Комната 47, в которой Джефферсон назначил встречу своему адвокату, воплощала в себе игорный дух всего заведения вкупе со свойственным казино массивным изяществом. Орнамент на обоях являл собой карточные масти: червовые сердца, заключённые в пиковые, формировали знаки трёф, а бубновые ромбы своеобразными мостами соединяли грани трилистников. Стол, занимающий почётное место в центре комнаты, больше подходил для бильярда, чем для деловых встреч; окружавшие его болотного цвета кресла официальности обстановке также не прибавляли. Вместо полок на стенах крепились кии, соединённые между собой; конструкция не внушала доверия на первый взгляд, но на самом деле была достаточно крепкой. Часть "полок" у дальней стены была скрыта за алой портьерой с одинокой золотой кисточкой; потянув за последнюю, можно было получить доступ к нескольким бутылкам качественного виски, коньяка или вина – на вкус участников встречи.
Было в комнате ещё кое-что, не вписывающееся в деловую атмосферу даже больше, чем всё вышеперечисленное. У дальней от двери стены, незаметная поначалу при своих нескромных габаритах, возвышалась массивная резная кровать. Плотный тёмно-изумрудный балдахин не позволял свету проникать на её внутреннюю часть, и, поскольку стояла она боком, нельзя было понять с первого взгляда, насколько она широка.
Александр, зашедший в комнату раньше своего спутника, не удостоил её внимания – возможно, не заметил: после нескольких бессонных ночей его зрение заметно ухудшилось, и даже очки не спасали. Он сразу прошёл к столу и принялся по стопкам раскладывать на нём документы из сумки. Томаса, неспешно зашедшего следом, эта картина откровенно умилила.
— Ты не женат?
Гамильтон замер на мгновение, растерявшись, но лишь затем, чтобы после, фыркнув, вернуться к работе.
— А по отсутствию кольца не видно?
— Твоё лицо привлекает меня гораздо больше, – с кокетливой усмешкой заметил мафиози, опустившись в кресло рядом и, водрузив локти на стол и сплетя пальцы, устроил подбородок на этот замок, устремив внимательный взгляд на собеседника. Тот предпочёл пропустить столь явный комплимент мимо ушей, но ради приличия спросил:
— Если не кольцо, то что?
— Женатый человек не может быть так поглощён бумажками.
— Может, если от этого зависит судьба его клиента.
Джефферсон почувствовал что-то, отдалённо напоминающее слабый восторг.
— Ты беспокоишься обо мне?
— Мистер Джефферсон, спешу напомнить, что Вы – мой единственный клиент. Разумеется, терять Вас из-за такой чепухи, как подставные и ложные улики, не хочется, – Александр придвинул тонкую стопку материалов дела к дону. – Может, уже перейдём к делу?
Тот тоскливо вздохнул в ответ и нехотя отвёл глаза от лица защитника. Только сейчас он заметил, насколько убитым тот выглядел. Казалось, только сила воли удерживала это тело в сознании и не давала разбегаться мыслям.
— Что именно ты хочешь мне показать?
Гамильтон колпачком ручки (он когда-нибудь ходит без неё?) постучал по упомянутой стопке.
— Всё это.
— Всё? – Томас с явным нежеланием взял документы в руки, раскрывая их веером. – Здесь всего лишь... два листа.
— Из-за этих двух листов Вас чуть не посадили в этот раз, так что поменьше скептицизма, пожалуйста.
Краем глаза мужчина скользнул по бедру юриста, оказавшемуся настолько близко, что при желании, подавшись вбок на несколько сантиметров, он мог бы потереться о него щекой. Желание было; уверенности в том, что это не закончится разбитым в кровь о вот этот самый стол лицом – нет.
— Мистер Джефферсон, побольше серьёзности, пожалуйста, – вновь постучал ручкой по столешнице Александр, возвращая собеседника к делам насущным. – Кто-то из ваших людей умудрился потерять на месте преступления нож с гравировкой вашего клана. Ничего не смущает?
«Твоя худоба, если честно, смущает очень даже», – промелькнуло в мыслях вирджинца, но он решил не заострять пока на этом внимание. У них ещё будет на это время.
— Мои люди не теряют оружие чёрти где. Даже дурак поймёт, что это фальшивка.
— Мистер Джефферсон, – Гамильтон устало вздохнул. – Взгляните на фотографию, пожалуйста. Думаю, Вы будете неприятно удивлены.
Даже растерявшись немного, Томас взял нужный лист в руки и всмотрелся внимательнее.
