Зеркало

В маленькой уютной квартирке угадывался стойкий запах крепких сигарет. Через открытые форточки во все комнаты проникал холодный воздух, но даже он не помогал скрыть следы моего недавнего преступления. Не сдержалась. Столько отчаянных попыток бросить, и все псу под хвост. Я вздрогнула, почувствовав неприятное прикосновение ветра к коже. Тонкое нарядное платье не спасало от холода, но сминать его жакетом или свитером совсем не хотелось. Взглянув на настенные часы в коридоре, я помчалась на кухню заканчивать сервировку столика на двоих. Сердце от волнения отбивало чечетку. Подобное свидание на моей территории уже не было первым. Наши встречи с Модестасом несколько месяцев назад перешли в настоящие отношения и угрожали превратиться в брак. Только вот в каком смысле? Вопрос оставался открытым. Настойчивый тройной звонок в дверь заставил меня подпрыгнуть на месте. Сердце стучало уже где-то в голове. Волнение не отпускало. Оно нарастало с каждым мгновением. Цокая тонкими шпильками лодочек, я подбежала к двери и резко распахнула ее. Модестас внушительной фигурой возвышался на пороге. В руках у него был букет моих любимых хризантем, а на лице застыла обворожительная улыбка. В другой ситуации я бы растаяла, в очередной раз подметив, что более красивого от природы мужчины никогда нигде не встречала. Но в этот раз в голове застряла совершенно глупая мысль: «Сейчас учует запах и гудеть начнет». Модестас не переносил дыма и запаха табака. Чертов спортсмен! Страшно представить, сколько пачек хороших сигарет из моей заначки он смыл в унитаз. Я ругалась, кусалась, обижалась, но Модестас оставался неумолим. Об него можно было биться, как о бетонную стену, но так и не сдвинуть с места. Лицом Паулаускас вышел отлично, а вот характером не вышел совсем. Я знала это, более того, сама была хороша. Мы любили друг друга лишь в моменты, когда уставали цапаться. Но сколько было страсти! Модестас смело перешагнул через порог, вынудив меня подвинуться. Рядом с этим двухметровым баскетболистом я даже на высоких каблуках чувствовала себя дюймовочкой, что само по себе не было удивительным при моих родных ста шестидесяти пяти сантиметрах. По-хозяйски захлопнув дверь, Модестас втянул носом воздух. Улыбка с его губ мгновенно сползла, а я чуть не стукнула себя ладонью по лбу: окна закрыть не успела. Какой глупый промах! — Зоя, опять курила? — гаркнул Модестас, позабыв про букет и комплименты в адрес моей внешности. В этом был весь он: мог без зазрения совести испортить любое свидание. Я не стала огрызаться, потому что не до того мне было. — Нам нужно поговорить, — мой голос прозвучал как-то низко. — Проходи. Модестас вопросительно вскинул брови и раздраженно всучил мне цветы. Я попыталась дотянуться до его губ, но он нарочно распрямился и приподнял подбородок, чтобы малявка вроде меня уж точно не допрыгнула. Привыкшая к особенностям его характера, я не обиделась на подобную выходку, даже с трудом смешок сдержала: как ребенок, ей-богу! Опустив цветы в заранее подготовленную вазу, я прошла в комнату и закрыла там окно. Следующей захлопнулась форточка на кухне, но не по моей милости. — Все твои романтические свечи чуть ветром не сдуло, — намного мягче сказал Модестас, окинув меня оценивающим взглядом, как только я появилась в дверях кухни. Непривычный женственный образ ему понравился. До этого момента он видел меня в строгих брючных костюмах, в белых блузках и черных юбках, а в последнее время все чаще в спортивных штанах и футболках, но не в воздушных платьицах и лодочках. — Ты очень красивая! — с усилившимся акцентом произнес Модестас. Он всегда начинал хуже выговаривать русские слова, когда поддавался чувствам. Для меня же это было звоночком, позволяющим верно угадывать настрой вспыльчивого красавца. — Спасибо, что заметил! — не удержавшись, съязвила я. Мне в собственной внешности ничего особенного не виделось. Миловидное лицо, да и только. — Присаживайся. Волнение, на короткое время уступившее раздражению, снова взяло верх. Разговор предстоял тяжелый из-за принятого мной решения. «Он не поймет», — с болью подумала я, наблюдая, как Модестас опускается на стул. Перед тем как приступить к самому сложному, я решила задобрить Паулаускаса вкусным ужином. Моя мудрая мама с детства внушала своим дочкам, что мужчин, оказывается, нужно кормить. Усвоив ее урок, к двадцати шести годам, я научилась сносно готовить. По