Вырваться из тьмы

Ратледж...       ...с виду создавал благоприятное, пусть и несколько мрачное впечатление. Никаких крепостных стен в метр толщиной с окнами-бойницами. Истинное назначение этого здания, похожего на крупный особняк, случайному прохожему могли открыть разве что надежные решетки на окнах и ряд высоких металлических кольев на прочном внешнем заборе. Когда речь заходит о душевнобольных, даже "тихих", безопасности вокруг них много не бывает.       - Доброе утро, мисс Линделл! - внутри, в одной из комфортабельных одноместных палат, медсестра внесла поднос с больничной едой, полезной и традиционно безвкусной. Пациентка бросила на нее короткий взгляд, но ничего не ответила.       - Как вы себя чувствуете?       Никакой реакции.       - Сможете позавтракать сами, мисс?       Долгая пауза.       - Да.       - Очень хорошо. Через час к вам зайдет доктор, он говорил, у него есть для вас подарок, - ответила сестра, натянуто улыбнувшись.       Изображать искреннюю улыбку при виде этой девушки было выше ее сил. Уже целый год работница клиники наблюдала за Алисой, и каждый день пациентки был до ужаса похож на предыдущий. Еда, прогулка по дворику с другими "тихими", сон, временами беседы с врачами, по большей части в виде монологов со стороны последних, или какие-нибудь новаторские процедуры. Все из них, даже весьма болезненные, больная принимала со безразличным терпением. Говорили, даже братья Ди и Дам - иначе двух мускулистых, жестких, устрашающего вида санитаров никто не звал - не произвели на нее в свое время должного впечатления своей мертвой хваткой. И никто никогда не мог вытянуть из мисс Линделл больше трех слов за раз.       Эта сестра наблюдала Алису лишь один год, из многих, проведенных в стенах клиники. Из девочки она превратилась в юную девушку, статную, с приятным правильным лицом, но, конечно, слишком бледную и слабую от больничной жизни, чтобы ее можно было назвать действительно красивой. Немигающий взгляд зеленых глаз, устремленный то ли на собеседника, то ли куда-то за горизонт, тоже скорее пугал, чем притягивал. Понимает ли она на самом деле, что происходит вокруг? А если придет в себя, как повлияет на нее столь длинный "провал" в собственной жизни, не считая смерти самых близких людей?       Прошло еще совсем немного времени, и доктор пришел, как приходил почти каждый день до этого. Этот раз, впрочем, был особенным. Слегка нахмурившись, сидящая на кровати Алиса повернулась и уставилась на корзинку, которую нес полноватый седобородый профессор. Не сдержав легкой торжественной улыбки, тот поставил ее прямо на больничное одеяло.       Чтобы получить вещи, лежащие в ней, врачам потребовалось много усилий. Предметы, уцелевшие после пожара, надолго осели в качестве улик в полицейском участке. Ходили слухи, что дом сгорел не просто так, имел место поджог - хотя ни одного подозреваемого, чья причастность могла быть подтверждена, у сыщиков не нашлось. Лишь когда дело было в итоге закрыто, обгоревшая, все еще пахнущая дымом утварь оказалась частью на свалке, а частью у друзей семьи Линделл - и кое-что из нее закончило свой путь в Ратледже.       Доктор что-то говорил. Приветствовал. Успокаивал. Описывал, словно мимоходом, почерневшие предметы, надеясь, что хлопоты не пропали даром и реакция Алисы на "подарки" была не простой случайностью. Вот табакерка с заводным чертиком. Вот слегка оплавленный, но отчищенный от копоти кухонный нож. Несколько игральных кубиков и шахматных фигур. Треснувшие карманные часы. Зеркало в изящно изогнутой оправе. Плюшевый кролик, бывший когда-то одной из ее любимых игрушек. "Ты не помнишь, где могла встречать такие вещи раньше, давным-давно? Скажи, прошу тебя. Не бойся." Доктор был, можно сказать, на правильном пути, однако сознание девушки не могло пробудиться сразу.       Мысль, вращавшаяся в ее сознании, превратилась за годы из мотылька вокруг фонаря в тяжелый скрипучий жернов. Глубоко внутри Алиса уже с трудом понимала, что такое "фантазерка" и почему ей нельзя быть. Но знала, что круговорот самоунижения (самоуничтожения?) почему-то важен, и что только так возможно искупить свою вину, только отказавшись от Страны Чудес.       Знать бы только, что это за страна. И в чем она виновата. Жаль, что важнее всего была работа по тому, чтобы...       Перестать помнить себя. Перестать думать как она думает. Перестать быть собой.       