На приложенных фотографиях был представлен небольшой, аккуратный охотничий нож. На рукоятке действительно имелся герб его клана – пережитки прошлого, от которых он не смог избавиться в силу любви к "романтике большой дороги" и вычурности. Но была одна деталь, отличавшая этот нож от прочих из арсенала его людей.
На нём было выгравировано имя владельца.
Это означало лишь одно – тот, кому он принадлежал, был непосредственно близок к дону. Настолько, что тот предоставил ему почти абсолютную свободу действий. Именнованное оружие на данный момент имели только двое – он и Анжелика. Джеймс, формально не являвшийся полноправным членом клана, от этой привилегии отказался. Томас внимательнее всмотрелся в нечёткие буквы; сомнений в том, что нож подлинный, не было. Он безошибочно узнал этот стиль гравировки, подделать который было почти невозможно, не имея перед глазами примера.
Изящные округлые буквы, причудливо извиваясь, образовывали имя «Салли».
Внутри что-то ухнуло почти болезненно. Рука дрогнула, и лист медленно слетел под стол. Александр, опустившись на колени, уполз за ним.
— Это же Салли Хэмингс, верно? – поинтересовался он негромко. Голос прозвучал глухо и не совсем разборчиво, но Томас и так понял вопрос. Он кивнул, прикрыв глаза ладонью. Свет внезапно показался ему слишком ярким, слишком жёстким. Перед его внутренним взором вспыхнуло воспоминание, выжженое горем на внутренней стороне век: болезненно-яркая вспышка, отразившаяся в витрине магазина, а после – режущий белый свет, больничный свет, отражающийся ото всех издевательски-белоснежных поверхностей вокруг.
Изуродованные ожогами тела на белоснежных простынях.
— Мистер Джефферсон? Всё нормально?
Мужчина открыл глаза и с некоторым удивлением понял, что Гамильтон трясёт его за плечо и смотрит почти встревоженно. Поймав его взгляд, тот тут же убрал руку.
— Нашатыря?
— Виски.
Заметно растерявшись, адвокат нахмурился и вернул лист в тонюсенькую стопку. Он постоял пару минут, гипнотизируя взглядом разложенные материалы дела. Лишь поняв, что без алкоголя Джефферсон действительно не заговорит, Александр, всем своим видом демонстрируя недовольство, направился к полкам с бутылками и бокалами. Томас слабо улыбнулся.
— Можешь же быть милашкой, когда хочешь.
— Не называйте меня так, – непривычно холодно приказал Гамильтон. Не попросил – именно приказал. Повелел со стальными нотками, резко, словно отрезав одной этой фразой уже не один острый язык. Дон мурлыкнул насмешливо.
— Как скажешь,
Алекс. Так тебе нравится больше?
— Мне больше нравится, когда Вы не ведёте себя, как мартовский кот, и серьёзно относитесь к делу, – заметил тот, поставив на стол одинокий широкий стакан с толстыми стенками. Джефферсон покачал головой, неодобрительно цокнув языком.
—
Алекс, мы же не в вестерне и не в каком-нибудь голливудском фильме. Только там виски из таких стаканов и пьют, – пояснил мужчина, перехватив непонимающим взгляд собеседника. – Для него нужны винные бокалы. Такие... круглые и сужающиеся кверху, – на всякий случай уточнил он. – Неужели ты никогда не пил?
— Было дело, – кивнул в ответ Гамильтон, возвращаясь с нужным бокалом и наливая в него янтарный напиток. – Но теперь мне даже смотреть на него тошно.
Томас усмехнулся и пригубил виски. В его глазах, потемневших от накативших воспоминаний, вновь загорелась насмешливая заинтересованность, прикрывающая своим озорным блеском что-то иное: глубинное, тёмное. Почти
животное.
— Я заинтересован.
— А я заинтересован в том, чтобы поскорее разобраться со всем этим, – буркнул негромко Александр, поставив колено на подлокотник, и потянулся через клиента, чтобы взять какие-то бумаги из другой стопки. В следующий момент мафиози обвил его талию рукой и дёрнул на себя; мужчина рухнул на чужие колени, ударившись скулой о второй подлокотник и чуть не вывихнув руку.
— Какого чёрта?!
Он попытался подняться, но сделать это было не так уж просто: вдвоём они почти утопали в глубоком кресле, руки беспомощно скользили по ткани, и, помимо всего прочего, Джефферсон продолжал удерживать его, прижимая к себе и совершенно спокойно попивая из бокала.
