***
Арсений шагает, и пальто Антона нисколько не защищает от похолодевшего сентябрьского ветра. На улице пока не так холодно и еще даже солнечно, но Арсений — точнее, Арсений внутри Антона — чувствует себя все еще погано, и его конкретно потряхивает. Того сна меньше часа явно было недостаточно, чтобы восстановиться. Еще и простудиться Антону вдобавок не хватало! Перед зданием МХАТ Антон останавливает Арсения и становится перед ним: — Так, как я выгляжу… — бормочет Антон и оценивающе осматривает Арсения с головы до пят, поправляя ему рубашку и рассматривая волосы. — Ты, — ехидно отвечает Арсений, тыкая Антону в грудь, — выглядишь просто прекрасно. А вот на счет себя, — соответственно переводит палец на себя, — не уверен. — Ты это, — поднимает бровь Антон, поправляя прическу Арсению, — давай не привыкай. Моё тело — всё ещё моё, а твоё — твоё. И выражаемся так же. — Я просто в роль вживаюсь, — пожимает плечами Попов. — И тебе советую. — Так, — Антон тянется к карману своего пальто, что сейчас на Арсении, и достает оттуда перчатки. — Надень это, пожалуйста. Арсений берет перчатки, оголяя перед обоими сбитые костяшки. Они так и не обсудили этот инцидент, а Антон будто бы нарочно избегает всякий раз, когда разговор приближается к этой теме. Через пару суетных движений наведения марафета Арсению, дождавшись финального кивка головы от Антона, они подходят к двери университета. — Итак, — вдруг ставшим хриплым голосом произносит Шастун, суя в руку Арсения нераспакованную пачку «парламента», — всё, как договаривались. Ни пуха. — К черту. Дверь МХАТа со скрипом открывается, и Арсений чувствует, как его обдает постсоветской атмосферой ободранных обоев, старого ламината и комнатки охранника. Комнатки, которая является первым этапом миссии «притворись Шастуном». — Привет, Мелкий, — хрипит охранник, улыбаясь. Арсений реагирует спокойно и мгновенно, улыбаясь и поднимая руку в ответном приветственном жесте. — В универе меня все зовут Мелким или Малышом, — начал Антон. — Чего?! Это по какой такой логике? Потому что ты на школьника похож? — Нет, — закатывает глаза. — Потому что я самый младший на своем курсе. Так что, если с тобой будут профессора так здороваться, не сочти их за педофилов, окей? — А это кто с тобой? — спрашивает охранник, приподнимаясь и рассматривая незнакомца. — Это мой друг, дядь Миш, — произносит Арсений максимально естественно. На лице беззаботная полуулыбка, а в легких сердце как будто на качелях раскачивается. И дрожащим жаворонком падает на дно желудка. — Он блогер, журналист, по делу здесь. Пустите? — А пропуск на него выписали? — Дядь Миш, ну он только сегодня прилетел, не успели на него пропуск выписать… Сами же знаете, что там за три дня заранее надо! — Тош, я все понимаю, но и ты пойми — не положено… — А если, — тут вступает в дело припасенный козырь в рукаве в виде пачки «парламента», — я случайно забуду у вас новехонькую пачку сигарет? Дядя Миша поднимает взгляд на двухметрового пацана и заламывает бровь. — Антон, это уже слиш… — А знаете! — вдруг надрывно произносит «блогер-журналист». — Я, пожалуй, снаружи подожду. А ты, Шаст, иди, — проговаривает Антон, дрожащей рукой выхватывая «парламент», и нарочито медленно, ненавязчиво разворачивается к выходу. Арсений наблюдает за выходящим Шастуном, за садящимся обратно в свое рваное кресло дядей Мишей. Срывается с места и дергает дверь. На улице хватает Антона за предплечье, будто тот собирается убегать: — Ты чего удумал? — в голосе звучат нотки удрученности и растерянности, теряясь за шумом толпы, идущей к Арбату. — Я не хочу ни с кем портить отношения. С охранником особенно. — говорит тихо Антон, ковыряя носком кроссовка каменную кладку. — Но… — Ты справишься без меня, — проговаривает Антон, следя взглядом за прохожими. — Видел лестницу, которая вверх ведет сразу за входом? Арсений кивает. — Вот по ней поднимаешься, и на втором этаже справа будут шкафики студентов. Там вы договорились с Оксаной встретиться после этой пары, — Антон смотрит на