An irresistable fault

— Это что? — Роб достал из стиральной машинки в закутке у ванной комнаты жёлтое платье с белым воротничком. — Леда? Какой детский магазин ты ограбила? — Как тебе мой свадебный наряд? — хохотнула Леда, мельком глянув на него из кухни. Подпевая радио, она готовила завтрак и улыбалась, снова и снова возвращаясь мыслями в тот безумный день с Томом. — Только через мой труп! — Дарлинг, тогда это будет самая готичная свадьба в истории! — внезапно оказавшись за его спиной и запрыгнув ему на спину, она попыталась отобрать несчастное платье. — Леда? — кое-как извернувшись, он поставил девушку на пол, вытянув руку с платьем над головой. — У тебя подозрительно хорошее настроение последнее время. — Ждёшь, когда грянет гром? — хитро подмигнула невеста и прильнула к нему всем телом. — Или мне лучше вернуться в маниакально-депрессивную фазу? — она заставила Роба обнять себя, один вид этого жёлтого платья заводил её похлеще любой прелюдии. — Ты меня сведешь с ума, — укусив Леду за шею, он сбросил влажные вещи, которые достал после стирки, на пол и усадил девушку на стиральную машину. — В самом, — её майка полетела в сторону, — плохом, — следом отправились пижамные штаны, — смысле. Последние три недели Леда была подозрительно весела и ласкова, часто наведывалась к ним в студию, что-то щебетала про свадьбу и часто очень загадочно улыбалась. Это было настолько непохоже на сумасшедшую девицу — звезду любой готической тусовки — что заметили все окружающие. Дошло до того, что позвонила её мать — Клодин — и поинтересовалась у Роба, на каких наркотиках сидит сейчас её дочь. Оказывается, Леда не только пригласила родителей на торжество, ещё и выслала приглашения и пообещала большую вечеринку с самым отвратительным тортом на свете. — Леда? — с трудом оторвавшись от неё, Роб скрутил ей руки за спиной и заставил не шевелиться: — Что с тобой происходит? — Тебе не нравится? — она целовала его шею и кусала за плечо, но мужчина не сдавался. — Нет, я не принимаю наркоту, если ты об этом! — она крепко обхватила его бедра ногами и посмотрела в глаза безумным горящим взглядом. — Просто сменила терапевта. — Ты мне не говорила, — стоило ему ослабить хватку, как Леда запустила ледяные руки к нему под футболку. — А что насчёт торта? И приглашений? Тво… Ох! — пальцы девушки проскользнули за резинку его трусов. — Поверь, это будет незабываемо, — Леда стянула с него футболку, царапая спину длинными ногтями. — А идея с жёлтым платьем мне понравилась, — она всё целовала его, словно они виделись последний раз. Роб намеренно медленно целовал её горячую кожу, отзывавшуюся волной мурашек от каждого его прикосновения. Девушка закусила губу и шумно дышала через нос, выгибаясь назад и хватаясь за плечи жениха. Когда кольцо пирсинга коснулось кожи чуть ниже пупка, а грубые от гитары пальцы скользнули ниже, Леда не сдержала протяжный стон. Комкая подол того самого платья в руках, девушка заводилась ещё больше, почти потеряв связь с реальностью от переполнявших её ощущений. Возникший перед глазами образ Тома, вот так же опустившегося перед ней на колени и прижавшегося к ней своими тонкими губами, зашвырнул её в глубины космоса и обжёг раскалённой волной оргазма. Она плакала и смеялась, когда обессиленная опустилась на колени, совершенно забыв про Роба, которому пришлось только обескураженно оттереть губы и сесть рядом. — Леда? — он прислушивался, как она быстро дышит, не в силах сделать глубокий вдох. Он был уверен, что она кончала с ним каждый раз, но такую реакцию видел впервые и не мог понять, что изменилось. Она лишь что-то неразборчиво пробормотала и легла на спину, холодный кафель приятно остудил её словно горевшую изнутри кожу. Покосившись на Роба, девушка слабо улыбнулась: — Может, сам закончишь? — и снова эта нахальная усмешка, которую так хотелось стереть. То ли кулаком, то ли поцелуем. — Сучка, — рассмеялся Роб и провёл кончиками пальцев по её ключицам, а она судорожно вздохнула, вздрогнула всем телом, ещё наэлектризованная, напряжённая, и слабо увернулась от его руки. — Ты вроде завтраком занималась? В ушах звенело, и онемели кончики пальцев, а лопатки болели от твёрдого кафеля. Леда провалилась куда-то в бесконечный космос и продолжала падать. Картинка проявилась так отчетливо, что захотелось кричать. Три маленьких слова и вопрос «Почему?»