крайней мере надеяться на это мне никто не запрещал. Модестас молчал, с трудом впихивая в себя салат. Он тоже не просто на свидание пришел и планировал что-то важное сообщить. Поначалу предоставляя мне возможность высказаться первой, Модестас все же не выдержал. Со звоном отложив вилку в сторону, он нарушил повисшую между нами тишину: — Зоя, нам пора все решить. Достаточно долго я ходил вокруг да около, стараясь не давить на тебя. Но сегодня хочу услышать твой конкретный ответ. Я оторвала взгляд от тарелки и прямо посмотрела в его глаза. — Так задай свой вопрос. Снаружи я казалась спокойной, даже, наверно, ледяной, но внутри у меня творился настоящий хаос. Понимая, что разговор может уйти в опасное русло, я на всякий случай отложила от себя все острые предметы. Модестас на мгновение задумался, но быстро справился с самим собой. Когда он заговорил, голос его звучал твердо и уверенно. — Я знаю, что мое главное занятие в жизни тебе не по душе. Ты не переносишь профессиональный спорт, всем сердцем ненавидишь его. Мне неизвестна причина, и я не прошу тебя мне ее прямо сейчас озвучить, но... Модестас умолк, решая, как лучше донести до меня свои мысли. Я же бесцеремонно влезла в эту паузу, о чем потом горько жалела. — Вы калечите себя в большом спорте. Твой друг Белов — прямое тому доказательство. Мне уже не восемнадцать и не двадцать, чтобы повестись на то, что ты красавчик-баскетболист. Я хочу мужа со здоровыми конечностями и неотбитой головой. — Ну тогда ищи себе мужа в своей среде заучек! — вспылил Модестас. — Книжки он будет любить больше, чем тебя! — А разве ты баскетбол любишь не больше меня?! Какая разница?! — в ответ воскликнула я, мысленно ругая себя самыми последними словами. О таких вещах вообще не стоило говорить вслух. Нельзя загонять человека в рамки, вынуждая его выбирать между двумя совершенно разными гранями его жизни. Модестас резко встал и вышел из-за стола, грубо выругавшись по-литовски. Ни слова не поняв, я пропустила его слова мимо ушей, решив не принимать их за оскорбление в свой адрес. Так легче. Чувствуя свою вину, я вскочила с места и схватила Модестаса за руку, попытавшись остановить: он уже целенаправленно пошагал к двери, намереваясь уйти. — Я не так все хотела сделать. Прости! Просто мне слишком тяжело следить за твоими матчами, думая, что тебе в любой момент достанется. Не могу я так и не хочу тратить лучшие годы на этот страх, — последняя фраза прозвучала совсем тихо и неуверенно, но Паулаускас все прекрасно расслышал. Он остановился и повернулся ко мне лицом. — Если ты не хочешь делить меня с баскетболом, значит, я тебе попросту не нужен, — спокойно произнес он, мягко освобождая свою ладонь из моих цепких рук. Я не знала, как на это ответить, и только замерла на месте, взглядом провожая его. Нацепив на себя ботинки и пиджак, Модестас сказал: — Не вини себя. Я тоже пришел сказать, что не вернусь из Германии. Выходит, и я недостаточно сильно тебя люблю, чтобы остаться. Его слова больно ранили меня. От внимательного взгляда Паулаускаса по спине пробежал холодок. «Дай мне повод вернуться», — отчетливо читалось в его глазах. Но поверить в подобное было крайне сложно. Я быстро убедила себя, что выдумала это, чтобы смягчить собственные страдания. С губ Модестаса сорвалось насмешливое: «Прощай!» Он открыл дверь и вышел в подъезд. Шагнув за ним следом, я не сдержала эмоций и воскликнула: — Но ты же не это хотел сказать! — Уже неважно, чего я хотел. Ты все для себя решила, — в последний раз остановившись, ответил Модестас. — Так зачем теперь плачешь? Я быстро проморгалась, пытаясь согнать предательские слезы. Сердце отказывалось верить, что Модестас больше никогда не вернется. Разве не этого я сама добивалась после долгих мучительных раздумий?! Демоны из прошлого не отпускали меня. Я ломала свое счастье из-за страха, не зная, почему продолжаю молчать. Расскажи я все Модестасу, многое между нами прояснилось бы. Гулкие шаги по лестнице вскоре стихли. С трудом сдвинувшись с места, я закрыла дверь и подошла к трюмо с большим зеркалом. Покрасневшие от выступивших слез серые глаза, по-детски вздернутый нос, тонкие губы, темно-русые волосы, спадающие на плечи старательно завитыми прядями... Я отскочила от собственного отражения, словно увидела там привидение. Как признаться любимому человеку, что я параноик, который уже много лет не может смотреться в зеркало?