Виток

      Сегодня я должен был дать концерт.       Я должен был дать концерт этим вечером. Выйдя на сцену, под светом софитов, я должен был играть. Выводить классические мелодии для полного зала. Для людей, лиц которых я не видел. Но которые бы застыли в восхищении едва услышав первые ноты. Их ладони бы ритмично хлопали, а голоса бы в унисон скандировали моё имя: «Роберт, Роберт, Роберт…»       Я должен был репетировать перед выступлением, в пока ещё пустой обсерватории. Но она не была пуста. Прожектора должны были быть выключены, оставляя мне лишь только маленький кружок света над роялем. Но они не были. Они заливали ярким светом всю сцену, из-за чего человек на последнем ряду казался практически невидимым во тьме. Единственное, что его выдавало, это блеск очков, за стёклами которых я не мог разглядеть глаз. Он появился в зале тихо, не издавая ни звука, словно и не проходил по стеленым ковровой дорожкой полам. Просто возник. Я не стал что-либо говорить и выдворять непрошенного гостя за двери, хотя ему и не было положено находится здесь. А стоило бы. Я продолжал перебирать пальцами клавиши, вслушиваясь в столь дорогие моему сердцу звуки. Музыка — моё призвание. И, если задуматься, моя единственная черта.       Сегодня я должен был дать концерт. Но вместо этого я стою на каменистом нагорье и наблюдаю за ужасающе огромным шаром в небе. Таком синем и безмятежном небе, по которому ко мне неумолимо приближается пылающая смерть. Расстояние пока велико, но воздух уже трепещет и испуганно треплет мои волосы. Я не должен быть здесь.. Но приходится смириться. Я раскидываю руки в стороны, сжимая в пальцах тонкую, едва заметную батутту*, единственную вещь, что осталась у меня после всего произошедшего. Ветер, будто в поисках защиты, забирается по одежду, сдувая её полы назад. Возможно, он свистит в ушах, но я не слышу этого из-за гула в них.       Я не хочу умирать…       Но должен принять кончину достойно. Как подобает аристократу. Я дирижирую невидимым оркестром, который послушно играет панихиду по моей почти погибшей душе. О, Фортуна**, ты жестока и иронична в своих путях. Я слышу ноты твоей кантаты у себя в голове, хотя не должен был слышать ничего. Будь обстоятельства иными, я бы мог обрадоваться этому временному чуду…       Но, увы. Сейчас меня обдаёт потоком мягкого тепла, становящегося всё жарче и сильнее. Ветер уже не прячется, а в ярости мечется вокруг меня, будто пытаясь оторвать от хрупкого тела частичку или несколько.       Скоро всё кончится. Я вскидываю руки вверх, словно тянясь к Смерти, что почти дышит в лоб. Отсчитываю секунды до нашей встречи — должно хватить трёх, наверное.       Одна. Я дирижирую. Музыка — моё всё. Моё призвание. И умру я тоже вместе с ней.       Две. Огненный шар стремительно приближается. Так неумолимо… Раскалённый воздух обжигает кожу, и чтобы хоть как-то её остудить, по лицу скатывается пот. Так быстро.?       Три. Жар настолько силён, что мне приходится закрыть глаза — смотреть невыносимо больно. Огонь опаляет волосы и одежду. В нос ударяет запах гари. Вот и всё. Я жду боли, сжигающей суровой боли. Вот он я, Смерть, я готов.       