Подмена

Это заканчивается быстро. Арсений не успевает прийти в себя, когда в чувство приводят самые настоящие вопли восхищения окружающих, особенно девушек. Кто-то обмахивает себя ладонью, приговаривая что-то по типу «ух, как жарко стало!». Арсения хлопают по плечу, Антон отбивает пять всем по кругу, после чего снова закидывается комбинацией из водки и сидра. Игра продолжается, каждая последующая импровизация играющих изобретательнее предыдущей, но Арсений продолжает сидеть как в трансе. Иди сюда. Я никогда не забуду нас с тобой. Это все игра. Забавы ради. Это просто шутка, шоу. Но почему же, в таком случае, поцелуй с Антоном так отзывается в нем, что он, как последняя школьница, снова и снова прокручивает в памяти ощущение губ Антона на своих собственных? Может, потому что Антон до безобразия хорошо целуется, а Арсений не целовался ни с кем — по крайней мере, так, — вот уже шесть лет? Арсений выходит из игры и из комнаты, ретируясь на кухню. Ты сам виноват, — думает Арсений, наливая себе виски и разбавляя колой, — ты заблокировал все свои эмоции и запретил себе что-либо чувствовать, так что, неудивительно, что даже искусственная чувственность — которая хоть и выглядела такой реальной, благодаря актерским навыкам Шастуна — вызвала в тебе такую реакцию. Арсений глотает виски, обитатели кухни обсуждают политику, а Арсений вспоминает слова Антона: «раз ты должен искупить вину прошлого, освободиться от этого с моей помощью, то тогда и я должен решить какую-то свою проблему с помощью тебя. То есть, мне надо… спасти и тебя тоже?» Что если часть Антона заключается в избавлении от одиночества? Чтобы он наконец почувствовал чью-то заботу, душевную близость с кем-то? Что если этим «кем-то» должен стать Арсений? Арсений вымученно проводит по лицу, шепча в стакан: — А если это был просто случай забавы ради, и в этом нет никакого смысла? Я же даже не гей. Нет же? — Чего говоришь? — врывается в мысли грубый голос, отчего Арсений вздрагивает. На него смотрит парень в очках, явно наметившийся начать новый разговор. Это, кстати, было бы нелишним — обсудить с кем-то всю эту ситуацию, обмозговать двумя головами. Да, но только не с этим парнем. Арсений отнекивается, наполняет свой стакан чистым виски и выходит из-за стола, пробирается через гостиную к выходу. Когда Арсений наваливается на дверь, воздух сразу же охлаждает целительной свежестью его тело, из-за чего Арсений покрывается мурашками. Наверное, решение не брать куртку было опрометчивым. Делает глоток, виски пробирает теплом. Арсений достает телефон, ищет в контактах Диму. Нажимает, вслушивается в гудки. — Хей, как отдыхается? — вместо приветствия говорит Дима. С фестиваля они ушли вместе с Катей, и, должно быть, сейчас он вместе с ней. Арсений не подумал об этом. — Здравствуй, ты один? Можешь говорить? — Да, Катя спит уже, я на кухне сижу… Что-то случилось? — Да… нет, ничего серьезного, — на улице, блин, слишком холодно, поэтому Попов делает еще пару глотков, — но мне очень надо обмозговать одну ситуацию, потому что я сейчас с ума сойду. — Я весь внимание, — Арсений слышит характерный звук зажигалки — Дима закуривает, и от этого Арсению самому хочется закурить. Арсений рассказывает о своей догадке об истоках подмены — что Арсению нужно спасти Антона, аргументирует это. — В общем… господи, я даже не знаю, как это сформулировать. Может, это потому, что я пьян, но, короче… В общем, эм… короче! — Длиннее, — вбрасывает Дима. — Ага. Короче, во время игры в бутылочку — и да, не комментируй, я среди студентов и да, я играл с ними в бутылочку, — мы поцеловались с Антоном, и я… черт, кажется, я что-то почувствовал. Я не знаю, наверное, это потому, что у меня давно не было какой-то эмоциональной близости в романтическом плане, а с Антоном из-за этой подмены у нас сложилась такая исключительная ситуация, что я испытываю много эмоций на этот счет, и, может, на фоне этих эмоций у меня сложилась какая-то тяга к заботе о нем, и я вот думаю, может, раз я должен спасти его жизнь, то он должен, в свою очередь, вернуть мне это забытое чувство — желание заботиться о ком-то? Но я же никогда не чувствовал ничего такого к парням, типа, я не гей — вроде — может, я би? Но сейчас это, наверное, неважно, если это