часы, — через десять минут… Всё помнишь? Арсений поднимает взгляд на Антона, который, в свою очередь, уже давно смотрит на Арсения. Антон жмурится от лучей и смотрит отчаянно, загнанно, и Арсений не видит ни толики надежды в его глазах. Арсений расправляет плечи и смотрит Антону в глаза: — Ты можешь рассчитывать на меня. Я и не в таком варился, — усмехается, а у Антона вытягивается лицо: — Сюжеты твоих роликов, конечно, животрепещущие, но в чем это ты таком варился, что будет покруче обмена телами? Уголки губ Антона поднимаются, и Арсений рад, что Антон воспрял духом. — Да я об «игре»: я кем только ни притворялся, — отвечает Арсений, почти открыто смеясь с реакции Антона. — Ладно, пойду я. Если что-то новое будет, — Арсений кивает на телефон в руках Шастуна, — пиши сразу мне. — Конечно, — отвечает пацан. Арсений разворачивается и хватается за ручку, дергая. — Антон! — вдруг окликает его Шастун. Арсений оборачивается, удивленно поднимая брови. — Спасибо. И удачи. Арсений салютует двумя пальцами — в точности так, как ему показал Антон час назад, — бросает напоследок улыбку и заходит внутрь.***
Дверь с уже приевшимся скрипом плавно закрывается. Арсений достает пропуск, с которого на фото улыбается Антон, и прикладывает к турникету. Ловит на себе сурово-обиженный взгляд охранника и сам не замечает, что смотрит в пол, как пристыженный школьник, и чувствует жар в ушах. Оказывается, ушастые чувствуют, когда краснеют их уши. Уже ступает на первую ступеньку, но тут же разворачивается. — Дядь Миш, — произносит, облокачиваясь о стойку, — не обижайтесь, ладно? Я правда думал, что из этого шутка выйдет. Извините меня. И опускает глаза, выстукивая пальцем нервозный ритм, как бы подтверждая этим свое смущение. У дяди Миши собираются морщинки на лбу и вокруг глаз — это он так улыбается. Некоторые люди с возрастом теряют умение улыбаться «стандартно», по итогу просто морща лицо, но улыбка все равно остается улыбкой. — Иди уже, мелкотня, — и машет рукой, будто отпуская грех. Арсений вздыхает и улыбается краем губ в ответ, легко откланивается и разворачивается к лестнице. На лестницу он практически взлетает. Когда он доходит до указанного места — так называемых «шкафчиков», — челюсть Антона, управляемая Поповым, опускается против воли последнего. Эмоции те же, что и восторг, который Арсений испытал в московском «Детском мире» в восемь лет. Там был плюшевый медведь размером, как казалось, с дом и карусель как из сказки. Папа ему купил тогда мяч и лазерный автомат, а еще самое вкусное в мире мороженое. Арсений запомнил тот день на всю жизнь, потому что сказал тогда себе: «это самый счастливый день в моей жизни». Понятное дело, что эффект был достигнут не счастьем, а впечатлением. Арсений потом это понял. И он понимает это сейчас, потому что шкафчики производят впечатление столь же сильное. Все шкафчики изначально были одинаковые — размером примерно сантиметров пятьдесят в вышину, с серыми железными дверьми и маленькими скваженками в уголках. Но Арсений может дать это описание лишь потому, что это — стандартные кладовые шкафчики, универсальные, и он об этом давно знает. Если бы Арсений не знал об их существовании, он ни за что не признал бы эти шкафчики в тех, что видит сейчас. Они будто наполнены эмоциями. Все шкафчики исписаны многочисленными надписями, увешаны рисунками и открытками, обклеены и раскрашены, где-то исцарапаны. Арсений идет вперед, стараясь рассмотреть каждый шкафчик: «настроение пьяно-лиричное» — написано на фотографии с группой молодых ребят, дальше сразу на трех шкафчиках расписана крупно фраза: «мы купим любовь, остальное пропьем и сляжем в палаты. Жизнь — это граната в детских руках». Когда Арсений доходит до середины, видит, что в углу по правую руку втиснуто фортепиано. Оно стоит перпендикулярно и совершенно не вписывается сюда. Когда Арсений замечает, что написано на задней стенке инструмента, он чувствует, что его селезенка вот-вот выпрыгнет от восторга. Белым мелом выведено:«ПРОСЬБА ОСТАВИТЬ НА СЦЕНЕ
хуй.»