Но не происходит ничего. Палящий зной вдруг пропадает. Резко, неожиданно, будто ничего и не происходило. Словно всё это безумие привиделось моему уставшему разуму в полутёмной обсерватории. Но я-то знаю, что это не так. Я всё ещё чую запах подпаленной ткани и волос. Он исходит от меня. Неужели я уже умер? Что ж, это очень милосердно с твоей стороны, Фортуна. Позволить мне уйти из жизни без мучений. Я не решаюсь открывать глаза. Мне страшно оглядеться, ведь не знаю, что могу увидеть. В ушах стоит давящая тишина. Неужели в загробном мире нет никаких звуков? Нет, это просто для меня их уже нет… Даже после смерти, я не смог вернуть свой слух. Жестоко, Судьба, жестоко. Я уверен, что умер, но затекающие руки говорят мне об обратном. Либо я всё ещё жив, либо на том свете тоже можно что-то чувствовать. Наконец, я приподнимаю веки — аристократы не должны боятся ни при каких обстоятельствах. Я вижу белую пустоту. Передо мной, надо мной, за мной, подо мной, вокруг меня — везде. Моё сердце сжимается от ужаса. Я оглядываюсь по сторонам. И с трудом сдерживаю испуганно-изумлённый крик, судорожно вдыхая воздух, застревающий на полпути к лёгким. Я не один здесь, но это не радует. Рядом со мной, в воздухе висит голубая сфера. Приглядевшись, я понимаю, что это камера. Её красный объектив точно живой смотрит мне в глаза. Аппарат слегка вибрирует, до меня, словно сквозь вату доносятся глухие звуки. Через сферу кто-то говорит? Я хочу сказать, что ничего не слышу, но не решаюсь, отступая на шаг назад. Эта машина не внушает мне доверия. Колечко объектива медленно прокручивается и удлиняется, словно заинтересованно прищуриваясь, прямо как человек. Я буду лжецом, если скажу, что мне не страшно. Камера резко двигается по направлению ко мне, слегка трясясь. Похоже, тот кто ей управляет слишком дёрганно нажимает нужные кнопки, нервничая. Я парализовано застываю на месте, не в силах что-либо предпринять. Вдруг красный огонёк погасает и сфера падает вниз, по инерции прокатившись ещё на пару сантиметров вперёд, к моим ногам. Носки туфель едва заметно соприкасаются с металлом. Это служит для меня спусковым крючком. Я сбрасываю с себя оцепенение и бегу. Вокруг лишь белая пустота, так что неважно куда именно. Главное, что прочь. Неожиданно что-то крепко хватает меня за запястье. Я вскрикиваю, пытаюсь вырвать руку из тисков, но всё тщетно. Хватка лишь усиливается, быстро перекидываясь на плечи и пояс. Кто-то поднимает меня в воздух. Это явно не робот — тёплые и вполне человеческие руки прижимают меня к белой ткани футболки, обхватив за талию и ноги. Это… радует? Я не успел разглядеть большего, мой похититель с невиданной скоростью бросился вперёд, или назад, здесь всё одинаково белоснежно. Мы мчимся по пустоте так быстро, что мне кажется, что меня вот-вот расплющит. Раздавит о громаду сдавленного воздуха. Ветер бьёт в лицо с такой силой, что мне снова приходится закрыть глаза. Я хочу остановиться, но просить опасно. Что-то подсказывает мне, что если бы мой похититель был на одной стороне с владельцем камеры, несомненно являвшимся ещё и владельцем этого жуткого места, то он вряд ли бы так спешил. Так что я могу только сжиматься под напором такой скорости, временами улавливая вибрацию от бешено стучащего в груди незнакомца сердца.       Спустя какое-то время, я немного адаптируюсь к поставленным условиям. Грудь всё ещё сдавливает нехватка воздуха, путающегося в моих волосах, но уже не настолько сильно. Иногда я мигаю. Быстро, коротко, резко, но даже этого мне хватает, чтобы увидеть смену обстановки вокруг нас. Белый цвет сменился всевозможными оттенками серого — стальной, серебряный, перламутровый гридеперлевый***… Мы среди металлических стен? Перед глазами рябит. Траектория бега тоже сменяется. Мой похититель больше не бежит по прямой. Он петляет по коридорам, запутывая свой след. На каком-то из поворотов он сворачивает так резко, что я чувствую будто все мои внутренности, ведомые силой инерции, смещаются в бок. Пожалуйста, пусть это будет только сравнение. Дёрганный рывок добивает меня. В голове гудит, всё