***
В этот раз Беверли приснился другой сон, не тот, что обычно, но содержание нового сна, как оказалось, было связано с предыдущим. Во сне Бев стояла посреди Пустоши, и уже начало смеркаться. Она знала, что это Пустошь, но вокруг все было другим. Листва гуще, пышнее, с более резкими запахами. Таких растений она никогда не видела, а приглядевшись, Беверли поняла, что за некоторые деревья она приняла гигантские папоротники. До ее слуха доносился шум Кендускига, шум бегущей воды, куда более громкий, чем прежде — вода ревела, как в реке Колорадо, вырывающейся из Гранд-Каньона. И Беверли чувствовала жару. В Дерри летом тоже бывало жарко и достаточно влажно, чтобы ночью тело иной раз становилось липким от пота, да и в Портленде тоже, и южнее на побережье, но с такими жарой и влажностью она не сталкивалась никогда в жизни. Низкий туман, молочный и густой, заполнял низины и стелился по земле, обтекая ее ноги. В воздухе стоял резкий запах горящих зеленых веток. Постояв в нерешительности, Бев двинулась на шум бегущей воды, прокладывая путь сквозь незнакомую растительность. Толстые лианы свисали между деревьями, будто похожие на паутину гамаки, и однажды Беверли услышала, как кто-то ломится сквозь подлесок. По звукам животное размерами превосходило оленя. Девочка остановилась на несколько мгновений, чтобы оглядеться, повернулась на триста шестьдесят градусов, изучая горизонт. Она знала, где должен возвышаться толстый белый цилиндр Водонапорной башни, но не обнаружила ее на положенном месте. Как не обнаружила железнодорожной ветки, идущей к грузовому двору в конце Нейболт-стрит или жилого района Олд-Кейп: место домов заняли низкие обрывы и холмы из красного песчаника, торчащие среди гигантских папоротников и сосен. Над головой раздалось хлопанье крыльев. Бев пригнулась, и над ней пролетела стая летучих мышей. Таких огромных летучих мышей Беверли не видела никогда в жизни. Их крылья были такие изорванные, что сквозь них пробивался свет мутного солнца, а когда она проходила под гигантским папоротником, Бев заметила толстую желтую гусеницу, которая ползла поперек широкого зеленого листа, отбрасывая тень. И крохотные черные насекомые прыгали и жужжали на теле гусеницы. Этот сон поражал своими деталями, но Беверли не задумалась об этом, пока не проснулась. Девочке и раньше случалось видеть такие красочные сны. Надо сказать, сон про звезды тоже был достаточно отчетливым, но это было не так заметно, потому что его основное действие разворачивалось в пустоте космоса. Бев шла на звук воды в густом, стелящемся, доходящем до колен тумане, и она не могла сказать, касаются ее ноги земли или нет. Наконец она добрались до места, где и туман, и земля обрывались. Девочка смотрела, не веря своим глазам. Она видела перед собой не Кендускиг… и тем не менее Кендускиг. Вода ревела и пенилась в узком русле, пробитом в скальной породе. Эту реку невозможно было бы перейти по камням; тут требовался веревочный мост, а если упадешь, поток унесет тебя сразу. Вода шумела злобной, тупой яростью, и пока Беверли смотрела на реку, из нее выпрыгнула розовато-серебристая рыба, пролетела по невероятно высокой дуге, на ходу хватая насекомых, тучи которых висели над поверхностью. Рыба плюхнулась в воду, но девочка успела разглядеть ее и поняла, что такой рыбы не видела никогда в жизни, даже в книгах. Птицы летели в небе, издавая грубые крики. Не десяток, не два — на мгновение небо потемнело от птиц, они закрыли собой солнце. Еще какое-то животное ломанулось сквозь кусты, за ним последовали другие. Беверли развернулась и увидела, как мимо пробежала вроде бы антилопа, направляясь на юго-восток. Что-то грядет. И они это знают. Птицы улетели, вероятно, дружно решив перебраться куда-то южнее. Мимо девочки опять пробежало какое-то животное… и