Иные

      «…Иногда я думаю, что в истории человечества есть только два важных момента. Первый — это появление в искусстве новых средств выражения…».       Ну, если говорить исключительно об искусстве, то, естественно, это важно! Только бы это не переходило грань, только бы не скатывалось в пошлость, мерзость, и не было делом рук бездарностей…       Тот придурок, что перевернул писсуар и назвал сие творение «фонтаном», ну никак не может считаться творцом! А чего стоят те извращенцы, что рисуют свои «картины» членами! Новейшие, блин, средства выражения! Как же раздражают меня эти бездарности с психическими отклонениями… Сильнее раздражают только их поклонники! Именно из-за этих диких и жалких духом толстосумов настоящее, подлинное искусство уходит в чуланы, остаётся в гаражах, продаётся и играется в переходах… Это и музыки касается! «Пипл хавает» дерьмо и требует больше дерьма, оставляя настоящее искусство без внимания.       Блин, только разозлилась лишний раз! Что там дальше-то…       «…Второй — появление в нём нового образа».       Так, а что там было в первом?       Так, так, так, ага, человечества, важных момента, ага, вот… — Ты нормально можешь читать?!       Действительно, что же это я…       «…Нет ничего такого, что не могло бы выразить искусство…».       Надо пойти позавтракать. Что у меня там? Чай, плавленный сыр…       «…Гармония духа и тела — как это прекрасно! В безумии своём мы разлучили их…».        Грамотно художник рассуждает. А нам всю жизнь вдалбливают, что внешность не главное… Всё должно быть гармонично! — Ты издеваешься? Как ты вообще читаешь?! Ты ж всё время отвлекаешься! Я понять не успеваю, кто собрался жрать, ты или этот… Бэзил! Всё, блять, перемешала! — Ну я же читаю, даже когда мысленно отвлекаюсь! — Ага, глаза бегают по строчкам, а думаешь ты о сыре! А потом заново перечитываешь! Я ж твои мысли слышу, а не твоими глазами в книгу смотрю! — Ну прости, я сегодня рассеяна…       Сегодня утром мы обнаружили потрёпанную книгу Оскара Уайльда. Вернее, её обнаружил Миша. Обнаружил и сбросил с полки на пол.       Это одна из той стопки книг, что я привезла с дачи прошлой осенью. Среди гор примитивных любовных романов, я нашла истинные сокровища: творения Акунина, Зюскинда и, собственно, Уайльда. Привезла их домой и поставила на полку, дожидаться, когда придёт их очередь. Видимо, их время настало. — О, «Портрет Дориана Грея»… — я взглянула на обложку, — давно хотела её прочитать… — Так давай сейчас, — Горшок присел на спинку дивана, слегка привалившись на бок и спустив ноги на подлокотник.       Взглянув на него, я невольно рассмеялась: брови нахмурены, волосы взлохмачены, весь такой грозный! А живописная поза, милые щёчки и небольшой животик его «спокойного» образа портят весь эффект его грозного вида. — Читал сто лет назад, не помню почти ничего, — продолжил он. — Давай, читай, что там этот гомик насочинял. — Он замечательный писатель! — я улеглась на диван и стала рассматривать иллюстрацию на обложке. — Да. Но это ж не отменяет того, что он гомик, — пожал плечами Миха. — Заметь, не пидорас, а гомик!       Да-да, я помню эту формулировку: «пидорасы — урюки, а гомики — люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией».       Вообще, я долго думала, что Горшок гомофоб. Ну, такой же ведь весь из себя брутальный мэн, это наталкивает на мысли о гомофобии. И мысли эти меня напрягали, так как сама я являюсь бисексуалкой. Я не способна влюбиться в женщину, но испытывать сильное сексуальное желание — вполне.       И, полагая, что моему необычному другу это не понравится, я старалась гнать частые мысли об этом.       К примеру, если прежде я свободно могла не только подумать, но даже озвучить что-то вроде: «Ммм, какая девушка! Я бы её «так-растак»…», то с появлением Миши, мысли стали обрываться на: «Ммм…», дальше шло: «Не-не-не, ничего!». Контролировать мысли чудовищно сложно.       