Две любви Оливера Вуда

Оливер Вуд сидел в кофейне с чашечкой своего любимого кофе. Каждый глоток был медленнее предыдущего, он растягивал удовольствие, наслаждался им. В кофейне почти не было посетителей и Оливера это, несомненно, радовало. Помещение было уютным, тёплым, в воздухе витали ароматы свежесваренного кофе, корицы и яблок. Оливер прикрыл глаза от удовольствия, но перед этим заставил себя бросить взгляд на окно и невольно вздрогнул. Этим поздним вечером на улице было по-особенному холодно. Лондон редко баловал своих жителей хорошей погодой, но сегодня и он превзошёл сам себя: дождь громко барабанил по крышам, а пронизывающий ветер пробирал до мурашек. Люди не шли, нет — они бежали, отчаянно пытавшись скрыться от непогоды. Небо было серым, затянутым большими тёмными тучами, отчего становилось немного жутко и по-настоящему некомфортно. Оливеру очень не хотелось покидать это уютное место, поэтому он позволил себе помедлить еще двадцать минут, допивая свой остывший кофе, а затем расплатился и пошёл домой. Ему нравилось ходить пешком, даже когда погода его совсем не радовала. Он любил наблюдать за людьми, искать что-то новое в вывесках, которые видел уже ни один раз и знал наизусть, вдыхать свежий воздух и наслаждаться им. Война научила его ценить свободу и эти маленькие ежедневные радости. Когда война началась, Оливер боялся, что уже никогда не сможет сесть на метлу, боялся, что квиддич уйдет в небытие. Он знал, что может потерять всё: друзей и близких, свободу и любовь всей своей жизни — квиддич. Закутавшись в пальто, Оливер зашёл в парк. Его путь каждый раз проходил через этот чёртов парк — темный, заросший и пугающий. Здесь почти никого никогда не было, люди старались быстрее покинуть это место и не ходить здесь в одиночку. Но Оливер не боялся. Он сам не знал, почему. Может, потому что у него в кармане была палочка, а может, потому что он знал: всё самое страшное позади. Задумавшись, Оливер не сразу заметил, что в парке кто-то есть. Он услышал женский крик и замер. Очень тихо, стараясь не привлечь внимание, он вытащил палочку и пошёл на источник звука. Там, в глубине парка, за деревьями, он едва различил две фигуры: мужскую и женскую. Мужчина размахивал палочкой и кричал, а девушка плакала. Оливеру понадобилось около минуты, чтобы понять: он видит Рона Уизли и Гермиону Грейнджер. — Рон, послушай… — Заткнись! Я больше не намерен это выслушивать! Дома поговорим! — Ты же прекрасно знаешь, что я никуда с тобой не пойду, — Гермиона подняла заплаканные глаза на мужа. — Отдай мою палочку, Рон. — Мне плевать. Всё это время ты считала меня ничтожеством, не так ли? — он ухмыльнулся, что заставило Гермиону поёжиться. — Да, чёрт возьми, да! Ты же обещал больше не пить, Рон, но ты меня обманул. А твои измены? По-твоему, я должна была это терпеть? Зачем ты делал мне так больно? — Ты изменилась, — вздохнул Рон, — перестала возбуждать, понимаешь? Но это ничего не меняет — ты моя и развод я тебе не дам. — Просто прошу: не веди себя как свинья. Давай ты протрезвеешь и мы всё обсудим. Хватит меня преследовать, уйди из моей жизни, прошу… — Гермиона вздохнула и замолчала. Он изменился. Уже через пару месяцев после свадьбы Гермиона начала жалеть о том, что вышла за него. О том, что он пил, она ещё не знала, но уже тогда он вел себя отстранённо. Они почти не общались. Когда она узнала о его любви к выпивке и изменах — её мир рухнул. Она ждала его дома и боялась. Он приходил пьяный, мог позволить себе закатить скандал, пару раз поднимал на неё руку. А ещё он принуждал её к сексу. Его злило, что она смеет говорить о его изменах и отказывает ему в сексе, поэтому периодически он её насиловал. Она уходила от него, но он каждый чёртов раз её находил. Когда он, наконец, трезвел, он приходил к ней домой или на работу с огромным букетом её любимых цветов, просил прощения, клялся в любви. Гермиона понимала, что это неправильно, в глубине души она понимала, что от любви к нему у неё почти ничего не осталось, но в итоге всё равно жалела его. Девушка бы довольно часто приходила на работу с опухшим лицом и невыспавшаяся, если бы не нужные заклинания и немного косметики. Коллеги замечали, что она стала замкнутой и всегда выглядела уставшей. Рон постоянно оправдывал себя. Оправдывал свою любовь к выпивке, оправдывал свои измены, но при этом знал, что любит Гермиону. Он не мог понять, почему он так поступает и порой даже ненавидел себя за это, но меняться он не хотел. Гермиона отстранилась от него, замкнулась в себе, перестала отвечать ему лаской и нежностью. «Ничего не изменится, Гермиона, я всё равно никому тебя не отдам» — подумал он. — А ну, быстро пошли домой! — рявкнул Рон и схватил Гермиону за локоть. — Отпусти, мне больно! Я не пойду к тебе, слышишь? — Ах ты, дрянь! Может быть, одно из непростительных заклятий заставит тебя слушаться? Гермиона попыталась вырваться, но Рон ещё крепче схватил её и дал пощёчину такой силы, что, казалось, звук от неё волной прошёлся по всей округе. Девушка упала на землю и заплакала. Сейчас она ощущала себя униженной и опустошённой. Её некогда лучший друг, любимый человек и муж, забрал у неё палочку, ударил и унизил. Она знала, что будет больно в любом случае. Если она пойдет с ним, то он всю ночь будет избивать и насиловать её, а если не пойдет… Мысль о том, что он может применить непростительное заклятие в её адрес, заставила её содрогнуться. — Ну всё, ты сама напросилась, — улыбнулся Рон и прицелился палочкой в свою жену. — Рон, пож… — Экспеллиармус! Рон от неожиданности вскрикнул и обернулся: перед ним, держа свою палочку, стоял бывший капитан сборной Гриффиндора по квиддичу.