***
Есть у меня знакомая. Не Иная, но что-то в ней есть: Мишу она иногда видит и слышит, карты неплохо раскидывает, но на этом её способности заканчиваются. Впрочем, по словам Горшка, она бы могла развить их, но… «Но всё просрала. Забей вообще, ей даже тренироваться уже поздно». Даже немного жаль, что так вышло. Немало необычных моментов было, когда мы с Мишей приходили к ней. Сидела я как-то на диване и играла на PSP в «Tekken». Горшок, устроившись на спинке дивана, спустил ноги на сидушку так, что я оказалась как раз меж его ног; и, наклонившись, смотрел, как я играю. Аня, вернувшись из магазина, поставила пакеты на стул и, стерев со лба испарину, спросила: — А чего тут так жарко? — подняла взгляд на спинку дивана, и кивнула, — понятно. Привет, Миша. А ты, — уже обращаясь ко мне, продолжила она, — может бросишь игру и со мной пообщаешься? Выключив, я отложила PSP, закурила и собралась было вступить в беседу, но мне помешал звук вдруг загрузившейся игры. — Чё за нафиг? — я снова выключила. Через минуту PSP опять включился и стал загружать игру. — Да что такое! В то время я ещё не слышала Михаила, мы общались с ним только посредством уиджи; зато девушка, к которой мы пришли, слышала его очень хорошо. — Он играть хочет, — объяснила она, — это он включает. Он игры любит? — Всегда любил, — я вздохнула, — придётся продолжить, он вряд ли успокоится. Ещё Горшка сильно раздражала гитара, что стояла у неё дома на стуле. Гитара была без струн, с поведённым грифом, да и древесина рассохлась. Он часто толкал этот инструмент, ронял и требовал привести его в порядок. — Гитара без струн, как немой человек! — однажды крикнул он. Я этого не слышала, впрочем и обращался он не ко мне. Самое обидное то, что довольно часто, да что там — почти постоянно, она лгала мне, выдавая свои слова за слова Горшенёва, а он, в разговорах посредством уиджи, и не думал ставить меня в известность, что многое из того, что она говорит, чушь и бред. Совсем недавно у нас случайно зашёл разговор о ней. Я спрашивала, как Иные находят друг друга, как распознать в человеке Иного и много ли их, вернее нас, в этом мире. Ответ был, как всегда, ёмким: — Довольно много. По глазам узнают, например. Почему-то вспомнив об этой девушке, я спросила, является ли она Иной. В ответ Миша разразился громким хохотом. — Ну ты сказала! Она же сейчас бухает, как портовой грузчик! — И что? Он перестал смеяться и подошёл поближе: — Ей нельзя бухать. У неё Сила слабеет. А ты сама знаешь, как она хуячит в последнее время. — Ну потому я с ней и прекратила общение, — пожав плечами, я принялась за приготовление ужина, — а она, на самом деле, очень сильная? Сильнее меня? Она так хорошо тебя слышала… Михаил снова расхохотался, да так неудержимо, что и говорить ему сложно стало: — Она же пиздела, как Троцкий! — Всегда? — я удивлённо посмотрела на него. — Не всегда, конечно, — он улыбнулся, — но часто. — Зачем?! — Ну как это «зачем»? — он присел на разделочный стол и тихо рассмеялся, — показать своё превосходство над тобой. Помнишь, она часто говорила: «Как ты можешь его не слышать?!». — Помню. Откровенно говоря, я чувствовала себя дерьмом, — призналась я, — мне так хотелось тебя слышать… А она самоутверждалась за мой счёт. — Давно могла догадаться, дурила, — Михаил расхохотался, откинув голову, да так, что будь у него тело, он обязательно приложился бы затылком о шкафчик. — Ты что, забыла, как она включила актрису?! Такое ты не могла забыть! Блин, я так хотела об этом забыть, ну зачем он только напомнил?! Одна из тех ситуаций, которая вызывает чувство «испанского стыда» — когда глупость делает кто-то, а стыдно почему-то тебе. Судя по всему, Аня не могла и мысли допустить, что когда-то я смогу общаться с Мишей без уиджи. Собственно, вся эта ситуация произошла потому, что я ей не сказала о том, что теперь слышу его. Мы сидели у неё на кухне: я пила кофе, она — коньяк. Я отчётливо видела Горшка: он сидел на диване слева от меня в притирку, положив руку мне на коленку, с любопытством наблюдал за нами и тихо рассказывал мне что-то на ухо. Вдруг она резко спросила: — Чего? Я удивилась: — Я молчала… Она вскинула палец вверх, требуя тишины: — А я не тебе, я с Мишей говорю. Понятно. Наверное услышала его бормотание, а о чём речь не расслышала. — Так это он мне говорил, — я решила объясниться, — не обращай внимания, он… — Тихо, — оборвала она меня и внимательно посмотрела в сторону холодильника, что стоял справа от меня на расстоянии полутора метров. Я замолчала и удивлённо уставилась на неё. Аня вдруг стала уклончиво отвечать на какие-то незаданные Мишей вопросы: — Не знаю… Может быть… А? Чего? Помедленнее. Она не может… Ага… Я скосила глаза на Михаила: удивлённо таращится на неё, затем переводит взгляд на меня и пожимает плечами, мол, понятия не имею, что происходит. «Может здесь кто-то ещё? С кем она говорит?» — мысленно спросила