Надо сказать, что тут ещё подлила масла в огонь девушка из четвертой главы.       Зная, что я не слышу Горшка, и что мне и в голову не придёт говорить с ним об этом в беседе за уиджей, она больше часа рассказывала мне о том, как сильно он не любит людей с подобными наклонностями, какие говорит про них гадости, и какое, по его мнению, мерзкое порно, где участвуют одни лишь девушки.       Я расстроилась. Во-первых, мне было неприятно осознавать тот факт, что я из тех, кого он так не любит. Во-вторых — мне было жаль, что он настолько категоричен в этом вопросе. — Знала бы ты, как я над этим ржал, — сказал он мне недавно. — Красивые тёлочки в одной постели — это замечательно, тебе любой нормальный мужик скажет. И никакой я не гомофоб. Есть геи, а есть пидорасы. И вот пидорасами становятся вообще не так, как становятся геями! Мне вообще похуй, пусть хоть на потолке друг друга ебут. Главное, чтоб ко мне со своими этими приколами не подкатывали и не афишировали свои эти самые… Наклонности. И кстати, — он бросил на меня лукавый взгляд, — уж я, поверь мне, всегда знал о твоей бисексуальности. Ты всегда была «бишкой». Дух у тебя такой. — А разве не все духи бисексуальны? Мы ведь приходим на Землю и всякий раз попадаем в тела разного пола, разве не так? — Нет, — он серьёзно взглянул на меня. — Я знаю, ты считаешь, что все люди изначально бисексуальны. Но это чушь! Дух может быть либо гетеро, либо би. А геи и лесбиянки, я говорю о настоящих, а не тех, кто трахает людей своего пола в зависимости от моды или любопытства; это те духи, что по каким-то причинам влезли не в те тела. — А почему они могут перепутать? Вообще, в какой момент дух обретает тело? — В момент рождения. И не раньше! Человек может помнить прошлое воплощение, может помнить первые дни жизни, но пребывание в утробе — нет. — Хорошо, но почему тогда я, впервые услышав композицию «Smoke On The Water» в возрасте пяти лет, вдруг принялась радостно подпевать, а в итоге сказала маме, что очень хорошо её знаю и почему-то помню? Потому что мой отец постоянно слушал это в период беременности моей мамы, до самых родов! — Обычная память. Мозг-то запомнил, тем более тебе понравилась эта музыка! В любом случае, это то, что действует извне. Помнишь, какие ощущения ты испытывала, обретаясь в материнской утробе? Сновидения? Какие-то мысли и выводы? Нет! Духовной памяти нет! Потому что духа тогда не было. Там только формируется сосуд для духа, понимаешь, да? Если тело появится на свет раньше срока и будет продолжать формироваться уже здесь, всё-равно в момент рождения оно обретёт душу. Если, конечно, вообще обретёт… — Чтоооо???       Во время того разговора, я мыла посуду и, услыхав такую информацию, так удивилась, что выключила воду и повернулась к Горшку, сидящему, по своему обыкновению, на разделочном столе. — Есть люди бездушные, — пожал он плечами. — А ты что, думала всем душа перепадает? — Конечно! Как можно существовать без души?! Это вообще невозможно! Ведь жизнь тогда теряет весь смысл! Тогда нет целей, ценностей и опыта предыдущих воплощений, нет стремлений в новом воплощении, работы над ошибками, в конце концов! Ты рассказывал мне о семи телах! — Ну, блять, да, эти тела, можно сказать, и есть душа. Физическое тело теряется, остальные же живут вечно. Но не все они есть у каждого. Живут тела без душ вполне нормально! Мозг же функционирует! — Эти люди злые? Отвратительные сволочи? Жестокие ублюдки? — Нет, — он рассмеялся, — у жестоких ублюдков злые души. Даже нет, не совсем так… Человеческий дух в принципе злым быть не может. Он просто несёт в себе то, что человек нажил за всё время пребывания на Земле. И конечно, если человек ублюдок, то дух его несёт информацию об ублюдке. Ну, как книга! Книга об ублюдках может быть хорошей, да? Вот и тут так… Просто носитель информации… А бездушные — они никакие. Просто никакие. Серость… Ничего выдающегося. Ни мыслей, ни злодеяний, ни добродетели. Существуют себе, и всё. Потом тело умирает — и не остаётся ничего.       