Сквозь бутылочное стекло

Северус Снейп ошибся. Это была первая мысль, которая пришла ему в голову, стоило открыть глаза. Он ошибся. В его больничной палате было светло и просторно, на столике в ногах стоял букет с отвратительными, рыжими, очень гриффиндорскими цветами, а на тумбочке рядом с койкой лежала его собственная волшебная палочка. Окно было приоткрыто, и с улицы доносились звуки машин, чужих разговоров. Пахло осенью. Абсолютно и бесповоротно. Осенью, которую он сможет прожить так, как ему захочется. А потом встретить зиму и отпраздновать свой день рожденья. Сорок четыре года. Он ведь не думал, что доживёт до столь почтенного возраста. А там, если повезёт, и ещё год протянет. Именно так, как ему захочется. И в том месте, в котором захочется. Только ему не хотелось. Больше ничего не хотелось. Заклятье, которое он нашёл в книжке Люциуса, было вязью образов и обращений, обещаний и клятв, но отнюдь не инструкцией. Он лишь предполагал, что заклятье отнимет у Гарри. Но теперь знал точно. Он всё помнил. Наверное, даже яснее, чем когда-либо прежде — каждый эпизод своего прошлого, и плохой, и хороший. С той лишь разницей, что половина воспоминаний превратилась в кадры черно-белого маггловского кино. Вот он получил письмо из Хогвартса — он тогда радовался. Вот Лили взяла его за руку — у него тогда потеплело в груди, ему было хорошо. Вот Гарри поцеловал его накануне своего последнего срыва, и он был счастлив. Радость. Счастье. Тепло. Это были ярлычки, пометки на воспоминаниях, подсказки, какие эмоции он в тот момент испытывал. Лишь слова, не имеющие никакого отклика внутри. Зато он прекрасно помнил унижение и злость от шуток Мародёров. Боль и страх от отцовской оплеухи. Желание разорвать собственными ногтями шею, захлебнуться кровью и умереть, лишь бы прекратились наказания Повелителя. И чем больше он прокручивал в своей голове воспоминания, тем больше ему казалось, что так было всегда. Что на самом деле всех светлых эмоций, значащихся пометками на некоторых воспоминаниях — их не существует, просто никогда и не было. Через день к нему пришёл Гарри. Сел рядом с койкой, уставился пустым, безразличным взглядом. — Я проспал дольше, чем ты. Снейп кивнул. — Тебе тоже назначили медикаментозное лечение до тех пор, пока не пройдёт депрессия? Снейп снова кивнул. — А что такое депрессия? — Судя по всему то, что у нас. — Ты тоже всё помнишь? — Да. — И? — И тоже ничего. — Хорошо, что тоже. Я уж подумал, что-то пошло не так. В голове всплыла подсказка — Гарри шутит? Нужно рассмеяться или хотя бы улыбнуться? Но Снейп, кажется, забыл, как это делается. Улыбаться не хотелось. — Заходил Люциус Малфой. — К тебе, не ко мне? — Сказал, что ты спишь. Фрукты принёс. Просил передать тебе. — Фрукты? — Апельсины там, яблоки. Коробка клубники. — Забавно, — Снейп произнёс это слово, соотнеся опыт его использования прежде и ситуацию. Забавно ему не было. — А ещё он сказал, что не будет напоминать про долг, пока нас не выпишут. — Как учтиво с его стороны, — а вот раздражение всколыхнулось знакомой волной. От нехватки эмоций Снейп попытался раскрутить его посильнее, чтобы хоть что-то чувствовать. — Пошёл бы он к чёрту. — Что за долг, Северус? Сожаление, вина, ещё несколько знакомых эмоций в довесок к раздражению. — Тебя это не касается! — Ещё как касается. Он сказал, что не будет трогать нас. Значит и расплачиваться мы будем вместе. Очень захотелось, чтобы Поттер ушёл. — Проваливай и оставь меня в покое. А когда он