еще одно. Вновь наступила тишина, нарушаемая только мерным урчанием Кендускига. В тишине висело ожидание, тишина ждала, когда же что-то свершится, и Беверли это не нравилось. Она чувствовала, как волосы на затылке шевелятся и пытаются встать. Она вдруг поняла, где находится. Прошлое, начало времен, когда все жили в лесу и нигде, кроме леса. Она находилась в Пустоши и в прошлом, до ледникового периода, когда Новая Англия была тропиками и ничем не отличалась от нынешней Южной Америки. Беверли вновь огляделась, нервно, уже ожидая увидеть бронтозавра, поднявшего к небу длинную шею и глядящего сверху вниз, с пастью, набитой землей и вырванными с корнем растениями, или саблезубого тигра, выходящего из подлеска. Но вокруг была тишина, которая обычно наступает за пять или десять минут до того, как начнется гроза. В какой-то момент на смену тишине пришла ровная низкая вибрация — Беверли скорее чувствовала ее, чем слышала. Она нарастала. Ровная, монотонная. Бев оперлась о дерево, около которого стояла, и когда рука коснулась ствола, обхватила его, почувствовав, как вибрация передается изнутри. И в тот же момент осознала, что ощущает ее стопами, что она покалыванием поднимается к лодыжкам и икрам, превращая сухожилия в камертоны. Вибрация нарастала. И нарастала. Она исходила с неба. Сама того не желая, но не в силах удержаться, Беверли подняла голову. Солнце расплавленной монетой горело в ореоле тумана. Под ним зеленой болотистой низиной застыла Пустошь. Вибрация обрела голос: рокочущий рев, который набирал и набирал силу, пока не сделался оглушающим. Беверли зажала уши руками. Облака на западе осветились запылавшим красным огнем. Огонь этот приближался, расширяясь из полоски в ручей, в реку зловещего цвета. А потом, когда горящий, падающий объект пробил облака, налетел ветер. Горячий и опаляющий, дымный и удушающий. Эта штуковина в небе напоминала пламенеющую спичечную головку гигантских размеров, слишком яркую, чтобы на нее можно было смотреть. Дуги электрических разрядов срывались с нее, синие зигзаги били в землю, оставляя после себя гром. Звездолет. Господи, это звездолет! Послышался взрыв — ревущий звук, за которым земля содрогнулась, сбив ее с ног. Беверли упала на колени и закрыла глаза руками. Раздался еще один взрыв. Девочка открыла глаза и увидела яркое пламя и колонну дыма, поднимающуюся в небо. Оно. Беверли заставила себя встать и побежала вдоль берега юного Кендускига, не замечая, как близко обрыв. Несколько раз она споткнулась и упала, порвав джинсы и ободрав колени. Ветер усиливался и гнал на нее запах горящего леса. Дым делался все гуще, и Бев смутно осознала, что бежит не одна. Другие животные тоже пришли в движение. Убегали от дыма, огня, смерти в огне. Возможно, убегали и от Оно. Прибывшего в их мир.***
Беверли вздрогнула и проснулась. Она была не в лесу, а в родительской спальне, лежала на кровати, одетая не в черную майку и джинсовый комбинезон, который был на ней во сне, а в подаренную тетей пижаму с котятами. Сон развеялся, словно дым от пожара хотя Бев все еще чувствовала запах деревьев и земли. Впрочем, в воздухе витал аромат кедра — не оттого ли ей все это и приснилось?.. Беверли перевернулась на спину и сладко потянулась. Сделав так, она задела что-то рядом с собой, что-то теплое и, как ей показалось, пушистое. На мгновение она подумала о тетиных котах, которые время от времени забирались к ней в постель, но потом вспомнила, что коты остались в Портленде. Как и тетя Роуз. Повернув голову, Бев замерла от ужаса, увидав крепко спящего Роберта Грея. Парень лежал на животе, обернув вокруг себя плед, словно кокон — наружу торчали только длинные худые ноги. Лицо Боба, до половины утопленное в подушку, было повернуто в сторону Беверли, растрепанные волосы торчали во все стороны — их-то