ради исполнения цели подмены происходит. Господи, я не знаю, это какой-то пиздец, и я ничего не понимаю. — Так, — спустя тираду доносится голос из трубки, — спокойно. Во-первых, давай пока ты не будешь делать выводов о «высшем смысле» подмены, окей? Мы не можем утверждать, что у нее вообще есть какой-то судьбоносный смысл, согласись. — Это да… — растерянно мямлит Арсений, делая еще один глоток. — Во-вторых, отталкиваясь от этого, я думаю, тебе стоит прислушаться к своим ощущениям вне контекста подмены, разобраться в себе чисто ради того, чтобы разобраться в себе. Включая всю эту тему с «гей ли я или же би». Скажи, что ты чувствуешь к Антону? — Я… наверное, я чувствую сочувствие к нему, обеспокоенность по поводу его ситуации жизненной, я хочу, чтобы у него все было хорошо… хочу помочь ему в этом. — И ты это мне транслируешь не потому, что в этом, по твоей догадке, «смысл подмены»? — Нет, я так правда чувствую, хоть ему я сказал, что мне надо это делать из-за смысла подмены. — Да, и я догадываюсь, почему. Но, раз уж ты спрашиваешь моего мнения, мне кажется, вам — а тебе в первую очередь — стоит немного абстрагироваться от подмены, и разобраться в первую очередь в межличностных отношениях. Да, у вас произошел этот обмен телами, но в то же время у вас уже выстроились какие-то отношения, у тебя появилось привязанность к нему, желание заботиться и все такое. И теперь надо что-то решить и понять с учетом чисто твоего отношения к нему, не подмены. И с влечением сексуальным разобраться — есть ли оно, обоюдно ли оно и так далее. И, желательно, сделать это все на трезвую голову, потому что сейчас ты звучишь не самым располагающим к размышлениям образом. Арсений молчит, параллельно думая, что он до сих пор не уверен — привязанность ли это к Антону как таковому, или же просто нехватка эмоциональной привязанности со стороны Арсения, где Антон — просто инструмент… Или же Арсений действительно просто пьян, и в этом, опять-таки, нет никакого смысла, и все пройдет под утро. Арсений благодарит Диму и прощается с ним, решая сам для себя, что будет действовать по обстоятельствам. Когда он поворачивается, чтобы возвратиться в дом, он видит курящую около подъезда Иру. — Ох, Ира! — Арсений подлетает к ней, сложив ладони в молящем жесте, — стрельнешь мне? Ира улыбается и лезет в карман куртки. — Как такому красавчику отказать, — смеется, протягивая раскрытую пачку. Арсений вытягивает сигарету, и наклоняется к огоньку, заботливо подставленному Ирой. С наслаждением затягивается. — Спасибо, — выдыхает он. — Н-да, «не хотел снова начинать курить», называется. — И сколько ты не курил? — До знакомства с Антоном не курил два года, считай. Ну, так, за два года, может, штуки три скурил. — Что же Антон такого сделал, что это снова заставило закурить? — Ира вскидывает бровями, затягиваясь. Арсений смотрит на сигаретный дым, поднимающийся в грязное московское небо. Справедливости ради, ответом на этот вопрос будет подмена, о чем Арсений пока не торопится трубить налево и направо. Но ответ его оказывается не менее правдивым: — Захватил все мои мысли. Из окна первого этажа как по заказу доносятся аккорды песни «жить в твоей голове» Земфиры, которую Арсений отдаленно припоминает. — Да, малыш-Антон в этом мастер, — произнося это, Ира как-то грустно улыбается. — Я в него тоже влюбилась, когда мы только познакомились. Арсений делает глоток виски, смакуя смешанный с табачным вкусом вкус алкоголя, чувствуя, как земля окончательно становится нетвердой. — А с… — слова формируются все с большим трудом, — сейчас? — М-м, не, — Ира мотает головой, — сейчас скорее это прошло. В какой-то момент я осознала, что он совершенно не видит во мне девушку. Но он всегда помогал мне, смешил меня, так что… я ценю его, как друга. Кстати, не видел его? Я думала, он курить вышел, но его тут нет… Арсений хмурится, потому что последний раз видел его в игровой комнате. Попов тушит сигарету и объявляет, что, мол, пойдет поищет его, и направляется в подъезд. Чудом попадает в нужные клавиши, набирая код подъезда — цифры танцуют перед глазами. Поднимается по такой же пляшущей лестнице, входит в квартиру. Снимая ботинки, разглядывает лица в гостиной — Антона не видно. На кухне пусто, в игровой