Терпеть его не могу!

Уверен, что с Бэкхеном мне не может быть скучно. Я плюю на время, на последствия, и он завладевает моим вниманием целиком и полностью. Целуемся, смеемся и снова целуемся - а что еще нужно для счастья? И этот засранец чуть не стаскивает с меня свитер - все ему мало. Ныряет руками под ткань и театрально возмущается, когда я отрицательно мотаю головой и не позволяю себя раздеть, но отходит моментально, вовлеченный в череду поцелуев. Бэкхен делает это с таким наслаждением, что я диву даюсь. Целовальный маньяк. Дай ему волю, губы сотрет, а не перестанет. Вспоминая про то, как ему нравится любое прикосновение, подозреваю, что это чертовски приятно. Мне с ним целоваться охуенно, но ему со мной - вдвойне охуеннее, наверное. У Бэкки не особо пухлые губы, но он умудряется делать любое касание волшебным. Да-да, напомните мне, как я объективен! Беспокойные ручки вновь стремятся стащить с меня свитер, и Бэкхен хлопает глазками, будто он не имеет к этому беспределу никакого отношения. Добивает меня невинным "они сами" и принимается усердно жевать ухо. Этим он сегодня еще не занимался, и моя голова искренне надеялась, что и не займется. А теперь она не надеется, она вообще ничего не делает, ибо с трудом работает голова. У меня эрогенные зоны есть, и возбуждение волной проходит по телу, когда шустрый язычок обсасывает мочку и омега кусает за самый кончик, потянув в сторону. Твою налево, что ж твою попку на приключения вечно тянет, а? Бэкхен озорно улыбается, переходя ко второму уху, а я сдаюсь, прикрыв глаза и потихоньку сползая вниз вместе с ним. Кончик языка пробегает по хрящу и проходится сзади - мурашки по шее. А ладошки победно юркают под свитер, проходясь по бокам и прессу. Теперь, когда омега нависает сверху, а я покорно лежу на спине, издеваться над моей и без того страдающей от постоянных разъездов крышей становится легче легкого. И вот он гордо лежит на поверженном мне и целует. С языком, развязно и влажно. И выдает себя, непобедимого, тихим постаныванием и ерзаньем. Бэкхен легко побеждает, Бэкхен легко сдается. Надо только собрать мысли в кучу и заставить тело слушаться, а я уже намастрился. И пока маленькое чудо с упоением терзает мои губы и шерудит пальцами в районе груди, я вполне успешно переворачиваю нас на заднем сидении. И не спрашивайте о подробностях этой операции, ибо сиденье узковато для таких манипуляций и смена дислокаций длилась дольше положенного, но, в буквальном смысле находя с Бэкки общий язык и тем самым успешно его отвлекая, мне удалось завершить свою миссию без потерь и смертельных травм. Он заметил это, только оказавшись подо мной с раздвинутыми ногами. Говорю ж, маньяк поцелуйный. Хоть ядерная зима, хоть потоп, хоть землетрясение - чихать он на них хотел. А дальше игра развивается по моим правилам. Возбудил? Пусть расплачивается. И ведь моему чертенку это нравится. Он только что в ладоши не хлопает, когда я выпрямляюсь, насколько возможно и свитер-таки летит на переднее сиденье. Льнет и подставляется, ощутив на себе мой вес. И обнимает руками и ногами, не позволяя отстраниться. Поцелуй кажется мне почти вечным. В душе не знаю, чем дышат мои легкие и когда они вдыхали последний раз, поскольку мозг не зафиксировал эти моменты. Теперь, когда обнаженная кожа касается шерстяной вязки, понимаю, что свитер на омеге новый и маленькие ворсинки нападают и колются. Как Бэкки его на голое тело носит? Ткань задирается быстро, а Бэкхен улыбается, ожидая, когда и его свитер приземлится рядом с моим. Но ткань задирается только по шею, и омега оказывается в ловушке, с недоснятыми рукавами и спрятанной за переплетением ниточек растерянной моськой. Бэкхен разочарованно мычит и сучит руками, пытаясь высвободиться самостоятельно. А я помню, какие у него вечно проблемы с застреванием в свитерах, и нагло этим пользуюсь, для успокоения чмокнув в губы через ткань. - Ну сними, - бурчит он. А я только мотаю головой. Ему не видно, но он и так понимает, потому что свитер не сдвигается с места, а я слышно улыбаюсь и прикасаюсь губами к шее первый раз - как раз у кромки воротника, слегка