***
Неудобные моменты для Миши всегда являлись самыми удобными. Что-то вроде: «Ты там душ принимаешь? Я к тебе!»; «О, танцуешь в трусах, переворачивая котлеты у печки? Я приду!»; «М, решила заняться сексом? Так я уже здесь, начинай!». Поглядеть на меня в душе он заходил почти каждый раз, но часто старался, так сказать, не палиться. Явится в образе марева, устроится на стиральной машинке и наблюдает, стараясь не двигаться. Замечу я его или нет — неважно. Он ведь постарался быть незаметным, а то, что я его заметила — уже моя проблема. Ходить по дому в нижнем белье он, к своему сожалению, отучил меня за месяц. «Почему ты теперь всё время одета? Мне нравилось, как было…», — сказал он как-то в беседе за уиджей. — Твой пристальный взгляд я кожей ощущаю, — ответила я с укором. «Ну и что? Что плохого-то? Я ж просто смотрю!» — Да нафига?! «В смысле?! Тёлка в одних трусах приплясывает. Я что, придурок что ли такое пропустить?!» — А, ты про то, как я недавно завтрак готовила! Я так и знала, что ты смотрел! «Конечно смотрел. Ржу!» Чаще всего такие темы кончались той самой формулой: «Ты… Я… Секс», что приводило меня в замешательство, и я спешила сменить тему или поскорее попрощаться. Однако, наступил момент, когда меня одолело любопытство: — Ну объясни, как? Как ты это делаешь? «О, я нежно это делаю. Я очень ласковый, детка, тебе понравится». — Миша, это точно ты? Я по-настоящему испугалась. Это слишком не похоже на Горшка. Нежно? Ласковый? Детка? Да ладно?! Но марево, дрожащее на стуле передо мной, обрело облик «спокойного» Михаила. Мужчина улыбнулся и помахал мне рукой, затем вернул руку на стол. «Давай, скажи мне «да». Я правда, не такой, как обо мне думают. Я правда ласковый». — Вообще-то я имела ввиду не технику, а возможности… Как это вообще возможно… В твоём положении? «Дай мне согласие — и узнаешь». — Я же ничего не почувствую, — уверенно сказала я, — и ты тоже. Зачем тебе это? «Почувствуешь. Всё. Лучше, чем можешь себе представить. И я тоже». — Почему ты так настаиваешь? Зачем тебе это? Ты какой-то странный дух… «Так я всегда и был странный. На самом деле, во мне много нерастраченной сексуальной энергии. Это одна из причин, почему я такой, именно такой, как есть, а не бесполый кусок прозрачной хуйни, понимаешь, да?». — Понимаю, — я кивнула. — А какие остальные причины? «Неважно». — Важно. Расскажи мне, я хочу знать. «Всё, отъебись, малая. Я сказал — нет, значит — нет». — Хамло. — и я бросила нить. Спустя ещё несколько подобных разговоров, в один вечер он смог доказать то, в чём пытался убедить меня прежде. Или нет?.. Я не знаю, что это было… Может я всё-таки свихнулась?.. Хорошим ранним утром, позабыв о том, что в любой момент может прийти мой необычный друг, я «выползла» на кухню, одетая в то, в чём спала: белые женские боксеры в милейший оранжевый цветочек. День предстоял насыщенный: через несколько часов я собиралась поехать на дачу на все выходные; потому мысли мои были заняты только предстоящими сборами и делами, которыми необходимо будет заняться. В наушниках гремели «Royal Republic», на сковороде шкворчала яичница, в турке варился кофе, я, покачивая бёдрами, подпевала: — I’ve got a hole in my soul, u-u-u-u-u, but it’s only rock ‘n’ roll, u-u-u-u-u, yea, it’s only rock ‘n’… А-а-а, бля!!! — последняя фраза относилась к Михаилу, которого я увидела обернувшись. Мужчина спокойно сидел на стуле и, судя по всему, давно там сидел; широко улыбаясь, он помахал мне рукой: — Привет! В то время я уже могла слышать его, но только короткие фразы. Если он разражался