— Просыпайся, мелкая, — по комнате разносились звонкие хлопки от пощечин по лицу лежащей без сознания девушки. Тоби, предварительно спрятав топор за пазуху, наклонившись над ее телом, подающие признаки жизни едва слышимым дыханием, бил ее по розовеющим с каждым ударом щекам. Голова ее переворачивалась из стороны в сторону от той силы, которую парень прилагал, пытаясь привести в сознание Фелину. — Задолбала, — шумно вдохнул воздух Тики, присаживаясь на край кровати, положил руки на оба худых плеча девчонки и принялся тормошить ее. Черновласая голова дергалась вслед за резкими движениями паренька, утешающийся надеждами, что Фелина придет в себя и ему не придется тащить тело под боком через весь лес.
Роджерс бы не стал с ней возиться, мало того, даже бы не искал ее и не выслеживал, не говоря об обеспечении сохранности этому слабому тельцу. Но задание есть задание, за его невыполнение поплатиться своей жизнью. Прокручивая эту мысль в голове, парень достал из кармана байки желтую прозрачную баночку, открутив крышку и высыпая себе в ладонь три белых таблетки, убрал баночку обратно в карман и закинул содержимое руки в рот, откидывая голову назад так, что капюшон спал с нее, и, скривив лицо от горечи медикаментов, проглотил, не снимая маски, а лишь приоткрыв ее на момент. Громко выдохнул, сжав в кулаках ткань матраса, и повернул голову в сторону потерпевшей, лежавшую с раскинутыми руками в стороны и пунцовыми щеками.
— От вида крови что ли сознание теряешь? На тебя не похоже, — взгляд Тоби опустился на мертвеца, покорно «спящего» у его ног. Лужа крови под седой головой начала медленно растекаться по поверхности, доходя до подошвы ботинок очкастого, от чего тот машинально поднял ногу, отлепив обувь от паркета, и поставил на чистое место, оставив под собой крупный кровавый отпечаток.
Тотчас голень Роджерса начала дергаться, вдалбливая кровавый ботинок в пол. Тик не утихал, Тоби повернул голову к бессознательной Фелине и принялся пожирать глазами: разметавшиеся черные волосы, бледная кожа с ссадинами по всему лицу, красные щеки от прибежавшей крови к коже, свежий малиновый шрам на тонкой брови, длинные, но редкие слипшиеся ресницы на венозных веках, что образовывали два больших полусиних-полужелтых круга на впалых от худобы глазницах, тонкие обескровленные губы с алыми сухими трещинами, ровные линии челюсти, продолжающиеся выделяющимися сухожилиями вдоль шеи, огибая торчащий кадык, едва прикрывающийся воротником из овечьей шерсти от застегнутой куртки, которая явно была не по размеру тощей девчонке. Взгляд Дерганного переместился с лица на неподвижную перевернутую кверху ладонь, затем на расстояние между предплечьем и туловищем.
Роджерс склонился над Фелиной, одной рукой, схватив за ее левое плечо, перевернул на живот, левая забинтованная кисть повисла к полу, парень, нырнув под нее, уместил раненную руку себе на плечи, схватив прямо за место ранения своими пальцами, придерживая, словил другой рукой, огибая хрупкие плечи, повисшее на нем тело. Держа таким образом девушку, Тоби дернулся вверх, перенаправляя весь вес спящей на себя, заставляя ее ноги, переплетаясь, повиснуть вдоль тела.
— Заебешь, девчонка, — выдохнул Тоби сквозь маску, — Че ты проблемная такая? — парниша потянул синеокую за больную руку так, чтобы ее подмышечная впадина, натянутая жесткой тканью вельветовой куртки, оказалась на его шее, заставляя понурую голову, что безжизненно металась из стороны в сторону от любого движения, упереться в его правую щеку гладкими волосами на макушке. Вторая рука парня переместилась ниже плеч, скользнув на ребра, что отчетливо были ощутимы несмотря на толстые слои одежды — так было удобнее. Теперь, когда ноги девчонки не волочились по полу, равномерно распределив вес чужого тела на себе, мысленно отмечая его легкость, Тоби двинулся в сторону выхода, оставляя позади себя красные отпечатки подошвы.