тело будто под прессом, дышать тяжело. — Остановись, прошу тебя! — Кричу я, не слыша собственного голоса. Я просто не выдерживаю. Удивительно, но мы тормозим. То ли сработала мольба, то ли мы уже добрались до нужного места. Меня бережно ставят на трясущиеся ноги, но они подкашиваются, роняя меня на металлический пол. К горлу подкатывает ком, содержимое желудка просится наружу, уже второй раз за день. Я отвратителен самому себе в этот момент. Через несколько судорожных вздохов, давление и туман в голове идут на убыль, и я со стыдом замечаю, что сижу на коленях, уперев ладони в пол, а мой странный незнакомец придерживает меня за плечи одной рукой и держит волосы подальше от лица второй. Мне так стыдно… С трудом я поднимаю на него взгляд, ожидая увидеть брезгливо искривлённое лицо. Но вместо этого вижу глаза побитой собаки. Мой похититель выглядит взволнованно и удручённо, словно провинился передо мной в чём-то. Я только сейчас могу нормально его разглядеть. Большие глаза, защищённые спортивной маской, понуро смотрят в пол, изредка контактируя со мной взглядом. Он часто дёргает головой, будто пытается скрыть от меня своё лицо под волосами. Заметив мой более-менее сфокусировавшийся взгляд, похититель осторожно приподнимает меня за предплечья, помогая выпрямить сгорбленную спину. Юноша говорит что-то — его губы быстро шевелятся. А до меня доносятся лишь неразборчивые обрывки. — Я… я не слышу Вас, сударь****, — перебиваю я его тихо. Мой незнакомец мгновенно замолкает, побелев. Похититель нервно кусает губы, шумно и часто дыша. По крайней мере, его судорожно вздымающиеся плечи об этом говорят. Глаза начинают подозрительно ярко блестеть навернувшимися на них капельками. Наконец, мой похититель с силой сжимает кулаки, будто решившись на что-то. Юноша снимает со спины небольшой спортивный мешок, настолько неприметный, что до этого момента я его не замечал. Сумка оказывается у меня в руках, я даже не успеваю ничего возразить и лишь крепче прижимаю её к себе. Мой незнакомец нервно озирается по сторонам, вглядываясь в каждый тёмный угол. Потом он кладёт свои руки мне на плечи и опять произносит что-то, на этот раз размеренно и чётко обозначая каждый звук, отчаянно жестикулируя. — Воз…ми… Возьми и… спрячься…? — неуверенно перевожу я, стараясь читать по губам. Похититель радостно кивает головой, — но где?       Юноша указывает мне на едва заметную щель между стеной и гигантским вибрирующим механическим аппаратом. Потом упирает палец мне в грудь и снова на щель. — Туда? — мне не улыбается перспектива даже близко подходить к машине, горящей разноцветными лампочками. Но я не уверен, что смогу переубедить своего странного незнакомца. Мой похититель вдруг оборачивается назад. Я слежу за его взглядом и поворачиваю голову в том же направлении. Перед нами разворачивается длинный и узкий коридор. Я не могу разглядеть в нём ничего кроме серых стен, которые постепенно скрываются во тьме. Оттуда что-то слышно? Судя по сузившимся от ужаса зрачкам моего незнакомца, вероятнее всего. Паника юноши передаётся и мне. Я судорожно хватаю своего похитителя за рукав, будто это могло меня защитить. Недостойно и трусливо, но это всё что я могу сделать. Мой спутник вскакивает с места и бесцеремонно заталкивает меня в импровизированное укрытие. Здесь душно и воздух полон пыли. Я вжимаюсь в стену, стараясь не дышать носом. Незнакомец кивает мне напоследок и бросает что-то вроде: «Жди здесь». Я очень надеюсь, что понял его правильно. Юноша отходит от щели и неожиданно резко выпрямляется, вытягиваясь по струнке. Из коридора, того самого, длинного и тёмного, вылетает