Это настолько бессмысленно и невинно по-бунтарски, что Арсений почти пускает слезу. Он продолжает рассматривать шкафчики, и один задерживает Арсения около себя дольше остальных: по всей поверхности дверцы развешены ленты, каждая из которых… — Антон, — слышит он вдруг позади себя. Оборачивается. Сначала никого не видит, но потом опускает голову и обнаруживает миниатюрную девушку, похожую на котенка. Судя по ее росту и глазищам, это и есть Оксана. — Окс, привет, — улыбается Арсений и рефлекторно сжимает челюсть, прокручивая в голове всю информацию, что дал ему Антон. Сейчас начинается самое сложное.***
— Про фестиваль ты все понял? — спросил Шастун и получил кивок от Арсения. — Повтори вкратце. Арсений прокашлялся и выпрямил спину. — Будет около Третьяковки, называется «Пробки мира». Суть: куча ретро-машин стоят на одной локации с остальными декорациями, и в каждой машине — минимум один актер, который устраивает персональный спектакль каждому вошедшему, — Арсений сделал паузу, чтобы получить кивок от Антона. Антон кивнул, и Арсений продолжил: — тебе нужно отмазаться от помощи с декорациями, вообще максимально уйти от организационной части и оставить лишь участие в самом фестивале. И не просто участие, а еще и такое, к которому не нужно готовиться и репетировать. Так? — Да, все так. — Жесть, конечно, — выдохом бросил Попов. — Ты уверен, что тебя не пошлют с твоими просьбами? Антон почесал затылок и прерывно вздохнул. — Немного опасаюсь… Да, кстати. Важное замечание насчет меня самого, — Антон потер ладони, — я в нашей тусовке типа заводилы. Арсений непонимающе качнул головой, подаваясь вперед. — Ну, я, как бы сказать… Всегда всех подстегиваю, разогреваю компанию… И это будет первый раз, когда я таким образом откошу. Думаю, в первый раз мне простят и поддержат, — сказал Антон. — Я надеюсь.***
— Как ни в чем не бывало! — сразу на повышенном тоне выдает Оксана. — Если не собираешься участвовать в фестивале — так и скажи, почему ты… мало того, что на оргсобрания и репетиции не приходил, так еще и не отвечаешь никому! — Оксана, погоди! — пытается прервать ее Арсений, чтобы она не наговорила еще чего-то, на что уже будет не найти оправданий. — Я хочу участвовать в фестивале, я же поэтому и хотел поговорить. Оксана смотрит на него снизу вверх и щурится. Поднимает подбородок и скрещивает руки. — Ну? — бросает она и поджимает губы. — Я хотел в первую очередь извиниться за свое отсутствие, — говорит Арсений, после чего чувствует необходимость сделать глубокий вдох и чуть-чуть помолчать. — И извиниться, что не отвечал на сообщения и звонки. У меня были на то веские причины, но… — мимо пробегает группа шумных студентов с сигаретами за ушами, и Арсений отвлекается. — Ну так, — пользуется его паузой Оксана, — иди решай дальше свои проблемы, Антон. Ты же прекрасно знаешь, как тут все устроено. Не можешь выкладываться — не берись. — Это в первый и последний раз! — Арсений решает бить серьезной артиллерией: восклицаниями. — Оксана, я очень хочу участвовать в фестивале! Я могу взять точку с импровизацией, либо на крайний случай с вами, с продюсерами, ходить как волонтер. Оксана смотрит в сторону и грызет щеку с внутренней стороны. Арсений понимает, что хоть Оксана и выглядит как котенок, характер она имеет куда менее мягкий — и он чувствует, что пока не убедил ее. Когда Оксана приоткрывает рот и морщится, Арсений