Он вынес ее из дома, пройдя мимо зловещей комнаты с расследованием, не обратив никакого внимания на тайну мертвеца, но, переступив последнюю ступеньку на лестнице, ведущую на улицу к лесу, Тоби столкнулся с другой загадкой, чужой, никому неведомой.
Стояла ночь, тьма укутывала все вокруг своим полотном. Глухой лес создавал вокруг хижины купол мрака, единственном прожилком света в котором была поляна, расстилающаяся перед взором. Темные ветви, словно плесень, разрастались вокруг, образуя воронку, меж которых бегали тени от лунного света то ли от деревьев, то ли от маленьких зверьков, то ли от игры воображения. В лицо ударил колючий ветер, путая пушистые клочки волос парня перед очками, пока длинные волосы девчонки метались где-то за спиной, стоило Тоби ступить на влажный дерн, перемещая подвешенное тело по воздуху с собой.
Протащившись пару метров по тропинке, достигая автомобиль хозяина хижины, Роджерсу пришлось грубо и быстро скинуть спящее тело в открытую грузовую площадку пикапа рядом с необходимой канистрой топлива, параллельно нырнув рукой под байку, и снял топор из-под застежки, что крепила орудия к ремню вокруг торса. Рядом опасность.
Тоби вгляделся во тьму, в исполинские черные дубы, через который они с Фелиной проникли к хижине, замечая между ними человеческую тень. По поляне бушевал ветер, свистел, закладывая уши и подводя слух, на который нельзя было положиться из-за природных помех.
По кустам скользнула рыжая линия хвоста, выросшая в человекоподобный силуэт, застывший между двух громоздких стволов, пронизывая поляну светом двух голубых огоньков-глаз. Крадучись, светящиеся точки бесшумно стали приближаться к освещенной тропе.
Роджерс, заметив шевеление в лесу, перекинул топорик из правой руки в левую, угрожающе поблескивая лезвием. Мышцы были напружинены, вот-вот готовясь вздрогнуть, понести в бой. Ноги замерли на земле в стойке, топор все еще перемещался из руки в руку, глаза под линзами впечатались во тьму впереди, откуда надвигались два голубых фонарика, перерастающие в широкую мужскую фигуру. Русоволосый сощурился, останавливая рукоять топора, вздернутого вверх, в правой ладони, сильнее сжимая.
Фигура вышла на поляну, озаряемую свечением луны, осторожно ступая и не останалавливаясь, медленно плыла по тропе. Роджерсу открылся взгляд на полунагого юнца с широкими, но худыми плечами, из одежды на нем были изорванные шорты, более похожие на дырявую тряпку, что висели вдоль бедер, едва державшиеся на поясе. На белой коже по всему телу были разбросаны глубокие старые шрамы, были даже на босых ногах. Рыжая длинная шевелюра стелилась вдоль шеи, шевелилась под потоками ветра, гладкими локонами ударяя по лицу, заставляя кожу на нем рыжеть. Лунный свет делал кожу юноши бархатной, наливал серебром. Он выглядел как некое прекрасное лесное существо. Рыжий продолжал медленное осторожное шествие в сторону вооруженного Тики-Тоби.
Губы незнакомца хотели было зашевелиться, но тотчас округлились вместе с глазами в крике боли от летящего мимо кувырком топора, задевающий ухо человека, что не успел среагировать, частичка которого пала наземь, рядом с босой ногой, обрамляя ее маленькими пятнышками крови. Тоби решил не ожидать произнесенных речей рыжего паренька и не дожидаясь, пока тот опомнится, вынимал второй, запасной топор. Левое плечо незнакомца, что для нападающего было правым, мигом залило кровью, сочащуюся из обрывка уха. Боль и страх заставили незнакомца остановиться на месте и, шипя сквозь зубы, метать молнии во взгляде, прикованного к очертаниям киллера вдали.
— Что ты собираешься делать с ней? — раненный, придерживая рукой кровавый обрубок уха, не говорил, а шипел сквозь зубы, голос по звуку был словно пропущен через маску. Сиплый баритон находился в напряжении.