синяя камера. Это та, что была со мной или другая? Я зажимаю рот, пытаясь заставить себя успокоиться. Сердце колотится в груди с такой силой, что грозится пробить грудную клетку. Я боюсь лишний раз вздохнуть — мне кажется, что я делаю всё крайне громко, просто, сам этого не слышу. А синяя сфера делает вокруг моего похитителя несколько рваных кругов. Такое чувство, что управляющий ей человек уже не просто дёргает рычаги, а со всей силы по ним бьёт. Настолько рублено выглядит каждое движение аппарата. Наверное, камера говорит с моим незнакомцем через динамики. Он что-то отвечает, довольно улыбаясь. Юноша беспечно закидывает руки за голову, смеясь. Сфера снова вытягивает вперёд объектив, практически в плотную прижимаясь к лицу моего похитителя. Тот вскидывает брови и жмурится, не переставая улыбаться. Наконец, аппарат мигнув красным огоньком, отлетает в сторону, к следующему коридору. Незнакомец пользуется моментом и оборачивается ко мне — за всё время разговора с машиной он даже взгляда в мою сторону не бросил — и указывает куда-то мне за спину. Я не рискую оборачиваться. Юноша раздражённо машет рукой, как обычно машут люди, которые пытаются выгнать кого-то за дверь. Вдруг мой похититель вздрагивает, словно его зло кто-то окликнул и, прокричав нечто радостное в ответ, бросился вслед за камерой, буквально умоляя меня глазами.       Удостоверившись, что кроме меня, в комнате никого нет, я всё же заглядываю в глубь своего пыльного укрытия. На стыке двух стен я вижу дверь. Серую, покрытую паутиной, практически сливающуюся с фоном дверь. Мне туда? Похоже, что да. Стараясь шагать как можно медленнее, а следовательно — тише, я подбираюсь к ней. Слой пыли на ручке не очень большой, значит — её недавно открывали. Я очень надеюсь, что это был мой незнакомец, а не кто-то другой. «Повезло, что открыто,» — думаю я и, прижимая к себе рюкзак, захожу внутрь. За дверью оказывается слабо освещённая красными лампочками лестница. Не очень длинная, всего семь ступеней. Перешагнув последнюю, я обнаруживаю себя в узеньком коридоре с низким потолком — приходится немного пригибаться, чтоб не удариться головой о металлический свод. Здесь душно. Вдоль всего пространства протянуты нити железных труб. В тусклом красном свете они кажутся медными. Я осторожно прохожу вперёд дабы не задеть пышущие жаром вентили и смесители. Хотя, если подумать, здесь жар исходил от каждой трубы, а из мест их стыков часто вырывались струйки горячего пара. Это место похоже на котельную. Я снимаю с шеи жабо и вытираю им вспотевшее лицо. Уже всё равно на этикет.       Я бреду по этому коридору уже довольно долго, постоянно опасаясь, что за каждым повтором меня может поджидать развилка. Я пытаюсь успокоить себя тем, что мой незнакомец знал, что делал, когда посылал меня сюда. Хотя, не похоже, что у него был выбор… Тело начинает трястись. Это запоздалый страх смерти накатывает на мой измученный разум волнами. Ноги уже не несут и я, выбрав себе уголок подальше от труб, сажусь на пол. Руки просто отваливаются, их оттягивает рюкзак, кажущийся таким тяжёлым в данный момент. Я бы давно его бросил, но совесть не позволяет. Я приваливаюсь спиной к стене. Она горячая, и я болезненно охаю. И понимаю, что не слышу уже совсем ничего. Раньше сквозь тишину ко мне всё ещё продирались отстранённые звуки. Искажённые, глухие, но всё равно продирались. А теперь в голове стоит хрустально звонкое безмолвие. Я судорожно ощупываю свои уши, словно это могло мне как-то помочь. В отчаянии, я впиваюсь в мочки пальцами. Тишина. Я откидываюсь на спину, уже не обращая внимания на обжигающую стену. Глаза