понимает окончательно — сейчас она скажет «нет». И принимает волевое решение ее остановить: — Для меня правда очень важно участвовать в этом фестивале, — говорит Арсений глухим голосом. Будто это дело решает его собственную судьбу, а не Шастуна. Но для Антона этот фестиваль действительно очень важен. Если ты поменялся телами с другим человеком, и готов отложить это на потом ради фестиваля; когда ты нормально не спал несколько ночей, когда ты только что уложил сестру в стационар — и все равно рвешься на этот фестиваль, сумев уговорить попаданца в твое тело тебя сыграть. Антон определенно что-то потеряет, если упустит эту возможность. И, черт, Арсений пообещал Антону, что не подведет. Сам не знает, почему, но пообещал. — Но ты уже пропустил практически всю организацию, — говорит Оксана с ноткой сожаления. — Тош, правда, ты мой друг, но когда дело касается работы, ты меня знаешь… Арсений на секунду задумывается — у него появилась, кажется, выигрышная мысль. И если он все понял правильно, то мысль эта Антону очень не понравилась бы. Выдыхает через нос, вытягиваясь как тросточка: — Я смогу включиться. Со всей ответственностью. А насчет моего прошлого выпадания из ситуации… такого больше не повторится. После этих слов Арсений ждет конкретного вопроса от Оксаны, и она его задает: — И как я могу быть в этом уверена? Теперь Арсений может воплотить свой стратегический план. Оксана назвала Антона «другом» — а если они друзья, то можно попробовать надавить на жалость, самую малость. Все-таки друзья проникаются проблемами друг друга в случае их появления. — Дело в том, что у меня на днях приехала сестра, — начинает он тоном, который предполагает, что слушающий сможет закончить историю самостоятельно, — и у меня с ней возникли проблемы. Бинго. Подруга Антона наверняка знает про «маленькую проблему сестры». А даже если и не знает конкретно, то «семейные трудности» у Антона наверняка уже возникали, и наверняка не единожды. — Сестра? — переспрашивает Оксана, а Арсения будто ударяет по затылку. — Ты не говорил, что у тебя есть сестра. А что за проблемы? У Арсения вмиг пересыхает в горле. Он задается вопросом: «а говорил ли об этом Антон хоть с кем-нибудь?» — Да. Сегодня с утра я ее положил в клинику… В общем, она больна, и мне пришлось посвятить время ей. — Арсений решает, что он не вправе решать за Антона, что и кому рассказывать или не рассказывать. — Сейчас она в надежных руках, поэтому ты можешь быть во мне уверена.***
Когда Арсений спускается вниз к выходу, у него от облегчения подкашиваются ноги. В животе урчит, спать хочется. Вываливается на улицу, зная, что Антон скорее всего стоит там же, где и стоял некоторое время назад. — Поздравляю, я — шикарная версия Антона, которая… — победно начинает Арсений… — Арс! Шаст! — его перебивает до ужаса знакомый голос, взывающий в самые отдаленные уголки памяти, которые ударили по ушам изнутри, только заслышав этот голос. Арсений ошалело всматривается и видит Антона, который стоит с буквально охеревшим видом, вжавшись в стенку, и… Сережу Матвиенко. Собственной, блять, персоной. Только с прической другой. — Ты чего мне не говорил, что с Арсом знаком? — спрашивает Матвиенко и тыкает в Антона-«Арсения». — Иду я такой, смотрю — Арс, — Сережа смеется и хлопает Антона-«Арсения» по плечу, на что тот пытается улыбаться. — Ахереть просто! Вот уж точно ахереть.