***
Поднимает голову. Сразу даже не понимает, где находится. Не осознает, что в светлом и теплом помещении городского отдела полиции, а не в сыром, ночном лесу. Не осознает, что уснул, завалившись щекой на рабочий стол и чудом не пролил давно остывший кофе на важные бумаги. Сон тот же, что и последние несколько недель. Не отпускает его, заставляет снова и снова возвращаться в тот злополучный день, когда Майкл, благодаря невыносимому упрямству и выдержке, спас его от участи стать закуской для злющей стаи демонических псин. Когда Стив так глупо подставился и получил за это уродливый, тянувшийся от левой ягодицы до середины бедра, чудом затянувшийся шрам. Рельефный, если проследить пальцами, шероховатый на контрасте с кожей. Напоминание о его беспечности и о том, кому он обязан жизнью. Трёт глаза пальцами и едва успевает сфокусировать взгляд, как натыкается на суровый прищур шефа полиции Хоппера. Лицо его нахмурено, под глазами основательно залегли темные тени, в губах зажат окурок медленно тлеющей сигареты. Он упирается кулаком о его, Стива, стол и долго, изучающе смотрит. В конце концов, тушит сигарету в бумажном стакане с давно забытым кофе и оттаивает: — Ты что здесь делаешь, Стив? За окном солнце медленно идёт на спад. В участке тишина и нет никого, кроме них. — Работаю, — Стив пытается отшучиваться, но в глаза не смотрит, почесывая красную щеку. — Ага, — Хоппер легко соглашается, трёт пальцами переносицу. — Ты когда в последний раз спал дольше двух часов, ребенок? Стиву хочется ощетиниться на это его участливое «ребенок». В конце концов, он давно вырос из школьных штанов бунтаря и не нуждается в родительских интонациях. Он хочет попросить Хоппа оставить это для того же Майкла, но только неопределенно пожимает плечами и снова прячет взгляд, уставившись в протокол очередного пьяного дебоша старого Картера. — В участке много дел, — говорит, словно не он только что спал за рабочим столом. — В выходной высплюсь. Почти верит в то, что говорит. Почти верит, зная, что едва снова закроет глаза, снова окажется в том лесу, еле живой. Стиву кажется, что должен таки умереть, хотя бы в одной из реальностей. — Давай-ка ты иди домой, Харрингтон, Картера, когда он проспится, сможет выпустить и Фло, — Хоппер отнимает из его рук бумаги, вчитывается и уже на ходу, направляясь к себе, добавляет: — И чтоб до пятницы я тебя тут не видел. Вроде и по-дружески, не приказом. Но Стив понимает: не сможет ослушаться.***
Уже на подъезде к дому замечает, что обычно темные провалы окон на первом этаже светятся, кажущимся излишне ярким в темноте, желтым. Фонари на подъездной дорожке уже давно автоматически не загораются, отключенные ещё, кажется, в первый год самостоятельной жизни. Не за чем ему теперь дюжина сутками горящих у его дорогого, огромного дома лампочек. Тварей не напугаешь светящейся штуковиной, и вряд ли в Хоукинсе найдется хотя бы один человек, который позарится на пустующий, не особо защищённый дом. Точно не найдется, учитывая, что самым злобным преступником в Хоукинсе является старик Картер, в очередной раз помочившийся на стену пивнушки, что уже несколько поколений мирно сосуществует с овощной лавкой и обувной мастерской на углу главной улицы. Наверное, если бы не лаборатория и потусторонние порталы, у него и работы то не было бы. Развозить по домам проспавшихся в участке пьяниц и решать территориальные споры местных фермеров — предел мечтаний и амбиций. Ничего и не скажешь. Иногда Стив задумывается о том, хотел бы он, как Ненси и Джонатан, свалить из этого пропащего городка. Бросить все, выучиться на какого-нибудь дрянного адвоката, переехать в Нью-Йорк, в котором, говорят, юридические конторы имеют большой спрос. Наверное, у него могло бы получиться — деньги, отложенные родителями на колледж все ещё на его счету. Наверное, он никогда не сможет все бросить. Хотя бы потому, что через несколько лет кому-то придется заменить Хоппера в кабинете начальника полиции. Кому-то достаточно осведомленному, молодому и способному держать удар не только против тварей, но и против правительства, которое скорее сотрет Хоукинс с карт Соединенных Штатов, чем что-то предпримет, чтобы устранить проблему с порталами и Изнанкой. Чем признает, что данная проблема действительно существует. Хотя бы потому, что кое-кто, упрямо твердящий, что уже взрослый и не нуждается в поддержке, все чаще встречает его, уставшего и периодически голодного, со смены. Неловкой улыбкой и вкусными подношениями, упакованными в лотки, которых, Стив уверен, миссис Уиллер часто недосчитается на своей кухне. Кое-кто, кто наверняка тоже свалит через полгода, получив аттестат об окончании школы. И Стив убеждает себя, что готов к этому. Должен быть готов, потому что те, кто ещё пару лет назад были детьми, взрослеют пугающе быстро. Да и, наверное, было бы глупо ожидать, что Майк, который уже сейчас неспособной оставаться в собственном доме и сбегает к нему, решит вдруг остаться в Хоукинсе. У него нет ни одной причины оставаться. Они оба это понимают, но почему-то ни разу не заговорили о его поступлении. Дастин, к примеру, уже ему все уши прожужжал о предложенных научных стипендиях, стажировках