слезятся от боли и обиды. Я больше не смогу услышать Кармину Бурану вновь. Я больше ничего не услышу вновь…       Я пытаюсь отвлечься. Я хочу свернуться в клубок и разрыдаться, но мне стыдно. Стоило ли тогда кому-то меня спасать? Негнущимися пальцами я расстёгиваю молнию доверенного мне рюкзака. Имею же я право знать, что несу. В сумке я обнаруживаю шесть драгоценных камней. Они все повторяют одну, ромбовидную форму, различаясь лишь по цветам. Утирая слёзы, я приглядываюсь к граненым драгоценностям, пытаясь вспомнить как они называются. Я неплохо разбираюсь в подобном, образование позволяет. Но я не помню. Дело уже даже не в названии странных кристаллов. Я просто ничего не помню. Молния сумки застёгивается, мне не до этого. Я судорожно обхватываю голову руками, лихорадочно думая. Моё имя Роберт, я в этом уверен. Я музыкант, любой мой знакомый подтвердит. А какой знакомый? Есть ли у меня хоть один знакомый кроме голоса, обрекающего меня на погибель? Не знаю, не знаю, не знаю! Я помню, что должен был дать концерт, но не помню, что должно было произойти потом. Хотя, что до этого произошло, я тоже забыл. Или до концерта ничего не было? Память не хочет отвечать на этот рой безумных вопросов. Объясните, кто-нибудь, объясните, что происходит. Моя жизнь была фальшивкой? А была ли она у меня вообще? Ответ… Мне нужен ответ. Голова раскалывается от усталости, страха и горя. Я хочу вернуть всё как было. И никогда больше не менять. Только, я не знаю, как было раньше. Если бы я только мог знать…       Я должен был умереть, не так ли? Я не должен был сегодня дать концерт…       

***

— То есть, — очень-очень зло и вкрадчиво начал Шрам. Вирус нервно сжал в пальцах влажное полотенце, которым бережно протирал бледное лицо беловолосого Боба. Новенький лежал под одеялом на притащенной из кладовки раскладушке и спал. Заражённый очень завидовал собрату в этот момент, — ты ночью, в одиночку, никого не предупредив, отправился в здание главного завода Bobsoc? — Ну, — Рад сложил две пары рук на груди и втянул голову в плечи, — я шёл не совсем на завод, я шёл на свалку при нём… — Зачем? — грубо оборвал собрата Красный. Голос лидера был тихим, но искрящееся в нём негодование гремело в комнате, эхом отражаясь от стен. Сейчас Роберт был очень похож на того злобного, маленького квадратного робота, только раз в десять страшнее. Так, по крайней мере, казалось Вольту, который испуганно прижимался к Кофеману. Бобы-паникёры сидели на диване, пытаясь цветом слиться с обивкой, избегая контакта с глазами Смита. — Я искал Жучку, — виновато пробормотал мутант, сложивший руки в замочек, то соединяя, то разъединяя указательные пальцы, — уточку мою. Может, ты помнишь? Она потерялась около недели назад. — Эта одноглазая страхолюдина-то? — Донеслось из коридора. В дверном проёме, оперевшись плечом на косяк, показался Зомби. В пальцах охотник сжимал чёрную алюминиевую баночку с тремя зелёными вертикальными полосками. Впрочем, с бензопилой, зажатой в левой руке расставаться он тоже не спешил. Шрам резко обернулся на нарушителя спокойствия — огни свечей, расставленных по комнате взамен перегоревшей лампы, заметались, оставляя на стенах причудливые бегающие тени. Борец с живыми трупами подавился энергетиком. Редко какой Боб мог что-то противопоставить Красному, когда Первый прожигал их суровым взглядом из-под нахмуренных бровей. Даже Джеймс в своё время мог переносить этот тяжёлый зрительный контакт только минуту, если не меньше. И то, в этом была заслуга его подготовки, как секретного агента.       