something sweet (to mend your heart)

Эвен приходит. Он появляется немного позже одиннадцати вечера, и вздох Исака застревает в горле. Он потрясён и не уверен, почему именно. Он может почувствовать, как Магнус и Вильде осуждают его, но сомневается, волнует его это или нет. Алкоголь в крови работает только на руку. — Ты пришёл, — говорит Исак, как только они оказываются лицом к лицу, и улыбается. Он не может удержаться. — Сегодня же твой день рождения, — улыбается в ответ Эвен. Они идут на задний двор и садятся на траву, а Исак чувствует, что поступает грубо, не развлекая гостей, но не может заставить себя делать это. Он здесь. С ним. — Каково быть семнадцатилетним? — спрашивает Эвен, и его длинные ноги растягиваются на траве перед ним. — Так же ничтожно, как и быть шестнадцатилетним, — пожимает плечами Исак. — Вау, хорошо, что сегодня твой день рождения. Надеюсь, у кого-нибудь возникла блестящая идея подарить тебе дневник для записи всех мрачных мыслей. — Заткнись, — улыбается Исак, слегка толкая его. Они сидят близко друг к другу. Их плечи почти соприкасаются. — Не любишь праздновать день рождения? — Не люблю, — подтверждает Исак. — Не самый любимый день в году. — Двадцать первое июня, — задумывается Эвен. — Добавлю его в список дней, которые мне не нравятся. — Тебе он не нравится, потому что не нравится мне? Ты можешь быть более оригинальным? — дразнит Исак. — Нет. Мне не нравится, потому что это день, когда нас разделяет не три года, а два. Это странно. — Не хочу быть грубым, но, надеюсь, ты знаешь, что разница между нашими днями рождения не меняется, Бэк Нэсхайм. Эвен смеётся, и это красиво, даже красивее, чем звёздное небо над ними. — Должен признаться, ты нравился мне больше, когда был на три года младше меня. — Должен признаться, ты мне нравился больше, когда я думал, что ты… — останавливается Исак, прежде чем сможет произнести что-то жестокое, что может разрушить их довольно спокойное подшучивание друг над другом. Но слишком поздно. Эвен закрывает глаза, и Исак хочет повернуть время вспять. — Прости, — бормочет Исак, и чувствует себя жалко, потому что не уверен, за что извиняется. За то, что не произнёс? За то, что его так волнует то, что сделал Эвен год назад? — Это был просто поцелуй, — говорит Эвен, и Исак моргает единожды, дважды, трижды. — Это было просто два поцелуя, — выпаливает он, пережде чем успевает подумать. Эвен улыбается и затем подносит руку к щеке Исака, слегка гладя её, когда наклоняется к нему. — Я говорил не о нас, — шепчет он, и Исак краснеет, потому что конечно. — Это не было просто двумя поцелуями для меня. Никогда не было. — Эм, хорошо, — выдыхает Исак, смотря в сторону. — Я имел в виду прошлый год. То, что произошло в Бакке. Исак инстинктивно закрывает глаза, словно Эвен произнёс самый громкий и неудобный звук. Исак не хочет слышать это, он не уверен, что сможет и дальше относиться так к Эвену, если узнает все подробности его измены. И он знает, что это жалко, но ему нравится его симпатия к Эвену. Она — лучшее, что случалось с ним за последнее время. Конечно, ему нравится его симпатия к Эвену. И он верит, что сможет удержать её. Но не уверен, сможет ли продолжить после услышанного. — В том году я был влюблён в своего лучшего друга. Его зовут Микаэль, — продолжает Эвен, его голос монотонен, контролируется им, словно эти слова отрепетированы. — Эвен, тебе не нужно… — Я был так смущён, когда понял, почему больше не могу спокойно дышать рядом с ним. И мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я полюбил его по-другому, что хотел поцеловать и прикоснуться. — Эвен останавливается и смотрит в небо, пока Исак всё ещё не отрывает взгляд от травы. — Я не целовал его и не касался, потому что у меня была девушка и мы были с ней вместе с четырнадцати. — Она была блондинкой? — выпаливает Исак, затем прикладывая руку ко рту. Однако Эвен улыбается. Так и есть. — Она всё ещё, — отвечает он. — Блондинка, я имею в виду. Исак кивает и чувствует, как сердце колотится в груди. Дышать почти больно. — Я старался рассказать ей о своих чувствах, но она думала, что я схожу с ума, что маниакален. И, в конце концов, она убедила меня, что так и есть и что нам нужно остаться вместе, — продолжает Эвен. — В течение долгого времени я думал, что мои чувства к Микаэлю были просто симптомами моей болезни, что я сходил с ума. Я так ненавидел себя. Исак чувствует, что в груди снова щемит. Он слишком хорошо знаком с ненавистью к себе, которая приходит вместе с принятием того, что ты хочешь парней, и разговорами о том, как это плохо. — Я слетел с катушек и поцеловал его, когда был маниакален, — выдыхает Эвен, и это ощущается так остро, точно ему больно произносить эти слова. — В тот день я потерял двух людей. Троих, если считать меня. Семерых, если считать остальную часть группы моих друзей. Восьмерых, если считать моего отца, который ушёл от нас, прежде чем я проснулся в больнице. Исак не знает, когда именно взял Эвена за руку, но сжимает её сейчас. В своей ладони. Он может почувствовать в его словах одиночество. Он может почувствовать боль. Он может почувствовать ком в горле Эвена, образующийся и в его горле тоже. — Соня старалась ради наших отношений, потому что у неё такая прекрасная душа. Но я не смог. Потому что, хотя она и была убеждена, что мои чувства ненастоящие, я знал, что это не так. — Только ты можешь чувствовать то, что чувствуешь, — говорит Исак, и Эвен сжимает его пальцы. — Это был просто поцелуй, — повторяет Эвен, но на этот раз смотрит в сторону. — Я не хотел причинить ей боль. Люди в Бакке превратили это в сумасшедшую историю о том, как я изменил ей с каким-то парнем, когда был маниакален. Я не обращал внимания на слухи, потому что не хотел, чтобы всё это дерьмо повлияло на Микаэля. — Почему ты не рассказал мне это у тебя дома? — Хочешь верь, хочешь нет, но я впервые говорю об этом вслух, — говорит Эвен и смотрит на него. Его глаза голубые и добрые, а Исак потерян и задет. — Это был просто поцелуй. Обещаю. — Это был не просто поцелуй, — говорит Исак и знает, что это верные слова. — Ты любил его. Они сидят так некоторое время, держась за руки, дыша глубоко и медленно. Исак чувствует себя немного ближе к Эвену, словно позволяет увидеть себя нагим. От этой мысли горят щёки. — Хочешь покурить? — спрашивает Исак, потому что вспоминает о косяке в заднем кармане. Они курят, пока дыхание не становится легче, пока в груди Исака больше не щемит. Он не знает