и возможностях. И Стив знает, что Майку тоже предложили несколько стипендий — видел корешки писем с эмблемами университетов, небрежно оставленных вместе с тетрадками на его кофейном столике у дивана. Но Майк почему-то молчит. Стив молчит тоже. Дом встречает его ярким светом, непривычными для одинокого Стива запахами и неловко улыбающимся Майком, который выходит встречать его в коридор, попутно вытирая мокрые руки о кухонное полотенце. Стив ловит дикие вайбы. Словно так и должно быть, словно они с Майком парочка из любовной мелодрамы, которые так любит его мать. Прилежный муженек день и ночь вкалывающий на работе и прекрасная женушка: вот сейчас он улыбнется и скажет: «дорогая, я дома», она поприветствует его мягким поцелуем, они поужинают и отправятся в спальню — выполнять супружеский долг. Стив морщится от подобных мыслей и спешит снять куртку. — Выглядишь неважно, — Майк, кажется, улавливает перемену его настроения, но с вопросами не лезет. — Дурацкий день, — Стив изо всех сил гонит из головы идиотские мысли и вынужденно улыбается. — Мне кажется, или в моем доме пахнет едой? Майк тушуется и неловко кивает. Его щеки приобретают легкий оттенок розового и Стив едва сдерживает себя, чтобы не подразнить. Кажется, именно сейчас в этот момент они доходят до точки невозврата. — Не уверен, что нам все-таки не придется заказать доставку, — говорит наконец. — По-моему, я умудрился испортить даже яичницу с овощами. Стив смеется, направляясь прямиком на кухню: — Вот сейчас и проверим. — Эй! — возмущается Майкл, шлепая его полотенцем чуть выше правого колена. — Сначала руки вымой, а потом за стол. Тщательно споласкивая руки от остатков мыла, Стив смотрит на себя через слегка запотевшее зеркало и думает о том, что более сюрреалистичной его жизни уже не стать.***
Ужин оказывается откровенно так себе. Стив засыпает подгоревшую яичницу специями и ест, категорически отказываясь все-таки заказать нормальную доставку. Майкл все это время нервно грызет ноготь на большом пальце левой руки и не сводит с него глаз. Молчание затягивается и после того как, вымыв посуду, Стив принимает душ и по привычке не натянув штаны, выходит в темный коридор. Он собирается сразу же отправиться в комнату, но в последний момент все-таки заглядывает в гостиную, сказать спокойной ночи. Гостиную освещает лишь приглушенный свет настенного бра. Майкл сидит на мягком диване, обняв колени руками, и, кажется, даже не моргает. На его лице отражается глубокая задумчивость и зеленоватые всплески света от молчаливо работающего телевизора. Он приходит в себя только когда Стив осторожно постукивает костяшками по косяку двери, давая о себе знать, и тихо говорит: — Хотел пожелать спокойной ночи. Майкл осматривает его с ног до головы каким-то нечитаемым взглядом и шумно выдыхает. — Да. Спокойной ночи, — и только когда Стив уже практически выходит за дверь едва слышно, на уровне надрывного шепота зовет: — Стив… Стив оборачивается. — А тебе обязательно?.. обязательно подниматься наверх? Стив непонимающе поднимает брови, порывается что-то ответить, но Майкл быстро перебивает его: — Ты ведь спал здесь, пока меня не было. И я подумал… — Хочешь занять комнату? — Что? — Если тебе неудобно на диване, можешь занять одну из комнат наверху. — Нет! То есть… — Майкл теребит пальцами край своих домашних штанов, которые вместе со второй зубной щеткой, ученическими принадлежностями, запасным нижним бельем и еще некоторыми личными вещами появились в доме Стива с появлением Майкла. — Может, ты хочешь.. Не мог бы ты остаться здесь? Со мной. Стив шумно выдыхает и трет пальцами переносицу. Ему стоило догадаться. Майкл сегодня сам на себя не похож: удивительно задумчивый, не язвит и не пытается показаться взрослым. Тихий и домашний в этой его растянутой футболке и с гнездом нерасчесанных, угольных кудрей на голове — полная противоположность дерзкого семнадцатилетки, который курит свои дрянные сигареты на территории полицейского участка и пытается всем доказать, что может принимать самостоятельные решения. Который плевать хотел на общественное мнение и буквально съехал от родителей к другому парню. Взрослому двадцатидвухлетнему парню, который вроде как уже перерос юношеский максимализм и должен нести ответственность, но пускает все на самотек. К черту. Общественность и дурацкие уничтожающие мысли, что насилуют его голову двадцать четыре на семь. Майкл просит его остаться, и Стив так устал все время быть рациональным и поступать правильно, что ни на секунду не позволяет мысли о «неправильности» проскользнуть в его сознание прежде, чем молча кивнуть и шагнуть к дивану. Возможно, он пожалеет об этом утром. Он точно пожалеет об этом утром, но сегодня он так устал быть одиноким и просто хочет перенести часть ответственности за их поступки на кого-то другого. На кого-то, кто неуловимо двигается к спинке, освобождая для Стива место, и осторожно накрывает их одеялом, словно спасательным куполом, отгораживая от остального мира. Стив касается огрубевшими пальцами горячей кожи на пояснице и закрывает глаза, чувствуя теплые ладони на своих плечах. Впервые за несколько недель ему не снится абсолютно ничего.