касаясь и дразня. Бэкхен держится и поворачивает шею, как ему нравится, не издав ни единого лишнего звука. Выдает только слышное дыхание, глубокое и ровное. Омега блаженно запрокидывает голову и уже не думает бороться со свитером. Ощущения - его всё. И пока они есть, весь мир подождет. На бархате кожи рисовать можно бесконечно. И целовать, и прихватывать зубами. Но еще дольше можно смотреть на то, как тело под тобой расслабляется и тонет в мягком наслаждении. Бэкхен слышно смачивает губы, и дыхание немного сбивается, но он все еще держится. Кончик языка касается ореола соска и щекочет - сдерживаться становится невозможно. Если легонько подуть на горошину и коснуться зубами - Бэкхена передернет, и он улыбнется. А если захватить сосок целиком и согреть, лаская языком - стон будет слышно на улице. И он стонет. Так, что крышу сейчас снесет. А я готов продолжать, только бы он не замолкал ни на секунду. Пусть сходит с ума рядом со мной и забывает обо всем. Каждый звук - как шоколадное суфле, обволакивает и рассеивается в воздухе. Сладко, нежно. Этот омега рожден стонать подо мной, и ничего круче этого не найти. Я чередую прикосновения пальцев и губ, несколько раз перехожу от одной половины груди к другой, но привыкнуть к этим ощущениям сложно. Бэкхен подается навстречу, скулит и невнятно бормочет под нос. Подушечками пальцев растираю одну горошину, пока над второй издеваюсь языком. И не могу подавить самодовольную улыбку, когда Бэкхен слишком громко стонет в голос. Дыхание омеги становится слишком хаотичным, и я решаю дать ему передышку. Ворот свитера до конца поднимается вверх, а Бэкхен инстинктивно ищет чужие губы. Сам себе передышку не даст. - Солнышко мое, - зачмокивая в обе щеки. - Как оцениваешь свои силы? - Какие? - улыбаясь, шепчет омега. - На что, - поднимаясь выше и заглянув в блестящие от возбуждения глаза. Запах Бэкхена пропитывает салон от пола до потолка. - Как думаешь, сможешь кончить от этого? Он мгновенье недоумевает, а когда смысл сказанного доходит, смущенно отводит взгляд и кусает губу. - Ну так как? - Не знаю. Никогда не пробовал. - Давай попробуем, - заговорщицки подмигиваю я и чмокаю в нос. - Сам говорил, что получаешь удовольствие даже от прикосновения. А ты сейчас из-за предстоящей течки и перемен сверхчувствителен. Чем рискуешь? Бэкхен смотрит на меня во все глаза и колеблется, хотя заинтересованность налицо. - И что ты хочешь сделать? - Довести тебя до оргазма. Ох, знали б вы, как светится его кожа при одном этом слове! - И ни разу не притронуться к члену. Поцелуями, прикосновениями. Идея бредовая, но вдруг? Омега смотрит на меня, как на сумасшедшего, но кивком дает добро. - Только сними его с меня, - шевеля руками. - Если пообещаешь не вмешиваться. Бэкхен кивает, и я с удовольствием отправляю его свитер в компанию к своему. Сперва он норовит направить меня, зарываясь пальцами в волосы, но после нескольких остановок и взглядов убирает руки совсем. Спустя несколько минут он вновь стонет в голос и уже обнимает ногами. Пальцы вцепляются в обивку сиденья, пока я проверяю, насколько возросла его чувствительность за последнее время. Мурашки бегут по коже даже от самых незначительных прикосновений. Есть шанс, что моя затея удастся. Губы скользят вниз, по судорожно сокращающимся мышцам живота. Ладони греют бока, а кончик языка хозяйничает вокруг пупка. И Бэкхен скулит, когда я ставлю несколько засоcов на шелковой коже. Укусы и влажные следы ложатся по всему животу. А мне все мало. Он стонет, задыхается, а я хочу большего. Уже подкладываю руку ему под поясницу и приподнимаю, насколько это возможно. Бэкхен чуть ослабляет хватку бедрами, повисая на моих руках. Держу крепко одной рукой и привычным движением расстегиваю джинсы. Я обещал не прикасаться к члену, но я и не буду. Зацеловываю вновь и пишу его имя кончиком языка. Бэкхен извивается, не успевая соображать, где я прикоснусь в следующий раз. Внезапно мажу по соскам, а после ставлю розовую метку на боку. А омега стонет и дрожит, и мне это чертовски нравится. Любопытная парочка проходит мимо, заглядывая в окно, а я, окинув их мимолетным