Как же мне стало жаль бездушных людей. Как же так? Бессмысленно жить и бессмысленно умирать, не оставив после себя ничего, даже бесплотного духа! — Потомство оставляют, это важно, — уточнил Горшок. — А в зависимости от чего тело может оказаться без духа? И ты не сказал, как духи путают пол… — Не знаю точно, мне кажется, это всё отбирается рандомно, — ответил он на первый вопрос. — Кому как повезёт! Не надо искать смысл во всём, что есть в этом, да и не только в этом, мире. Случайностей хватает, можешь поверить. А путают… — он задумался и стал потирать подбородок, — хуй знает. Спешат может просто. Скорее влезть. И влезают не туда. А вот бисексуалы — им похер в кого лезть! Везде удобно устраиваются. — Всё-таки мне удивительно, что такая возвышенная материя, как человеческий дух может иметь отношение к сексу. — Малыш, ты мыслишь приземлённо, — он хмыкнул, — ты мыслишь по религиозным канонам, типа, это плотские удовольствия, в которых нет места духу, да? Я дух! Живой дух. И я могу заниматься сексом. Ты это знаешь. Это не странно? — Очень странно, — согласилась я, — плоть возникает редко, но ты желаешь плотских утех. — Потому что это, блять, не только плотские утехи. Неужели ты реально думаешь, что дух в сексе не участвует? — удивился он. — А как же обмен энергией? Ты же знаешь, что энергия в эти минуты циркулирует от мужчины в женщину. — Знаю. Но энергия жизненная — это энергия физического тела, разве нет? — А кто сказал, что циркулирует только жизненная? Там целый пучок потоков клубится! И энергии мужчины переплетаются и смешиваются с женскими. Ты думаешь, я просто так прошу секса? — Ну нет, — я рассмеялась, — просто так ты ничего не просишь. — Вот именно, — он удовлетворённо кивнул, — соединить души я хочу. Плотно. — Разве они не вместе? — я удивилась. — Мы же «половины»!       Миша спрыгнул на пол и подошёл ко мне поближе: — Ты себе любовь без секса представляешь? — Старики живут без секса. — Потому что физически не могут. Если бы молодость знала, если бы старость могла! Понимаешь, да? — он улыбнулся, но тут же стал серьёзным. Вздохнул: — Это, блять, неполноценная любовь, пойми ты наконец, — голос его звучал уставшим, а взгляд пронизывал насквозь. — Во время секса души любящих прочно соединяются, понимаешь, да? — Наверное… — я опустила взгляд. — Так что, — он отошёл к окну и присел на подоконник, — секс не только с физиологией связан. В этом участвуют все тела человека. — Однако, — я присела на стул у его ног и, подняв на него взгляд, заметила снисходительную улыбку, — ты говоришь о любящих друг друга. А что касается бисексуалов, вроде меня? Я женщин любить не могу, а вот желать — весьма и весьма!       Миша театрально поднял глаза к потолку, изображая мечтательное удовольствие: — Это охуительно. Благодарю, Создатель, за бисексуальную «половинку!» — и насмешливо взглянул на меня: — Это ты не можешь питать чувства… Ну эти… Романтические чувства к девчонкам. А многие другие бисексуалы одинаково могут любить и мужчин, и женщин. Об этом ты забыла. — Значит у меня это замешано именно на физиологии? — Ну, просто тебе мало члена, тебе и сиськи подавай, — он рассмеялся, — повышенная сексуальность, понимаешь, да? — Значит, лишь на физиологии… — я задумалась, пытаясь решить, хорошо это или плохо.       Вроде бы это и низменные инстинкты, всего лишь похоть, что, наверное, по идее, не несёт ничего хорошего, однако я бы точно не хотела уметь влюбляться в женщин. — Ну есть похоть плотская, а есть… мм… как бы сказать?.. Есть похоть другого уровня, понимаешь, да? Тебе же не ебли хочется, тебе главное кого-то хотеть и чтоб тебя хотели в ответ. Просто, чтоб хотели! А это уже другое, это не просто желание удовлетворить тело… Такое желание, какое испытываешь ты, переходит на уровень более высокий, чем плотские инстинкты. — Разве не все люди любят, когда их хотят? — Нет, конечно, — он фыркнул, — многим похуй вообще, лишь бы потрахаться. А тебе достаточно только того, чтобы кого-то… Ну, колбасило от желания тебя трахнуть. И тебе надо вызывать это желание у обоих полов. Вот и всё. — Потешить самолюбие? — уточнила я.       