точно, изменил ли этот разговор что-то между ними. Всё, что он знает, это что ему открывается новая грань характера Эвена. Возникают глубина, печаль, боль и воспоминания, которые Исак не может уложить в голове. Он может почувствовать это. Он может почувствовать всё это. — Насколько мрачными были эти мысли? — улыбается Эвен, когда они ложатся на траву. — Надеюсь, кто-нибудь подарит мне два дневника. Тогда я смогу отдать один тебе. — Ты так щедр. — А что бы я стал делать с двумя дневниками? Они смеются. Они говорят об Эдварде, и Исак спрашивает, почему он хромает. — Он старый, — отвечает Эвен, и Исак хмурится. Он не знает почему, но это заставляет его грустить. — Ему уже десять лет, — объясняет Эвен. — Самому старому голден-ретриверу было двенадцать. — Я пытаюсь бороться с мрачными мыслями, но это слишком для меня, — говорит Исак, и Эвен смеётся. — Он со мной с девяти лет. Эдвард прошёл через многое со мной. Он мой лучший друг. — Значит, ты изменил своей девушке со своим псом? Эвен толкает его, и Исак смеётся. — Слишком скоро? — Что с тобой не так?! — стонет Эвен, но всё ещё смеётся. — Не знаю. Что со мной не так? — отвечает Исак, и это грустно. Что со мной не так. Они курят ещё немного, когда вечеринка стихает на фоне. Сегодня красивая ночь, и почти наступила полночь. — Твой день рождения уже прошёл, — говорит Эвен, когда видит на часах «00:01». — Радуйся! — Сейчас, когда я думаю об этом, мне немного грустно. — Хм? — Теперь дни станут короче, — объясняет Исак и, когда Эвен озадаченно смотрит на него, он добавляет: — Летнее солнцестояние. — Ботаник. — Сейчас, когда я думаю об этом, то понимаю, что если бы люди были днями, ты бы был двадцать первым июня, — выдыхает Исак, снова смотря на небо и кладя руку под затылок. — Вау, чёрт возьми! — давится от смеха Эвен. — Что? — улыбается Исак. — Я твой наименее любимый день в году? Вау, я тебе настолько сильно не нравлюсь? — Не-а, — закрывает глаза Исак, всё ещё улыбаясь. — Я самый длинный и утомительный день в году? — Попробуй ещё раз. — Я день, когда Ваше Высочество осчастливило Землю своим рождением? — Нет. — Тогда почему я двадцать первое июня? — наконец спрашивает Эвен, сдаваясь, и Исак понимает, что приподнимается с травы и опирается на локоть, чтобы посмотреть на него. — В этот день солнце светит дольше всего. Исак открывает глаза как раз в то время, когда щёки Эвена краснеют, и это так трогательно, что Исак хочет, чтобы он был таким чаще. Он словно разрывается от радости, едва сдерживаясь. — В Северном полушарии, — говорит Эвен, и это заставляет нервничать и дрожать, словно он испытывает Исака. — Для остального мира он в декабре. — Я живу в Северном полушарии, — говорит Исак, чувствуя себя смело. — Я твоё солнцестояние. — Я твоё семнадцатое мая. Они улыбаются друг другу, и от этого сердца Исака словно находится в огне. — Я должен сказать тебе, что прямо сейчас моё сердце трепещет, — говорит Эвен. — Думаю, тебе не удастся вдоволь поспать сегодня. — Эм, ч-что? — Нервный тон означает, что его мысли ушли далеко вперёд, дальше, чем подразумевал Исак. — Агх, я имею в виду бабочек. Ты извращенец! — Точно. Бабочки. Так мило с твоей стороны. — Да, я чувствую себя щедрым. В конце концов, это мой день рождения, — пожимает плечами Исак. — Ты должен получать, а не отдавать в свой день рождения. — Это какая-то аналогия позиций в гей-сексе? Ты сейчас стараешься для нашего неминуемого союза? — Исак! — фыркает Эвен. — Что? — Я нервничал, понравится ли тебе мой подарок, когда, похоже, выходит наоборот. — Ты подаришь мне подарок? — поднимается Исак. Эвен роется в кармане. Он вытаскивает маленькую коробку и кладёт между рук Исака. — Что это? — Мой член в коробке. — А я знал, что у тебя маленький член. Так и знал! — смеётся Исак. — Пф! Просто открой, когда я уйду. — Почему не сейчас? — Потому что я нервничаю. — Моё лицо снова заставляет тебя нервничать? — дразнит Исак, но его сердце гулко бьётся в груди. — Твоё существование в принципе заставляет меня нервничать. — Если мне подарят дневник, я отдам его тебе. Мне не нужны два. — Заткнись. Они ещё немного подшучивают друг над другом, и Исак держит обеими руками маленькую коробку, словно это настоящая драгоценность. Так и есть. Эвен собирается что-то сказать, когда знакомый голос посылает озноб по его позвоночнику. — Исак? Джулиан. Исак не замечает, как отпускает коробку и резко оборачивается, чтобы встретиться с его взглядом. Это он. Джулиан. Он на вечеринке по случаю его дня рождения. Это дохуя смело. Но с Джулианом всё обстоит так, что Исак так и не смог разобраться с ним и сердиться на него, саркастично отвечать ему. На самом деле, Исак не поговорил с ним после расставания. Он просто сбежал, не дав ему возможности объясниться или исправить ситуацию. Исак ничего не хотел слышать, а Джулиан никогда раньше не загонял его в угол. Поэтому это было превосходно. — Мы можем поговорить? — спрашивает Джулиан, и Исак хочет, чтобы его саркастичное и остроумное «Я» прямо сейчас вступило в игру. Но, похоже, его мозг растворяется рядом с ним. — Привет, Эвен. Исак вспоминает об Эвене и чувствует себя жалким и ужасным. — Привет, Джулиан, — здоровается Эвен, поднявшись на ноги. Исак наблюдает, как они неловко сталкиваются кулаками, и хочет верить в то, что может загореться прямо сейчас. — Исак, мы можем поговорить? — повторяет Джулиан. Эвен наблюдает за ним, и, когда Исак кивает, отворачивает голову. Он уходит сам. . — С днём рождения, — говорит Джулиан, и это нервирует. — Почему ты здесь? — Тебе нравится праздновать свой день рождения. — Больше нет. Не нравится. — Ладно. Исак думает об Эвене. Он крепко сжимает подарок, маленькую коробку, которую Эвен подобрал так тщательно, и проклинает себя за то, что согласился на этот разговор. — Ты никогда не давал мне объясниться, — выдыхает Джулиан, сразу переходя к делу. — А что там вообще объяснять? — Ты никогда не дослушивал меня до конца. Ты бросил меня за считанные минуты. — Секунды, — выпаливает Исак и наслаждается горечью его голоса. — Ты жестокий. — Иди на хуй, — грубо отвечает Исак, и это больно, но так хорошо. — Ты изменил мне, и это я ещё жесток? Ты превратил меня в блядское посмешище в школе, и это я жестокий? Боже, да пошёл ты. Просто проваливай из моего дома! — Это дом Эвы. — Свали к хуям! Исак всё ещё потрясён, когда вечеринка заканчивается, всё ещё потрясён, когда не видит Эвена в доме, всё ещё потрясён, когда выпивает четыре шота, а затем его тошнит по пути домой.

