. Она выстирала чужую изгвазданную камизу, а так же нижнюю юбку Хосты, которую удачно приспособила под свои нужды, и сама сполоснулась в ледяной воде - другой здесь попросту не было. Пальцы ломило от холода, но Агнесса осталась довольна. Вернувшись в свое временное обиталище, она перерыла его сверху до низу. Под матрацем почившей Натриль она обнаружила пару монет. Тяжелые, некрупные желтые и очень потертые кругляшки с неизвестными надписями, звездами и каким-то деревом, казались подарком из доброй сказки. Агнесса никогда раньше таких не видела, но монетам обрадовалась несказанно. Пусть даже они и были ценностью в одну копейку, в чем она, конечно же, сомневалась. На них не было цифр, ни арабских, ни римских, узнать номинал сейчас не представлялось возможным. Показывать кому-то свою находку она никому не станет. Натриль заявила прямо, что доверять никому нельзя. «Хоста все отбирает». Пусть узурпаторша и не надеется – этих монет она не получит. Дальше Агнесса обшарила стол. В единственном его пыльном ящике лежал мешочек с мелкой травяной трухой. Девушка вытащила полку и полезла за перегородку под столешницей. Бывает, под выдвижные ящики заваливается что-нибудь полезное. Пальцы схватились за что-то мягкое, и она извлекла на свет небольшую кожаную бортху, покрытую серой патиной персти. Тайник давно никто не проверял. Из горлышка сосуда пахнуло самогоном. Агнесса поморщилась и вернула его назад. Авось когда и пригодится. В укромном местечке лежал еще один мешочек. Из-под толстой льняной ткани выпирали округлые ребрышки все тех же монет, со звездами и деревом. Двадцать четыре потемневших от времени кружка. Клад, вероятно, припрятала Натриль, но воспользоваться им не успела, правда, она и не упомянула о нем. Пожалела? Возможно. Но уж больно много пыли, скорее, сокровище оставил кто-то еще до нее. Очень кстати. Деньги всегда пригодятся. На всякий случай Агнесса взяла один медяк (или из чего эти монеты?), а остальное вернула на место. И, подумав, спрятала там же компьютерную мышь и очки. С ксимелином по доброй воле она расстаться не решилась. Домоправительница не появилась ни днем, ни вечером. Под ночь она приковыляла под руку с неизвестной пока Агнессе длинноволосой и опрятной девушкой. Хозяйку здорово шатало. Источая крепкий запах алкоголя, путаясь в полах своей уже жутко грязной юбки, она, спотыкаясь и бранясь, ввалилась в каморку под лестницей, где Агнесса провела свою первую ночь в этом доме. И почти сразу же захрапела. Девушка, отчаявшись получить продовольственный паек, украдкой стащила с кухни пару кусков серого клеклого хлеба. Несмотря на отсутствие Хосты, ее день прошел вполне продуктивно. Она, изъясняясь то на пальцах, то сквозь вату не до конца послушного языка, раздобыла ножницы, иголку и нитку. Швея оказалась из нее аховая, да и нефтяной тянущейся ткани здесь не было и в помине, но из длинного, почти до пят, подола камизы, сразу укоротившегося до колен, получилась пара чуднЫх трусов с завязками. Что ни говори, даже в таком белье она чувствовала себя комфортнее. И как она могла раньше разгуливать по дому в неглиже? Еще она выяснила, что ее окно смотрит в боковой проулок. Второй этаж, но до каменной мостовой метров пять, если не больше. Просто так не прыгнешь. Высунувшись из проема почти по пояс и оттого чуть было, не кувыркнувшись, она вновь заметила отрог скалы и стены, устремляющиеся куда-то в недосягаемую высь. Странный город. Рассмотреть бы его получше, но со двора тоже не было ходу, а взобраться наверх по шершавой кладке ей не удалось. Агнесса