— Я уж испугался, что ты не умеешь ругаться, – шутливо заметил тот, опустив взгляд. – Полежишь так? А я расскажу то, что ты хочешь узнать.
— Мистер Джефферсон...
— Томас. То-мас. Всего два слога. По-моему, несложно запомнить.
Он рассмеялся, поймав сердитый взгляд защитника, и водрузил бокал на стол.
— Ложись на спину. Мне кажется, так будет удобнее.
— А мне кажется, что удобнее будет на полу, на двух ногах, так что...
—
Лежать.
И было в этом что-то неясное, но вселяющее тревогу; металлическое и острое, словно лезвие. Гамильтон решил пока что не рисковать. Разве что...
— Дайте мне сесть.
— Пожалуйста, – вновь мурлыкнул Томас и даже помог, спустив чужие ноги с подлокотника и прижав жертву к себе крепче, обняв поперёк живота. Тёплая приятная на ощупь умная игрушка – что ещё для счастья надо?
На чужих коленях было неудобно, неприятно и попросту стыдно. Поправляя перекосившиеся, чудом уцелевшие очки, Александр интереса ради попытался отодвинуться от разгоряченного тела. Сильные руки – сильнее его – притянули его обратно. На макушку опустился подбородок.
— Что на втором листе?
— Простите?.. а, листе! Отчёт о проверке записей камер наблюдения в радиусе двух километров от места обнаружения тела.
— И почему ты считаешь его фальсификацией?
Тот повёл плечом и отпихнул с некоторым трудом одну из рук, ослабив хватку мафиози.
— Потому что там говорится, что Вы были в том районе как раз в предполагаемое время смерти жертвы. Но при этом спустя полчаса Вас зафиксировали камеры в соседнем штате на выходе из супермаркета. Невозможно за такой короткий срок убить человека, изъять органы, доехать до другого штата и закупиться, успев ещё и следы крови вывести.
— Логично, – кивнул Джефферсон, прижавшись к взлохмаченным волосам щекой. Сопротивление Александра казалось ему не более, чем вознёй беспомощного слепого котёнка. Любой лев всё равно был однажды котёнком, так же, как и любой убийца однажды был всего лишь несчастным человеком.
— Мистер Джефферсон.
Он поморщился. Сколько раз за вечер он уже услышал это обращение? И хоть бы раз – на «ты».
— Что ещё?
— Салли. Салли Хэмингс.
Тело вновь пробила дрожь. Уловив этот момент секундной слабости, Александр оттолкнул цепкие пальцы и вскочил, тут же оказавшись по другую сторону стола. Его тоже внутренне потряхивало. Когда с ним в последний раз обращались
так? Как с бездушной игрушкой?
Бездушной? Нет. Не он здесь бездушная тварь, неспособная на чувства. Не он – животное, неслышащее никого, кроме собственного Я. Не он – хищник, жестокий охотник, получающий удовольствия от унижения других. Он никогда никого не убивал. Он никогда не был монстром. Он никогда не делал ничего плохого. Он не заслужил этого. Он не заслужил всей пережитой боли. Он не заслужил унижения.
Лопатки обожгло фантомной болью, и Гамильтон зажмурился – словно ребёнок. На мгновение он действительно снова почувствовал себя ребёнком. Одним – против жестокого мира взрослых, играющихся жизнями таких детей, как он. Ненужных. Бракованных. Разве преступление – доломать то, что уже было сломано при рождении?
Бездушные взгляды, ожидающие, когда он сдастся. Безжизненный смех, сопровождающий каждую неудачу.
«
Из тебя может выйти толк, милашка. Постарайся не сдохнуть за этот год – я заберу тебя.»
— Алекс?
Он оттолкнул руку Томаса почти испуганно, смерив озлобленным взглядом. Тот прищурил глаза и опустил ладонь на столешницу.
— Салли была моей личной помощницей. Младшей сестрой моей жены. Она исчезла вскоре после того, как Нью-Йорк перебил мою семью. Её тело не было обнаружено, – добавил он, предупреждая читающийся в медовых глазах вопрос. – Возможно, её держат где-то в плену. Но не поступало никаких сообщений на эту тему. Вообще.
— Нож могли подделать?
— Никоим образом. О том, что на некоторых выгравированы имена, знает очень мало людей – не более трёх. Четырёх, если считать тебя.
— А человек, который писал их? Он не считается?
Томас не смог сдержать тихого смешка.