_________________ Что-то сладкое 01:02

Всё в порядке?

Ты заранее спланировал это?

Конечно нет

Тогда почему ты оставил меня с ним?

Он много раз повторил, что хочет поговорить с тобой Разобраться со всем наедине Я подумал, может быть, ты тоже хочешь этого

Иди на хуй, Эвен

_________________

Исак открывает подарок на второй день. Это кольцо, обычное серебряное кольцо. Исак хранит его в верхнем ящике и старается не думать о нём слишком много. Он чувствует, как сердце тяжелеет в груди. Он злится, но не уверен на кого. Он не уверен, заслужил ли Эвен «пойти на хуй». Он не уверен, почему так завёлся, когда тот просто ясно указал на то, что хотел остаться. Исак не уверен, но, кажется, он становится грубее. Его шутки не смешат людей так сильно, как заставляют вздрагивать. Он ведёт себя как мудак с Юнасом и становится жестоким с Эвой, но это его не волнует. Это единственный способ решения всего этого. Они на вечеринке, на которую он не хотел идти, но в конце концов согласился, потому что больше не хотел чувствовать неодобрение, исходившее от матери через стены между ними. Музыка наполовину сносная, как и пиво. Исак решает, что ночь тоже наполовину сносна. Он прокручивает случайные песни в голове и пытается развлечь небольшую компанию на кухне. Джулиан и Элли появляются вдвоём, и всё в его теле охладевает. Он чувствует, словно его вот-вот вывернет наизнанку. Его кожа сползает. Он не может больше этого терпеть. Жестокий? Как он может быть жестоким, когда он единственный, кто страдает в конце? Он выпивает более двух шотов и смеётся с Магнусом над бровями какой-то девушки, когда чувствует её. Рука. Навязчивая рука. Она хватает его за задницу, и заставляет широко распахнуть глаза. Он не может поверить в это. Он собирается закричать, потому что это не то, как обычно его хватает за задницу Магнус. Нет. Кто-то другой старается, чтобы он почувствовал себя главным подонком планеты, кто-то старается унизить его, смешать с землёй. Исак оборачивается и встречается лицом к лицу с главным подонком планеты — Эриком. Его хватка сильная, пальцы расставлены и уверенно сжимают его тело, словно он знает, что Исак не устроит сцену перед своими друзьями в разгар вечеринки, словно знает, что Исак слишком горд, чтобы привлечь к себе чьё-то внимание и указать на то, что сейчас он подвергается публичному сексуальному домогательству, словно Исак — пустое место. Он не может сдвинуться с места, надеясь, что какая-то сила вселенной может вмешаться и положить конец его страданиям. Но этого не происходит. Эрик ухмыляется и скользит пальцем между его ягодицами, пока Исак не взвизгивает, заставляя Магнуса обернуться и засмеяться над «странным звуком». — Я знал, что тебе нравится, когда тебя ласкают пальцами, точно шлюху, — шепчет ему в ухо Эрик. Затем он берёт его за руку и ухмыляется, торжествуя, точно смог отомстить, точно наконец заставил Исака поплатиться за его слова на другой вечеринке. И Исак не может поверить в это, в то, что с ним сейчас это происходит. . Исак понимает, что он снаружи. Его взгляд размыт, а руки сжаты в кулаки. Он ослеплён яростью. Он собирается ударить его. Он собирается убить его. Он не собирается прибегнуть к помощи слов. Ебаных слов. Исак собирается уничтожить его. Исак собирается покончить с ним. Исак швыряет его на спину, заставляя потерять равновесие, и наваливается сверху. Эрик оборачивается, как будто не может поверить, что Исак на самом деле мог начать драться. Но Исак смог и начал. Он так зол, что не может видеть. — Ты ебаный кусок дерьма. Я, блять, собираюсь убить тебя! — кричит он, напряжённо и больно, и не может узнать свой голос. Эрик выглядит испуганным, его глаза широко раскрыты. Понимание, что он боится не его кулаков, а его слов, занимает секунду. Вокруг них люди, а Эрик, как всем известно, не прикасается к парням и не бьёт их. Взгляд Исака фокусируется. Он не будет использовать кулаки. Он будет использовать слова. — Сейчас мы не такие самоуверенные, да? — язвит Исак, полный ярости. — Что же случилось? Боишься, что все узнают, как ты любишь сосать члены? Он замечает это, когда выражение лица Эрика становится опустошённым, когда почти договаривает и упивается этим. — Папочка откажется от тебя, когда узнает, что ты лапал за задницу какого-парня? — продолжает Исак. Рука сзади тянет его за локоть, но он отталкивает её. — Исак… — слышит он позади себя, так мягко. Это Эвен. Но ему всё равно. Он снова возвращается к Эрику. — Сейчас, когда я думаю об этом, понимаю, ты ведь всегда ходишь с таким тёмным взглядом, — бормочет Исак. — Твой отец бьёт тебя или что-то вроде этого? Ты поэтому так пиздецки пугаешься и превращаешься в какую-то ебаную псину, когда он забирает тебя из школы? Выбивает ли отец всё дерьмо из тебя? Ты поэтому такой ебаный психопат, который заставляет людей вокруг чувствовать себя как дерьмо? Потому что это даёт тебе какое-то сраное чувство контроля? Потому что ты не можешь дать отпор папочке?! — Исак, — снова пытается остановить его Эвен. — Или это потому, что ты боишься, что и он тебя кинет? Поэтому позволяешь бить себя? Слышал, твоя мамаша съебалась от тебя. Каким жалким ты должен себя чувствовать, когда собственная мать уходит… — Этого достаточно! — в этот раз голос Эвена тяжёлый. Он двумя руками обхватывает грудь Исака и тянет его назад. — Остановись! — Отпусти меня, Эвен! — Исак брыкается, точно ребёнок. Он хочет увидеть, как Эрик плачет. Он хочет увидеть, как он страдает. Он хочет убедиться, что он больше никого не тронет. — Исак, это не ты! — говорит ему в затылок Эвен, и Исак видит красный свет. — Отпусти меня! — Он снова пытается вырваться, но руки Эвена крепко обхватывают его, и он с силой, которую Исак считает нереальной, утаскивает его, или, может быть, просто его подводят ноги. Кто знает. Исак всё ещё кричит, пока Эвен обнимает его, выводя на улицу. Он всё ещё видит красный. Он всё ещё тяжело дышит. Эвен поворачивает его и кладёт обе руки на лицо Исака, проводя большими пальцами по щекам. Он сжимает его лицо так, словно старается удержать его. — Исак, дыши! Дыши со мной! Успокойся! — пытается Эвен, его глаза широко раскрыты, а Исак не может дышать. — Отпусти меня! — Это не ты! — Ты меня даже не знаешь! — Да, не знаю! Но ты не жестокий! Это не ты! — Эвен тоже кричит ему в лицо. Мир накреняется, и Исак перестаёт брыкаться и кричать. Он просто останавливается. — Исак, которого я знаю, никогда не поступил бы так с кем-то. Он никогда не стал бы использовать такие личные вещи, чтобы заставить кого-то сломаться. Никогда бы не стал! Исак ломается, потому что он Исак, а Эвен — это Эвен. Эвен, который верит в лучшее в нём, который не знает, что тот Исак не чист, не добр, не мил. Это Эвен. Исак ломается, и слёзы начинают стекать по лицу, словно он сгорает где-то глубоко внутри. Он ненавидит чувствовать себя таким слабым. Он ненавидит это. Ненавидит это так сильно. Эвен вытирает его слёзы большими пальцами и целует в лоб, а Исак всхлипывает и никак не может остановиться. — Что случилось? Исак, что произошло? Ты можешь рассказать мне! — Он трогал меня, Эвен! Он лапал меня! Он всегда касается меня так, словно я пустое место. Словно я грязь. Он заставляет меня чувствовать себя таким отвратительным, уродливым и бесполезным! — Чт… — Я так сильно ненавижу его! Он трогает меня! Он забирает все мои первые разы! Я никогда не трогал парня, но он называет меня шлюхой и другими грязными именами! И я ещё ни с кем ничего не делал, но он трогает меня. Он заставляет меня чувствовать… Эвен обнимает его, и это так сильно и всепоглощающе, что Исак не может сосредоточиться на том, что его кости могут сломаться. Он знает, что Эвен делает это специально, обнимает его, пока не удержит рядом, заставляя думать о другой боли. Он понимает. Исак выдыхает. . — Я убью его, — говорит Эвен, и он звучит так серьёзно, что Исак фыркает. Они сидят на тротуаре с только что купленными сигаретами в руках. Исак не курит табак, но сегодня ночь открытий. — Ты можешь убить его после того, как я извинюсь перед ним за то, что использовал против него его семью, — произносит Исак. — Ты не обязан извиняться за это дерьмо. — Это для меня. Не для него. — Ладно, тогда поторопись и сделай своё дело, потому что мне нужно убить его. Они сидят на тротуаре. Эвен курит, а Исак мысленно считает до сотни. Эвен сказал, что это поможет выровнять дыхание и очистить разум. Помогает. — Как ты подружился с Джулианом? — спрашивает Исак. — Он помог мне принять свою пансексуальность, — тут же отвечает Эвен. — Оу. — Для меня всё прошло не особо гладко. Это было, типа, шатко. — Шатко? — спрашивает Исак. — Я пытался убить себя. Исак делает вдох и немного задерживает его в горле. Он не ожидал услышать такое, когда уходил из дома в эту ночь. — Блять, — бормочет он, а его руки тянутся к рукам Эвена. — Я был в депрессии и смущении. Я думал, что попаду в ад из-за того, что мне нравятся парни, и мне удалось потерять всех своих друзей и натворить дерьма в Бакке, пока я был маниакален. Я пытался покончить с этим. Не сработало. Только оттолкнуло отца. Исак снова плачет. Только в этот раз Эвен не вытирает его слёзы. Вероятно, потому что тоже плачет. — Джулиан помог мне принять себя. Мы познакомились на выставке какого-то хипстерского искусства. Он был первым бисексуалом, которого я встретил. И он зарядил меня мужеством принятия и любви к себе, — выдыхает Эвен. — Поэтому я дружу с Джулианом.

