Верховная Трав(н)ица

Он уже довольно давно был плох и держался эликсирами едиными: пил постоянно, в больших количествах, разной концентрации, но все равно продолжал угасать. Месяц назад он добирался до скамеечки у фонтана; две недели назад еще мог дойти до порога своего дома, а неделю назад слег окончательно. Тогда Келла поняла, что ее близкого друга и соратника Реншера скоро не станет, несмотря на все ее знания и отчаянные попытки спасти эту жизнь. Умом она понимала, что удерживать его даже немного эгоистично, но все равно не могла отпустить старого вампира. Она готовила ему обезболивающее, врала Лену, что его учитель снова поправится и возобновит уроки — а потом объясняла белоголовому, почему они все пытаются врать себе и другим. Ведь от Повелителя нельзя ничего скрыть; ему рано приходится узнавать смерть, которая всегда идет рядом с ним и является частью его титула. Он должен знать. Два дня назад, когда Келла пришла, Реншер ее не узнал. Он вообще был безучастен ко всему, безмятежно глядел в потолок, а бледные губы медленно шевелились, будто он напевал какой-то полузабытый мотив. Его взгляд безучастно скользнул по лицу вампирки, когда та осторожно протерла его лоб влажной тканью. Вздохнув, Травница принялась перебирать принесенные бутылочки с разными жидкостями, разыскивая подходящую. Она так увлеклась позвякивающим содержимым своей сумки, что не заметила, как в дом прокрался взъерошенный Лен — диковатый на вид вампирий подросток сорока девяти лет, который босиком проскользнул по дощатому полу и встал у изголовья тяжело больного, как тактично окрестила Реншера Келла. Он оперся локтями о спинку кровати и с любопытством вгляделся в черты наставника. — Знаешь, обычно мне легче добраться до подкорки, когда люди спят или без сознания, — сообщил он, так что вампирка слегка подпрыгнула от неожиданности. — Но у него старые воспоминания сейчас все на поверхности, а мыслей почти нет. Так интересно… — Неинтересно, — отрезала Келла, встряхивая выбранную среди прочих темную бутылочку. Содержимое зловеще булькнуло. — Тебе правда лучше не быть здесь. Выпроваживать, впрочем, юного Повелителя она не стала — не до того было. Осторожно подложив старику ладонь под голову, она попыталась напоить его зельем: но самостоятельно Реншер проглотить лекарство не мог, поэтому волей-неволей ей пришлось обратиться за помощью к Лену, чтобы освободить одну руку и провести старому другу по горлу, чтобы жидкость попала в желудок. Про себя Келла подозревала, что ему уже ничего не поможет: но попытаться удержать его было слишком заманчиво. — Он сейчас вспомнил тебя до войны, — вдруг сказал Лен, севший на полу рядом с ее табуреткой. — Особенно твою улыбку. Ты ему дорога. — Он мне тоже, — пробормотала Келла, убирая свою опустевшую бутылочку на место. — Идем, Лен, ему нужен покой. Если хочешь, мы зайдем вместе вечером. — Уже не нужно будет, — помедлив, откликнулся подросток. — Его сознание затухает… Это и есть смерть, ведь так? — Похоже… — прошептала Травница, приглядываясь к заострившимся чертам. Она замечала, что ухудшение состояния Реншера становилось все более стремительным, но не была готова, что это произойдет сегодня. Сейчас. Минута — и ее соратника не станет. — Все не так плохо, — проговорил Лен, потянув ее за рукав. — Когда он обратится в волка… — Он не сможет, — Келла покачала головой. — Он слишком стар и слаб для трансформации, поверь мне. Кроме того, у нас нет Круга, а если бы и был, то я не позволила бы тебе пойти за ним. — Почему? — белоголовый наморщил лоб. — Я ведь должен, не так ли? Это мой долг Повелителя? — Ты слишком юн, — буркнула вампирка, глотая слезы. — Реншер, конечно, мой лучший друг, и тебе это известно как никому другому, он не последнее лицо в Догеве, но твоя безопасность куда важнее. Он бы понял. — Все, — Лен встрепенулся, и в тот же миг за окном скорбно завыл волк, его плач тут же подхватило еще несколько зверей поодаль. — Он ушел. Коротко кивнув, Травница для проформы и собственного успокоения приложила