Я сама не разобралась ещё в себе, потому было интересно его расспросить. Он ведь влезает в глубину моих чувств и мыслей, он знает больше, чем знаю я. Он меня знает дольше, чем я знаю себя. — Не без этого конечно, — он хитро улыбнулся, — я знаю, как ты кайфуешь, чувствуя, как тебя хотят. И ещё дразнишь в силу своего гадкого характера. Думаешь, что-то типа: «Дааа, я — огонь! Не тронь — сожгу! Тебе повезло, что я здесь!». Хотя бы в те моменты, когда ты ходишь по дому в нижнем белье и ловишь похотливые взгляды мои с мужа. А что с тобой творится когда ты танцуешь стриптиз! Как говорит Пифия: глазами трахаешь и молишься. — Господи… — я прикрыла лицо рукой. — Ты всякий раз смотрел? — Ну да. Круто было смотреть, когда ты меня не чувствовала. Я у самых твоих ног сидел. — Какой кошмар… — Сдурела? Это круто было! Наблюдать, как ты балдеешь от происходящего — очень круто. Но, знаешь, в большей степени ты просто вампиришь. — В смысле?!       Блин, всё-таки я вампир! Так и знала! Конечно, не могло быть всё так гладко — Иная, духи, связь с Миром Мёртвых… Я ещё и «Соска», как их называет Горшок! — Ну, не всё так плохо! — сказал Миша, почувствовав мои переживания. — Одни вампиры подсасывают жизненную энергию, другие — самые ублюдские — сосут энергию негативную: гнев, горе… Третьи — энергию творца, да, есть такое… Она есть в людях, наделённых творческой жилкой… А ты сосёшь сексуальную энергию. При том, что больше всего тебе нравится та, что предназначена именно тебе. Типа, забираешь своё. — А ты тоже сосёшь сексуальную энергию! Ты же не просто так торчишь рядом, когда я с мужем… — Да. И что? Мне вкусно, хоть и подбешивает это. Надо же мне что-то брать от людей тоже!       Это была познавательная беседа. Наконец-то он начал рассказывать мне всё, наконец начал знакомить меня с той стороной жизни, которая меня так интересовала!       В общем, узнав о его отношении к бисексуалам и гомосексуалистам, я успокоилась. И теперь, держа в руках книгу Оскара Уайльда, я вспомнила необычный факт о нём, и решила рассказать его Мише, пока не начала читать. — Ты знаешь про его могильный памятник? — А что с ним? — заинтересовался Михаил. — Уайльд похоронен на кладбище Пер-Лашез… — Там и Нестор Махно похоронен, — перебил Миха. — Серьёзно? — Да. 6686 — номер могилы.       Я заглянула в интернет. — В Википедии пишут 6685… — Шесть! — разозлился Миша. — Какая, нахер, Википедия, если я тебе говорю: шесть! Меня бесит, что ты мои знания в интернете проверяешь! — Прости… — я действительно частенько сверяю его слова с информацией в сети. Даже не знаю почему. Может, чтобы лишний раз самой себе подтвердить, что действительно слышу его, что не схожу с ума… — Джим Моррисон тоже там похоронен, — продолжил Горшок, нахмурившись, — это тоже проверять полезешь? — Нет, поверю тебе на слово, — я виновато улыбнулась. — Так вот об Оскаре. На его могиле установлен памятник в виде ангела-сфинкса. Поклонники творчества писателя, конечно, приходят на могилу, оставляют цветы, рисунки и записки, целуют памятник… — Нормальное дело, мне тоже оставляют и целуют, — перебил Миха. — Но с твоим памятником не трахаются, — я осторожно взглянула на него поверх книжной обложки и, оценив реакцию: тихий шок, добавила: — Но это, наверное потому, что возможности такой нет. А вот у фанатов Уайльда, тех, что нетрадиционной ориентации, такая возможность была, потому как у сфинкса прежде и член имелся. Вот они забирались на памятник и совокуплялись с этой каменной штукой. — Ёообаный в роооот, — протянул Горшок. — И в рот, возможно, тоже… В общем-то эту проблему решили: отломили ангелу пипиську, чтоб не непотребствовали больше педики, да и дело с концом. — Ага. С концом, — кивнул Миха, — именно с концом. Нахера тебе это было знать вообще? — В книге одной случайно прочитала. Я тебе её потом тоже почитаю, там… — Не надо! — перебил он. — Я не хочу всё это знать. — Да там интересно! Там собраны легенды кладбищ с разных стран мира! — Ты мне давай вот это сначала почитай, — он сполз со спинки дивана, бесшумно плюхнувшись рядом со мной. — Давай. Там интересно.       