тоже, в комнате для уединения — лишь возмутившаяся приходу Арсения парочка. — Бля-ять, да давай же, оба туалета заняты, выходи уже! — слышит Арсений чей-то голос из коридора. Арсений подбегает к туалетной комнате, что ближе к кухне. Взгляд падает на ту стену, по которой растекался Антон, и Арсений мимолетом думает: «ох, вот сейчас да, Шаст, сейчас я тоже такой же пьяный». — Что там происходит? — спрашивает Арс у полного паренька, что стучится в туалет. — Да там Малыш закрылся и не выходит уже минут десять, а второй туалет Оксана заняла и тоже не выходит! — Вообще-то, я вышла уже, — говорит вдруг появившаяся за его спиной Оксана, и парень охает, убегая в направлении второго туалета. — Дурашка, — констатирует Оксана. — Все хорошо? Что случилось? — спрашивает она, глядя то на Арсения, то на закрытую дверь туалета. Арсений стоит в растерянности, а в туго думающей голове крутятся нечеткие картинки ужасного — причины и цели, с которыми Антон мог запереться в ванной. Не дождавшись ответа, Оксана стучит в дверь. — Тош? Ты там в порядке? Из-за двери доносится голос, и Арсений чувствует волну облегчения от того, что сразу поступает ответная реакция: — Да-а, да, я щас выйду… — после чего слышится характерный звук того, как его рвет, и для Арсения все становится очевидным. — Е-емае, бедолага… — Арсений занимает позицию Оксаны, опираясь лбом о дверь. Но перед тем, как постучать, обращается к Оксане, пьяно прищуриваясь: — можешь поискать, есть ли в этом доме энтеросгель? Оксана кивает и быстрым шагом уходит. Арсений стучит в дверь. — Антон, это я, Арсений. Впустишь? Через секунд десять за дверью слышится шорох, трение руки о дверь, и только потом замок наконец щелкает. Арсений аккуратно открывает дверь, заходит и сразу закрывает за собой, запирая замок. Картина, развернувшаяся перед ним, заставляет его вздохнуть с сожалением. Арсений подсаживается, прислоняясь спиной к стене, рядом с унитазом, над которым согнулся сидящий на коленках Антон. Антон снова кряхтит в попытке вызвать рвоту, но, претерпевая неудачу, кладет голову на бачок унитаза. — Пи-изда-а-а, — хрипло тянет он, в попытке найти Арсения ошалевшим взглядом. — Мне так плохо-о, ебаный в… — не договорив, хватается за живот, кашляет над унитазом. — Сунь два пальца в рот, нужно рвоту вызвать, Шаст, — Арсений пододвигается ближе к Антону, чтобы поддержать его, так как он постоянно так и норовит соскользнуть с бачка и удариться обо что-нибудь головой. У Антона не получается самому «использовать» два пальца, потому что все конечности ослабли настолько, что отказываются его слушаться — классические признаки алкогольного отравления — тогда Арсений помогает ему. Когда Попов, ополоснув руку, возвращается на прежнее место, Антон выстанывает: — М-м, спасибо, — рывком поднимает руку, не дотягиваясь. Арсений привстает, нажимает кнопку слива воды, и Антон мычит, чуть ли не всю голову засовывая в унитаз: — свежо-о. — Тихо-тихо, — Попов аккуратно тянет Антона за плечи, возвращая голову в прежнее положение на бачок. — Бля-ять, такой позо-ор… — Да все мы там были, не переживай. На лучше, — Арсений снимает с себя верхнюю кофту и накрывает ею Антона, потому что тот весь дрожит. — Ты такой заботл… а сколько я уже тут сижу? — Антон поднимает брови, но не открывает глаз. Арсений прикидывает: время, которое он говорил с Димой — это минут десять, плюс еще минут десять, которые он его искал, плюс минут двадцать-тридцать уже здесь — время тянется долго, потому что Антон в силу своего состояния реагирует на все очень медленно. — Минут сорок, думаю. — А-ху-еть. Арс, ты же токчто пришел. — Не-а. — Го-осподи, — Антон прикладывает лоб к бачку, — такое позорище, мне так стыдно. Арсений гладит Антона по спине, стараясь в то же время его согреть. — Не переживай, — Арс облокачивается о бочок, — ты даже в таком состоянии выглядишь прекрасно… на ангела похож. Антон в ответ даже — ну, спустя всего минуту, — поворачивает голову и смотрит на Арсения, прищуриваясь. — Чего блять? Ты совсем бухущий чтоль, я тут сижу и блюю, какого еще ангела? — Ангел, я пошутил! — смеется Арсений и кладет голову на предплечье, рассматривая лицо Антона. Когда Антона отпускает, по крайней мере, когда его больше не рвет и не трясет, Арсений решительно