пыталась разговорить всю ту же Флосси, хотя «разговорить» - сказано слишком громко, скорее, внятно изъясниться. Но та сторонилась новенькой, отвечала неохотно и через раз. Добиться от нее чего-то толкового Агнесса не смогла. Остальные обитательницы этого женского общежития, а их она насчитала шесть или семь, желанием общаться тоже не горели, предпочитая избегать контактов со странной соседкой. После возвращения хозяйки они все куда-то ушли, а девушка отправилась спать. На следующий день Агнесса с трудом разодрала глаза. Под веками щипало и саднило. Линзы казались вдавленными мутными стеклами, твердыми, неприятно царапающимися. Девушка решила, что выбросит их вечером. Не хватало еще заработать здесь конъюнктивит. Но сегодня во что бы то ни стало нужно выбраться в город и оглядеться. И для этого требуются острый взгляд. Слабые очки она наденет уже завтра. По велению Хосты ей выдали плошку каши, по виду и запаху напоминавшую размокший картон. Как выяснилось, и по вкусу тоже. Агнесса давилась, но ела. Неизвестно, когда ее снова соблаговолят накормить. - Мне сказали, что ты уже и не немая вовсе, - услышала она над собой зычный голос и, вздрогнув, подняла голову. Хоста стояла над ней, уперев руки в бока. Агнесса молча кивнула. - Как тебя зовут? – ухмыльнулась хозяйка, присаживаясь рядом. От нее несло перегаром, что ее ничуть не тревожило. - Агнесса, - пусть и с трудом, но вполне четко выговорила девушка. - Что это за имя такое? Аг… агн… Тьфу, и не произнесешь, - буркнула баба и уставилась на собеседницу: - Что оно означает? Чистая, непорочная. Ягненок… Сергей называл ее "Бяшка". Другие – как кто хотел, она не обижалась почти ни на что. Агнесса могла бы все это рассказать, но с языка скользнуло глухо, как камень о воду, слышанное однажды, и не сказать, чтобы приятное значение: - Овца. Агнесса сама не поняла, почему она брякнула именно это. Но объяснить не успела – баба округлила глаза и в следующую секунду противно загоготала: - Хорошо имечко. «Бог с вами, называйте, как хотите!» - Агнесса отвернулась к безвкусной каше. Просмеявшись, тетка было хотела о чем-то спросить, но вдруг девушка сама отвлекла ее: - Какой сейчас век? Хоста аж дар речи потеряла. Сначала она просто не знала, как ответить на столь нелепый вопрос, потом посмотрела на Агнессу, как на умалишенную, и выдохнула: - Видать крепко тебя Троир головой приложил, - она скептически поджала тонкие губы, - ты хоть что-то помнишь? - Не все, - честно призналась Агнесса, отодвинув от себя миску с уже холодным клейстером. - Откуда ты? – поинтересовалась хозяйка. Ну вот, сначала натворила дел, а потом разбирается, в чем, собственно соль. Агнессу взяло раздражение. С чего это Хоста решила, что имеет право ей распоряжаться? Поставила клеймо, как собаке, а теперь допрашивает. Девушка резко вытянула руку, на которой все еще краснел волдырь, почти ей под нос: - Вот о чем бы стоило узнать, перед тем как метить! – твердо, с вызовом выпалила она, - сначала делаем, потом думаем! Агнесса тут же пожалела о своем выпаде - домоправительница завелась с пол-оборота: - Ну-ка попридержи свой едкий язык, - вспыхнула она, повышая тон, - если я захочу, тебе его вмиг укоротят, лучше бы ты и вправду оказалась немой! – почти выкрикнула Хоста, но дальше голос ее напоминал разливающуюся желчь: - Благородные девицы не валяются голышом по трактирам. И ты – не крестьянка и не из мастеровых, видно сразу – руки белые. Ты - проститутка с земли конников! Ну, я-то быстро найду тебе применение, Овца! Пошла прочь! Агнесса вскочила, но закипевшая в