Прочитав лишь четверть этой маленькой книги, которую в одиночку я прочитала бы максимум за день, могу с уверенностью сказать, что с Мишей мы будем её читать несколько дней.       Если поначалу отвлекалась я, и он угрожал тем, что заставит меня читать вслух, то потом он сам стал прерывать меня, чтобы высказаться о прослушанном, согласиться или раскритиковать мнение кого-то из героев; а я узнала немало интересного.       Конечно же я не просто так начала эту главу с книжных отрывков. Мне думается, некоторые вещи из тех, что говорил Михаил, слушая этот роман, будет неплохо записать.       К примеру, прочитав мысли одного из героев о красоте: «Красота один из видов Гения, она ещё выше Гения, ибо не требует понимания», мы дружно решили, что красота — понятие субъективное. И если я считаю, к примеру, Мишу довольно-таки красивым мужчиной, то Дориана Грея, внешностью которого восхищаются все персонажи книги — нет. Хотя бы потому, что я не люблю кудрявых блондинов с наивными голубыми глазами, что делает их похожими на херувимчиков. Мужчина должен быть мужчиной, а не ангелоподобной нимфой. Даже если тому мужчине всего двадцать лет.       За этой беседой меня посетила странная мысль. А как выглядит душа людей, родившихся с какими-либо уродствами? Дух ведь имеет облик, потому как в нём держится то тело, которое представляет собой последнее воплощение человека. Неужели дух даже в этом случае выглядит так же, как и страдающий от болезни человек, а не так, как он должен был бы выглядеть в здравии? Если так, то дух страдает тоже… — Да, — пожал плечами Горшок, — так и выглядит. Это тело ведь держит в себе всё, что с человеком произошло в этом воплощении. Родился с отклонениями — таково и одно из тел. Получил увечья позже — то же будет с тем телом. Но до тех пор, пока он не уйдёт в навь. Ну, в Мир Мёртвых. Или пока не реинкарнируется. — Значит все-все повреждения, что мы получаем физически, остаются на духе до самой нашей смерти? — Смотри, — Миша снял толстовку и она растворилась в воздухе до того, как приземлилась. — Забыла уже?       Я с удовольствием поглядела на его торс.       Как же, забудешь его! — Да я не об этом, — он смущённо улыбнулся, — я про татухи. Все на своих местах, видишь?       Я так привыкла к его татуировкам, что даже не представляю его без них. Скорее я удивилась бы их отсутствию, так что, до этого момента я даже не задумывалась, почему они остались. Они должны быть у него, и никак иначе.       Я осторожно протянула руку к левой части его груди. Анархия, вырезанная на сердце, осталась с тобой навсегда… — А как же, — он коснулся пальцами своего предплечья с изображением башки из пня, и повёл вверх к плечу, — и демон лесной, и все рок-легенды, и… — ладонь легла на правую часть груди, — и дочка. Всё, что я понаделал, будет со мной, пока я не пойду… туда. — Не ходи туда… — попросила я. — Ну, значит в тело. Придётся когда-нибудь. Хоть мне там и не по душе. Вообще, в навь я сам не хочу. Меня могут туда… — Я тебя не пущу. — Ладно, — он улыбнулся. — А твоя татуха и пирсинг тоже есть на том теле. И на духе в целом твоя татуха тоже заметна. — Да? Это несёт такой серьёзный отпечаток! И как она выглядит на духе? — Ну, она не такая чёткая, как на коже, конечно, — он прищурился, глядя ровно на ту часть моего тела, где набито тату. Взгляд его стал рассеянным, будто смотрел в никуда. — Она, как рана. Ну, как шрам, знаешь. Отличается