Зомби поспешно утёр капли напитка кулаком и опустил глаза в пол. Ненадолго. Пробормотав что-то себе под нос, охотник вскинул голову, глядя лидеру в глаза. Плечи клона чуть подрагивали, но Боб самоуверенно усмехнулся, повторяя мимику лица Смита. Собрав всю дерзость, что у него была, борец с ходячими мертвецами вызывающе произнёс: — Да смирись ты уже, Рад. Наверняка твою животину какой-нибудь монстр захавал. — Дудки, — отмахнулся одной из четырёх рук Радиоактивный, — Жучка сама кого-угодно съест. — Вот и хорошо, что потерялась, — фыркнул Зомби, поёжившись. Похоже, он очень не любил домашнее животное мутанта. Боб с ядерного полигона прищурился и многозначительно хрустнул костяшками. Назревала очередная перепалка. — А я вам не мешаю? — Но ей не суждено было произойти. Шрам использовал самое страшное оружие из доступного арсенала — тяжёлое молчание. Оба спорщика съёжились под напором красных огоньков, блестящих в глазах лидера. Борец с живыми мертвецами отвернулся и быстрыми шагами прошёл к дивану, прикладывая к губам бутылку. Надо бы с этим что-то делать. Охотник уже давно злоупотребляет энергетиками. Рад виновато выпятил нижнюю губу, глядя в пол. — Даже если ты и был на свалке, — продолжал отчитывать клона Красный, — то как ты объяснишь вот это? — Роберт указал сначала на спортивный рюкзак, откуда из приоткрытой молнии виделся слабый блеск ромбовидных кристаллов, а потом на возившегося с новичком Вируса, — или ты хочешь сказать, что Диктор сам вынес всё это на свалку, а ты просто их нашёл? — Ну, почти, — пробубнил мутант, ковыряя носком пол, — около свалки я услышал звуки эксперимента, ну и, понимаешь, не смог стоять в стороне. Я нашёл провода, что отвечали за симуляцию в той комнате и выдрал их. Я… Не совсем отключил её, а просто как-то видоизменил. В общем, мне пришлось убегать от роботов… — Как ты вообще попал на завод? — Смит массировал виски, — или теперь там открывают дверь любому желающему? — Не, я не шёл через главный вход, — Ядерный немного обиженно развёл руками, — Я не настолько глупый, знаешь ли. На свалке, у заводской стены, ну знаешь, там, где роботы мусор в гору сбрасывают, там я нашёл дверь. Маленькую такую, неприметную. Она была открыта и вела через какой-то маленький коридор. Что-то вроде котельной. Коф, ты же помнишь, ты говорил, что это был резервный источник энергии на заводе. На случай, если электричества будет не хватать. — То есть, — Шрам покачал головой, краем глаза замечая побелевшего Кофемана, — дверь была открыта? А знаешь почему? — Механизм заело? — предположил мутант, пожимая плечами. — Её могли открыть для тебя, придурок! — повысил голос Красный, — Это могла быть ловушка! Ты это понимаешь?! — Ловушка, не ловушка, какая разница? — лениво проворчал с дивана Зомби. Кофеман и Вольт одновременно подались в разные стороны и прижались к подлокотникам с потрёпанной обивкой, оставляя охотника одинокой мишенью на диване. Резкая потеря союзников заставила борца с ходячими трупами нервничать, но идти на попятную было поздно, и поэтому клон вызывающе продолжил, — Сам подумай. Чё-то ты больно много кипишуешь. Всё же обошлось. Тем более, что Рад принёс кристаллы Бобов первой волны. Да ещё и новенького, подчёркиваю, живого, опять-таки Боба. По мне, сейчас важнее ему имя дать. Элайза, кстати, говорит, что ему пойдёт имя Моцарт.       