длинными монологами, я могла только тупо хлопать ресницами, наблюдая за тем, как он беззвучно ходит, активно жестикулируя. Положив руку в область бешено бьющегося сердца, тем самым заодно и прикрыв грудь, я восстанавливала дыхание, облокотившись на разделочный стол. — Чё визжишь? — смеясь спросил он. — Никогда… Никогда так больше не делай! Я чуть богу душу не отдала! Ты чего тут делаешь в такую рань?! — Неси буковки. Вернулась я на кухню с иглой, листочком и в длинной футболке. Миша фыркнул и рассмеялся. Игла завертелась: «Хе-хе, как-будто я тебя голой не видел, вот смешная! Вообще-то я часто утром прихожу, ночью тоже прихожу, я вообще часто у тебя бываю, чаще, чем ты думаешь. Ты знаешь, что на улицу ты вообще без меня не ходишь?» — Почему? — Что? — Почему ты часто приходишь? Почему на улицу со мной всегда идёшь? Миша сжал губы, нахмурился, потом коротко ответил: — Контроль. — Почему я? Вообще. Почему ты ходишь ко мне? — меня с начала его появления мучали эти вопросы, но он всегда увиливал от ответа. Попытался и теперь: «Ну… — вильнула игла. Немного подумав, он добавил: — ты же меня любишь». — Тебя много, кто любит, — не отставала я, — а ходишь ты ко мне. Почему? «Я ещё к друзьям хожу, к брату, к дочке, к маме…» — стал перечислять он. — И как в эту компанию могла затесаться я? Почему я?! «Ну, я ещё к одной хожу, ты же знаешь», — напомнил он, имея ввиду мою подругу. — Хорошо, — я вздохнула, — почему мы? Почему ты к нам ходишь? «У тебя ножки красивые», — вдруг заявил Горшок. Я смутилась: — Спасибо. Из всех причин, какие только могут быть — это самая странная причина, появления в моей жизни Михаила Горшенёва. «И лицо. Красивое лицо». Я поняла, что он просто игнорирует мои вопросы и говорит то, что ему самому хочется. Интересная черта, которую наверняка знают все его фанаты: на вопрос о планах на будущее он мог отвечать так, что после пары предложений речь его сводилась уже к анархии, религии, к чему угодно, но не к тому, о чём спросили. Всегда было забавно наблюдать эти виртуозные уходы от ответов, но лишь со стороны. Участвовать в этом мне совсем не нравится. «Ты, я, секс», — он широко улыбнулся. — Ты требуешь секса, как питекантроп, — проговорила я, нахмурившись. «Так изначально повелось. Мне тогда было лень толкать эту хуйню, вот я так и показал. Коротко и понятно. Ну, так что? Скажешь «да»?». Немного подумав, я улыбнулась. Ну, Мишаня, держись, сейчас у тебя будет самое жестокое интервью в твоей жизни! Я решила смутить его до красных щёк, чем спровоцировать на то, чтобы он сам отказался от подобных разговоров. — Давай поговорим об этом, — предложила я. Он с готовностью кивнул и тоже улыбнулся. — Где у тебя самая сильная эрогенная зона? Ни на секунду не смутившись, он спокойно показал слово из трёх букв и пожал плечами, мол, это же естественно, у всех мужчин так. — Это и так понятно, а кроме того? «Ухо. Шея. Место от уха до низа шеи. Ещё торс. А у тебя?». — А ты не знаешь? — я подозрительно прищурилась, — ты же можешь слышать мои мысли. Он не обратил внимания на этот вопрос, продолжая толкать иглу: «Дай угадаю. Тоже ушки?». — Нет. «Шея?.. Грудь, по-любому… Спинка?.. Ножки?..». На все эти вопросы он получил ответ «нет» и заявил: «Тогда я должен проверить сам». Эта ситуация меня забавляла. Кто бы мог подумать, что этот человек окажется открыт для общения на такую тему? Но провоцировать, так провоцировать. — Расскажи, какой у тебя член. Ответ был молниеносным: «Охуенный». Следующие несколько минут я дико хохотала. Что ж, остроумно, ничего не скажешь. — Меня