к бледным губам старика маленькое зеркальце, которое всегда лежало у нее в кармане: им не пользовались, чтобы подвести губы или глаза, с его помощью не пускали солнечных зайчиков дети. Его предназначение несло на себе тяжелый отпечаток скорби, который уже ничто не смогло бы смыть. Она подождала с полминуты, зачем-то надеясь на чудо. Поверхность не затуманилась. Это всегда было признаком смерти, и теперь это провело для нее невидимую черту: это тело уже не принадлежало ее другу. Вздохнув, она набросила тонкое одеяло на лицо умершего. — Будь добр, скажи моим пациентам, что я сегодня не смогу прийти. Если срочно, пусть приходят в Дом Совещаний, ты тоже возвращайся туда. Нам надо будет приготовить похороны и выбрать нового Старейшину, — распорядилась Травница. Лен на удивление послушно побежал выполнять — называть имена пациентов ему было бесполезно, он и так их знал. Заодно и разнесет скорбную весть по всей Догеве, Келле не придется самой этим заниматься. Оно и к лучшему: выслушивать сожаления вампирка была точно не в состоянии. Она взяла сумку с табуретки и села на нее сама, не спеша возвращаться в Дом, где придется разговаривать с другими Старейшинами. Ей просто хотелось немного побыть наедине с Реншером. Добрая сотня лет разницы и раньше не мешала их дружбе, а общая забота о Лене еще больше их сблизила. Когда они были молоды, вампир наблюдал за тем, как она училась целительству и даже добровольно становился объектом наблюдений и экспериментов: самоотверженно отдавался на милость девушки, не протестуя против радикальных методов лечения простой простуды или незначительных ушибов. И никогда не возмущался, если случались побочные эффекты — а их было не так уж и мало. Зато вампирке удалось выработать хорошие рецепты, которые не вредили. Реншер помог всей долине только своим существованием — а теперь он лежал мертвым на своей кровати, и возможности вернуть его не было. — Ты столько еще не успел рассказать ему, — вздохнула Келла, поглаживая вдруг ставшую очень маленькой руку. — Если бы ты только был сильнее, а Лен — старше… Если бы я сама могла тебя вернуть, я бы это сделала, ведь ты один поддерживал меня все эти годы. Но я могу лечить только недуги живых, только отсрочить неизбежное… Даже сильно отсрочить, спасти, но я бессильна против смерти. Как же я дальше без тебя буду? Как Лен будет? Ты был близок к покойному Повелителю, ты знаешь все о правлении Догевой, но ты еще не всему успел научить нашего мальчишку. Просто прочитать мысли здесь недостаточно, ты же знаешь. Но, думаю, Лен справится, ведь его учил ты. Я обещаю тебе, Реншер, что он вырастет достойным твоей памяти Повелителем. Странно, но после этой речи ей стало намного легче, и сдерживаемые до этого слезы хлынули по щекам. Всхлипнув, Травница утерла их черным рукавом. За приоткрытой дверью заскрипели ступеньки, и Келла, прежде чем гость зашел в дом, поняла, что это Крина. — Келла, милая, Лен мне сказал… О боги! — вампирка прижала руку к груди, округлившимися глазами глядя на кровать. — Так он и правда умер? — К сожалению, — пробормотала целительница, опуская голову. — О, милая, — ласково заворковала Крина, обнимая обычно суровую и язвительную Травницу и утирая ей глаза своим платком. — Не плачь, ну же, он бы этого не хотел. Давай, пойдем ко мне, я тебе чаю налью, ты выплачешься и успокоишься, да? — Все-то у тебя просто, Крина, — невесело проговорила Келла, позволяя себя увести из домика. Заботливые руки вампирки, обнимавшие ее плечи, вселяли какую-то странную надежду. — Чаем лечишь душевную боль, как простуду. — Оно так и есть, — улыбнулась догевка. — Осторожно, ступеньки… Так вот, смерть тоже простая. Да, она забирает тех, кто нам дорог, но они все равно остаются в нашей памяти. — Ороен стал волком, — не удержалась от замечания Травница. — Здесь небольшая разница, — возразила Крина. — Ты ведь и сама это понимаешь, верно? Ну, пойдем; сейчас ты придешь в себя и вернешься к своему долгу, Лен как раз вернется из своего маленького путешествия до Догеве.