и коснулась рука Бев. Когда девочка, взвизгнув, вскочила с кровати, глаза Бобби открылись и сонно заморгали. — Что ты здесь делаешь?! — возмущенно воскликнула Бев. — Я твой гость, — хрипло пробормотал Грей и перевернулся на другой бок с явным намерением продолжать дремать. Бев обалдела от такой наглости. Когда Боб произнес слово «гость», ей тут же вспомнился сюжет книги, которую она читала весь вчерашний день, и почему-то вдруг возникла уверенность, что Роберт Грей тоже знает ее содержание. — Но что ты делаешь в моей постели? Я тебя сюда не пускала! — Диван слишком короткий. А здесь много места. И вообще, это не твоя постель. — Что?.. Да вся квартира моя! Так что поднимайся и топай обратно в гостиную!.. Живо! — Ладно, не ори! — поморщившись, Роберт сел на кровати, потом встал на ноги и сделал несколько шагов, но покачнулся и едва не упал, в последний момент опершись о стену. Беверли бросилась к нему, но он жестом остановил ее. — Сам дойду. Мне уже лучше. Просто голова закружилась. — Тебе нужно прилечь. А еще — принять антибиотик и позавтракать. — Ты дашь мне себя съесть? — спросил Бобби голосом Пеннивайза и радостно осклабился. Беверли показала ему средний палец.***
Через полчаса они сидели за столом на кухне. Беверли успела принять душ и переодеться, сменив пижаму на тот самый комбинезон, который был на ней в джунглях доледникового штата Мэн (и который на самом деле всю ночь спокойно висел в платяном шкафу, целый и невредимый). Боб тоже кое-как умылся и причесался, и Беверли, скрепя сердце, выдала ему второй комплект отцовской одежды. Предварительно девочке пришлось поменять повязку. Рана на груди выглядела гораздо лучше — видимо, даже в полностью человеческом облике Оно сохранило повышенные способности к регенерации. Поскольку Эдди еще не привез новые пластыри, Бев просто накрыла уже почти подсохший порез несколькими слоями марли и помогла Бобу надеть футболку. Грей вел себя, в целом, хорошо. Пока Беверли им занималась, он сидел молча, с закрытыми глазами, лишь иногда глубоко втягивая носом воздух — принюхиваясь. Бев это не понравилось, но она промолчала. У нее и у самой были мысли, о которых она предпочла бы, чтобы никто не догадался. Она уже научилась скрывать их, научилась сдерживать себя — но Роберт сильно смущал ее. Не пугал, а именно смущал. Зачем эти совершенно человеческие манеры, зачем эта красота — не мужественная, а хрупкая и немного андрогинная? И это почти детское лицо, и тоска в глазах — монстр таким быть не должен!.. Раньше, когда был только Пеннивайз, только Оно, все было ясно, как дважды два, а теперь Беверли пребывала в полной растерянности. Тут же в ее памяти всплыла фраза: «Только страх и печаль одинаковы во всей Вселенной, и, наоборот, дважды два далеко не всегда четыре»*. Откуда это? Вроде не из «Соляриса». Из какой-то другой книги. «Вот и верь тем, кто говорит, что научная фантастика скучна», — думала Бев, стоя у плиты. — «Что она не о чувствах. Все будто думают, что в космосе чувств не бывает… Как бы не так!» Беверли жарила яичницу с беконом. Сначала она думала съесть на завтрак хлопья с молоком, но, оценив по достоинству изможденный вид Боба, решила приготовить чего посытнее. — Вот, — она поставила тарелку перед ним на стол. — Яичница, бекон и хрустящие тосты. Соку налить?.. Грей с отвращением поглядел на еду. — Я не ем термически обработанную пищу. — Как знаешь, — ответила Беверли, начиная злиться. Решив не обращать внимания, она села за стол и принялась за содержимое своей тарелки. Роберт осторожно, двумя пальцами, взял кусочек тоста, понюхал его и поднес ко рту. Собравшись надкусить хлеб, он открыл рот и закатил глаза. При этом Боб держал тост слишком далеко, чтобы до него можно было дотянуться зубами — и они лязгнули, поймав лишь пустоту, когда он наконец