интересует длина, толщина, форма, цвет… Миша рассмеялся: «Он охуительный. Красивый — пиздец». — Прям глаз не оторвать? — я всё продолжала смеяться. «Ни глаз, ни рта, ни рук, ни всего остального не оторвать». — Поверю тебе на слово. Любимая поза? «Сзади, сверху… Да похуй, любая. А у тебя?» Я решила следовать его примеру, и проигнорировала его вопрос. — Ты говорил, ты ласковый. В чём это заключается? Он вдруг резко посерьёзнел: «Да во всём. Что, думаешь я зверь, да?» — Демон, вурдалак, — перебила я его, улыбаясь. «Прекрати, ты знаешь, что я не такой». — Откуда бы мне знать? «Неужели ты думаешь, что я стал бы общаться с девушкой, которая считает, что мой сценический образ — это настоящий я?». Разговор поворачивал в другое русло. Мне было, что сказать и что спросить по этому поводу, но он наверняка стал бы снова меня посылать нахрен и ругаться, потому я уточнила, пытаясь свернуть со скользкой темы: — Так ты, значит, в постели не зверь, да? «Смотря, что ты имеешь ввиду. Если ты думаешь, что я грубый, то это не так». — Ласковый и нежный зверь, — тихо проговорила я, задумавшись. Что-то пошло не так. Я надеялась его смутить, а он с готовностью болтает. «Да. Хорошее определение», — он прокомментировал мои слова о звере. — Ты говорил, я всё почувствую. Почему? Какой ты? В смысле, какой ты во время секса визуально и тактильно? Тебя можно видеть? Чувствовать, как человека? Правда? — спросила я, в надежде, что уже заговорила ему зубы и он, потеряв бдительность, ответит. «Да». — Почему? Как это возможно? «Знаешь, кто такие инкубы?». — Ты… Демон похоти?! — я в ужасе выдохнула, — и ты реально допускаешь мысль, что я соглашусь на секс с тобой?! «Да какой я демон?! — он явно разозлился, — не демон я! Ты же знаешь, кто я!» — Тогда почему ты заговорил об инкубах? «Чтоб ты имела представление, какой я буду. Они бывают как будто с плотью, люди их видят и ощущают, они сами, как люди. Вот и я такой. Только жизненную энергию не забираю и всяких гадостей не делаю». — Ладно. Я тебе верю… Ты, вроде, не можешь лгать… Я хочу тебя потрогать, — сказала я. Интересно, какой он сейчас? Выглядит, как простой человек. Какой же он на ощупь? «Ну потрогай», — разрешил он, и я протянула руку к нему. Повеяло теплом. Я осторожно погрузила ладонь в область груди Михаила, не ощутив никакой преграды в виде плоти, и почувствовала мощнейшую, клубящуюся горячую энергию. Вряд ли ему это было приятно, но он терпел и ждал, когда я перестану трогать его, можно сказать, нутро, и, при этом, радостно улыбаться. Удивительно! Невероятно! Тёплая энергия Миши Горшенёва… Так вот ты какая… — Натрогалась? — хмуро спросил он. — Нет, но я остановлюсь, пожалуй. — Спасибо. Скажи мне «да»? — он вернулся к волнующей его теме. — Почему ты требуешь согласия? Ты не можешь сделать это спонтанно? Только произнеся это вслух, я поняла, какую ошибку совершила. Что, если он примет это, как сигнал к действию?! Блин, вот я попала! «Не приму, — услышав мои переживания, ответил он, как только я взяла нить, — в моём положении это невозможно, пока я не получу твоего согласия. Только после твоего «да», я смогу рассчитывать на спонтанный секс, иначе никак, так уж у нас устроено». — Ладно. Тогда я не скажу тебе «да», уж прости. «Время покажет. Я знаю, тебе интересно ощутить меня во плоти», — он улыбнулся. О, коварный! Конечно интересно! — Это можно как-то устроить без моего согласия на секс? Он рассмеялся: «Хочешь и рыбку съесть, и на хуй не садиться?». Я собралась было обидеться на грубость и сказать что-нибудь колкое в ответ, но