Наступил вечерний час. Пышный зал ресторана «Метрополь», оформленный в бордовых и золотых цветах, в приглушённом свете выглядел крайне утончённым и роскошным. За окном моросил дождь, что делало помещение, ко всему прочему, более уютным и тёплым местом.
Зал был заполнен не более чем на треть. Немногочисленные столики стояли на довольно большом расстоянии друг от друга, что в этот час делало его довольно пустым, несмотря на дни зарубежной кухни.
Он сидел за столиком в отдалённой от входа части зала, в небольшой полунише, укрытой от посторонних глаз. То и дело он поглядывал на часы и был несколько озадачен опозданием Инны. Её не было уже больше пятнадцати минут от оговорённого времени, что давало Гелировскому пищу для ненужных мыслей. «Что, если она передумала?» — он продолжил сверлить взглядом ни в чём не повинные часы.
По прошествии ещё нескольких минут, в дверях наконец-то появилась девушка, взволнованно осматриваясь по сторонам. Она выглядела необычно. Весьма необычно. Её волосы были убраны назад и представляли довольно сложную конструкцию. Восхитительной красоты бежевое платье подчёркивало привлекательность её стройной фигуры. Подходящие по цвету туфли на высоком каблуке компенсировали её небольшой рост.
Дмитрий Михайлович поднялся со своего места, чтобы Инна могла увидеть его из дальнего конца зала, и приглашающе махнул ей рукой. Когда девушка достаточно уверенно, но всё же пару раз споткнувшись, дошла до нужного столика, мужчина подарил ей пышный букет алых роз и отодвинул для неё стул.
Как только пара заняла свои места, к ним подскочил улыбчивый официант в белом смокинге и с блестящими залакированными волосами.
— Что угодно нашим сегодняшним высоким гостям?
—
«Pollo dalla Parmigiana» и
«tortellini», пожалуйста, — сделал свой заказ Руководитель.
— Что будет угодно вашей прелестной спутнице, — официант явно не был итальянцем, но с пристрастием копировал итальянский акцент и характерные повадки.
Девушка быстро, будто спешила, пролистала меню, не остановившись на чём-то конкретном. По её движениям можно было бы сказать, что она пребывает в замешательстве. В конце концов, она заказала то же самое, что и мужчина.
— Погода сегодня оставляет желать лучшего, — начал разговор Гелировский, когда официант удалился.
— Думаю, для этого времени года дождь — обычное явление.
Девушка вела себя скованно, почти не смотрела на собеседника. Каждое слово давалось ей будто с трудом. Дмитрий Михайлович же, наоборот, был не стеснён и весел. Он прямо смотрел на девушку с некоторой улыбкой на лице. Тон его беседы был непринуждённым.
— Я часто ужинаю в этом ресторане. Здесь прекрасный шеф-повар, я его давно знаю. Профессионал своего дела. И атмосфера здесь приятная — по-домашнему мягкая что ли.
— Вы правы, атмосфера здесь действительно уютная.
— Бросьте формальности, давайте перейдём на «ты». Знаете… знаешь, а мы ведь с тобой одного года рождения. Забавно, да?
— Правда? Интересное совпадение, — она немного улыбнулась. — Я не против. Перейти на «ты», хотя мне будет очень непривычно…
Через пару минут официант принёс заказанные блюда и, сохраняя образ подлинного итальянца, спешно ретировался.
— Помнится, Италия была присоединена в 72-м году. Славный год. Продуктивный. Почти вся центральная часть Европы тогда присоединилась… Ну так вот, кроме своих средиземноморских курортов и могущественной мафии, эта страна всегда славилась своей кухней. Мы вместе почти со всем секретариатом больше двух недель провели в этом прекрасном регионе тогда. С тех пор я очень уважаю их национальную кухню.
— Никогда там не была. Да и вообще за рубеж никогда не выбиралась.
— И не выберешься теперь уже никогда.
— Почему? — непонимающе спросила Инна.
Она посмотрела своими большими глазами прямо в глаза Гелировского. Он в очередной раз отметил для себя этот глубокий искренний и будто пронизывающий взгляд.
— Ведь не осталось больше этих «рубежей». Теперь человек волен ехать туда, куда хочет.
— Ах, в этом смысле, — девушка улыбнулась, обнажив свои белые зубки.
Их разговор перемежался с поглощением великолепных на вид и не менее великолепных на вкус блюд итальянской кухни. Алкоголя на столе не было — повсеместно действовал строжайший «сухой закон», нарушать который не позволялось никому, даже высшему руководству партии.
Они беседовали о разном. И о настоящем, но больше — о прошлом. О том времени, когда их можно было назвать ровесниками. И говорили они так просто и легко, будто между ними не было более чем вековой возрастной разницы. Они говорили о фильмах, компьютерных играх, даже о блоггерах. Гелировский припомнил парочку, которых порой смотрел в своё время. По удивительному совпадению, Инна тоже знала и смотрела их.
В течение этого разговора, они будто открыли для себя друг друга заново. Перед Гелировским предстала довольно умная и интересная девушка со схожими увлечениями, что немаловажно — привлекательная, а не та грустная девочка, что он привык видеть на работе. Инна тоже открыла Дмитрия Михайловича с другой стороны — простым человеком её времени. Его показная напыщенность и излишняя горделивость куда-то постепенно исчезли, и они говорили на равных, будто старые друзья.