— Ты кто? — Роджерс, смерив морозным взглядом раненного юношу, начал отступать чуть левее, не выпуская из мертвой хватки деревянную ручку топора, огибая машину, заслоняя собой тело Фелины, от упоминания которой из уст незнакомца, Тоби начал думать, что оный хочет ей навредить, украсть, убить, делая его взгляд еще яростнее, а блики в очках ярче.
— Хочу задать тот же вопрос тебе, — грозно изрек рыжеволосый, все еще стоя на краю поляны у деревьев. — Сначала преследуешь нас, потом убиваешь людей, так еще и прицепился к нам, — у Роджерса напрашивался очевидный вопрос «нам?», который так и не был озвучен, реплику незнакомца прервал уже второй летящий топор, от коего на этот раз удалось увернуться.
Кожа рыжего паренька внезапно засветилась, заискрилась серебром, ослепляя Тоби, заставили того машинально прикрыть глаза предплечьем, мельком выглядывая из-под рукава байки на белое излучение, обращенное в шар, исходящее от незнакомца, что обволакивало его тело и погасло так же резко, как и появилось, оставляя вместо юноши на его месте рыжего огромного кота с порванным ухом, который сверкнул испепеляющим взглядом и нырнул в чащу леса, напоследок грозно прошипев. Узнав в облике кота питомца Фелины — Почтальона — Тоби недовольно фыркнул.
— Твой кот — гребаный перевертыш, — пробурчал Роджерс себе под нос, двигаясь к своим вторым железным рукам — топорам.
***
Меня тащат. Боль в левой руке разрасталась с каждой секундой, но не давала прийти в сознание, тянула рука, тело не касалось поверхности земли, ветер, иглами впивающийся в обнаженные участки кожи. Запах хвои и машинного масла. Что-то твердое, упирающееся в живот, что сложило меня пополам, заставляя свисать конечности вдоль боков твердого предмета, на котором балансировало мое тело. Голоса, крики, шипения, удары.
Тут так хорошо. Совсем не страшно. Так спокойно. Не хочу просыпаться.
Перед глазами всплыло обезображенное лицо Джеффа. Обожженные лоскуты мяса заменяли ему губы и веки, вдоль щек шли подгнивающие местами разрезанные полосы, увеличивающие ротовую полость, обнажая кривые желтые зубы, местами съеденные кариесом, местами сгнившими. Не было даже намека на брови, а нос будто слеплен ребенком из пластилина — небольшой бугорок с маленькими отверстиями-точками, выполняющие функцию ноздрей — как и вся белая кожа, что нелепо была налеплена кусками, словно художник неумело проводил мазками по холсту. Где-то кожа свисала большим мешком морщин, где-то была перетянута, как водная гладь, а где-то и вовсе смята бумагой. Вся шершавая, неровная, неживая. Вместо глаз, обрамленными черными сгоревшими веками, были раздраженные глазные яблоки, настолько устланные лопнувшими капиллярами, что вполне можно было сказать, что у этого существа красные глаза, а маленькие обезумевшие зрачки без радужной оболочки бесконечно бегали, словно искали нечто, но на самом деле это был единственный способ смочить слизистую. Он никогда не моргал.
Его лицо было прямо передо мной, в нескольких сантиметрах. Маленькие зрачки-точки впечатались в меня и перестали хаотично метаться. То, что должно было называться губами, внезапно зашевелилось. Гнилая пасть распахнулась.
ПРОСНИСЬ
Глаза открылись и меня сразу же встретил кожаный руль автомобиля со значком барана в самом центре, скользнув взглядом поверх кожаного обруча, передо мной растилалась коридором ночная трасса, без единого фонаря, образовывая лесную аллею. Немного придя в себя, протерев глаза, одергивая левую руку, пораженную огнедышащей болью, пришло осознание, что машина, внутри которой нахожусь, является моей и все так же стоит на обочине, как тогда, когда закончился бензин.
Тело, все еще потряхивающее от тревожного кошмара, пронизывало странные ощущения. Левая рука ныла пуще прежнего, разум пребывал в белой дымке и я не могла вспомнить, как отключилась.
Рожа Вудса все еще стояла перед глазами, от чего дыхание перехватывало. Цепочка воспоминаний остановилась на кабинете Стивена. Он был на полпути к раскрытию моей личности. Как минимум потому, что знал, что у убийцы был отпрыск.