_________________ Что-то сладкое 01:19

Привет Прости за эту излишнюю откровенность Я понимаю, ты, наверное, напуган И я осознаю это Я надеялся, что поделюсь всеми своими секретами с тобой в течение месяца нашего неминуемого союза Но, возможно, так лучше Не хотел бы, чтобы ты чувствовал себя обманутым Тем не менее, для меня бы многое значило, если бы ты хранил мои секреты в тайне Всё в порядке, если не сможешь и будешь чувствовать себя обременённым тем, как они тяжелы Но это бы многое значило для меня

Эвен, конечно, я никому не скажу Конечно, я сохраню твои секреты в тайне Я не напуган Я так рад, что ты настолько сильно доверяешь мне Ты так много значишь для меня Не думаю, что говорил тебе это раньше Но это правда

❤️

_________________

Новости разносятся быстро. Вильде уверяет Исака, что Эрик не жертва домашнего насилия и её источники подтверждают, что его мама очень любит его и видится с ним каждые выходные. Это помогает заглушить чувство вины, но он всё равно отправляет ему сообщение с извинениями на Фейсбук. Он сопровождает это с «Пошёл ты в жопу» и «Тронешь меня или кого-нибудь ещё снова, и у тебя будут большие неприятности», так, на всякий случай. Юнас приглядывает за ним краем глаза, и Исак становится более осторожным. Он тщательно взвешивает свои слова. Он пытается делать это. Исак встречается с парнями в парке, чтобы поиграть в футбол, он потный и измученный после двух игр. Но всё в порядке, потому что Эвен сидит на скамейке в тёмных очках и читает книгу об экзистенциализме. Исак садится рядом с ним и снимает кроссовки, чтобы осмотреть подошвы. — Ты хорошо выглядишь на поле, — говорит Эвен, и это так мило. — Я хорошо выгляжу везде. — И правда. Эвен кладёт книгу на скамейку и наклоняется к Исаку. Затем без предупреждения хватает его ногу и начинает массировать ступню. — Что ты делаешь? — глупо моргает Исак. — Удовлетворяю свой фут-фетишизм. А на что похоже? — смеётся Эвен. — Прекрати. Я даже не помыл их после футбола! — пытается остановить его Исак, смущаясь. — Я могу позже помыть свои руки. Это успокаивает, решает Исак. Эвен хорош в этом, очень-очень хорош. — Я делаю это для мамы, когда она возвращается с работы, — объясняет Эвен. — Она носит обувь на каблуке весь день, поэтому её ноги всегда болят. Исак краснеет и отводит взгляд. — Ты краснеешь. — Неправда. Эвен смеётся и целует его лодыжку — на самом деле целует. Исак не может поверить, что он делает это. — Ты и её ногу целуешь? — Нет, — улыбается Эвен, а у уголков его глаз появляются морщинки. — Ты такой отвратительный. — И обожаю тебя. Исак не может придумать ничего остроумного в ответ. Его сердце трепещет, парит, тает и словно вот-вот разорвётся в груди. . — Вы двое теперь встречаетесь? — спрашивает Юнас по пути домой. — Нет! Какого чёрта?! — смеётся Исак. — Он целовал твою ногу. — Это аналогия поцелуя в губы. — Что ты вообще несёшь? — гримасничает Юнас. — Он достаточно странный, чтобы делать всё это. — Исак, он может быть странным из-за того, что поцеловал твою ногу, но он не странный из-за того, что ты нравишься ему. Исак хотел бы сказать Юнасу, как сильно он иногда любит его. — Почему ты не подпускаешь его к себе? — Я не знаю, — признаётся Исак. Что если он оставит меня. Что если ему станет хуже из-за меня и он уйдёт. . — Мой папа изменял маме, — признаётся Исак, когда они однажды приходят к Эвену домой. Эдвард лежит, свернувшись, у ног Исака на диване, а Эвен рисует их обоих. — Ох. — Моя мама психически больна и не обращалась к доктору, поэтому большую часть времени дома было дерьмово. Думаю, папе приходилось удовлетворять свои сексуальные желания где-то в другом месте, — пожимает он плечами, удивляясь, как во второй раз легко говорить об этом. — Исак… — Мне было девять или десять, и моя мама была с одной из своих сестёр. Они заботились о ней. А мой папа привёл ту женщину к нам домой. Он сказал, что она его подруга, но я слышал, как они целовались в спальне. Я так отчётливо помню это, — с закрытыми глазами продолжает Исак. — Он так глуп, если думал, что я не пойму всё это только потому, что ребёнок. Но я понял, и это просто разъебало меня. Эдвард прижимается к нему, словно чувствует его боль. Исак любит этого чёртова пса. — Я рассказал Джулиану всё это, и при этом он всё равно наебал меня. — Поэтому ты не хотел выслушать его, — говорит Эвен, утверждая, а не спрашивая. — Я видел достаточно ссор родителей. Я видел, что это «Выслушай меня» сделало с мамой. Нахуй это. Нахуй его. — Но, может быть… — Помнишь, как ты спросил меня, что Джулиан сломал во мне? — прерывает его Исак. — Это было не желание целоваться. Он подорвал доверие к кому-то. Возможность когда-либо всецело довериться. Вот что Джулиан сломал во мне. Эвен кивает, и Исак понимает, что это ранит его. Но он не может ничего с этим поделать. . Эдварда усыпляют в тёплое воскресное утро. Эвен отправляет Исаку три слова в сообщении: «Ты нужен мне», а Исак хватает телефон и сразу звонит ему. Эдварду слишком больно. Им необходимо усыпить его. Им нужно попрощаться с ним. Исак видит Эдварда на