от основного тона цветом… — Значит всё-таки не стоит делать татуировки? Они вредят духу, вредят остальным телам? — Ну почему же вредят! — он поднял на меня взгляд. — Они вредят, если человек не рад тому, что их сделал, если жалеет о сделанном, понимаешь, да? А жалеть человек начинает, если то, что он на себе изобразил перестаёт для него значить то, что значило прежде. Иначе — они даже Эфирное тело не портят. Просто цветом похожи на цвет ран, пробоин в телах… Но на самом деле их структуру не портят. — А могут татуировки нести силу разрушения по отношению к носителю? — не отставала я. — Конечно могут. Разрушают Эфирное тело, Астрал, некоторые даже Ментал… — Какие татуировки, например? — Ну, например, если эскиз с фотки на надгробии. Помнишь, я на Пифю в сновидении наорал за такое желание? — Помню. Но это же сон был, чего ты взбесился? — Потому что в глубине подсознания она бы хотела такую татуху.       Мы переместились на кухню и я продолжила чтение книги, начав наконец свой поздний завтрак.       «…Женщины вдохновляют нас на великие дела, но вечно мешают нам их творить». — Это неправильные женщины у неправильных мужчин, — уверенно заявил Горшок, не дав мне и обдумать это изречение. — Что ты имеешь ввиду? Почему неправильные? — Значит, они не должны быть вместе. Вот и всё! — У тебя всё так просто! — возмутилась я. — Не должны — и всё? Уходить? Расставаться? Что-то я не заметила, чтобы ты рвался вон из своих браков, хотя ты сам рассказывал о сложностях в семье… — А я тогда знал? — нахмурился он. — Я ничего не знал из того, что знаю сейчас. — Я считаю, всегда надо пытаться сохранять отношения. Над ними нужно работать! Работать обоим, обязательно. — Ну, иногда это помогает. Если работают оба. Но чаще же, старается кто-то один, — проговорил он. — А на самом деле, лучше всего вообще не напрягаться. Надо просто друг от друга кайфовать, и всё. — Ты рассуждаешь, как подросток, — фыркнула я, и, поднеся к губам чашку с кофе, так и не сделала глотка, продолжив высказываться:— Всё-то у тебя по-кайфу должно быть! — Ну конечно! В чём я неправ? — Ты веришь в «кайфовые» отношения, как… Как в анархию, распятую на кресте, честное слово! Они должны быть, но их, блин, как бы нет! Ты забываешь о том, что множество аспектов мешают кайфовать, и это неизбежно. Притирка двух характеров, столкновение двух сильных личностей! Или тебе безвольную лохушку подавай? Очень сомневаюсь! Я примерно представляю, какой была Анфиса и знаю, какая Ольга с твоих слов. Обе эти женщины — сильные личности, что ни говори. — И ты, — добавил он, и я вздрогнула.       Точно, он же со мной. В процессе дружеских бесед я совершенно забываю о его отношении ко мне. — И я, — тихо согласилась я. — Иначе мне было бы скучно, — добавил Миша.       Уж конечно. Без пиздюлей, как без пряников. — Отношения двух людей с сильными характерами всегда сложные, — я решила продолжить свою мысль, — и в этом случае нужно потрудиться, чтобы отношения стали идеальными. На это уходят годы! А тебе один лишь кайф подавай. Кайф, он может быть в самом начале, ну год. Ну два. Три! А потом что-то пойдёт не так, как ты хочешь — и всё? Надо рвать отношения только потому что кайф вдруг обломался? Всё, дай мне поесть, — и я откусила от бутерброда. — Я считаю, что ты так говоришь потому, что у тебя с Бойцом не всё гладко, — хмыкнул он. — У всех бывают ссоры и недопонимания, — я посмотрела ему в глаза, — за то, что он натворил в тот раз, он извинился. Ты видел, как. — Видел. Искренне, ничего не скажешь, — говоря это, он отвёл глаза, и добавил, вновь поглядев на меня с лёгкой насмешкой: — Только ты его до сих пор не простила. — И нескоро прощу, такой уж я человек. Но я не выношу ему мозг, а ношу обиду в себе, он даже не знает. — Он чувствует, поверь. Возвращаясь к тому изречению, с которого мы вообще начали спор: чтобы мужчина творил и развивался, его женщина должна его