Остановка

— Где бы не был — очень сложно, Кто сказал, что будет легко? Кто сказал, что будет легко? Что будет легко? Мужчина в коричневом пальто, классических брюках, туфлях и в очках (в цветовую гамму верхней одежды), с зачёсанными назад волосами стоял перед камерой и улыбался. Это была реклама. Тысячный раз проходя вдоль искуственной линии сдачи вещей, он уже морально не выдерживал. Но цифра с пятью нулями меняла всё координально. Одно он знал точно. Здесь нужно улыбаться, но это нереально, когда в мыслях звучит другая песня. Он освобождается со съёмок, получает гонорар, и с фразой: «Заебали эти фрики» — уходит. Его душа на сегодня свободна. Вышел с павильона в той же одежде, с сумкой и пальто в руках. Августовское солнце мягко, почти устало греет землю. Он сел в свой автомобиль, задумчиво взял телефон в руки. И глянул ну выходящих выпускников актёрских факультетов. Ребята молодые и перспективные, но не артисты. А он артист? Или это тот же конвейер? Он хотел бы, чтобы стало лучше, но от каждой мысли или даже действия становится хуже. И как это исправить он знает. Проблема в нём, но в чём конкретно, не совсем ясно. — Привет, Лен. Ты как? — опёрся лбом о руль и со всей силы сжимает его снизу. Так сильно, что побелели костяшки. — Привет, дорогой, замечательно! Уже прошла до лифта и обратно. Жаль только, что время тут просиживаю. Хочу к публике и в разъезды. Прям ломка какая-то. Как ты? Где ты сегодня? — Я рад за тебя. Я сегодня в Сургуте на съёмках. Послезавтра Красноярск. — пока он говорил его волнение нарастало с новой силой. С каждым словом приходила сотня эмоций. — Вот иди ты в жопень, Гриш. Как так? — рассмеялась она и вроде как отвлеклась — подожди-ка… — и сбросила. «Что ж, перезвонит» — подумал Григорий Викторович. Он сел ровно перед рулём, всё также держа телефон в ожидании звонка. Всё сидел и ждал. Семь месяцев ждал. Ждёт. Будет ждать. Пока не станет нужно его вмешательство, а пока его люди прочёсывали город на потенциальных недоброжелателей. Но, видимо они ушли. Скрылись в своей норе, так думал Григорий и его главный помощник по поискам. «Смотришь в небо — полететь бы… Высоко, высоко…» А в голове всё та песня. Новинка. Песня толкающая на запой. Песня мотивирующая это сделать. Она даёт мысль, даёт силу. «Нарисую я прямую вечностью длиной Но душе моей заблудшей не найти покой…» Нужно ехать. Мотор заведён, сцепление выжато, скорость переключена.

***

— Чёрт, опять ты… — Да ты что?! Какие люди! Что пропадаем? Неужели в жизни лучше, чем тут?! — Нет, но… — Так в чём проблема? — Проблема во мне. — Неужели прям в тебе? Куда делось то рвение? — Осталось там, на дороге. Где я сделал остановку. — Ну стой. Я не верю, что она была роковой. — Она и не была такой. — Так в чём проблема? — Не знаю…

***

«Вместе весело шагать по просторам, По просторам, по просторам… И всем песню припевать лучше хором, Лучше хором, лучше хором…» — Вань, может давай мы послушаем что-нибудь другое? — спросил водитель Елены Ваенги, наблюдая в зеркало заднего вида, как ребёнок с задором подпевает в такт песне. — Неа, Максим Иванович. Я хочу именно эту песню. — он имел интересную черту характера — неусдичивость. Она была одновременно как хорошим, так и плохим качеством. Ведь эту же черту имела и Елена Владимировна. Водитель и маленький мальчик ехали в частную больницу к маме. Вот уже наступил 95 день посещения за эти семь месяцев и Максиму Ивановичу иной раз кажется, что этого маленького чертёнка заберут на перевоспитание врачи. Но эти мысли были не серьёзны, более того — врачи с лёгкостью наблюдали за тем, как маленький Ваня на весь этаж радуется своим успехам в чтении. Медсёстры иной раз с укоризненной улыбкой заглядывали в палату, якобы убедиться, что их помощь не нужна. — Мам, а когда ты домой приедешь? — он 95 раз сидел на больничной койке в объятиях матери. Ровно 95 раз он это спрашивал сидя в одном и том же положении. Мне иногда кажется, что дети не чувствуют времени. Они много надеются и всегда верят. А что такое вера? Не в каких-то правилах и тем более это не поход в храм. Вера — это то, что позволяет доверять безоговорочно, без отказов и лишних вопросов. Вот когда мы задаём вопрос другу или же родители спрашивают вас: «Ты придёшь домой к восьми?» Ты говоришь: «Да!» Но как ты им это докажешь? Я отвечу. Никак. — Меня выпишут через неделю. И мы купим много-много мороженного и будем гулять в каком-нибудь лесу. Согласен? — Конечно! — А где Гриша? Я его давно не видел. Он к тебе приезжал, мам? — Приезжал. Но не надолго. Он работает, Вань. Пока я лечусь, тебе же нужно что-то кушать? Что-то надевать, что-то читать? — То есть все мои книжки — это книжки, которые купил Гриша? — Да, Ванюш — она мягко улыбнулась мальчику, которого гладила по макушке, глянула на Максима Ивановича и коротко кивнула. — Вань, маме нужно отдыхать — водитель и по совместительству телохранитель медленно подошёл к мальчику, который рассматривал картинки с книги и был в своих мыслях — Вань? — Мам, когда мы увидимся дома? Я хочу чтобы было как раньше. — Интересно, а как именно ты хочешь? — наблюдая за тем, как медленно ребёнок встаёт и собирает свой альбом и книги в портфель, она задумалась над тем, как нещадно время. На что оно способно, если не уметь им пользоваться. — Ну, как на Новый год. Как прошлым летом, когда мы поехали на море. Хочу чтобы ты была радостной. А ты грустная. Это потому что Гриша не приезжает? — Вань, Григорий работает. Поверь это сейчас нужнее — она потянулась к сыну для объятий, но он отпрянул. Женщина почувствовала, что в её душе начинает что-то обрываться. Она наблюдала как её собственный сын, прижав к груди книги, делает шаг назад и опускает голову, видимо чтобы она не увидела слёзы. — Он тебя оставил. Да? И меня тоже. Почему он не сказал? Почему не сказал? — Вань. Он мне каждый день звонит из разных уголков нашей страны. И никого он не оставил. Он себе не простит, если оставит нас — напряжение матери достигло апогея. В какой-то момент она сама начала думать над вопросом: «А если?..», но эти мысли быстро отбросила. Тем более не скажешь же ребёнку, что это всё было не случайностью. И что Григорий из кожи вон лезет, чтобы найти этих животных. И она решила — Давай так. Когда я приезжаю домой, мы сразу же едем к Грише. Согласен? — Правда? Даже в школу в этот день не пойду? — мальчик засветился от счастья. — Ну, мы выберем выходные. — Ну блин… — Ваня! — прозвучало в один голос с двух сторон. От Елены и от Максима Ивановича. Возмутительные слова!

