Верховная Трав(н)ица

С появлением в Догеве драгоценного ребенка в Травнице проснулась давно подозревавшаяся у нее паранойя: ночевать в одной комнате с Повелителем она не позволяла никому, даже Реншеру и другим старейшинам, но требовала, чтобы они сутки напролет оставались в Доме Совещаний. По окрестным домам теперь тоже жили исключительно нервные, красноглазые и невыспавшиеся вампиры, которым, чуть шорох, приходилось хватать гворды и мчаться оборонять не то Повелителя, не то его чрезмерно мнительную нянюшку от неизменно ложных атак. От этого они все были как никогда похожи на своих недружелюбных родичей из людских суеверий. Впрочем, никто особенно и не жаловался: между собой судачили, что Келла еще довольно спокойно относится к выпавшей ей чести. Другие бы поставили у колыбельки целый полк. Или два. Болтали и о том, что одна Травница успешно заменяла собой и этот самый полк, и самих нападающих. Сама Келла мало внимания на это обращала, не смыкая глаз по ночам и позволяя себе подремать только днем, когда Лена опекало еще полдесятка других вампирок и несколько воинов с гвордами. Тогда она успокаивалась ненадолго и отдыхала. Все остальное время прочим обитателям Догевы едва позволялось смотреть на ребенка, и то — в ее руках. Она была похожа на скупца, оберегающего свое главное сокровище. В углу комнаты, где стояла колыбелька, она оборудовала себе удобное кресло с высокой спинкой и сваленными на сиденье подушками, чтобы создать хотя бы отдаленный комфорт. Рядом стоял столик, где обычно располагался стакан с водой, но куда чаще — разутые ноги «надзирательницы», которая, хотя и не из пустой похвальбы дежурила ночами, все же очень уставала от нарушения режима: и тем тяжелее для нее это было, чем лучше Травница знала последствия этого нарушения. Но страх (уважение? благоговение? любовь?) не позволяли ей поступать по-иному. К несчастью, однажды эта тревожность оправдалась. Человек тяжело (с точки зрения вампира; для своей расы он был весьма и весьма тих) перевалился через подоконник, едва не свалился, но все же приземлился на ноги. Быстро оглянулся и, не мешкая — всполошиться догевцы могли в любой момент — бросился к колыбельке, где спать мог только «упыриный выродок», последний Повелитель Догевы, что смог бы перевернуть судьбу всей своей расы. В руке его серебристой рыбой блеснул нож, перевернувшийся острием вниз над ребенком. Между ними метнулась черная тень; лезвие исчезло во тьме, брызнуло алым, темнота тяжело навалилась на убийцу, а над ухом у него раздалось разгневанное шипение — уже не человека, не вампира, но разъяренной хищницы, на детеныша которой напали. Прикусив губу — так, что во рту появился железистый привкус — Келла выдернула предназначенный Лену нож из плеча и отшвырнула в сторону. Регенерация из-за возраста началась не сразу, но вампирка и не собиралась ждать, пока все заживет, ведь ночной пришелец явно окажется не столь любезен. Острые, выкрашенные в ярко-алый ногти впились в лицо убийцы, пропахав на его щеке несколько кровоточащих борозд. Заплакал ребенок. Хриплый, утробный рык Келлы перешел в ультразвук. Вбежавшие через полминуты вампиры во главе с Реншером уже ничего не могли разглядеть, кроме бьющих воздух черных крыльев и расслышать, кроме яростного визга второй ипостаси разгневанной вампирки. Ни помочь, ни помешать ей они тоже не могли, чтобы не попасться под горячую руку, поэтому один из них скромненько встал у детской кроватки с обнаженным гвордом в руке, изображая защиту, а остальные, затаив дыхание, наблюдали за расправой. Она была кровавая: от истошно кричащего (что разобрать через визг было совершенно