столе у ветеринара, он выглядит хрупким, старым и уставшим. Мама Эвена плачет в углу комнаты, но Эвен — нет. Эвен улыбается. Он улыбается Эдварду и проводит рукой по его шерсти, мягко и размеренно. Эвен улыбается и хвалит его: — Хороший мальчик. Ты так хорошо справляешься. Всё нормально. Ты мой лучший друг. Всё будет хорошо. Всё в порядке. Исак останавливается перед Эдвардом, а его руки трясутся. Он спрашивает у Эвена разрешения погладить его. И Эвен кивает. — Эдвард бы хотел этого. Спасибо тебе, Исак, — его голос надламывается в благодарности. И он начинает плакать. Это разбивает сердце. Всё это. Исак проводит рукой по шерсти Эдварда рядом с рукой Эвена, пока ветеринар проводит эвтаназию. Он осторожно пытается не задевать руки Эвена, но затем понимает, что в этом нет нужды, что пальцы Эвена дрожат. Исак сжимает его руку. — Всё нормально, приятель. Всё будет хорошо. Ты хорошо справляешься, Эдвард! Ты такой потрясающий! Плач Эвена превращается в рыдание, когда Эдвард начинает метаться. Исак не понимает, что тоже всхлипывает, пока чувствует Эдварда под рукой. На миг мир затихает. Исак слышит, как сердце Эвена разбивается на миллионы кусочков. И это больно. Эвен потерял ещё одного друга. Это так больно. — Мне жаль, — одновременно с ветеринаром произносит Исак. . Эвен не может перестать плакать. Он плачет, когда они покидают клинику. Он плачет на улице. Он плачет в машине. Он плачет в квартире. Он истерически рыдает, пока Исак не залезает к нему на его двухъярусную кровать и не обнимает его. Исак просто обхватывает его сзади, защищая, пока он плачет. Исак обнимает Эвена, пока он не засыпает. . Они оба приходят в себя, это утро понедельника, и голова Эвена лежит на груди Исака. — Не могу поверить, что моему псу пришлось умереть, чтобы ты оказался в моей постели, — говорит Эвен, и это слишком скоро и так не вовремя, но он пытается. — Это пиздец, Эвен, — тихо смеётся Исак, немного поглаживая его волосы. — Я делаю всё, что в моих силах. — Этого хватит, — отвечает Исак, и понимает: — Ты хорошо справляешься. Я горжусь тобой. Эвен двигается на его груди, а затем обнимает двумя руками талию Исака, сжимая так крепко, так сильно, словно может сломаться без этого. И Исак позволяет ему. Исак был так сосредоточен на облегчении страданий Эвена, что у него не было времени подумать о том, что его никогда раньше не держали так, что он никогда раньше не проводил ночь в кровати парня, что его никогда раньше не обнимал и не держал так другой парень. Дыхание Исака ускоряется, а стук его сердца — единственный звук в комнате. Эвен утыкается лицом в изгиб шеи Исака, а руки всё ещё обнимают его талию. Они обнимаются и прижимаются друг к другу, пока Исак не начинает чувствовать, что может умереть, если не поцелует его. — Я так сильно люблю тебя, — говорит Эвен ему в шею. И это так мокро, значимо, потрясающе и страшно. Исак не может дышать. Он едва может двигаться. — Спасибо за то, что стал моим другом. . Эвен тащит Исака смотреть фильм. Он обещает, что эта картина будет номинирована на Оскар, и Исак не позволяет себе сказать, что ему нет дела до Оскара. Фильм такой претенциозный, как Исак и ожидал, и он перестаёт вникать в него через тридцать минут. Он переводит взгляд туда-сюда и ждёт. Он не уверен, на что надеется, но ждёт и всё равно надеется. Исак почти засыпает, когда Эвен кладёт его руку на свою. Сначала нерешительно, как если бы они случайно столкнулись. Затем его ладонь скользит по ладони Исака, а пальцы проводят по ней так, словно это самая естественная вещь в мире. Их пальцы переплетаются, и Исак не уверен, может ли он дышать. По какой-то причине то, что они держатся за руки в тёмном кинотеатре в два часа дня, пока нет никого вокруг, — самое интимное, что когда-либо происходило с Исаком. Он благодарен за темноту в зале. Благодарен за высокую оценку фильма на экране. Исак благодарен, потому что его сердце вот-вот разорвётся от чувств. — Всё в порядке? — тихо спрашивает Эвен. — Всё в порядке. . Они продолжают держаться за руки, когда выходят из кинотеатра. Исак всё ещё находится в оцепенении от счастья, а Эвен улыбается, словно идиот. Они приходят в Макдоналдс и Эвен настаивает на оплате Биг-Мака Исака. — Что это? Мы что, на свидании? — шутит Исак. — А ты только понял это? — улыбается Эвен, и это снова так сладко. Они возвращаются на трамвае домой, и на этот раз Исак сам тихонько протягивает руку, словно не может удержаться. Это так сладко. Всё, что связано с Эвеном, всегда такое сладкое. — Мне нравятся твои руки, — признаётся Исак. — Они такие большие. Он немного рассчитывает на то, что Эвен пошутит, что его большим рукам следует найти применение получше, но тот этого не делает. Он просто наклоняется и целует Исака в лоб. — А мне нравишься ты. Исак краснеет, а его мозг с трудом придумывает ответ: — Потому что я такой большой? — Я этого ещё не знаю, но у меня большие надежды. Исак толкает его в плечо, и они смеются. За четыре остановки до нужной Исак прислоняет голову к плечу Эвена. И это мило и нежно. Как всё, что они всегда делают.