сомкнул их. Беверли фыркнула и чуть не подавилась. Но ей стало не до смеха, когда она поняла, в чем дело — Оно привыкло к тому, что его челюсти удлиняются, когда наступает пора кормиться. Со второй попытки Роберту удалось откусить кусок хлеба. И он тут же проглотил его, едва разжевав и жадно рыча, потом схватил еще один тост и запихал его в рот целиком, затем в той же манере принялся поглощать бекон и яичницу. Не прошло и минуты, как его тарелка была пуста. — Еще! — Только если начнешь есть ножом и вилкой, — ответила Бев, оправившись от потрясения. — И скажешь волшебное слово! — О, я скажу. Как насчет: «Съем тебя саму, если не дашь мне добавки» — целая волшебная фраза, а Беверли? — ощерился Роберт. Девочка уперла руки в бока и приготовилась его отчитать, как вдруг раздался звонок: Чинг-Ченг! — О, это, наверно, Ричи и Эдди! — обрадовался Боб. — Позови их сюда, пусть они к нам присоединятся! Нам будет весело. Очень весело! — Прекрати паясничать! — не выдержала Беверли. Звонок прозвучал еще раз, и девочка принялась поспешно накладывать Роберту добавки. Опрокинув в его тарелку все, что оставалось на сковороде, она вытерла руки о полотенце. — Жри давай! — И ты еще упрекаешь меня в плохих манерах? — возмутился Боб, но тут же принялся за еду, и даже сделал так, как Беверли его просила — стал есть, используя столовые приборы. С ними он управлялся довольно ловко. Чинг-Ченг! — Иду, иду! — Это мы с Эдди! — послышался голос Тозиера. — Открывай, Бев! Пробежав по коридору, она отперла дверь и замерла на пороге. Ричи и Эдди стояли рядом, так близко друг к другу, что их плечи соприкасались. Каждый из мальчиков держал в руках бумажный пакет — тот, что был у Тозиера, был в два раза больше, и от него исходил аромат свежей выпечки. Обычно Беверли сразу приглашала друзей в гостиную, но сегодня ей не хотелось пускать их внутрь. — Привет, моя радость! Жив ли наш пациент? — поинтересовался Ричи. — Все отлично. Жара больше нет, и он… Он отлично себя чувствует. Мы сейчас завтракаем. Не хотите присоединиться? — вырвалось у нее прежде, чем она успела себя одернуть. — Спасибо, я только что завтракал у родителей Ричи, — ответил Эдди, похлопав себя по животу. — Кроме того, мне надо обратно домой — обещал отвезти маму на распродажу после того, как подвезу Ричи. Вот, держи — это пластыри, как я обещал. Бев взяла пакет Эдди, и Тозиер тут же протянул ей свой. — Там пончики — мама напекла их целую гору. Кстати, мои родоки приглашают вас с тетей на чай… то есть, тогда наверно и твоего кузена тоже. Твоя тетка училась с моей мамой в одном классе, прикинь?.. Хотя, чего удивляться, здесь все всех знают. Бев поблагодарила и приняла приглашение. К счастью, Ричи тоже не захотел остаться, сообщив, что ему надо на работу — стричь газон доктора Хейла, а потом у старика Фогерти. — Ну и жарища сегодня! Будет адский денек!.. Ну ладно, пока! Передавай наш пламенный привет кузену… как его там? — Бобби. — Ага. Давай, до скорого! Глядя, как парни идут к машине, Беверли испытывала облегчение. Помахав им рукой, она закрыла дверь и вернулась на кухню. Роберт уже расправился со второй порцией яичницы и жадно уставился на пончики, которые Беверли достала из пакета. Она дала ему один, и после того, как Боб съел его, положила перед ним на стол капсулу тетрациклина и поставила стакан с водой. — Прими лекарство. Вчера оно тебе помогло. — Похоже на то, — признал Боб, проглотив пилюлю. — А может, то был их страх. Страх помог мне поправиться. — Думай, что хочешь, — ответила Беверли и принялась жевать пончик, демонстративно не глядя на Грея. Тот выглядел сытым и довольным, и, вероятно, оттого ему хотелось поговорить. — Ладно, допустим, это было лекарство. То, что я вообще заболел, и что на меня действуют человеческие снадобья, и что я ем эту еду, — он снова