***

— Гриш? — сразу же после того как приняли вызов произнесла Елена. Она была полна энтузиазма и желания приехать. — А? Шо такое? — а мужчина в свою очередь ждал загрузки инструментов в грузовик. Так сказать, радовался свежему воздуху. — Подождёт. Ты хрипишь после концерта? — она встревожилась не на шутку. Ведь его проблемы со связками, врагу не пожелаешь. — Да. Я час уже как отработал — сделал глоток чая из любезно представленного пластикового стаканчика. — Врач что сказал? — Что всё заебись. Утром пройдёт. Как обычно — ещё глоток — так что такое? Что случилось? — А, нет. Всё хорошо. Я хотела только спросить, где ты будешь 13 августа? — Чего? Зачем тебе? Что-то происходит? — он напрягся и на автомате включился голос «давай рассказывай, бырей!» — Ну, мы с Ваней хотим тебя увидеть, а ты работаешь, а я выписываюсь. Улавливаешь суть? — она от азарта прикусила нижнюю губу и от напряжения сжала в кулак простынь. — И что? — резкий тон сулит беду, особенно с этим мужчиной. — Ну мы хотим приехать. Мы очень скучаем. — Вы там совсем охуели? Ты что уже спокойно ходишь? А, или подожди, ты сможешь выдержать без проблем 700 с хером километров? Или ты хочешь со мной весь тур прокатиться? Ну раз так, то вам, сударыня, коня подать или шофёра? Что лучше? Посидеть ещё два месяца ДОМА или после поездки вернуться в больницу? Что лучше?! Если ты, жена декабриста, это сделаешь… я буду зол. Очень. Тогда всё, что ты сделала за это время будет в пустую. Понимаешь? Я лучше в сентябре сам приеду. Два дня у меня там будет. И они все будут твои с Ваней. Хорошо? — у него от такого даже голос прорезался. И чай кончился. — Лен? — Да? — она была очень расстроена. Ведь она могла это выдержать. Он не знает, что Лене для ходьбы нужна только трость. — Я понимаю, что ты хочешь увидеться и что ты сейчас чувствуешь. Но пожалуйста, пойми и меня тоже. Я не намерен видеть как… — Как что? — Лена поняла, что это за ком в горле у него застрял, но спросить она обязана. — Как тебе хуёво. Вот что. — он устало потёр глаза и шумно вздохнул. — Знаешь, мою тягу это не победит. Я сильнее. Ты сам говорил. — она почувствовала как слёзы готовятся вырваться наружу. И боялась, что он услышит, что он узнает об этом. Ведь он может в таком случае приехать. — Я помню. — он на долю секунды задумался над формулировкой ответа — Давай так. После твоей выписки я поручу Максиму привезти вас ко мне. На самолёте. Но если я в этот момент не приеду. Согласна? — Мне нравится компромисс. Согласна. — она сама себе улыбнулась и предвкушала момент приезда. Долго ей ещё нужно ждать. И ему. Но это ничего не меняет. Они будут ждать. — Отлично. — он чуть помедлил — спокойной ночи? — Спокойной. — она сбросила вызов, кинула телефон в ноги, и откинувшись на мягкие подушки посмотрела в тысячный раз на потолок больничной палаты. В этот момент её душе хотелось выйти в окно. Полететь. Отправиться к нему быстрее самолёта. Просто оказаться рядом. Но она не могла. Её как будто кандалами связали! Как будто картину, которую они рисуют вот уже долгое время, порвали на два куска. И отправили по ветру. Ей так хотелось быть где-то не тут. Может небо ей поможет? А чем оно поможет: разве что надеждой. Но надежда это так мало от того, что может быть. Хотя, это как раз то что она сможет сейчас вкусить. Или нет?