Уставший взгляд метнулся вправо — на место Почтальона — никого, покосилась с опаской на зеркало заднего вида, в ужасе боясь наткнуться на то, что в итоге было неминуемо — очки с желтыми линзами.
Тело вздрогнуло, под ложечкой засосало, руль завибрировал от трясущихся рук на нем, что мертвой хваткой вцепились в кожаную обивку. Два желтых глаза в отражении будто прожигали во мне дыру. Тело его было неподвижно, плечи медленно вздымались в такт грудной клетки. Взгляд хотел скользнуть ниже, на руки, дабы убедиться в наличии оружия в них, но обзор ограничивался маленьким навесным прямоугольником, который мог показать мне лишь его верхнюю часть выше пояса. Черепная коробка Роджерса медленно покачивалась вверх-вниз.
Он спал.
Ритм сердца стал ровным, тревога отступила. Из-за очков я не могла понять, закрыты ли его глаза, но хотелось в это верить. Без толики страха я обернулась на него, немного выглядывая из-за сиденья, облокачиваясь ладонью на соседнее кресло. Взгляд скользнул на живот парня, под складками одежды было неясно, прячет ли он в карманах запасной нож или таскает с собой пушку. Далее взгляд перевелся на руки: одна была пуста и расслабленно лежала на бедре, в другой находился топор, но пальцы были не напряжены, неподвижны и не смыкались на рукояти древесного оружия. Точно спит. В подтверждение моим мыслям последовало тихое сопение.
В момент мое тело согнулось, раздвинув колени в стороны, и нырнуло под руль, склоняя голову ближе к напольному покрытию авто, подбородком упираясь в сидушку. Зацепиться взглядом не получалось и на помощь пришли руки, рыщущие под креслом в поисках моего орудия, нащупав когтистыми пальцами что-то твердое, я тотчас дернула руку на себя, доставая из-под седушки револьвер, мигом переместила его в карман.
Еще раз, обернувшись, убедилась, что Тоби находится в объятиях Морфея, вернулась к разглядыванию рук. Растопырив пальцы, черные когти торчали в разные стороны. Сжала пальцы в кулак, внутренней стороной к себе, когти впились в мягкую ткань. Вновь разжала.
И как с этим управляться?
Косо взглянув на зеркало заднего вида, затем на солнцезащитный козырек над собой, мигом открыла его, вспомнив, что и там есть зеркало. Может, мне показалось в хижине? Но нет. Зрачки все также вытянуты, клыки тоже на месте. Всю жизнь у меня был ровный ряд здоровых зубов — это удивляло — и никакого намека на остроту зубов. Мне было не по себе смотреть себе же в глаза. Так обычно можно было описать стыд, но нет же, мне было жутко. Глаза казались мне ненастоящими, зубы — искусственными, а ногти — накладными. Я захлопнула зеркало и сам козырек. Не веря в то, что вижу от ужаса, я принялась обгладывать пальцы, откусывать ногти, вгрызаться в твердую материю, отрывая кусками и сплевывая огрызки себе под ноги.
Закончив процедуру маникюра, я вздернула ладони, избавляясь от слюней на пальцах. Взор опять устремился вдаль, на трассу. Волнение захватило тело. Порывшись, превозмогая боль в кисти, в левом кармане была проведена проверка записки с координатами, завершенная успешно.
Ключ зажигания повернут, мотор заведен, лучи фар прорезали мглу, рычаг повернут на вторую передачу, панель загорелась, демонстрирую мне иконку с полным баком топлива. Тоби сам заправил Джесси? Поблагодарить что ли…
Додж выскочил на грунтовую дорогу. Время клонилось к трем часам ночи, в пути находиться предстояло еще около двух часов, сколько же времени мы провели в той хижине?
Дорога была непримечательной. Обычная лесополоса, ночная трасса, огибаемая по бокам исполинскими деревьями и густыми кустарниками, одинокая девушка в машине со спящим убийцей на заднем — миленько.