Роберт, стараясь скрыть слабую улыбку, сделал вид, что трёт переносицу. Элайза, бензопила, нда. С этой странностью Зомби он познакомился самостоятельно — никто из остальных клонов просто не успел его предупредить. В первый же вечер пребывания на новой базе, а добрались они туда только к утру, отоспавшийся за день Смит, не обращая внимания на возмущения Вируса, бродил по квартирам нового дома. Ну, как бродил. Ковылял на костыле от одного конца этажа к другому, расхаживая ногу, плотно упакованную в гипс. И когда упрямый клон всё же решил, что упражнений ему на сегодня хватит, и проходил по коридору к так любезно предоставленной Кофеманом комнате, за одной из дверей он услышал тихое бормотание. Она была приоткрыта. Любопытство и параноидальная осторожность пересилили дрожь в здоровом колене, и Шрам осторожно заглянул внутрь. Охотник сидел на кровати, в пол-оборота к Красному, держа на коленях бензопилу. На её крышке воздушного фильтра было скотчем приклеено какое-то изображение, но из-за большого расстояния революционер не разглядел, что именно. Борец с живыми мертвецами нежно ворковал что-то своему оружию. Прислушавшись, Роберт разобрал пару фраз. Это был плохонький, среднестатистический флирт, каким пользуются заядлые посетители клубов. Клон из зомбиапокалипсиса вдруг рассмеялся, будто получил в ответ неловкий комплимент от стесняющейся девушки, и, прижав бензопилу к груди, откинулся на кровать. И надо же было такому произойти — то ли Смит незаметно для себя немного перенёс центр тяжести на костыль, то ли просто сделал неловкое движение затёкшей рукой, что тоже отразилось на его опоре, но пол под ним тихо скрипнул. Зомби резко поднялся с места и замер. Шрам тоже. Долгое время Бобы стояли в неловком молчании. В конце концов, Смит, не найдя ничего лучше, чем сказать: «Простите, что помешал», спешно покинул территорию красного от смущения охотника. И лишь после того, как дверь в комнату революционера захлопнулась у него за спиной, Роберт, бухнувшись на кровать, позволил себе судорожно расхохотаться в подушку. Кстати, это тоже может быть причиной того, почему борец с ходячими трупами не остаётся рядом с лидером наедине лишний раз. — А чего сразу Моцарт? — вступил в диалог Вирус, — Ему больше имя Бетховен подойдёт. Гляди, какая шевелюра. — Да причём здесь волосы-то? — искренне поразился Зомби, а после, зло насупившись, добавил, — ты имеешь что-то против выбора Элайзы? — Элайза не Боб, — отмахнулся Заражённый, уже наловчившийся завуалированно намекать собрату, что его избранница «немного не живая», — она не может лучше нас знать, что лучше. — А, то есть ты знаешь? — Да, знаю! — Я говорю: «Моцарт»! — А я говорю: «Бетховен»! — А почему не Бах? — вставил свою лепту начитанный Кофеман, — Бах тоже известный композитор. — Да не похож же совсем! — в один голос протянули спорщики. — Всё австрийцы восемнадцатого века одевались одинаково, — обиженно-рассеяно пробубнил очкарик тихо.       Шрам покачал головой. Ладно уж, пусть покричат. Красный обернулся к Радиоактивному, который уже собирался сбежать под шумок в свою комнату. — Не пойми меня неправильно. Я очень горд тем, что ты спас этого бедолагу. И, — Роберт помедлил, поглядев на сумку с кристаллами, — и моих друзей тоже. Просто, не действуй так опрометчиво в следующий раз. Тебя я тоже терять не хочу. — Но разве я мог стоять в стороне? — Рад склонил голову на бок. — Нет, не мог, — утвердительно кивнул Смит, улыбаясь, — но если сделаешь так ещё раз, я буду очень зол.       Шум в комнате стоял невыносимый. Удивительно, что новенький ещё не вскочил из-за такого гвалта. Хотя нет: — Смотрите, он проснулся! — голос Вольта, указывающего прямо на новоприбышвего Боба, заставил всех замолчать. Беловолосый клон испуганно оглядывал своё нынешнее безумное окружение, на локтях приподнимаясь с кровати. Потом, словно очнувшись, он подался назад, падая с раскладушки. Новенький вжался в стену, бешено оглядываясь по сторонам: — Что вам нужно?!