_________________ самый сладкий ❤️ 21:21

Спасибо за то, что сегодня провёл время со мной <З

Ты всегда благодаришь людей, которые ходили с тобой на фильм?

Только тех, которые не любят их дни рождения, но называют меня ими

Какой чудак назвал тебя так :О

Не знаю, у меня странный вкус :(

О, вау Сейчас 21:21

?

Ты знал, что я родился в 21:21?

21 июня?

Ага

Это, типа, действительно круто Вся эта симметрия Это объясняет, почему у тебя стоит от разговоров о науке

Заткнись, у меня не стоит от этого

Оу, так это было из-за меня? :О

Угх, окей, это было из-за науки Кроме того, я действительно люблю 21:21

Ты имеешь в виду минуту?

Ты выставляешь меня странным Люди всё время топят за 11:11

Хаха Мы оба возбуждаемся от странных вещей, это нормально

Прости-ка. Я не возбуждаюсь от ног

Клевета От лодыжек! не ног Мы должны признать, что у нас много общего

Я не вижу никаких, кроме проблем с папочкой

Что

Проблем с папочкой Но это круто, что у нас у обоих нет отцов мы можем называть друг друга папочками и не чувствовать себя странно

э, что?

лол, что ты имеешь в виду этим «что»

Почему ты бы стал называть меня папочкой?