Почтальон вновь куда-то запропастился, предполагаю, что этот рыжий комок еще объявится и переживать о нем не стоит, хотя, думаю, я успела к нему привязаться. И почему у меня раньше не было питомцев? От них столько тепла… Вспоминая о коте, я потеребила кулон, свисающий на уровне груди. Красивая безделушка. Подарок матери… Мне никто не делал подарков. Машина не в счет. Я ее забрала, можно сказать по наследству. Если бы Венди был жив…
***
— Нет, не туда, — мужской бас раздался над моей головой. — Поверни то, а потом вынь здесь, — несмотря на обобщенные слова, я прекрасно понимала, о каких вещах он говорил, шифруя их «то», «это», «здесь».
— Вот так? — выглянув из-под открытого капота я, глядя снизу вверх на шатена, что по-доброму глядел, как маленькая девчонка копошится во внутренностях громоздкой машины, балансируя на животе, упирающийся в бортик.
— Именно, Джесси понравится, — Венди заулыбался во все зубы, оголяя заостренные клыки и смотрел прямо мне в глаза, смущая меня своей лучезарностью.
— Джесси? Ты дал машине имя?
— Да, я ведь люблю ее! — горделиво выпрямившись проворковал юноша, потирая затылок рукой, испачканной в машинном масле. — Тебе ведь я тоже имя дал, — он хитро сощурил желтые глазища и слегка наклонился, выдыхая слова мне в шею.
***
— Интересно, а будь у него твоя фотка, он решился бы на убийство прямо с порога или все же оттянул? — голос Роджерса отражался от стен авто и грохотом падал мне в грудь, из-за резкости которого едва ли не потеряла управление своим сухопутным судном. На дороге кроме нас никого не было, все обошлось. Лучше бы дальше спал.
Голова наполнилась болью, пульсируя в висках. Воспоминания захлестнули разум, наполняя пробелы обрывками кассет, мелькающих перед глазами, кои пришлось сощурить на мгновение, притупляя боль. Цепочка восстановилась. Стивен мертв. Мурашки пробежали по телу, оставляя на коже легкую испарину, как от недолгой пробежки.
— Он вел расследование. Искал Джеффа. Там даже про тебя было, — будто предостерегая, высказала я свое сдавливающее виски напряжение. Я не стала глядеть на парня через зеркало, и без того достаточно жути.
Погода за окном менялась. Тучи затянули звездную россыпь на небе. Ветер раскачивал верхушки деревьев, пробегал крапинками капель по хвойным лапам, заставляя осыпаться наземь. Взгляд через лобовое стекло был рассредоточен из-за новообразовавшейся россыпи прозрачных веснушек на нем, принуждая меня задействовать раненную руку, включая щетки, что сметали под собой точки, стоило им только появится на стеклянной глади.
— Я знаю. Его ненависть — дело рук Джеффри, — шипящий отклик Роджерса прервался тиком, сложивший его в правый бок. Он весь трясся, я слышала, как его кадык ходит взад-вперед под кожей на гортани, издавая блевотные звуки. На миг мне показалось, что он захлебывается пеной, но оборачиваться не стала. Парень откашлялся и вернул тело в сидячее положение, по шорохам одежды я распознала, что тот протер рот, открыв маску. — Месть — люди так падки на нее. Стоить их только лишить чего-то, что они не смогут вернуть, так становятся одержимы. Ненависть, боль, месть. Они так слабы, — голос вновь изменился, но не из-за натянутой обратно на подбородок маски, в его тембре слышалась тоска. — Одержимость местью — большего людишки не видят.
Тоби говорил будто не про Стивена, а про… себя…
— Ты ведь сам одержим, — трезвый, не затуманенный более страхом разум навел меня на подсказку-ответ. — Но не местью, Слендермэном, — на мою холодную решительность в голосе очкастый лишь наградил меня звонким смехом, перетекающий в истерический, слезный. Я взглянула на него с помощью отражающего прямоугольника надо мной и увидела, как он, не прекращая заливаться гоготом, согнул указательные пальцы обеих рук и приподнял оправу очков, протирая веки. Дальше за его действиями следить нельзя, за рулем нужно быть бдительнее, а его смех не на шутку дал сбой в моей системе, так что я перевела взгляд обратно на трассу. Все еще ни фонаря, ни машины. Только лес, гравий на дороге, бьющийся камешками в днище автомобиля и два луча, разрезающие световыми мечами тьму передо мной, прерываемые временами черными полосами от очистителей, мозолящими глаза.
