***
Я стояла в коридоре своей квартиры и разглядывала телефон. Блестящий корпус зеленого цвета, прозрачный диск с цифрами — ничего интересного. Только вот чувствовала я себя влюбленной школьницей, которой хочется позвонить мальчику из параллельного класса, но как-то слишком волнительно. Наконец я подняла трубку и набрала номер, отпечатавшийся на коре моего головного мозга. После долгих гудков на другом конце провода послышался женский голос. — Слушаю. Ничуть не растерявшись, я четко произнесла: — Здравствуйте! Могу я поговорить с Модестасом? — Он съехал с квартиры, — сухо ответили мне. — Как давно? — Примерно месяц назад. — Спасибо! До свидания, — сразу же отчеканила я и положила трубку. Мне не нужно было прощение. Я не искала разговоров по душам и примирения. Моя боль не утихала, а чувства от разлуки крепли с каждым днем. Но я хотела только убедиться, что у Модестаса получилось исполнить задуманное без непоправимых последствий. Ситуацию спас товарищеский матч «Жальгирис» — ЦСКА, проводившийся перед началом ежегодного чемпионата по баскетболу. Модестас играл за литовский клуб. Мое сердце сделало сальто, когда я увидела его в составе «Жальгириса». Жив, здоров и свободен. Дышит московским воздухом. Большего безумно влюбленной девушке, бездарно упустившей свое счастье, знать не требовалось. Я наблюдала за своим гением баскетбола без страха, зная, что он с любой задачей справится. И для меня был совсем не важен тот факт, что команда ЦСКА сильнее, и что Сергей Белов «Жальгирису» полную корзину мячей напихает. Я искренне верила, что среди толпы болельщиков Модестас меня не заметил. Так было бы лучше для нас обоих. Не позволяя чувствам отключить последние остатки разума, я легко справилась с поставленной задачей, сопроводив небольшую группу особо выдающихся студентов физкультурного факультета на матч и доставив их обратно к стенам родного университета. Всю дорогу разговоры велись только на тему игры. Я молча слушала, не скрывая улыбки, когда до моих ушей доходили восторженные возгласы: «Белов и Паулаускас в разных командах — это просто бомба. В сборной они всегда друг друга прикрывают». Следующим вечером, спрятав руки в глубокие карманы драпового бежевого пальто, а нос в объемный вязаный шарф, я топала по освещенному тротуару вдоль своего дома. Поздние возвращения из университета снова вошли в мою привычку. Я активно занималась исправлением допущенных ранее ошибок в своей научно-исследовательской работе. Перепечатывать пришлось чуть ли не четверть материала. Встреча была неожиданной. Настолько эмоционально сложной, что у меня внутри все замерло. Даже сердце пропустило удар, а потом с удвоенной скоростью стало разгонять по венам горячую кровь. Модестас стоял около моего подъезда. Не сбавляя шага, я подошла к нему, всеми силами стараясь сохранять внешнее спокойствие. Мы молча посмотрели друг другу в глаза. — Пойдем, — коротко произнесла я, первой нарушив тишину. Модестас открыл подъездную дверь и пропустил меня вперед. Никто не начинал разговор раньше времени, чтобы не вышло так, как в прошлый раз: он не дослушал — я не сказала главного. Мы сели за столом ровно друг напротив друга, не отвлекаясь на правила гостеприимства. — Мне кажется, что мы с тобой не договорили, — начал Модестас. Его голос звучал спокойно, словно он был во всем прав. Меня это даже не удивило. — Не договорили, — эхом повторила я, сложив руки на поверхности стола. — Почему ты вернулся? — Вопрос был простым и одновременно очень сложным. — Я уже почти сбежал перед финальным матчем, — Модестас не стеснялся называть вещи своими именами, полностью осознавая всю непривлекательность той ситуации, в которую сам себя поставил. — В последний момент передумал и вернулся в Олимпийскую деревню. — Почему передумал? — автоматически спросила я, потому