взглядом, даже не подумал оторваться от нежной кожи. Похер. Тени от снежинок теперь кружат по телу моего Бэкхена. Порой следуют за моими губами, иногда танцуют в ином направлении. Красиво в любом случае. Когда я оттягиваю вниз кромку белья и прикасаюсь к коже, Бэкхен вздрагивает и закрывает рот рукой. Он никак не может отделаться от чувства неловкости, но стойко это переносит и не вмешивается. А я ввожу в игру новый участок любимого тела. Не касаясь члена, обцеловываю область вокруг и особенно пристальное внимание уделяю нежнейшей коже в самом низу живота. Выясняется, что если свободной рукой ласкать сосок, а на том самом участке внизу ставить засос и щекотать кожу языком, Бэкхен задыхается и беспомощно скулит. Скребет обивку ногтями, норовит откусить себе нижнюю губу и зажмуривается от переизбытка приятных ощущений. А я с улыбкой истязаю его вновь. Несколько раз возвращаюсь к соскам, заставляя омегу волной выгибаться в моих руках, обтираться и сжимать бока, что есть силы. Не выдерживает, запуская пальцы в волосы, лаская за ухом и вцепляясь в мою челку, когда хорошо становится "слишком". Я опять теряю счет времени. Только Бэкхен, извивающийся и стонущий на заднем сиденье моей машины. Только покрасневшие щеки и мелкие капельки пота на его спине. Только обцеловать эту бархатную кожу и касаться языком, кусать, нежно расписывать пальцами и радоваться, когда омега не знает, куда себя девать от этого потока прикосновений. Он не остается необласканным ни на секунду. Горошинки сосков, область вокруг пупка и низ живота - вот что не позволяет ему продохнуть. Здесь удовольствие словно концентрировано, и если, чередуя, уделять внимание хотя бы двум областям - наслаждение не оставляет и шанса на передышку. На весу, обняв бедра одной рукой и максимально приспустив джинсы, свожу его с ума. Я создаю целый узор из засосов внизу, и Бэкхен скулит и бьет ладонями по обивке, пока мои губы неотрывно, сантиметр за сантиметром превращают низ его живота в бордовое полотно. Я не коснулся члена ни разу, хотя область вокруг изучена досконально. Маленький, он дергается каждый раз, когда Бэкки вскрикивает от удовольствия. Безошибочно определяю, какие из моих прикосновений становятся безумно приятными. И в какой-то момент я понимаю, что достаточно лишь нарушить правило и пару раз легонько прикоснуться к уздечке, лаская кончиком языка, и Бэкхен дойдет до пика. Концентрации удовольствия наконец-то становится достаточно. Омега лишь чуть пачкает живот, хотя по тому, как он дрожит, понимаю, насколько ему хорошо. Обхватывает руками и ногами. Цепляется, целует и трясется подо мной, пытаясь сделать хоть один глубокий вдох. Покрываю поцелуями родное лицо и кусаю за нос. Бэкхен улыбается и обнимает за шею. - Спасибо. Прижимаю крепче и целую в щеку - пожалуйста. А у меня появляется возможность оценить степень своего возбуждения. Запах омеги чересчур насыщенный, в голову ударяет. И что-то во всем этом не дает покоя. Может, стояк, трущийся о джинсы - не исключаю такой возможности. Ныряю рукой вниз, касаюсь пальцами промежности и тут же стягиваю с него джинсы вместе с бельем - угадал. Бэкхен перепачкан, и вязкая смазка пропитывает белье. Он послушно позволяет себя раздеть, а я тянусь к подстаканнику, где вместо кофе лежит упаковка салфеток. Омега внимательно следит и вскидывает бровь, когда я достаю ворох салфеток. Наклоняюсь к своему чуду и задаю логичный на данный момент вопрос: - Смазки много. Ничего не чувствуешь? Бэкхен отрицательно качает головой, а я целую его, вновь приподнимая на одной руке и приводя в порядок. Омежка хихикает, когда материал салфетки касается особо чувствительных мест. Один за другим перепачканные лоскутики летят на пол. - Течка не может начаться? - Нет, это ни с чем не спутаешь, - поясняет Бэкки, пробегая пальцами по плечу. - Сильно? - Белье перепачкал, штаны нормальные. Сильно. - Не надо, давай я, - в попытке перехватить у меня салфетку. Чмокаю в нос и успокаиваю. - Уже почти все. Нормально себя чувствуешь? - Лучше некуда, - признается Бэкхен. - Перевозбудился, наверное. - Есть такая вероятность, - подмигиваю я, бросая