Гмм

Исак Ты думаешь обо мне как о своём отце?

Ээ, втф Ты что серьёзно

ХАХАХАХА шучу!!!

Омг, втф, в чём твоя проблема

Хаххахаха Хотел бы я видеть твоё лицо прямо сейчас

Боже мой, ты напугал меня

Ты можешь называть меня папочкой в любое время ❤️

Наш разговор завершается

я наконец-то понял, почему мой отец ушёл он хотел, чтобы у меня было это ❤️

омг, заткнись, ЭВЕН

_________________

Исак не видел Эвена несколько дней, он приходит к нему в квартиру с тревогой, чувствующейся в животе, когда подозревает, что у него мог быть эпизод. Но это не так. Эвен расстроен, но это не эпизод. Его отец в городе, но он больше не заботится о встрече с ним. — Я недостаточно хорош для него. Исак ждёт несколько часов, а затем несколько дней. Разозлённый, Исак в конце недели идёт к Эвену домой с пивом и ноутбуком с подпиской на телевизионный канал. — Что ты делаешь? — Мы будем пить пиво и смотреть «Игру престолов», — отвечает Исак. — Что?! — Пф! Послушай меня, великолепный, красивый жираф с добрым сердцем! — Исак почти кричит в его сторону. — Нахуй это дерьмо об отказе от каких-то вещей с уходом людей, которые причинили тебе боль. Нахуй их и нахуй людей, которые забирают это у нас! Ты будешь сегодня пить пиво. Но только одну банку! И мы будем досматривать «Игру престолов», потому что нахуй твоего отца! Сегодня Исак чувствует себя смелым. Он хочет быть достаточно смелым, чтобы добавить, что доверяет Эвену свою жизнь и что ему нужно поцеловать его, но ему не хватает храбрости. Не сегодня. Они пьют пиво и смотрят «Игру престолов».

_________________ самый сладкий ❤️ 20:47

Когда ты собираешься поцеловать меня?

Гхм Это вопрос с подвохом?

Нет

Ты серьёзно пишешь мне в разгар вечеринки?