что не могла не попытаться выяснить истинных мотивов его поступков. Мне больше не хотелось гадать. И молчать о своих заморочках не хотелось. Паулаускас ответил не сразу. Он внимательно посмотрел в мои глаза. Наконец-то я захотела прямого разговора, Модестас это понял. — Потому что все мое здесь — в Союзе: родина, семья, баскетбол, товарищи, друзья. Я слишком поздно допустил до себя эту мысль, — сказал он. — Не поздно, раз ты здесь, а не в Германии, — спокойно возразила я, не отводя взгляда. — Зой, — продолжал Модестас. В этот момент он всерьез заволновался. — Ты нужна мне. Меня с новой силой бросило в жар. Нервы были напряжены настолько, что я думала — взорвусь. — Модестас, — негромко начала я, упершись взглядом в столешницу. — Ты не хочешь жить с баскетболистом. Я знаю. Но, черт возьми, мы можем с этим справиться! Ты любишь меня? — эмоционально спросил Паулаускас, приподняв мое лицо за подбородок, тем самым впервые за вечер сократив между нами дистанцию. Так он вынудил меня вновь вернуть зрительный контакт. — Люблю! — прямо ответила я. — Но я должна тебе кое-что рассказать. Момент настал. Отступать было некуда. За пару месяцев, проведенных без Модестаса, я обдумала свои ошибки и собиралась их исправлять. — Говори, — уверенно, почти требовательно, произнес Модестас. Непроизвольно вздохнув, я начала коротко излагать свою историю, упоминая только о самом важном. — Ты уже знаешь, что в детстве я занималась гимнастикой. Для меня все это было серьезно. Спорт стал образом жизни и мыслей. Модестас чуть заметно кивнул. Он слушал внимательно, будто боялся упустить что-то важное. — Перед Всесоюзным чемпионатом — первым в моей спортивной жизни соревнованием такого высокого уровня — я сломала ногу. Обидно было до бешенства. На чемпионат отправилась моя старшая сестра. Мы долго готовились к нему вместе, а в результате ей пришлось отдуваться одной, — я говорила несколько отстраненно, словно все это происходило не со мной: было время морально подготовиться. — Женька сорвалась с брусьев, умудрилась сильно удариться об один из них головой, а потом ей же влетела в маты. Она скончалась в больнице от обширного кровоизлияния в мозг. Модестас изменился в лице, нахмурившись так, как умел только он. Я не замолкала, желая выговориться как можно скорее и покончить со всеми этими откровениями. — Мы были очень похожи. Настолько похожи, что многие нас считали двойняшками. Я дотаскивала Женькины вещи, доигрывала с ее погремушками, даже в первый класс напросилась вместе с ней, хоть и была на целый год младше. Залезла на дерево и сидела там, пока родители не пообещали отправить нас в школу вместе. Так всю жизнь и была самой маленькой везде, — от воспоминаний из счастливого раннего детства я невольно улыбнулась. Масштабы моей трагедии в один миг стали понятны Модестасу. Однажды потеряв близкого человека, я не могла не бояться увидеть еще одного близкого человека в деревянном ящике, потому что какой-то двухметровый дядя со всей дури приложил его головой о паркет. — Наверное не стоит объяснять причин, по которым я бросила гимнастику и возненавидела спорт, — постепенно я подошла к самому сложному моменту. — Модестас, мне нужно было лучше поддерживать Женьку, а я фонтанировала негативными эмоциями из-за своей травмы. Она мне золотую медаль пообещала и забыла об осторожности. Десять лет прошло, а я до сих пор виню себя. До дрожи боюсь смотреться в зеркало, — боль начала душить меня. Я всеми силами задавливала подкатывающее к горлу рыдание. Модестас встал, налил в стакан воды и протянул его мне. — Слова сочувствия станут для тебя пустым звуком, — негромко произнес он. Я приняла стакан и сделала большой глоток холодной жидкости. Стало чуть легче. — Ты не хуже меня знаешь, что в жалости я не нуждаюсь. Это темный эпизод из моего