невозможно) человека летели брызги крови и иногда даже — ошметки кожи и мяса, оторванные острыми клыками Келлы, на полу оставались багровые следы, а сама комната, довольно просторная вообще-то, стала тесной из-за мечущейся за своей убегающей жертвой Травницы. Сочувствия к убиваемому никто не испытывал: он пришел забрать у них Лена, почти бога, а за такое преступление пощады быть не может, несмотря на все договоры. Это ведь всего-навсего оборона. Человек взмахнул руками в последний раз и упал, еще продолжая мелко дергаться в агонии, но судьба его была уже решена. В этот момент иссяк и гнев Келлы: пару раз вздрогнув, вампирка упала на пол рядом и, обессиленно вытянувшись, сменила ипостась обратно. Рана от клинка уже почти затянулась, оставив после себя только багровый шрам, который тоже скоро исчезнет. Реншер шагнул вперед и осторожно набросил на белеющие в темноте острые плечи покрывало; еще не полностью осознавая происходящее, Травница машинально в него завернулась. — Лен? — почти сразу же спросила она, порываясь вскочить и заглянуть в колыбель. — В порядке, — успокоил ее вампир, положив руку на плечо. Дежуривший у Повелителя вампир почтительно отсалютовал гвордом, но под свирепым взглядом Травницы поспешно убрал его подальше. Еще двое склонились над уже затихшим телом, подхватили человека за руки и за ноги и, брезгливо скаля клыки, выволокли его прочь из комнаты; Келла успела мельком пожелать мысленно, чтобы его сожгли где-нибудь подальше, а кострище засыпали. — Как он прошел мимо Стражей? — спросила она. Реншер подал ей руку и помог перебраться в кресло. После смены ипостаси, сопровождавшейся серьезным потрясением, Травницы всегда чувствовала себя не просто паршиво, но действительно отвратительно: руки мелко тряслись, перед глазами то и дело начинало плыть, а ноги едва держали. — Один из них наверняка убит, — неохотно отозвался старый вампир, присаживаясь на подлокотник. Разговаривали шепотом. — Они приехали со стороны Камнедержца, Страж сумел остановить одного… А этот прорвался. — Вы нашли тела? — быстро спросила Келла. — Еще нет, — Реншер мягко качнул головой. — Боюсь, твое искусство здесь будет бессильно, прошло слишком много времени. Его не смог бы вернуть даже Повелитель. Травница тяжело вздохнула и откинулась на спинку кресла. Еще одна смерть. — Людей нужно сжечь, — пробормотала она. — А семью Стража наградить. А его самого — достойно похоронить. — Их нельзя сжигать, если есть возможность выставить их жертвой стаи волков, — возразил вампир. — К тому же… — Посмотрим утром, — перебила его Келла. Ноющая боль в плече уже прошла, но она все равно ощущала себя разбитой. — Хорошо, — легко согласился Реншер и замолчал на пару минут. Потом осторожно спросил: — Ты сама-то в порядке? — До свадьбы заживет, — мрачно отшутилась вампирка. — Тебе не стоит оставаться здесь одной, — упрекнул ее старик. — А вдруг в следующий раз не промахнутся, и ты получишь нож в сердце? — Значит, так тому и быть, — резко огрызнулась Травница. — Если мне придется отдать жизнь за Лена, я сделаю это не задумываясь. И не просто потому, что он Повелитель. Он — последнее, что у меня осталось. Надеюсь, ты это понимаешь. — Понимаю, — вздохнул Реншер. — Только твоя смерть не убережет Лена. — Значит, постараюсь не умереть, — хмыкнула Келла, подбирая под себя озябшие ноги. Клепсидра тихо отсчитывала секунды в такт дыхания трех вампиров, связанных одной судьбой. Постепенно оно выровнялось и стало едва-едва слышным, будто все трое незаметно для себя самих покинули этот мир. В случае с вампирами это было почти правдой. Никто не замечает тот момент, когда засыпает.