— Думаешь, я под его контролем? — правое ухо обдало теплом от дыхания, проходящее сквозь материю маски. Тоби был так близко, что пощекотал волосами мою кожу на щеке. Испугавшись, я вздрогнула, но руль оставался в моей мертвой хватке, спасая от вылета на встречную полосу, взгляд не отрывался от стелющейся асфальтированной тропы без единого признака жизни. На такую реакцию Роджерс вновь рассмеялся, откидываясь на спинку, опрокинув голову. — Его убили пару месяцев назад, — шатен утирал слезы смеха, выступившие с глаз, угомонившись.
Я обомлела. Единственное существо, сдерживающее маньяков в одном месте и как-никак державшее контроль над ними, больше не числиться в живых, распуская обезумевших маньяков по всему континенту. Кто мог это сделать? Палочник — один из сильнейших, существо, обладающее могуществом и не дюжиной силой, причем сверхъестественной, заставляя от одного своего вида кровь стыть в жилах. Кто смог его одолеть?
— Интересно, как это произошло? — словно отвечая моим мыслям сопел Роджерс где-то позади. — Самому бы знать! Не видел я этого, но понял, когда «контроль» исчез, не только надо мной, — в его баритоне прослеживалась мимолетная радость, сменяемая волнением. — Его сто процентов одолела та девчонка! Что прокляла меня! — было завопил Тоби, его перепады интонации и настроения меня доконают. Я вопросительно уставилась ввысь, хватаясь за взгляд Роджерса в зеркале, прося продолжить. — Потеряв контроль я сразу же наткнулся на нее в лесу. Мы сцепились, она победила меня, могла убить, но приказала тебя охранять. Вот, даже метку поставила, — убедившись, что руль в руке лежит ровно и мы не свернем в кювет от моей неосторожности, я обернулась через плечо и в ужасе ахнула, отворачиваясь. Роджерс отодвинул шиворот байки, оголяя грудь, на котором было рваными линиями высечена буква «F» между грудных мышц. Будто шпагой выгравировали.
Кота в сапогах вспомнила, серьезно? — Найти тебя было несложно, но, кто знал, что такую мелкую захотят прихлопнуть столько адских существ сразу? — он говорил так, будто знает что-то больше, чем я.
— Я не верю тебе, — облегченно выдохнула я. Мне не хотелось верить в тот факт, что некто неизвестный послал убийцу охранять мою тушу. Кто-то мутит воду. Но и некоторые факты говорили об обратном. С какой стати кровожадному киллеру было возиться со мной. В конечном счете, я была жива, по большей части из-за везения, но и Тики-Тоби приложил к этому
свой топор свою руку.
В голове всплыл недавно вспомнившийся кадр убитого Стивена с валяющимся поодаль ножом, который мог бы оказаться во мне, если бы не Роджерс. Откуда очкастый, правда, взялся в комнате, все еще остается плавающим в голове вопросом.
— Ну и не верь, — выплюнул Тоби с восходящей интонацией. — Я не под контролем Слендера, могу отныне дышать свободно, глотать лекарства и не марать по его воле руки. У меня наконец-то появился шанс зажить нормально, но
та баба… — конец предложения Роджерс злостно прошипел. — Мне не зачем тебя убивать. Умрешь ты — умру я. Моя жизнь находится в твоих руках, а точнее в твоей безопасности, а это уже в моих интересах. Ты — мое лекарство от смерти. По крайней мере, так сказала
эта баба. Ничего личного, я просто выполняю задание, чтобы выжить. Она сказала, мол, на тебя большие планы, — оправдательный тон шатена напрягал, так как звучал весьма правдиво, да и буква моего имени, высеченная на теле Роджерса. Большие планы? И какие же?
Блять, большие!
Если Тоби не лжет и главное существо умерло, не контролирует обывателей того леса, зачем же Джефф пришел по мою душу?