посмотрел на тарелку. — И она кажется мне вкусной — вот что необычно. То есть, сейчас я человек изнутри и снаружи. Возможно, даже на клеточном уровне и на молекулярном… Бев встрепенулась, услышав от Оно такую научную фразу. — Тем не менее, — продолжал Грей тоном школьного учителя. — Это не навсегда. Придет время, и ко мне вернется моя истинная форма. — Клоун? — спросила Бев. — Это лишь одно из моих обличий — пусть и самое любимое. Мой истинный облик — это ужас, по сравнению с которым твои самые сильные страхи покажутся тебе сладкими грезами. Если бы ты увидела меня таким, какой я есть на самом деле, ты бы лишилась рассудка. — Огни у тебя в пасти — это и есть настоящий ты? Грей выпрямился на стуле и поглядел на Беверли так, будто она спросила о чем-то сокровенном и одновременно непристойном — вроде того, как если бы она задала парню вопрос, сколько раз в неделю он мастурбирует. — А может, это твои воспоминания? — продолжала Бев, хотя рассудок уже шептал ей остановиться. — Ну вот что, Беверли, — произнес Боб, нехорошо улыбнувшись. — Давай договоримся, пока это еще возможно. Когда я снова стану самим собой, тебе придется несладко. Тебе и твоим друзьям. Особенно если я буду зол на тебя — а я буду, очень, очень зол!.. Но мы можем уладить все мирно. Ты превращаешь меня обратно, я немедленно ухожу под землю и засыпаю на следующие двадцать семь лет. — А потом? — Потом я проснусь. — И все начнется снова? Исчезновения детей, убийства? — Так было всегда. Но ты будешь далеко от этого — в другом городе, возможно, в другой стране. Ты будешь взрослой, и не просто взрослой — ты будешь богатой и успешной. Может быть, даже знаменитой. И доживешь до глубокой старости. Все это я могу тебе гарантировать, если выполнишь мою просьбу. — Я., — Беверли хотела ответить категоричным отказом, но вовремя сообразила, что этого делать не стоит. Вдруг Роберт психанет и попытается ее убить?.. Но что же тогда делать? — Я должна подумать. Боб недовольно скривился. — Ладно. Но учти, что времени у тебя немного!.. На этом надо было бы прекратить разговор, но Беверли разбирало любопытство, которое оказалось сильнее страха. — Можно мне спросить еще кое-что?.. Я никому не скажу, честно! Боб тяжело вздохнул. — Откуда ты взялся?.. Прошлой ночью я видела сон, где ты… Будто ты прилетел на Землю из космоса. — О! — Бобби вдруг стало весело, и он улыбнулся — снова той жуткой улыбкой Пеннивайза, вывернув нижнюю губу и выпучив глаза. — Я пришел извне! Я — последний представитель умирающей цивилизации. Единственный выживший на умирающей планете. Я прибыл сюда, чтобы ограбить всех женщин… изнасиловать всех мужчин… и научиться танцевать под «Мятный твист». Несколько мгновений Беверли молча глядела на него, разинув рот. Потом к горлу подступил смех. Бев мужественно попыталась сдержать его, скрючившись и закрыв лицо ладонями. Но плечи ее тряслись, диафрагма ходила ходуном. — Что же это по-твоему — смешно?.. — прорычал Грей. — Но ты же не серьезно? — девочка наконец подняла голову и посмотрела на него: Боб сидел, обиженно надув губы и глядя на нее исподлобья. Его вид, грозный и одновременно милый, вызвал у Беверли новый приступ смеха — такой сильный, что на глазах выступили слезы. — Изнасиловать всех мужчин… и ограбить женщин, — проговорила она, задыхаясь. — Вот это номер! Значит, мне нечего опасаться, ведь я бедна!.. Роберт продолжал молча сверлить ее взглядом серийного убийцы, и Бев заставила себя успокоиться, сообразив, что не будь Пеннивайз сейчас болен и лишен своей силы, он бы уже рвал зубами в клочья ее бездыханное тело. — Ну прости, я не хотела тебя обидеть! — пробормотала Беверли, вытирая слезы. — Правда! Она думала его утешить, но Грей расстроился еще больше. Схватившись руками за голову, он застонал: — Девочка, ты просто невыносима!..