ней злоба будто вновь наложила на нее печать безмолвия. Девушка готова была вцепиться хозяйке в горло, но чья-то настойчивая рука уже тянула ее к лестнице. - Да какое… - опомнилась было Агнесса. Она вырвалась из чьих-то цепких пальцев, но тут же получила тычок под ребра и замолчала, услышав над ухом шипение: - Заткнись… идем. Она поднялась вслед за незнакомой девчонкой, одетой все в такое же дурацкое платье и с длинной тонкой косой, веревкой вившейся до пояса. Вслед она слышала брань Хосты. Внутри у Агнессы все клокотало не то от беспомощности, не то от злости, не то от тошнотворной каши. - Тише ты, - уже более громко фыркнула девчонка, вталкивая Агнессу в комнату с драгоценным столом, - ты с Хостой поосторожнее, скажи спасибо – за плеть она не схватилась, а то покромсала бы тебя, а завтра тебе с нами идти. Больно на спине будет, - участливая девица налила ей воды. Агнесса как-то очень резко выхватила кружку из рук незнакомки. Та покачала головой: - Тяжело тебе будет, ты дерзкая. Но гордыню свою смири, коли выжить здесь хочешь, - она присела на край лавки, оставшейся от Натриль. - Где ее похоронили? - неожиданно для себя выдала Агнесса, поднимая усталый взгляд. - А? – спохватилась та. - Кто ж знает? Долина большая, - девушка вздохнула, - будет тебе. Меня зовут Тири. Никто из наших не хочет с тобой общаться, и жить с тобой не хочет, ну ты не бери в голову, ты меня держись. Завтра с нами пойдешь, или уже сегодня, как Главная решит, - повторила она веселее, - и не к Троиру, у него уж больно гадко, а к центральной площади. Там дышать можно. Хоста велела научить тебя, а то она ж не знает, какие у вас там порядки. - Какие порядки? Где - у нас? Ты о чем? – Агнесса все еще непонимающе смотрела на девчонку, та усмехнулась: - Да я все о том же, - она встала и подошла к столу. Агнесса напряглась, когда девчонка выдвинула ящик. Но та только ограничилась тем, что вынула мешочек с трухой. - Заваришь вечером. Теплую воду возьмешь на кухне. Раз в два дня Тора греет большущий бак. Каждая из нас раз в неделю должна его натаскать. Так вот, вымоешься и там вот этой травкой пополощешь. Это волосянка, хорошая вещь, иногда незаменимая. Почти всю ночь ничего не чуешь, хоть кувшин запихивай. Ведь никогда не угадаешь, сколько их будет. Когда пара, когда пять, когда один, а когда и вовсе никого, но это редко. У нас всегда клиенты есть, мы же недорого стоим. Иногда еле ноги волочишь к утру, - девчонка деловито расправила свою юбку. Агнесса опешила. Так вот оно что! Вот о какой работе шла речь… Судьба не придумала ничего лучше, как привлечь ее к поганому древнему ремеслу! Для того она училась – столько лет моталась в другой город грызть гранит науки; для того прошибала лбом стены, поднимаясь вверх по служебной лестнице, чтобы теперь ублажать мужиков в грязных трактирах средневекового поселения. Хорош жребий! Жутко было осознавать, что новым ее пристанищем стал публичный дом. Губы Агнессы скривились в шальной глуповатой улыбочке, но внутри нее змея сжалась тугой пружиной. И это была уже не тоска, нет, это было отчаяние. Жгучее, как касание тавро, и такое же беспощадное. Агнесса продолжала улыбаться, но слезы покатились сами, оставляя соленые дорожки. Глядя в одну точку, она произнесла: - Я не проститутка. - Что? – удивилась Тири. Агнесса не обратила теперь внимания на собеседницу. У нее в голове громко щелкали эти три слова. Звонко, так стучит вода о камень, капля за каплей, срываясь с большой высоты. Так шаг за шагом кружат стрелки по вечному циферблату. И тихие щелчки разносятся