Доверие — явление не словесное. Даже если вымолвлю это мысленно, будет ли это значить, что я ему доверяю? Доверяю свою жизнь. Нет. Но я ему поверила. Он не
не хотел меня убивать, как я думала ранее, он
не мог меня убить. Вот и весь ответ на многочисленные вопросы. Лжи в его голосе я не слышала, Тоби не из хитрых маньяков, скорее наоборот. Коварство — не его конек. Так что и смысла строить такие запутанные фальшивые истории не было. Я многого не теряю. Я слаба и беззащитна, мое убийство — наипростейшая миссия для киллера. И Тоби не монстр, очень даже похож на человека, упомянул про медикаменты — значит лечиться от своих болячек. Он больше не в лапах Тонкого Человека. Мне нужна защита от Джеффа. Так почему бы и не принять его? Возможно, от страха трястись перестану, если мысленно заключу сделку с Тики-Тоби, то бишь поверю ему. Я ничего не теряю.
Моя жизнь всегда была под угрозой, куда бы не пошла — бег по лезвию. Жизнь всегда висела на волоске. В Доме Смерти — так я любила называть его в детстве, живя в нем — опасность поджидала на каждом углу. В Кроре — два с лишним счастливейших года в моей жизни я провела в паранойе, что это может закончиться в любую секунду, объявившимся из-за угла Джеффа под ручку со смертью. Учебные заведения — тонны гнили и желчи, выливаемые на меня со стороны одноклассников не внушали чувства безопасности, я ожидала удара, толчка, боли ото всех. Я живу в страхе всю жизнь, даже те младенческие неосознанные годы, коих я не помню, я проводила в ужасе. Вечный страх — не пора бы его притупить, угомонить хоть на немного колотящееся сердце? Найти наконец-то покой, да хоть в своем очкастом спутнике? Полагаться на убийцу — чертовски глупо, но я ведь не бездумно кидаюсь в его доверительные путы лжи, я лишь поверю его словам и вздохну спокойно.
Да будет так, но… Как долго Роджерсу предстоит оберегать меня? Не до конца дней же. Продолжать побег от Вудса в ожидании пока чужие «большие планы» настигнут меня. А от того ли я бегу?
Свет фар, лучами разрезающий темную даль, отразился от знака, ослепив глаза. Фликорт. Граница. Мы прибыли.
Машина обогнула знак и медленно проехала за него, не задевая широко расставленных стволов сосен, приминая под собой кустарники. Теперь, когда авто не видно из-за лиственности и тьмы, я, не оборачиваясь назад, покинула салон Доджа, оставляя ключ от моего железного дружка в кармане. Улица встретила сыростью, духотой, теплой влагой, оседающей в легких. Ветер не гулял, дождь уже не лил, лишь мелко моросил, неприятно щекоча нос. Кинув взгляд на виднеющуюся обратную часть знака с обозначением города, лучи солнца, просачивающиеся сквозь деревья, ударили по глазам. Рассвет.
Рыжое пятно мелькнуло под ногами, оглушенная удивлением, я не заметила как за спиной хлопнула дверца вслед за вылезающим парнем. Меж моих черных массивных ботинок петлял Почтальон. Я была рада видеть кота, даже едва заметная ухмылка выползла на лице. Он вздернул мордочку вверх и один раз настойчиво мяукнул и только тогда мое внимание привлекло его порванное левое ухо, вместо красивой рыжей кисточки был окровавленный, будто откушенный, обрубок, который успел покрыться корочкой. И где же ты пропадал?
— Эта дрянь всюду за тобой таскается? — раздалось над левым ухом, от чего я, дернувшись, умудрилась задеть бедром крыло машины, попутно развернувшись лицом к Тоби, получив новый эпицентр боли в правой части тазобедренных суставов.
Мне казалось, что парень нависал прямо надо мной, произнося слова, но, когда я увидела, что он стоит в метрах трех от меня, удивилась. С каких пор слух стал таким чувствительным?
— Дальше пешком пойдем, — растеряно кинула я, разворачиваясь и шествую от Роджерса в обратную сторону, успев заглянуть ему в очки — глаз все еще не было видно.