прошлого, и ты должен о нем знать, если действительно хочешь, чтобы именно я была рядом с тобой. Модестас снова опустился на стул, а я продолжила: — Мои сны связаны с той трагедией. Мой дикий страх собственного отражения бесит меня неимоверно, но я никак не могу преодолеть его. У меня с психикой проблемы, — наконец я сказала это вслух. — Ты все еще уверен, что тебе нужна ненормальная жена? Настал черед Модестаса высказаться прямо: — Нормальная меня бы не вытерпела. Он поднялся на ноги и направился в коридор. — Иди сюда! — его голос разнесся по всей квартире. Я последовала за ним, обнаружив его стоящим напротив трюмо с большим зеркалом. Модестас решил, что клин клином вышибают. В этом был весь он. — Я не стану жалеть тебя, если ты этого не хочешь. Буду говорить, как думаю, — не обижайся, — Модестас протянул мне руку. Немного помявшись, я подошла к нему и вложила свою ладонь в его. Модестас поставил меня напротив зеркала, а сам остался позади. — Не такие уж мы и страшные, правда? — произнес он, улыбнувшись. Некоторое время я просто смотрела на нас обоих. Модестас обнимал меня за талию, слегка прижимая к себе. Потом, вглядевшись в черты своего лица, я ощутила, как по телу пошла привычная дрожь. Модестас прижал меня крепче и сказал: — То, что случилось, останется с тобой навсегда. Но бесконечные страдания не вернут тебе сестру. В зеркале ты видишь только себя, потому что она уже давно в могиле. Это твои красивые глаза, твой смешной нос и твои нежные губы. Остальное — выдумки! Он говорил правильные вещи, хоть и не слишком старался подбирать слова. Пару раз нервно вздохнув, я повернулась к Модестасу лицом и крепко обняла его. — Спасибо! — тихо произнесла я. — Не ждала от тебя полного понимания. Думала, что ты не захочешь лишних проблем. — Я попытался сделать шаг в сторону и почувствовал, что сердце обратно просится. Ты была самой главной причиной моего возвращения. Так что не отвертишься теперь, Зоя! — заявил Паулаускас.***
Поразительные метаморфозы происходят с людьми под влиянием любви. Постепенно я избавилась от всех своих страхов и приняла баскетбол, быстро разобравшись в правилах. Модестас, к всеобщему удивлению, стал неплохим семьянином и даже, что казалось еще более странным, верным мужем. Он женился только один раз, а я была единственной любимой женщиной в его жизни. Из дверей университета я выскочила пулей, понимая, что кандидату наук не следует вести себя подобным образом. Защита диссертации прошла успешно. Я спешила сообщить об этом Модестасу, не устававшему мотивировать меня на работу в течение нескольких лет подряд. «Мало кто защищается с первого раза», — сказала я этим утром перед выходом из дома. «Вот иди и сделай все с первого раза! Зря что ли пахала как проклятая! — безапелляционно заявил он. — Поражения не принимаются, чемпионка!» Бросив на полпути одно дело, я просто не имела права загубить второе. Нервы и переживания допускались, но вера в собственные силы должна была оставаться непоколебимой. «Не распускай сопли, Зойка!» — мысленно приказала я себе и вышла к кафедре... Модестас ходил из стороны в сторону, в сотый раз пересчитывая бесконечные ступеньки учебного корпуса. Ожидание давалось ему нелегко. Услышав цоканье моих каблуков, он остановился и повернулся на звук. Я подбежала к нему, широко улыбаясь. — Защитилась! — утвердительно произнес он. — Да! — радостно выпалила я, бездумно повиснув на его шее. — Осторожнее, курносая! — со смехом выпалил Модестас. — Вниз по лестнице долго катиться придется. — Ты меня удержишь! — уверенно заявила я. — Никогда не позволишь упасть. — Рад, что наконец-то смог втереться в твое доверие, — намного серьезнее произнес Модестас. — Поздравляю! Я разжала руки и отстранилась: — Спасибо! Многого, что делает меня счастливой, я достигла благодаря тебе.