настаивает на том, чтобы они пошли легли. Антон чуть ли не обнимает унитаз, вереща, что если он двинется, его начнет тошнить и он помрет, но Арсению удается его убедить, что ничего из этого не случится. Он помогает Антону встать, подхватывая его за талию — шатает Антона знатно, — и они выходят из туалета. Гостиная уже опустела, лишь несколько девочек сидят и болтают о чем-то. Вся тусовка переместилась на кухню и в игровую. Они проходят в гостиную, и Арсений метит к дивану, чтобы уложить на него Антона. С их приходом с дивана быстро поднимаются Ира и рыжая девочка Катя, которые тут же начинают реагировать оханьем. — Я живой, — мямлит Антон, показывая «пис» пальцами и тут же плюхаясь на освободившийся диван. Он тут же начинает дрожать и стучать зубами, и Арсений спрашивает у Иры: — А есть одеяло какое-нибудь? Или плед? — Угу! Сейчас принесу. Возвращается она быстро, и они накрывают Антона. Антон обнимает руку Арсения, греясь об нее, а Ира гладит его поверх одеяла. — Ой, ребята, вы такие прекрасные, спасибо, — мямлит он, крепче обнимая руку Попова. Какое-то время они сидят втроем, Ира с телефона открывает аудиозаписи Антона в вконтакте, включает их. Арсений находит это гениальным и невероятно милым. Идиллия казалось блаженно вечной, но в какой-то момент Иру зовут из игровой, и они остаются с Антоном вдвоем. — Мне так стыдно, — снова говорит Антон, утыкаясь в подушку, — там все тусят, а ты вместо этого сидишь тут со мной. — А мне так больше нравится, — улыбается Арсений. Замечает, что Антон снова дрожит. — Тебе все еще холодно? Антон кивает, и Арсений ложится рядом с ним. Через минуту Антон перестает дрожать. — Ты спать не хочешь? — спрашивает у него Арсений. — Не-а, у меня вертолеты. — Антон вздыхает, прижимаясь крепче к Попову, и, выдержав паузу в молчании, просит: — Расскажешь про свою первую любовь? Арсений слишком пьян, чтобы у него что-то «екнуло», поэтому лишь откашливается и устраивается поудобнее на подушке. Левую руку просовывает Антону под шею, обняв его таким образом за плечо. — Мне кажется, я был не очень хорош в отношениях, — начинает он. — То есть, я всегда был хорошим другом, хорошим коллегой. Я умею общаться с людьми, я умею… по крайней мере, умел любить. Но отношения вытянуть не смог, не понимал, как нужно поддерживать человека и помогать ему. Я очень ее любил, знаешь… и это такая трагедия, такая грустная трагедия… она была чудесной девушкой и слишком молодой, чтобы умереть вот так. По моему недосмотру. — Ты до сих пор любишь ее? — Арсений не видит, но после заданного вопроса Антон максимально акцентирует свое внимание на том, чтобы услышать ответ. — Она навсегда останется в моем сердце, мне никуда от этого не деться. Но… я тогда был другим — более юным, наверное. Сейчас я, считай, уже совершенно другой человек. Я бы сказал так, — подытоживает Арсений, — та любовь, которая у меня была, навсегда останется в моем сердце как одно из самых светлых событий, что были в моей жизни, и как одно из страшнейших одновременно. Какое-то время Антон ничего не говорит, осмысливая услышанное. Из игровой доносятся радостные вскрики и улюлюкание, но двоим в гостиной до них нет никакого дела. — У меня вот никогда не было отношений, — Арсений дергается, глядя на Антона. — Ага, не удивляйся. Но как-то так получилось… в школе я был увлечен другими вещами: театралкой, волонтерством на всяких площадках — я с класса девятого готовился к поступлению в театральный. А после школы я слишком погрузился в проблемы, в учебу и новый город, что совершенно не думал об этом… Как думаешь, — Антон поднимает голову, пытаясь посмотреть на Арсения, — у нее есть шанс вылечиться? Антон не называет имени Лизы и, хоть он резко перескочил с темы на тему, Арсений понимает, о ком он. — Есть. У меня был сюжет про инфицированных ВИЧ, среди которых были бывшие наркоманы. И истории у них были страшные, я был в шоке от того, что они оттуда выбрались, хоть не без пинка в виде болезни. Но от зависимости избавились, зажили полной жизнью. — Я так боюсь за нее… каждый раз я боюсь, что она умрет от передоза, что она заразится тем же ВИЧем, что ее изнасилуют или убьют… Я не хочу, чтобы дошло до того, чтобы она заболела СПИДом, чтобы это вернуло ее с небес на