Перед ногами маячил и орал Почтальон, яростно путаясь меж ними так, что я едва не навернулась, запнувшись об него. Я остановилась, кот тоже. Он вновь издал свой зов, глядя на меня и поплелся вперед, а через пару метров вновь остановился, уставившись на меня. Кошак зовет меня? Я ступила на подушку из мха, что под моим весом слегка продавилась, и взяла курс на кота. Он явно вел куда-то. Тоби плелся сзади.
Рукой нырнула в карман, попутно разворачивая бумажку, заблокировала двери Джесси. Когти более мне не мешали. Нащупав в другом кармане потрепанный телефон, сверяя на ходу координаты с бумажки и картами на дисплее. Почтальон придерживался верного маршрута. В какой-то момент экран мобильника погас. Батарея села. Сука! Единственным ориентиром оставался кот, который не оборачивался и уверенно шел вдаль, перескакивая мелкие преграды в виде сломанных ростков деревьев, пней или мелких кустарником, которые мне приходилось обходить, мысленно жалуясь на ноющую боль в бедре и отмечая, что научные исследования оказались верны: когда появляется новый источник боли, то ты забываешь про старый. Руку больше не обжигало болью.
Чем дальше мы шли, тем гуще становился лес, тем чаще кот скакал через преграды, тем более изворотливее приходилось искать путь, как следовать за косматым проводником, преодолевая перескакиваемые котом препятствия обходным путем. Деревья, казалось, толстели с каждым поворотом, лиственные кусты становились крупнее, а мох под подошвой — тверже, срубленные остатки деревьев — пни — и вовсе перестали встречаться на пути. Мы шли по непроходимой ранее людьми тропе.
Безмолвное молчание, временами нарушаемое хрустом влажных веток, заставляло погрузиться в мысли. Неизвестность пугала, а то, что было известным сводило с ума. Мать, кулон, кот, Тоби — все перемешивалось в голове, разжевывалось в непонятную пресную кашу, превратившись в тягучий комок со всплывающей буквой «я». Я. Как насчет меня? Есть ли смысл в этой цепочке от меня, даже являясь причиной появления и объединения предшествующих пунктов.
Один вопрос вертелся на языке. Почему я так отчаянно цепляюсь за свою жалкую жизнь и так боюсь ее потерять? Она же переполнена грустью, болью, ненавистью и, что самое важное, страхом. Моя жизнь — страх, потеря жизни — страх. Мой смысл существования и есть страх?
Я ненужный ребенок. Нежеланный, брошенный. Я являюсь результатом изнасилования. Кому вообще нужна моя душонка? Раньше были Венди и Сэм, а что теперь? Почтальон и Тоби — смешно. Кем являются мои родители? Я им не нужна и никогда не была.
Может, лучше спросить себя, а кто нужен мне? Покой. Защита. Безопасность. Никто. Только это. Тихая жизнь в умиротворенном месте, где меня никто не достанет. Где отдых и успокоение. Где я наконец-то расслаблюсь от преследования и страха быть пойманной и убитой.
Я поэтому позволила мыслям об избавлении Тоби улетучиться? Позволить себе поверить ему? Потому что хочу защиты, которую он может предоставить? Хочу ли я найти смысл жить в его словах, про то, что я его лекарство, его гарантия жизни? Стать нужной хоть убийце? Или я боюсь остаться одна, как тогда в Доме Смерти. Как в детстве. Я ведь всегда была одна. Мне страшно рядом с ним? Мне страшно?
Тишина сменилась лающим эхом, мы приближались к дому, виднеющемуся из-под облезлой осенней листвы деревьев. Взгляд метнулся на кота, успевший распушить хвост и нырнуть за ближайший куст. Прекрасно, ты всегда исчезаешь, когда чувствуешь наступающий пиздец.
Наш дуэт двинулся вперед, на лай собак, к постройке, через плотно налепленную растительность, что будто барьер окружала дом и мешала детальнее разглядеть здание и времени не предоставилось. Стоило домику предстать перед взором по лесу раскатился оглушающий крик боли, последующий после выстрела. Ногу, икорную часть, пронзила боль. Вопила я. Сощурив глаза от агонии я вырубилась, успев почувствовать влагу земли на щеке, глухой стук, застывающий в ушах и скрежет топоров друг об друга.
