бьётся сердце

Утром мама попросила забрать Матвея пораньше. Срочно надо было куда-то ехать, но Лёша слишком мало спал, чтобы вникнуть куда. Мешки и синяки под глазами скоро должны были стать больше самих глаз. В квартиру к Сёме заходить не хотелось. Сёму в общем видеть не хотелось и Лёша всеми силами пытался избежать этой встречи, но возможности не было. Уже подъехав, он решил позвонить Матвею, чтобы тот вышел, но брат на звонок не ответил. Опять, наверное, телефон на зарядку не поставил. Поколебавшись, Лёша пошёл. Он поднялся по лестнице и замер у двери. Нервно сглотнув, нажал на кнопку звонка. Внутри всё свернулось. Дверь открыл Яша, брат Сёмы, один из немногих, кто знал об этой ситуации между ними тремя. Узнал совершенно случайно, Лёша, в истерике, начал написывать не тому Трескунову, а на утро пришлось объясняться перед Яшей. Яша никогда не был уверенным в себе мальчиком, но в этот раз настоял на том, чтобы Лёша вылил всё связно и ясно. Лёша и вылил, правда, от встречи наедине отказался. — Привет, — Лёша с судорожным вздохом посмотрел парню в глаза и тот открыл дверь шире, пропуская парня в квартиру. — Привет, — он кивнул и поправил очки, а затем и волосы, которых, это, конечно, не спасло. Он походу только что проснулся, но по отсутствию и намёков на мешки под глазами, спал лучше, чем Лёша. — Можешь Матвея разбудить? — попросил он, в глазах почти умоляя. Раньше он и сам бы прошёл в комнату Сёмы и сделал всё, что ему надо, а теперь он чувствовал, как дрожали колени. — Да, — Яша кивнул и ушёл в комнату брата. Минуту спустя — оттуда вышел Яша и кивнул, слегка улыбнувшись. Он помялся на месте ещё минуту, но потом быстро улизнул к себе в комнату. Но Лёше было не до его странного поведения. Через несколько минут дверь комнаты открылась и сонный Сёма и Матвей вышли оттуда, оба отвели взгляд куда-то и тихо поздоровались. Матвей в кофте Сёмы пошёл одеваться дальше. Неловкая тишина начала душить и Лёша, бросив короткое «я жду на улице», быстро вышел. — Я чувствую себя виноватым… — Матвей выдохнул, завязывая шнурки на белых кроссовках. — Я твою толстовку тебе потом отдам, хорошо? — Да забирай, — Сёма отмахнулся. Толстовка его сейчас волновала в последнюю очередь, к тому же, Матвею она очень шла. — Ты ни в чём не виноват. Я буду повторять тебе это столько раз, сколько потребуется, потому что так и есть. Ты не виноват в том, что и так бы произошло. Мы не любили друг друга по-настоящему, понимаешь? Он не понимает этого сейчас, потому что думает, что на мне мир сошёлся. Он всё поймёт, когда полюбит. Потерпи, солнце. Всё наладится, — Трескунов подходит к нему и, чуть наклоняясь, мягко целует в губы. — До скорого. Матвей вздыхает и выходит на улицу, боясь следующих минут двадцати, в которые он будет ехать с братом в одной машине. Их разговор подслушивает Яша и питает неприязнь к этим двоим, потому что видит, как потухли глаза Лёши. Любовь — на редкость хуёвая штука, — об этом думают все четверо.