он продолжил: «Я могу тебя трогать». — Я заметила, — проворчала я, вспомнив множество моментов, когда я ощущала горячие энергетические прикосновения на очень неожиданных местах своего тела. «Нет, я имею ввиду, как человек. Сегодня убедишься, — пообещал он, даже, кажется, не предполагая возможности отказа. — Вечером, я поищу твои эрогенные зоны. Я же сказал, что хочу их проверить». — Я не буду раздеваться, — сразу предупредила я. «И не надо, — он тихо рассмеялся, — буковки с собой возьми на всякий случай». — Возьму. Слушай, а почему ты всегда именно в этом облике? — меня давно мучил этот вопрос. Почему он всегда приходит ко мне такой? Стриженный, зубастый, в поре своих 2009–2010 годов? Ко мне такой, а к подруге совсем другой: молодой, черноволосый, без передних зубов. — Ты знаешь, ты мне нравишься длинноволосым и стройным. «Дрищом, короче, да? Ты, дурила, любишь меня всякого. И толстого, и худого, и патлатого, и стриженного, и с зубами, и без». — И что? Хоть бы раз пришёл в моём любимом облике! «Ты мне ещё облик будешь выбирать?!» — Ну да, — я улыбнулась. — Ладно. Мне пора собираться. — Жди меня вечером, — вслух пообещал он. Вечера я ждала с ужасом, трепетом и любопытством одновременно. За ужином я в тихую угостила его креплёным вином, а он увеличил громкость рок-радио, которую уменьшили родители, так как у них от этого, видите ли, голова болит. «Спасибо, пупсик», — я улыбнулась, опустив лицо, чтобы перепуганная внезапно загрохотавшим рок-н-роллом семья не заметила. — Да не за что, детка! — крикнул он мне в ухо. После того, как все отправились спать, я пошла к своему любимому месту в саду. Как и в предыдущие безоблачные ночи, я вытащила большую надувную кровать на траву, притащила себе подушку, покрывало, легла и закурила, устремив взгляд в небо с низкими крупными звёздами. За спиной зашуршали розовые кусты. «Соседский кот», — подумала я. Ну, а как ещё? Это не может быть мой необычный друг. Он ступает бесшумно. Кровать прогнулась под чьим-то весом и я повернулась. — Ку-ку, — сказал «кот», оказавшись на самом деле улыбающимся Горшком. — Ёптимать… — я подавилась дымом, перепугавшись. Вроде и предупредил, что явится вечером, но всё равно, вышло как-то неожиданно. Теперь он был в «охуенном» облике: волосы почти достигающие подбородка, гладко-выбритое лицо, мощное тело. «Как из «Театра Демона» сбежал, — подумала я, — из того времени…». К слову, все эти определения его обличий я узнала от самого Миши совсем недавно. Зависят они от его настроения: «спокойный», «злой/мрачный», «кайфовый» и «охуенный». Сам придумал так называть, ориентируясь на своё состояние. — Долго ты ещё будешь пугаться меня? — тихо спросил он. — Это же я. Это же я! Как ты можешь бояться меня? — Фигасе, я тебя слышу, — я заметила главное, — очешуеть, я слышу твою длинную речь! — Пока да, — непонятно сказал он. — Подвинься. Я послушно подвинулась, перевернувшись на бок; и он прилёг рядом, тихо посмеиваясь. — Ну, что будем делать? — спросила я, продолжая смотреть в небо. Нарочно. — Ну, придумай нам развлечение… — прошептал он на ухо. — То есть, я должна к тебе приставать? Господи, я же реально его провоцирую! Блин, ну что я за баба такая?! Всякий раз я себя за это ругаю, но остановиться не могу. Проверяю на прочность, хочу посмотреть, как долго он сможет выдержать подобное поведение с моей стороны. — А что, по-твоему я должен к тебе приставать?! — он снова тихо рассмеялся, — это ты должна меня хотеть. — Ага, трепетать от вожделения, — пренебрежительно фыркнула я, напомнила: — Ты же хотел мои