* — Прав был Вилле, — прохрипела девушка, горячая слеза скользнула вниз к уху. Она покосилась на Роба и заметила его понимающую улыбку. — Живыми мы не разойдёмся. Леда протянула мужчине руку, и он помог ей сесть. Впервые за долгое время смутившись собственной наготы, она встряхнула головой и прикрылась копной взъерошенных волос. Искусанные губы налились кровью и припухли, притягивая взгляд Роберто раз за разом. Он смотрел на неё и улыбался, как идиот, но не мог ничего с собой поделать. Он прекрасно знал, что вскоре ему придется уживаться с депрессивной Ледой, которая может взорваться из-за любой мелочи или, наоборот, сутками лежать под одеялом и плакать. А вы думали, лучшие песни о любви пишутся, когда твоя история заканчивается «И жили они долго и счастливо»? — Мы не закончили, — в глазах Леды заплясали демоны: — А потом можно и позавтракать, — она подалась ближе словно кошка, села на Роба сверху с улыбкой победителя. — Это микрофон в твоём кармане, или ты просто рад меня видеть? Мужчина хотел было перехватить инициативу, но Леда погрозила ему пальцем, выглядя победительницей даже тогда, когда сидела у него на коленях обнажённая. — Скажи честно, тебя так завело это дурацкое платье? — предусмотрительно бросив на пол полотенце, Роб уложил на него девушку, до синяков хватаясь за её бёдра. Когда он медленно вошёл в неё, горячую и пульсирующую, пришлось замереть, чтобы тут же не закончить. Где-то на границе сознания мелькнула мысль, что презервативы были кармане штанов, но тут же исчезла. Потом Роб признается себе, что сделал это из мести, из эгоистичного желания причинить её боль, зная, как она не любит детей. Она умоляла его продолжать двигаться, не молчать, держать её крепче, до хруста костей, до кровоподтёков на коже, и ядовитая мысль, что это последний раз, витала в воздухе. Леда закрывала глаза и представляла длинные пальцы англичанина на своих бёдрах, его поджарое тело, такое идеальное, что хотелось плакать и благословлять всех возможных богов. И его голос, и этот невыносимо сексуальный акцент. Впервые в жизни Леда занималась любовью с Робом, представляя на его месте другого мужчину. Поэтому неудивительно, что от фантазии, где эти двое любят её одновременно, она снова кончила. Так, как никогда прежде. Леда-Леда, ты превзошла даже саму себя в распущенности. Что тебя больше возбудило: большой член британца или его большой счёт в банке? Жизнь с музыкантом требует большой самоотдачи, в том числе, и в материальном плане. А ещё тяжелее жизнь, когда твой жених более высоконравственный… Или просто не хочет признаться самому себе, что хочет так же жить с распахнутой душой и без моральных ограничений. — Роб? — через час они наконец добрались до кухни, где Леда соорудила некое подобие омлета, еле управляя дрожавшими руками. — Не помешает, — он достал из шкафа початую бутылку ягермейстера и две стопки. — Наше традиционное, — усмехнулся он, сорвал с холодильника открытку-поздравление о годе трезвости и опрокинул в себя шот ликёра. — Определённо, это лучшее решение месяца, — последовав его примеру, Леда застонала от удовольствия: — Твою мать, как мне этого не хватало! — Только обещай мне, что мы не зайдём дальше, — он внимательно следил за ней, охмелевший от безумного секса и первого за год алкоголя. — Алкоголь, никотин, случайные связи — да. Но… — Никаких наркотиков и влюблённости, — Леда запечатлела на его губах травяной поцелуй. — У нас не осталось мескаля? Ты — мой мескаль, — расхохотался Роб, когда девушка сделала вид, что её сейчас стошнит. — Ты разве ещё не поняла это? — он сгрёб её в охапку и принялся целовать, пока