громом по пустой комнате, отражаясь от стен, не находя ответа, не встречая преград. И у нее внутри было пусто. Даже змея забилась куда-то к горлу, так и не расправив своих скользких колец. - Я не проститутка, - уже громче, почти по слогам повторила Агнесса. Девчонка не понимала, что вызвало такую реакцию новенькой. На ее памяти были и истерики, и даже обмороки. Сопротивления не было. Она положила мешочек на место и спросила: - А кто ты? - Я свободная! – щелк, щелк. - Я не принадлежу никому, - щелк… Улыбочка так и не сходила с ее лица, соленые капли бежали по ямочкам на щеках. Тусклый взгляд, устремленный в никуда… - Что ты, здесь нет свободных, - пытаясь успокоить странную девчонку, Тири затараторила: - Война идет! Кто может быть свободным? За стенами хоть какая-то защита. Крестьяне вон гибнут куда чаще! Даже если и найдешь, где поселиться, чем ты заработаешь, как? А здесь и крыша, и еда. Ну и деньги бывают… - она осеклась, искоса глянув на дверь, потом с опаской на новенькую, вот ведь дуреха – сболтнула лишнее… Но девушка не слушала: - Я не проститутка, ты меня слышишь?! – она аж поперхнулась то ли от гнева, то ли от слез, но продолжила: - Я не стану, запомни, не стану уподобляться вам! – Агнессу трясло. – Я не стану опускаться! - Кто ж тебя спросит, - брякнула Тири, - клеймо уже стоит, - она попятилась под диким взглядом новой товарки. Агнесса вскочила. Впервые боль не сделала ее слабой. - Я не проститутка! – закричала она, видимо, забыв теперь другие слова. Она схватила девчонку за грудки так, что затрещала цветастая ткань. Тири смотрела испуганно и часто моргала, но теперь замолчала. Решимость Агнессы, вызванная мгновенным порывом, таяла, как лед в жаркий полдень. Щелк, щелк, щелк… В безмолвии прошла, наверно, минута. Агнесса разжала пальцы. - Больная! – девчонка шарахнулась прочь. – Вот скажу Хосте, она тебе покажет свободу. Она тебе ее на спине розгами нарисует! Глаза Агнессы вновь затянула плотная пелена. - Я не проститутка… - ноги ее подкосились, она рухнула на пол и заревела. Спазмами скручивало и живот, и горло. Девушку тошнило. Ей были противны и эти стены, что скрывали все непотребство, и этот пол, холодный и мерзкий; услужливая Тири, Хоста, проклятая Хоста… Да что там! Она сама себе была противна. Омерзительна заранее. И будто земля шаталась, кренились стены каменного склепа, грозя обрушиться на ее голову. Лучше. Лучше так! Пусть ее заложат в долине курганов, чем терпеть такое, чем быть рабыней у этой… обычной дворовой шлюхой… Мир не рухнул. Он стоял и смотрел спокойно. На его памяти было и не такое, что ему причитания молодой амбициозной девчонки? Он видел, как обрывались жизни. Тысячи жизней. Разверзалась земля, вставали горы; моря уходили и возвращались, наполняя водой края, где раньше непроглядным зеленым ковром простирались до горизонта леса… Он помнит это. Это было интересно. А о чем плачет эта девчонка? У нее отнимали ее драгоценную жизнь? Нет. А если бы и да – какая разница? Дорога не бывает ровной, чтобы на сотни лет вперед – музыка. У этих не бывает. На ее пути положили камень. Но она не перешагнула свою преграду. Она стоит и ревет. Она далеко не первая песчинка, занесенная под дорожный валун. Она смешается с прочим сором. Лишь немногие проходят до конца, но и у них незавидная участь. Правда, они вносят оживление в однообразный мотив. А сейчас ему скучно, мир смотрит бесстрастно. Смотрела и Тири. Правда, с брезгливой жалостью. Истерики уже не пугали ее: - Ты, это… умойся. Нам идти тебе за платьем через весь нижний склон. Хоста велела.