Их вечер подошёл к концу, и Гелировский, оплатив счёт, вызвался подвести девушку до её дома. Они вышли на улицу и сразу попали под проливной дождь. Как джентльмен, мужчина снял с себя пиджак и дал его девушке в качестве укрытия от вездесущей воды. Они быстро дошли до блестящего чёрного автомобиля, похожего чем-то на старинную волгу.
Водителя не было. Руководитель галантно открыл перед девушкой дверь. Сам он сел на место водителя. Путь был не долгим — уже через несколько минут они были на нужном месте. В дороге они продолжили свою звонкую беседу.
— До завтра, — сказал он, когда они оба были уже на крылечке её дома.
— До завтра, — отчего-то взволнованно промолвила она, будто сомневаясь в чём-то.
Она уже повернулась и направилась к двери, но неожиданно вернулась и поцеловала мужчину. В правую щёку. После чего, не взглянув на него, быстро забежала в подъезд.
А Гелировский ещё больше минуты находился в каком-то оцепенении. Он не двигался и, потупив взгляд, смотрел на закрытую подъездную дверь.
***
Гелировский с самого утра был будто окрылён. Его не покидала бодрая улыбка и живой взгляд. То же можно было сказать и об Инне. Она как всегда усердно работала над бумагами, но что-то в ней изменилось. Она будто преобразилась, стала более женственной.
Их взгляды несколько раз встречались. В эти минуты в сердцах обоих будто пели птицы. Но свои ощущения они не показывали — окружающим было незачем знать об их уже не совсем рабочей взаимосвязи.
Так продолжалось вплоть до обеда. После Инна должна была заняться документами в другом ведомстве. Она лёгкой, будто летящей походкой упорхнула из кабинета Руководителя.
К четырём часам дня большая часть работы Дмитрия Михайловича была завершена. Его стол опустел от кип бумаг, пришедших за ночь и утро. Наступило время, когда можно было спокойно выпить чашечку кофе.
В этот момент в дверь постучали и, получив разрешение, вошли. Это был Дарлинг с, по-видимому, очередным отчётом о работе ФСБ. Вот только вид у него был, мягко говоря, необычным. Впалые щёки будто вернули утраченную былую форму и как-то порозовели, седые волосы казались сегодня менее седыми. Цвет лица и рук приблизился к здоровому, а на лице присутствовала совершенно несвойственная Дарлингу улыбка.
— Вы какой-то сегодня… чудной, Грегор Теодорович.
— Что поделать, весна наступает, и мы, вместе с природой, преображаемся.
— Да вы поэт. Я о вас многого не знал. Но довольно праздных слов. Что у вас?
— Вот, Дмитрий Михайлович, рапорт. И прошу, не возражайте.
Дарлинг положил перед Гелировским листок бумаги. На нём аккуратным почерком педанта было написано:
«Рапорт. Прошу освободить меня от занимаемых должностей директора Федеральной Службы Безопасности и председателя Центрального Исполнительного Комитета в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья…»
Гелировский не дочитал до конца.
— Преклонным возрастом?! Состоянием здоровья?! — от чудесного утреннего настроения не осталось и следа. — Да что ты о себе возомнил? Думаешь, так легко можно взять и бросить всё… это? ФСБ? Партию? Меня? Не забывайся, Дарлинг. Ты мне ещё нужен. И рапорт твой я не принимаю.
Руководитель сложил листок в четыре раза и разорвал его на мелкие кусочки.
— Решение принято, — спокойно и холодно произнёс Грегор Теодорович.
— Решение? Решение?! В связи с преклонным возрастом?! Если у тебя преклонный возраст, у тебя, самого молодого из нас, то нас нужно, что, на кладбище сразу отвезти? За кого ты меня держишь? За идиота?! Ты подрываешь государственное устройство. Ты будешь работать на своей должности, пока я не прикажу обратного, тебе ясно?
— Есть люди моложе и способнее меня. Они заслуживают эту должность больше. Говорить здесь не о чем.
— Кто? Кто из всех этих твоих молодых раскрыл пятьдесят два покушения на высших руководителей партии? Кто из них на протяжении десятилетий уничтожал врагов нашего общества? Кто раскрыл не одно преступление против партии? Кто разоблачил ту антиимпериалистическую группировку в наших рядах?!
— Последнее — это не моя заслуга. Это заслуга моей сотрудницы, Меричковской. Её я и предлагаю в качестве преемницы.
— Что? И ты туда же? Пиотровский мне все уши про неё прожужжал, теперь ты самолично её вместо себя оставить хочешь. Нет, не бывать женщине во главе моих спец-служб. Хочешь, чтобы карающим кулаком партии управляла баба? Никогда, — Руководитель немного остыл. — Твоего рапорта я не принимаю. Пусть это решает секретариат. Заседание во вторник. А сейчас иди и работай!
***
— Нет. Он никогда не примет в качестве директора ФСБ женщину. Он убеждённый патриархалист.
— Ничего страшного. По большому счёту, я и не думала, что он согласится принять мою кандидатуру.
— Но как же действовать теперь? Генеральный Секретариат рассмотрит мою отставку уже в этот вторник. Вы можете потерять контроль над ЦентрИсполКомом.
— Ах, мой милый Грегор. Ты такой сентиментальный, когда переживаешь за нас. Они не примут твою отставку. Мы сохраним этот рычаг давления. Пока третья фаза не будет завершена.
— В таком случае, я продолжу вербовку сотрудников службы в наши сторонники.
— Нет, мой дорогой. Теперь это не нужно. Теперь этим займутся мои девочки, — она помедлила. — А сейчас. Раздевайся.
Мужчина безропотно подчинился.