она, смеясь, уворачивалась. *** — Ну что, Том, расскажи, как твои дела? — Грэм Нортон хитро улыбался в предвкушении своего следующего вопроса. — Как съемки твоего последнего фильма? — Видимо, ты хочешь узнать что-то конкретное? — широко улыбнулся британец, изобразив недоумение. — До нас дошли слухи, что Локи вернулся в Германию и от души там повеселился, — Грэм круто повернулся в своём кресле и показал на экран: Том в компании коллег по съемочной площадки, среди толпы готов, приканчивает батарею шотов, пока на сцене зажигает джазовый квартет. — Джим Джармуш, мы нашли тебе идею для нового фильма! — Ха-ха, да, мы тогда отлично повеселились, — мистер Хиддлстон смушённо опустил глаза. — Это отличный бар на окраине Берлина, один хороший друг показал мне его, — при воспоминании о Леде и её безумном взгляде его бросило в жар. Он постарался сесть боком, чтобы… Ну, чтобы не смутить нежных фанаток лишними подробностями. — Я не ожидал от тебя такого! — сидевший рядом МакЭвой восторженно хохотал, — Чувак, ты, оказывается, тусовщик! — Вы просто не представляете, какой! — добавила Ракель, до этого молча пожиравшая Тома глазами. — Могу поклясться, что это были лучшие съёмки в моей жизни! Ракель было всё равно — сколько сплетен пойдёт по интернету, кто будет обсуждать, как она вешалась на самого Хиддлстона. Знали бы, как он занимается любовью, не стали бы осуждать. Она догадалась, что с Томом в Берлине приключилось что-то весьма интересное: в один миг из скромного обаяшки, который контролирует каждый свой шаг под камерами папарацци, он превратился в оторву и душу компании, лёгкого на подъём. Его менеджер Люк только молча возводил глаза к небу и умолял бога вернуть ему прежнего Тома. Поэтому она совсем не удивилась, увидев Тома на пороге своей гримёрки. Его взгляд, пробирающий до костей, заставил её громко сглотнуть и отступить вглубь комнаты. Пока он овладевал девушкой прямо на крохотном столике, намотав её каштановые волосы на кулак, Ракель думала лишь о том, как остановить это мгновение навсегда. Потому что понимала — спустя месяц он её и не узнает на очередном приёме. Это на публику мистер Хиддлстон — идеальный образец британского джентльмена. По крайней мере, был таким до визита в Берлин. Что же с ним случилось? Кто впустил в его душу тьму? Или демон изначально сидел в нём, нужен был лишь грамотный подход? Ракель была такой податливой, такой послушной, готовой исполнить любую его прихоть. Поэтому, пока она стояла перед ним на коленях и так старалась доставить ему удовольствие, Том откровенно скучал. Одной мысли, одного воспоминания о Леде было достаточно, чтобы хотеть секса ещё и ещё. Но Ракель была слишком зажатой по сравнению с той готичной психопаткой, готовой на всё просто для того, чтобы почувствовать хоть что-то. Впервые за долгое время, даже не поинтересовавшись, смогла ли девушка хотя бы приблизиться к оргазму и получила ли вообще удовольствие, он, не предупреждая, кончил ей в рот, поправил одежду, чмокнул в щёку и ушел, оставив её так и стоять на коленях. В его голове Леда и Локи устроили бурные аплодисменты с криками: «Так держать! Наша школа!». И Том только наслаждался тем позабытым чувством свободы делать всё, что взбредет в голову. — Люк, да, мы закончили снимать программу. Ага, — он вышел на улицу через чёрный ход и, закурив, зажмурился от наслаждения: — Закажи мне билет до Берлина. Что? Так отмени. Люк, мне всё равно. Чтобы завтра у меня был билет до столицы Германии и бронь какого-нибудь невзрачного отеля, где меня точно не будут искать. Насколько? — Том подставил лицо моросившему дождю, расслабленно улыбаясь: — Пока на месяц. Недослушав причитания своего агента, он отключился и зашагал домой, каждой клеточкой тела наслаждаясь ветром, забиравшимся под расстёгнутую куртку. Your poison lips they taste like a thunder Your foggy hips are such a wonder to me I love you still but I can’t touch your skin And I feel your sin And I can’t hide from the shadow that I once kissed**