Работа эта шла хорошо, хоть и непозволительно медленно. Слова справедливых обвинений и невнятных оправданий то и дело сливались в жесткий, механический рокот, бездумный, бессмысленный, и важный, такой важный. Заглушить его не могло уже ничто, даже детские воспоминания, на которые надеялись в Ратледже.       Солнце медленно шло по небу за окнами больницы, и жизнь шла вместе с ним, своим чередом, пока Алиса все больше уходила в сторону, на грань забвения. Убедившись, что девушка не воспринимает его речей, профессор оставил ее наедине с новыми вещами - кроме, само собой, ножа. Пусть и затупившийся, он мог быть опасен. В основном бывшие "улики" расположились на тумбочке, частью на подоконнике, а плюшевый кролик остался валяться на кровати рядом с Алисой.       "Приятный человек... как же его зовут? Кажется...кажется... Гм..." - запоздало проскользнуло в ее сознании. Память упорно молчала. "Но он приходит каждый день. Как я могла это забыть?"       "Не можешь вспомнить? Неважно, и совсем неудивительно. Ты еще должна стать серьезной, не такой, какая ты есть."       "Но кто я?"       "Глупая мечтательница, позволившая себе стать жертвой реальности."       "Я..."       "Ты снова оправдываешься, Алиса!"       Цикл, как всегда, вернулся на знакомую колею.       Затем наступил вечер. Солнце еще не ушло с небосклона, но померкло, заслоненное тучами. Сверкнула молния, зашуршал дождь - колыбельная самой природы. Окна на время грозы в Ратледже всегда занавешивали, чтобы не нервировать пациентов, так что Алиса лишь слышала гром, сопровождаемый тихими стонами в соседней палате, и видела тусклые вспышки. Это было еще хуже. Или лучше, как посмотреть.       Вспышки, как от огня, пляшущего где-то в коридоре. Гром, порой так похожий на треск оседающего дерева. Бесконечный цикл внутри девушки всегда замирал на секунду в такие моменты, в разгар грозы, чтобы оставить ее в блаженном забытьи, и запускался снова. Во время таких пауз Алиса улавливала чей-то плач, но не могла понять, кому он принадлежит и откуда доносится. Да и разве был он теперь хоть сколько-нибудь важен?       Что-то двинулось возле руки Алисы. Девушка медленно повернула голову, повинуясь бездумному, скорее инстинктивному удивлению.       Кролик, шевеля потрепанными лапками, пытался приподняться навстречу ей. В черных глазках-пуговках отразился слабый свет пасмурного дня.       - Спаси нас, АЛИСА! - раздался многоголосый хор изможденных, отчаявшихся голосов. Казалось, он шел сразу со всех сторон. Игрушечная голова дернулась несколько раз, пытаясь разорвать ветхий шов на месте рта. Обвинительная круговерть, наконец-то, надолго остановилась, замолкла, будто испугавшись.       Распахнув глаза, Алиса с криком отшатнулась, внезапно осознав, кто она, где находится и что произошло с ней годы назад. Ее охватила дрожь, поток ярких воспоминаний заполнял голову, принося все новые детали дня сегодняшнего, вчерашнего - вплоть до той страшной ночи. А потом доски под Алисой треснули и сломались, вся постель истлела на ее глазах за мгновение, и девушка полетела куда-то вниз, в бесконечную тьму, пахнущую мхом и сыростью.       Чувства, сопровождающие это падение, были поразительно реалистичными - вплоть до свиста воздуха в ушах и спертого, напряженного дыхания.       - Я иду...кем бы вы ни были! - выкрикнула Алиса в пустоту, постепенно привыкнув к такому положению. Ее воспоминания продолжили прибывать, заново открывая измученному сознанию сон за сном, фантазию за фантазией. Всплыла и повседневная, порой скучная, но в целом счастливая жизнь. Родители... Лиззи... Алиса всхлипнула и мотнула головой, пытаясь отогнать эти образы. Ветер срывал с лица слезы. Становилось ясно, что ее могли позвать только из Страны Чудес. Это все, что у нее осталось. В реальности же...       Где-то на дальних рубежах сознания заворчал до боли знакомый скрипучий жернов, как спящий зверь, готовый пробудиться. Мда, о реальности лучше сейчас не думать.       Интересно вот только, почему этот сон - в том, что она спит или лежит в обмороке, Алиса уже не сомневалась - кажется самой что ни на есть настоящей реальностью? Значит ли это, что упав с высоты, девушка (или девочка? Как она сейчас выглядит, хотелось бы ей знать?) разобьется?       Алиса невольно зажмурилась, а через несколько секунд с размаху приземлилась на что-то мягкое, подняв облако сухой пыли.