эрогенки искать. «Твою мать, идиотка! Нет бы полежать молча, потрогать ему, я не знаю, руку, плечо, удостовериться в его плоти, и отправить восвояси! Нет же, блин, надо напомнить его цели, которые тебе не очень-то и хотелось испытывать на себе! Дура!». — Ну ладно… — Миша улыбнулся. Ему явно понравилось, что я сама напомнила ему о его планах на этот вечер. А мне — нет. Было страшно. И любопытно. Я задумалась: мне больше страшно или больше любопытно? А он наклонился пониже, и я почувствовала тёплое дыхание на шее. Что?! Дыхание?! Да как так?! По коже засновали мурашки. Его дыхание ощутимо коснулось уха. Обалдеть, я слышу, я чувствую его дыхание! Как?! Я скосила взгляд, чтобы убедиться. Да, вот, я же вижу, это он. Это его правая рука. На ней распятый на кресте знак анархии. Миша коротко поцеловал моё ухо; еле касаясь, одними губами и совсем не влажно. Дух захватило, адреналин подскочил. — Ну, я же говорил… — прошептал он, — ушко… Напряженная до предела, я повернула голову к нему: «Потрогать его? Или нет? Вдруг он от этого исчезнет? Или, как сегодня утром, моя рука проникнет через него и я почувствую только тёплую энергию? Блин, ещё утром я была рада чувствовать одну лишь энергию…». — Нет. Не ушко, — сказала я вслух. — Я же чувствую. — Ищи, пупсик, — я нервно улыбнулась. — Лады, детка, — он тоже. Его пальцы коснулись шеи, осторожно двинулись вниз, скользнули по открытой части груди. «Может всё-таки потрогать его?». Вместо того, чтобы расслабиться и подождать, чтобы просто узнать, что получится в итоге этого странного мероприятия, я во все глаза таращилась на его профиль, освещённый фонарём, что висел на крыше дома; и анализировала ощущения. Да, я действительно чувствую человеческие прикосновения! Не энергетические, а человеческие! Невероятно! «Какой здоровый глюк…» — подумала я, продолжая шокировано смотреть на него; и он тихо засмеялся, видимо, услышав мои мысли. Его ладонь легла на мой живот. Осторожно погладила, и на этом моменте мои нервы не выдержали — обеими руками я вцепилась в его предплечье. Миша повернулся ко мне: — Нашёл что ли? Я, тяжело дыша, продолжала сжимать его руку. Тёплую, плотную, человеческую, татуированную руку. — Сука! Ты настоящий! — выдохнула я. — Только сейчас поняла? — он хмыкнул и улыбнулся. Я резко села и обхватила его лицо руками. Ощутив ладонями кожу, я взвизгнула: — Ты настоящий! Блять, ты настоящий! — Да настоящий, настоящий! — Миша слегка повысил тон. — Ты меня во плоти больше боишься, чем без неё! Почувствовав, как двигаются мышцы его лица, как ощутимо вибрирует его горло от низкого голоса, я отдёрнула руки и прижала их к своей груди. Страшно, странно, неожиданно, внезапно, ненормально… Да, ненормально! Абсолютный беспросветный трэш. — Поцелуешь меня? — он улыбнулся. Набравшись мужества, чтобы не убежать сию же минуту, с дикими криками куда-нибудь подальше, я шумно сглотнула и сипло произнесла: — Давай лучше поговорим… — Вот ты… Дёргаешь меня постоянно, и только чтоб поболтать… — заворчал он, — и всё! Всё время мне всю мазу портишь, ничего нельзя, ничего не… Преодолев страх, я молча поцеловала его в щёку, и он замолчал. — Полежи со мной здесь. Если хочешь, — сказала я, отдавая себе отчёт в том, что я просто кладу болт на дикость происходящего, и пытаюсь смириться с тем, что так бывает. — А тебе не холодно? — уточнил он. — С тобой не холодно. С тобой всегда жарко. Он заулыбался и снова лёг на кровать, обхватив меня руками, и прижав к себе.***
Невидимые друзья Намного сильнее врагов, Покажите мне силу, Большую, чем любовь…