понимать и поддерживать, разделять его увлечения, быть с ним на одной волне… — Что?! Ты же говорил, что мужчина и женщина в отношениях должны быть кардинально разными! — Когда?! — Лет пятнадцать назад. Ну, может, чуть меньше… — Вспомни ещё, что я тридцать лет назад говорил, ну ё-моё! Ну я же могу ошибаться! — Можешь. Что, если ты ошибаешься сейчас? — Малышка, мне в целом пятьсот лет вообще-то, — он снисходительно усмехнулся, — наверное теперь, узнав и вспомнив многое, я делаю более верные выводы, да? — По-твоему, постоянно кайфовать в отношениях — это верно? Ты смешной! Это невозможно! — Ну мы же кайфовали! Всегда! — И чем это кончилось в последний раз? Нас убили, Мишенька. Да, да, как ты помнишь, я осталась совсем одна, ещё и потеряв ребёнка, а потом погибла и сама. Докайфовались! — Всему приходит конец когда-то, — философски изрёк он, пожав плечами. — Только нам он почему-то очень быстро приходил, не находишь? А всё потому, что мы встречались на стороне и получали за это трендюлей. — Ну не всегда же получали! Часто «трендюли» возвращались ответкой от меня лично! Втройне! — Несложно кайфовать, с трудом находя возможность встретиться, — продолжила я свою мысль. — Уж не потому ли нам было кайфово? У нас же не было времени ругаться! — Время на поругаться можно найти всегда — мы очень много времени проводили вместе. А когда я терял тело — снова возвращался к тебе таким, как сейчас. А кайфово нам было, потому что мы друг друга всегда полностью понимали и поддерживали, — проговорил он, глядя куда-то в сторону. — Ты меня старалась направлять в нужное русло. Жалела и поддерживала при неудачах. И глотку за меня была готова любому перегрызть. — А ты? — А я старался не попадать в такие ситуации, из-за которых тебе бы пришлось кому-то перегрызать глотку. Хоть и не очень хорошо получалось… И я тебя защищал. Всегда и от всех. Мы вообще отличной бандой всегда были! — он перевёл на меня смеющийся взгляд. — Друзья, которые друг друга любили. Вот это идеальные отношения.       Я не нашла, что ответить на это. Сложно спорить, не обладая теми объёмами информации, коими обладает оппонент. Да и выводы его мне перестали казаться дурацкими — очень уж связно и ясно он всё это говорил, не «включая» торчка-неандертала. Отношения наши, наверное, были жаркими, но искренними…       А вечером, в беседе со знакомой девушкой, он добил меня своими словами о любви.       Пожалуй, я приведу эти слова, чтобы не забыть:       «Любовь — вообще штука очень странная. При физической жизни я так любить, как теперь, не мог. Да никто не может. Всё это открывается потом, после. Потому что… блять, ну, знаешь, есть у нас один чел охуенный — Женя. Художник. Нашёл я его вообще даже не через Кошку и сильно охуел, когда узнал, что они знакомы. Так вот, мужик этот, очень необычный. Вот просто пиздец, я таких не видел никогда.       Короче, он меня Кошке давно спалил. В самом начале, когда я только перестал прятаться, когда только-только наладил контакт.       И вот прикинь шок Кошки, когда Женя ей, такой, спокойно заявляет:  — О, а ты знаешь, что Михаил к тебе питает необычные чувства?       Я, блять, мог бы потеть — вспотел бы. — Он, — говорит, — любит тебя всецело, как жену, друга, мать, любовницу, сестру… и вот это всё одновременно.       Я охуел. Кошка охуела сильнее. Её сознание неспособно это понять. Это как, блять, представить бесконечность Вселенной. Не может мозг человека это сделать. Потому что всему есть начало и конец. А у Вселенной — нет. И это ненормально для человеческого сознания. Так и вот эта любовь — ненормальна и невозможна. А если возможна, то значит — извращена, потому что ненормальна, понимаешь, да?».       До сих пор не получается переварить эту его речь, а внятно объяснить у него не выходит: — Это как вообще? — А вот так! Не знаю, как, просто вот так! Как ты любишь говорить: и живи с этим теперь, как хочешь, — и он рассмеялся.