землю. Арсений, слушая Антона, перебирает варианты того, как можно помочь Лизе и тем самым — Антону. Генерирует различные варианты и уже готовится выдать их Антону, как вдруг Антон шепчет: — Знаешь, я никогда не говорил об этом ни с кем… В ответ Арсений прижимает его к себе сильнее. Через каких-то пять минут Антон засыпает, а Арсений думает о том, что Антон ему сказал. Всего пару фраз, но для Антона этого было достаточно, чтобы открыться. Он открылся Арсению. Не из-за обстоятельств подмены, в которых Арсений погружался в жизнь Антона поневоле, Антон сам, по своему желанию открылся ему. Арсений не хочет верить, что это лишь из-за опьянения, но оно же может быть так, да? Как понять, что Антон был искренен, а не просто пьян? Ответ поступит столь скоро, что Арсений, даже если бы знал, не успел бы подготовиться. Антон просыпается через полчаса. Начинает возиться и стаскивать с себя одеяло, больше не чувствуя в нем потребности. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Арсений, отстраняясь. Антон растерянно смотрит на темноту в окнах, на щелку света из игровой комнаты. — Еще не утро, ты совсем недолго спал, — отвечает Арсений на его растерянность. — А, да? — Антон проводит по лицу, прогоняя сон. — Мне уже в сто раз лучше. — Он глядит на бутылку сидра, стоящую на полу, и морщится. — Никогда нельзя смешивать водку и пиво, ни-ко-гда. — Пять с плюсом за усвоенный урок, — улыбается Арсений. Антон вылезает из одеяла и встает с дивана, направляясь в ванную комнату с целью умыться. Когда он возвращается, нависает над Арсом. — Пойдем покурим. — Утверждает, не спрашивает. Арсений кивает и поднимается. В море курток, накинутых на крючки в прихожей, Антон находит свою и роется по карманам. — Вот суки, у меня сигареты сперли, — Антон роется по другим курткам, считая справедливым обменом стащить сигареты у кого-то другого, но натыкается лишь на чью-то пустую пачку. — Бля-ять, по нулям. Они идут в игровую и открывают дверь. — Оп, Тош, ты как? — спрашивает тот самый полный паренек. — Жить буду, — бросает Антон, сразу переходя к делу. — Есть у кого-нибудь сиги? Кто-то мотает головой, кто-то выпячивает губу, и лишь один парень — тот, с кухни, который в больших очках, вытягивает пачку, заглядывая в нее. — У меня только одна осталась, пойдет? — Еще как! Твоя жертва не будет забыта, с меня пачка, — Антон тянется, подхватывая сигарету, и они с Арсением ретируются на улицу. На улице светает. Обаяние ночи рассеивается вместе с темнотой. Антон чиркает зажигалкой, наклонив голову, зажигает сигарету. Затягивается, протягивает Арсу, держа сигарету большим и указательным пальцами. Они курят в полной тишине, прерываемой лишь завывающим ветром. Арсений перекатывает горьковатый вкус на языке и снова возвращает сигарету Антону. — Ты когда-нибудь курил «цыганочкой»? — спрашивает Антон, принимая сигарету. Арсений мотает головой. Антон затягивается, после чего приближается к Арсению и наклоняется, осторожно выдыхая дым прямо в приоткрытые губы Арсения, и тот чувствует, как покрывается с ног до головы горячими мурашками, делая почти незаметный вздох. Отфильтрованный легкими Антона вкус дыма кажется вкуснее, чище. Арсений прикрывает глаза, скользя расфокусированным взглядом по лицу Антона, но тот отстраняется, делая еще одну затяжку, и повторяет то же самое. И когда Арсений вдыхает дым, Антон подается вперед. Губами к губам. От невесомого поцелуя у Арсения подкашиваются ноги и начинают стучать зубы. Это несколько секунд. Несколько секунд на границе — где-то между светлеющим небом и спальным районом на окраине Москвы — рука, которая только что держала сигарету, обхватывает Арсения за горячую шею, делая поцелуй глубже, чувственнее. Мир вокруг рассыпается на осколки, что впору задохнуться во всем этом. Антон вдыхает запах его кожи, легко проводя языком по нижней губе Попова, а Арсений уже готов растечься перед ним по асфальту, растопленным воском проскользнуть сквозь касающиеся твердые пальцы и навсегда остаться лужицей раскаленной нежности у него в ногах. Они целуются, полностью погружаясь в ощущение близости друг друга, и не думают, что кто-то может их увидеть. А Арсений чувствует, что это акт искренности. Доказательство не просто искренности Антона, но и… …взаимности.