действительно ушёл, сделалось ещё хуже, но не звать же мальчишку обратно. К вечеру расхотелось жить. Расхотелось дышать, длить своё существование и барахтаться в чёрно-белой каше собственных страхов, боли, ненависти, презрения, которыми кишели воспоминания и мысли. Но пришла мисс Лавгуд, заставила выпить пару зелий, и Снейпу снова стало никак. Несколько раз заходили Грейнджер и Уизли. Поздравляли. Смеялись. Плакали. Снейп терпел. Даже не терпел, а заставлял себя иногда делать вид, что замечает их присутствие, что ему не всё равно. Заходил Кингсли, тоже поздравлял и говорил, что никогда в нём не сомневался. Снейп громко фыркнул и скривил губы. Он ведь так реагировал прежде, когда слышал чушь? Не то чтобы ему сейчас было до этого дело. Заходил Невилл. Говорил, что всё будет хорошо, и обещал помочь после выписки. Снейп благодарил, не понимая, что им всем от него надо. Почему бы просто не оставить его в покое? Но чаще всех заходил Поттер. После утренней порции зелий он являлся в палату, садился в ногах койки и молчал. Иногда листал журналы, иногда приносил с собой шахматы, но они не играли. Как-то раз спросил про зелье — знал ли Снейп, что так сработает. — Нет, не знал. Но раз твоя кровная защита должна распространяться на выпившего, как на тебя самого, значит, твоей магии этого должно быть достаточно, чтобы она распознала выпившего, как часть тебя. А раз магия распознаёт, то дементоры и подавно. — Ничего не понял. — С Волдемортом в голове ты был сообразительней. Обед им приносили в палату Снейпа, ужин вместе с зельями — тоже. Пару раз Снейп хотел сказать, чтобы Гарри ушёл к себе, но ему слишком плохо становилось после отбоя, когда он действительно оставался наедине с самим собой и кошмарами. В обществе Поттера ему было никак, а это куда лучше, чем плохо. Один раз, после длительной игры в гляделки, Гарри выдал: — Я знаю, что люблю тебя. Знаю, но не чувствую. Это признание отозвалось в Снейпе почти облегчением, поскольку перед ним был человек, которого он действительно понимал в данный момент, и который понимал его. Осознание не одиночества сметало желание вылить зелья в раковину и всё-таки сдохнуть ночью, укрывшись подушкой. Столько лет он боролся со смертью, выживал — и ради чего? В чём был смысл? На календаре пошла вторая неделя их больничного заточения, и на тумбочку Снейпу кто-то подсунул маггловскую книжку «Позитивные аффирмации на каждый день». Он открыл её из чистого любопытства. — Я люблю в жизни каждое мгновение. Я замечаю повсюду счастье и любовь. Я наслаждаюсь собой и общением с миром, — прочитал он вслух. Книжка полетела в окно, вместе с брошюрой «Почему обниматься полезно для здоровья». — Я хочу уехать домой, — заявил он медиведьме в тот же день. Поттер, дремавший над «Пророком», тут же вскинулся. — Вам пока рано. Вы ещё не прошли курс лечения... — Давайте перефразирую. Я завтра утром ухожу. Доступно выражаюсь? — Да, — вместо медиведьмы ответил Поттер. — Я тоже ухожу. Засуетившись, девушка позвала лекаря, тот — ещё одного. Потом Луна и Грейнджер явились, отговаривать, но результатом стал утренний выход на улицу с ящиком зелий и обещанием принимать их строго по графику. Не потому, что лекари были уверены в стабильности пациентов, а потому, что не до конца понимали их состояние и не имели точных предписаний и диагнозов, чтобы оставить силой. Вдыхать свежий воздух и глядеть на суетную толпу было странно. Куда они так торопятся, зачем суетятся? Какой смысл в их важных