я его. — Хе-хе-хе… С холодильником она говорит. Нет тут больше никого, — ответил он, и снова тихо засмеялся. Мне тоже стало смешно, хоть и закралась мысль о прогрессирующей шизофрении то ли у неё, то ли у меня. Еле сдерживая подло растягивающую губы улыбку, я молча наблюдала, как она продолжает говорить с холодильником, по меньшей мере, минут пять, Миха уже гоготал во весь голос, и наконец, не выдержав этого шоу, я спросила: — Почему ты с холодильником говоришь? Именно этого она и ждала. Ждала, когда же я наконец соизволю заинтересоваться её мнимым диалогом. Изобразив пренебрежительное удивление, она воскликнула: — Как?! Ты что, его не видишь? Он тут! Я постаралась придать лицу серьёзности: — Нет, это холодильник. — Он же дух, он может сквозь предметы ходить! — она стала объяснять, как ребёнку, — и взлетать. Вот он сейчас тут, в воздухе висит, прямо внутри холодильника. Горшок чуть было не перешёл на визг, взорвавшись неудержимым гоготом, а я попыталась ей объяснить, что он очень не любит ощущать себя духом, что он обходит предметы, садится на мебель, даже двери любит открывать, а не идти сквозь, и что летать он не любит, хоть и может — он всегда шагает. В ответ она только отмахнулась: — С ведьмой споришь! — и бросила на меня снисходительный, жалостливый взгляд. Эта фраза вывела смех Горшка на новый уровень: — Сукаааа, — простонал он, уткнувшись лицом мне в плечо, — она с Медиумом спорит! — и заржал пуще прежнего. — Что? Кто? — я наверняка выглядела так же глупо, как и девушка, ведущая милую беседу с бытовой техникой, но очень уж поразило меня его заявление. — Ой, — он всё ещё смеялся, и даже поняв свою оплошность, не смог остановиться, — ну да, ты реально Медиум. «И живи с этим теперь, как хочешь», — мысленно добавила я. Однако, театр одного актёра, дающий чудо-спектакль на соседнем стуле, уезжать не собирался, и честно говоря, дело обретало поистине пугающие обороты. — Как холодно, — девушка потёрла плечи, — не трогай меня, пожалуйста… Обливаясь потом от жара, исходящего от Миши, я напомнила, что он никогда не бывает холодным, и добавила: — Я не знаю, кто там тебя трогает, но это точно не он… В следующую секунду произошло нечто удивительное. Проигнорировав мои слова, Аня закрыла глаза, откинула голову назад и тихо застонала. Я напряглась — ей плохо стало? — Ты в порядке? Ответ превзошёл все ожидания: — Просто он мне целует шею. Так приятно! Жаль, ты не можешь этого испытать. Уже дважды получившая от Горшка мощные засосы на шее, я резко захохотала, да так неожиданно для себя, что кофе, который я как раз пила, довольно неэстетично полился на стол сразу из двух ноздрей. Миша чуть не снёс меня волной гогота, я, кашляя от того, что чуть не захлебнулась, безуспешно пыталась вытереть залитый кофе стол, продолжая поскуливать от смеха, а она удивлённо смотрела на меня. На звуки моего дикого хохота, из комнаты прибежал один из парней, что играли там в видеоигры — мой муж. К слову, он тоже Иной. Кажется, он сильный Боец. К тому времени он уже не первый месяц водил дружбу с Михаилом, так что, взглянув по левую сторону от меня, он воскликнул: — О, и ты здесь, дружище! Горшок широко улыбнулся, а Боец налил в рюмку коньяк и поставил ровно перед ним: — Угощайся! Выражение лица девушки меня добило окончательно: я могла только стонать в подушку. — Он у меня за спиной! — поспорила она. Мой муж нахмурился: — Ты это мне будешь говорить? Если у тебя ещё получается наёбывать её, — он кивнул в мою сторону, — то со мной не прокатит. Вспомнив эту ситуацию с подачи Миши, я невольно рассмеялась. — Это было ужасно. И смешно, и как-то стыдно за неё… И обидно, что она так поступала. Зачем она так? — Ты меня спрашиваешь? — Горшок улыбнулся, — ревность и зависть хотела в тебе вызвать. — Но зачем? За что? Что я ей сделала-то? — мне вдруг до слёз стало обидно. Миша беззвучно спустился со стола на пол и внимательно посмотрел на меня: — Малая, ты реально тугая — пиздец, — заключил он, — что говорили тебе все Иные, узнавая, что я везде за тобой хожу? Я задумалась. — Что-то типа: «Круто, что он среди нас», «Здорово, что он с тобой», «Пускай ходит, это ж Горшеня»… — А она что сказала, помнишь? — перебил он меня. — «Странно, что он ходит именно за тобой», — проговорила я, и села на стул, поникнув. — Вот тебе и весь хуй до копейки, — заключил Миша. — Она часто просила меня остаться у неё. — А ты? — я подняла на него взгляд. — А нахуя она мне нужна? — нахмурился он, — ну нахуя? Я прыснула со смеху: — Как «нахуя»? Шею ей целовать… — Фу! — рявкнул он, и тоже рассмеялся.***
Он изначально знал, что она мне часто врёт, и не предупредил. Ему было интересно и весело наблюдать, как из меня делают дуру. Как это низко… Да что с плейлистом сегодня?! Сплошное издевательство! Брошенный в холод, слышу твой голос. Тени будто плыли, и я боялся их спугнуть. И если ты забыла меня, то я напомню как-нибудь.