Нас разделяет три дивана

Ом ой бог

_________________

— Ты невероятный, — смеётся Эвен, когда садится у стены на кухне рядом с Исаком. Они одни в своём углу, и это приятно и интимно. На Исаке его любимые снэпбек и куртка. В доме дорогие ковры, поэтому они все в носках. Он уверен, что кто-нибудь мог бы украсть или случайно стащить ботинки к концу вечеринки, но ему всё равно. — Ну, это заставило тебя бросить тех людей и прийти поговорить со мной, — улыбаясь уголками губ, пожимает плечами Исак. Исак смотрит вниз и замечает дырку в носке у большого пальца. Она довольно большая. Исак думает, будет ли палец торчать из неё к концу вечеринки. Он размышляет, заметит ли это кто-нибудь. — Ты мог просто написать мне и попросить прийти. Не было нужды шутить про поцелуи, — говорит Эвен. — А я не шутил. Внезапно в комнате почти не остаётся воздуха. Исак знает, что он всё ещё может перевести это во что-то простое и непринуждённое. Знает, что он всё ещё может обернуть это в шутку, заговорить о дырке в его носке, возможно. Но не хочет. Так же сильно, как он наслаждается тем, что он рядом, и их флиртом, неуверенность стремительно разрастается в сердце. Эвен никогда не был инициатором их поцелуев, никогда не добивался его, хотя он знает, что мог бы добиться. Прошли недели, месяцы, а Эвен всё ещё не поцеловал его. Исаку нужно было знать. Ему просто нужно… Взгляд Эвена утыкается куда-то в грудь Исаку, прямо между ключицами, и Исак задумывается, почему он так пристально смотрит. Но затем длинные пальцы Эвена тянутся и прикасаются к его груди. На мгновение Исак пытается понять, старается ли он буквально коснуться его сердца, как не делал раньше. Но палец Эвена прикасается к знакомому металлу, который хранит его тепло с дня рождения. Кольцо. Кольцо, которое Эвен подарил на день рождения, висящее на шее. Вильде проделала замечательную работу, превратив его в цепочку, которую он всё время прячет под рубашкой. — Моё кольцо, — выдыхает Эвен, и это так красиво. — Твоё кольцо. — У твоего сердца. Исак теряется в глубине голубизны его глаз и тянется к руке Эвена, лежащей на его груди, у сердца. — Где и должно быть, — бормочет Исак. Эвен смотрит на него так, словно не может поверить ему, и Исак хочет сказать миллион нежных вещей, пока тот не убедится, что заслуживает этого. Вместо этого он смотрит вниз, на дырку в носке, внезапно всё слишком ошеломлённое, этого слишком много. И Эвен тоже смотрит вниз, на его ногу. Он задумывается, о чём тот размышляет. Думает ли он об их шутках о фут-фетишизме или о том, что Исаку следует лучше заботиться о состоянии своих носков. Эвен плавно пододвигает свою ногу, закрывая дырку в носке Исака. И это так сладко и интимно, что Исак оглядывается и глупо моргает. — Я буду дополнять тебя всюду, где бы тебе это ни понадобилось, — выдыхает Эвен, и это так банально и глупо, что заставляет сердце Исака разрываться. — Поцелуй меня, — шепчет он и раздвигает губы, а его кожа горит от желания, чтобы её коснулись. — Но это причиняет тебе боль. — Ничего не причиняет мне боль, когда я с тобой. Поцелуй такой нежный, их рты раскрыты, и оба больше отдают, чем берут. Рука Эвена — на его шее, другая — на талии, притягивает ближе, словно он необходим ему, чтобы дышать. Пальцы Исака прикасаются к лицу Эвена, к его любимому лицу, лаская, поглаживая большими пальцами. Исака никогда не целовали или не касались так прежде, и это ломает его. Это разрушает его до основания. Его грудь вздымается. Эвен прерывает поцелуй, прежде чем распаляется, и вытаскивает Исака наружу, держа за руку. Его шаги широкие и целенаправленные, несмотря на отсутствие обуви, а Исак чувствует головокружение, не помогает даже холодный воздух, который хлещет его по коже. Исак снова прижимается к стене, но теперь они в темноте, под деревом, окутанным светом уличных фонарей. Исак чувствует себя в безопасности. Исак чувствует себя окутанным заботой. Исак, которого никогда не касались так, но который делал вид, что всё это уже было, так долго, что не мог действительно понять, насколько это захватывающе, когда тебя так касаются на публике. Но Эвен понимал. Эвен всегда понимал. Всегда. Его большие тёплые руки прижимаются к лицу Исака, и от этого тяжело дышать, сосредотачиваться, двигаться. — Твои первые разы. Я могу сделать их ещё лучше. Если ты хочешь, — шепчет Эвен, и это застенчиво, сбивчиво, идеально. — Если ты позволишь мне. — Эвен, — выдыхает Исак, и чувствует себя мягким и нежным, для него. — Я хочу собрать воедино твоё сердце, как ты собрал моё. Если ты позволишь мне… Исак снимает свой снэпбек и надевает на голову Эвена — козырьком назад, как он сам носит, — чтобы прижаться к стене так, как хочется. Он привстаёт на носки, веря, что станет выше к восемнадцати, наклоняется и целует Эвена в открытый рот. Он целует его и отдаёт всю ту нежность которую хранит для него в сердце, костях, душе. Эвен умудряется улыбнуться, проникая в его кровь, и Исак не хочет, чтобы он исчезнул оттуда когда-нибудь. Он целует его со всей тоской и болью, которые скрывал в сердце до этих пор. Эвену понравился его глупый пост в Инстаграме. Он целует его, как хотел поцеловать в бассейне и в его спальне, и в кинотеатре, и в трамвае, и перед ветеринаром, и на его двухъярусной кровати, и на каждой вечеринке, на которой они были вместе. Исак целует его так, как умеет. На носочках, с наклонённым подбородком, с подрагивающими, но смелыми руками, дрожащими и полными желания губами, с открытым и обнажённым сердцем. Исак целует его так, словно любит. И Эвен целует его так, словно любит в ответ. Их поцелуи становятся небрежными, с языками, они целуются, а руки Эвена обхватывают Исака за талию, и он немного приподнимает его от земли, потому что идиот. И затем они смеются друг другу в губы, и Исак не может принять это, не может принять это счастье. Исак цепенеет от счастья. "Я хочу собрать воедино твоё сердце так, как ты собрал моё". — Ты уже, — выпаливает он, когда они отдаляются. — Уже собрал моё сердце воедино. Эвен снова целует его, на этот раз дольше, и Исак отчаянно забирается руками под футболку Эвена и чувствует под руками его спину так, словно не может поверить в это. Они целуются, пока их рты не начинают болеть, пока Исак не становится уверен в том, что не забудет, какой Эвен на вкус, как он пахнет. Они целуются, пока Исак не убеждается, что больше не сможет сказать, что его никогда не целовали и не касались. Эвен прижимает его к стене, отдаёт, отдаёт и отдаёт ему всё, пока Исак извивается и трясётся, пока он исчерпан и счастлив, пока его сердце угрожает вырваться из груди. И Эвен может говорить. Эвен всегда может говорить, Эвен, который наблюдает за ним. Он замедляется и держит лицо Исака, внимательно его изучая. Но Исак не может этого вынести и снова цепляется за него, на этот раз обнимая за плечи, просто чувствуя его и дыша им. — Малыш… — выдыхает Эвен, как будто понимает, как будто знает, что Исаку больно. — Пожалуйста, не причини мне боль. Пожалуйста, Эвен… — он задыхается. — Я не смогу вынести это. Я не смогу… Исак знает, что «Я никогда не причиню тебе боль» могло бы что-то изменить в нём. Он знает, что проглотил бы эти слова и оберегал их. Но Эвен вместо этого не произносит ни слова. Он просто обнимает, пока все страхи наконец не отпускают его, пока язвительность, сарказм, остроумие, боль и стены не исчезают. Он ждёт, пока его стены не падут, в тёмном уголке под деревом, и обнимает, проходя с ним через всё это. . Позже вечером, когда они идут, держась за руки, к дому Исака — где он планирует оставить Эвена на ночь и прикасаться к нему так, как он жаждет этого, а затем познакомить его с мамой утром, потому что он собирается исправить их отношения и работать над ними, пока не сможет массировать ей ноги после долгого дня, не посчитав это нелепым, — Эвен подталкивает его с улыбкой, и Исак улыбается ему в ответ. — О чём задумался? — Если бы люди были минутами… — затихает Эвен, задумавшись. — Ты бы определённо был этой минутой. Исак смотрит в экран своего айфона. 21:21. Он смотрит на него: — Сейчас 21:21. — Я знаю, — улыбается Эвен, указывая на часы. — Так я время своего рождения? — Нет, ты эта минута. — Дай угадаю, — закатывает глаза Исак. — Я делаю тебя счастливым? — Вот дерьмо. Я уже использовал эту тактику с тобой раньше? — гримасничает Эвен. — Придурок! — толкает его Исак, а затем оказывается втянутым в сладкий головокружительный поцелуй. Что-то сладкое, чтобы собрать моё сердце воедино. — Если бы люди были минутами, ты бы тоже был 21:21, — шепчет Исак и краснеет. Он знает это. — Я тоже делаю тебя счастливым? — улыбается Эвен. — Попробуй ещё. — Я время твоего рождения, когда ты впервые заплакал. — Нет, — смеётся Исак. — Тогда что? Почему я 21:21? Что это время заставляет тебя чувствовать? Исак смеётся, потому что знает, что прозвучит как самый большой идиот в мире. Он понимает это. Но он всё ещё знает, что Эвен будет дорожить этими словами, что Эвен не поверит, что он нужен Эвену, чтобы поверить в это. Поэтому он обхватывает его лицо и наклоняется. Я чувствую, что ты был со мной с самого начала. Я чувствую, словно каждая минута с тобой — любимая минута всего дня. Я чувствую, словно ты создан для меня. Я чувствую, что не жил, пока не встретил тебя. Я чувствую, словно до тебя всё было в тумане. Исак останавливает выбор на простых словах: — Я чувствую, что люблю тебя.