делишках? — Тебе есть куда идти? Снейпа мучил этот вопрос с того самого момента, как Поттер заявил о желании покинуть клинику, но что-то мешало спросить. — Да, есть куда. Стало неожиданно тревожно и чуть-чуть больно. — Что ж, — Снейп кивнул. — Удачи. И аппарировал, не думая, чем вызвано удивление на лице Гарри. Но когда тот аппарировал следом и раньше Снейпа вошёл в дом, он испытал нечто, отдалённо похожее на радость. Или ему просто очень хотелось так думать. Северус сразу ушёл к себе в комнату, а Поттер, не спросив разрешения, расчистил себе чердак, почему-то решив, что теперь будет жить там. Что за гнёздышко он себе обустроил, Снейп не спросил и даже не поднялся проверить. Но ему делалось лучше от одной только мысли, что Гарри где-то здесь, рядом, под одной с ним крышей. Поползли однообразные дни. Пробуждение, зелья, блуждание по комнатам, еда один-два раза в день, лежание на кровати. В какой-то момент Снейп не захотел выходить из комнаты, провалялся весь день, а на следующий испытал почти ужас от необходимости выйти и встретиться хоть с кем-нибудь, пусть даже с Гарри. Тот не настаивал на общении, так и повелось. Прошла неделя, может, больше. Снейп потерял счёт времени. Он понимал, что надо прекращать это ребячество. Нельзя всю жизнь прятаться за закрытыми дверями. Каждый раз, прислушиваясь к шагам в коридоре, грохоту посуды на кухне, он убеждал себя, что вот-вот встанет и присоединится к Гарри. Бывало, он даже чувствовал себя как никогда готовым на общение, способным свернуть горы, но при этом не мог даже встать с кровати. Он столько всего хотел! И в то же время не хотел абсолютно ничего. Сила воли, которая в прошлой жизни ставила его на ноги раз за разом, дала сбой. Единственное, что теперь толкало его прочь из своей комнаты, был голод. Достаточный, чтобы вытащить из холодильника Поттеровскую стряпню или вскрыть банку консервированной фасоли. Продукты приносил кто-то из друзей Гарри, Снейп их ни разу не видел. Но каждый раз, заслышав хлопок входной двери, обещал себе прервать эту апатию. Выйти к Поттеру, поговорить. Возможно, у того осталось хоть что-то, кроме бесцветного пепла поверх блёклых воспоминаний? Хоть какие-то цвета в душе, отличные от серого и чёрного. Но листья за окном желтели, а они по-прежнему напоминали... Как там у магглов? Частицы с одинаковым зарядом? Когда-то, до казни, в совершенно другой жизни, они нашли друг в друге недостающие эмоции, цвета, чувства. И та же сила, что тянула их друг к другу в прошлом, теперь толкала прочь: обокраденных, вычищенных изнутри, бесконечно одиноких, с одним лишь желанием — не существовать. Это хождение по одной орбите общей пустоты прервал, как ни странно, Поттер. Кому ещё следовало это сделать, раз уж роль спасителя Снейпу претила? Так он убеждал себя, ловя рассеянный, вопрошающий взгляд мальчишки, явившегося на кухню завтракать. Северус был уверен, что сейчас быстро пожарит яичницу и уйдёт обратно к себе прежде, чем Гарри спустится. Так было каждый день на протяжении долгого времени. Что изменилось? — Доброе утро, — сипло сказал Поттер и начал расставлять тарелки и приборы. На две персоны. Поначалу Снейп пытался придумать, о чём поговорить, но Поттер явно наметил себе план действий. — У тебя ужасный дом. — Раньше тебе тут нравилось, — досада относилась к тому разряду эмоций, которые Снейп продолжал испытывать. — Раньше мне многое нравилось и казалось интересным. Особенно ты и всё, что с тобой связано. А теперь я вижу, что это