вниз очередную салфетку. Омежка краснеет от стыда, когда я приподнимаю его за бедра и оставляю влажный след на внутренней стороне. - Чанель, прекрати! Аромат одуряющий, и я вижу, как новая тягучая капелька стекает вниз по ягодице. - Давай просто полежим, - предлагаю я, устраиваясь сверху и отдирая ладошки от смущенного лица. - Тебе нужно успокоиться. Бэкхен понимающе кивает и обнимает, но щеки пылают алым. - Такое возбуждение должно кое-чем сопровождаться, а у меня этого кое-чего не было. Так что это ты виноват. И не делай так больше. Это ужасно неловко. Я могу вытереть сам. - Мне не сложно. - Но это как-то... В общем, не делай. - Я знаю твой аромат и знаю твой вкус. Ничего страшного в моих действиях нет. - Еще и перепачкал тебе сиденья, да? - беспокоится Бэкки. - О какой ерунде ты думаешь, - удивляюсь я и целую в висок. - Хрен с ним, с сиденьем. Бэкхен молчит с минуту, но чувствуется, что что-то его распирает. - Мы могли бы... - Не сегодня, - шепчу я. - Если хочешь попробовать в машине, попробуем. Но не сейчас. Мы и так задержались. Я тебя на полчаса забирал, а уже два как прошло, если не больше. У тебя телефон вибрировал, надо посмотреть. Бэкхен разочарованно скулит, прижимая к себе и просит наплевать. Но боюсь, что его отец потом мне сломает что-нибудь. Хотя он в курсе, что мы спим, испытывать его терпение не хочется. И так позволили себе много лишнего. - А если быстренько? - любопытствует Бэкки. - Не выйдет. Растянуть надо. - То есть позавчера не надо было, а сегодня вдруг растянуть! - по-детски дует губки омежка. - Двое суток прошло. Бэкхен царапает и тычет ногтем в плечо. Глажу по голове и улыбаюсь. - И кто бы мог подумать, что ты будешь выпрашивать у меня секс. - Вот вредный, - театрально дуется солнышко. - У меня лучший учитель, - кусая за щеку. - Бу, - выдыхает Бэкки, но в этом звуке нет и капли обиды. Утыкается носом в шею и спокойно сопит минут десять. А через минут пятнадцать, одетые и пристегнутые, мы выезжаем со стоянки. Запах молока, ванили и кофе заполняет весь салон. При этом моего аромата чувствуется значительно меньше. - Приоткрой окно и выдохни, - улыбаюсь я, - а то сейчас в вашей кладовке окажусь расчлененный я. Бэкхен смущенно смеется и выполняет просьбу. По пути торможу у кафе и возвращаюсь с двумя стаканами горячего кофе. Омега выпивает все почти залпом - в горле пересохло после моих манипуляций. И если его жажду это хоть как-то утолило, то проблему с насыщенным запахом омеги в салоне не решило никак. В ближайшие дни буду общаться с машиной, рискуя заработать железный стояк. Поставлю во дворе и открою окно на ночь. Может, хоть это облегчит мои страдания. В итоге наша поездка заняла почти три часа, и я боюсь представить, что господин Бен мечтает сделать с таким плохим мной. И уж тем более, что он захочет сделать со мной, когда Бэкки переступит порог дома. Всей семье будет ясно без слов, чем занималась пропажа, пока племянники обрывали елку. Он целует, на ухо благодарит за вечер и выходит на свежий воздух. Дверь открывается мгновенно, и я вижу, как Бэкхен, втянув шею и придерживая капюшон, семенит к крыльцу. Ну все, запрут мое солнышко в замке и не подпустят страшное чудище, истязающее маленького омегу до полубессознательного состояния! И буду я, Пак Чанель, вспоминать его податливое тело и стоны и дрочить в гордом одиночестве до скончания дней своих. Добивает сообщение, прилетевшее через несколько минут: "Он впечатлен. Они, кажется, не надеялись на мое возвращение". Уговорил. В следующий раз никуда не верну! И вдогонку приходит: "Я должен отыграться. Не люблю игру в одни ворота ;))" Отыграться? Зная Бэкхена, я запачкаю потолок. Этот может. Уж он то в этом деле смыслит больше меня. Набираю текст: "Отговаривать тебя бесполезно, да? Ладно, запру тебя и устроим марафон. Соседу доверим вести счет. Он точно не ошибется :*" И через минуту получаю в ответ хохочущий смайлик. Условия приняты, а чудо желает спокойной ночи. Да, как вы понимаете, это очередной показатель великолепного чувства юмора Бен Бэкхена. Спать. После него. Ха-ха на ха-ха. "И тебе, зайчик. Терпеть тебя не могу! :р"