просто старый и грязный дом. — Тогда почему бы тебе не уехать? — Не могу. Здесь ты. — А что — я? — Я люблю тебя. — В прошедшем времени! — Я собираюсь вспомнить, как это. Не хочу. Не надеюсь. Собираюсь. Точно план. Что ж, у Снейпа нет и такого. — Каким образом? — Пока не знаю. Но точно больше не позволю тебе запираться в спальне. Разозлившись, Снейп поднялся из-за стола, швырнул тарелку в раковину и пошёл к себе. Даже дверь заклятьем запечатал, чтобы никто не проник. Но к нему никто и не ломился. До самого вечера он изводил себя, боролся с желанием выкинуть Поттера из дома. И выкинуться за ним следом, потому что остаться здесь в одиночестве было равносильно самоубийству. Решив, что так действительно продолжаться больше не может, он спустился к ужину. Гарри сидел на том же месте, что и утром, перед чистой тарелкой, а на плите исходила паром кастрюля. — Как день прошёл? — Серьёзно спросил Поттер. — А то ты не знаешь, — огрызнулся Снейп, но нос свой в кастрюлю сунул. — В том-то и дело. Надо что-то менять. — Надо. Снейп подошёл к окну и отодвинул тюль. Закат алел пожаром над трущобами и фабричными трубами. Огонь над чернотой и грязью, настоящий ад. Когда-то грязные после работы местные напоминали Северусу чертей, и он был уверен, что раз живёт в аду, то обязательно родится вновь, в другом месте. Когда отмучается. Или уже отмучился? — Я уезжаю. — Неужели. — Продаю дом и уезжаю. — Куда? — Не знаю. Куда угодно, где тепло. Я промёрз в этих чёртовых стенах до самых костей. Хочу согреться. — Продать дом. Да, это правильно. Поттер со скрипом отодвинул стул и подошёл ближе. Чувствуя за спиной чужое присутствие, Снейп резко обернулся и почти ударил Гарри плечом. — Ты позволишь мне поехать с тобой? — Я не позволю тебе не поехать. — Хорошо... На щеках Гарри проступил румянец, совсем слабый, но даже такая перемена казалась разительной, просто невероятной. Как зачарованный, Снейп потянулся к его лицу, погладил кончиками пальцев тёплую кожу. Выдохнув, Гарри перехватил руку и сжал её крепко в своей. Горячей. Мягкой. Северус закрыл глаза, вытаскивая со дна памяти моменты их близости: каждое прикосновение, каждое рукопожатие. Не сравнивая, но пытаясь напитать новым теплом каждый фрагмент, чтобы потом, вспоминая эти серые и блёклые картинки, в них было хоть что-то живое. Хотя бы тепло обычного прикосновения. Разомкнув веки, Снейп встретил во взгляде Гарри вопрос. И ожидание. И даже слабую тень чего-то, когда-то привычного, но с недавних пор утерянного. Улыбка? Радость? — Давно надо было, — прошептал Поттер и, отпустив руку, обнял Снейпа, оплёл объятиями вокруг талии, прижался всем телом. Горячий, пыхтящий в плечо часто-часто, жарко-жарко. Снейпу ничего не оставалось, как обнять в ответ, чувствуя, что собственное сердце тоже набирает обороты, перенимая темп дыхания Гарри. А через мгновение он осознал, что и вовсе не способен разжать собственные руки, оттолкнуть. Он много думал о той ночи, проведённой вместе, но не понимал, почему она могла много значить, что в ней было такого? Такого! Если в ней была хоть толика именно такого, живого, настоящего тепла, такого желания просто быть рядом, вместе, то она стоила всех мук, на которые Снейп себя обрёк. Лишь бы повторилось. Поттер повернул голову на бок, уткнулся губами в ухо и проговорил совсем тихо, словно не хотел быть услышанным: — Я не уверен... но мне кажется, что это будет моим первым счастливым воспоминанием. Снейп ответил так же тихо: — Кажется, моим тоже.