— Он мёртв.
Повисло молчание. Оба мужчины чувствовали себя, откровенно говоря, кошмарно. Не стоило встречаться тет-а-тет; некому их контролировать. Некому успокаивать их внутренних демонов.
— Томас?
Тот встрепенулся и, подняв взгляд, столкнулся с чем-то абсолютно нечитаемым в глазах Гамильтона.
— Подойди, пожалуйста, – почти шепнул Александр, снимая очки. Он устал. Он просто устал. Как долго они здесь? Сколько уже времени? Когда в последний раз он высыпался? Когда всё это кончится?
— Алекс, – улыбнулся ему вирджинец и провёл осторожно костяшками по бледной щеке.
Прежде, чем он успел что-либо понять, в нос ему прилетел кулак; дон едва успел его перехватить. Следующий удар почти пришёлся по скуле; его он тоже успел остановить. Удерживая крепко руки юриста, Томас смотрел на него удивлённо и едва ли не наивно.
— Проверка реакции, – только и усмехнулся тот хрипло. Они разошлись.
Александр направился к кровати, по пути расстёгивая осточертевший пиджак, развязывая треклятый галстук и ослабляя верхние пуговицы рубашки. Отодвинув в сторону тяжёлый балдахин, он швырнул вещи в ноги постели и забрался внутрь.
Когда Джефферсон, выключив раздражающий свет, подошёл к кровати и отодвинул ткань в сторону, он увидел, что его защитник развалился почти поперёк широкого матраса и уже спит.
~~~
Когда Джеймс приехал в Монтичелло, на улице стояла уже глубокая ночь.
Но что такое Монтичелло? Столь величественное название не может принадлежать какой-нибудь обыкновенной забегаловке или захудалой гостинице. Однако почти так оно и выглядело на первый взгляд – невзрачно, неприметно. Двухэтажный дом на холме, вокруг которого раскинулся сад. Лишь члены мафиозного клана под предводительством Томаса да ближайшее его окружение знали о том, что Монтичелло – не только дом. Это сам холм. Верхние два этажа дон использовал для жизни; четыре этажа, идущие вниз, использовались сугубо для целей организации. И хозяев там было двое – Томас и Анжелика.
Именно Анжелика встретила Мэдисона в столь поздний час. В отсутствие Джефферсона ей разрешалось хозяйничать в самом доме, так что она решила не вести болезненного коллегу в подвальные помещения. Они расположились на кухне.
Анжелика Скайлер относилась к тому типу женщин, которых называют роковыми. Внешне ей нельзя было дать больше 28, что было почти вдвое меньше её настоящего возраста. В клане она занимала вторую по значимости должность – младший босс. Если бы так сложилось, что с их доном что-то случилось, именно к ней перешло бы управление организацией. Прекрасно это осознавая, она не стеснялась руководить уже сейчас, по сути, замещая Томаса, когда он вновь попадал под следствие.
Так что не было ничего удивительного в том, что, не достучавшись до самого Джефферсона, Джеймс решил обсудить что-то настолько важное с ней.
— Британцы? Спустя пять лет? – переспросила Анжелика, нахмурившись. Мужчина кивнул и отпил ещё немного чая. – В Филадельфии?
— Их дилеры опять появляются в мелких городах вокруг. Стычек за территорию ещё не было, но... – он вздохнул горестно. Скайлер посмотрела на него ещё внимательнее.
— Ты думаешь, что они замешаны в деле, по которому недавно привлекли Томаса.
— Именно, – кивнул Джеймс, слабо махнув кружкой. – А могут быть сомнения?
Женщина пожала плечами, отведя взгляд. Часы в гостиной пробили второй час ночи.
— После того, как Марта и девочки погибли, он малость спятил, – наконец, сказала она. – А убитый был как-то связан с нью-йоркскими.
— Томас не настолько псих, – заметил Мэдисон, возведя глаза к потолку. – По крайней мере, такое он скрывать не стал бы. Помнишь, что было, когда к нему прислали делегатов?
Анжелика помрачнела.
— Забудешь такое, как же.
Они вздохнули почти синхронно. У обоих всплыл перед глазами залитый кровью зал, заполненный трупами. У обоих встал перед глазами Томас, возвышавшийся посреди этого безумия – смеющийся надрывно;
плачущий.
— Он тут не при чём, я уверен, – тряхнув головой, прервал повисшую тишину Джеймс. – Тело обнаружили на границе с Пенсильванией. Если бы не подброшенные улики, никто и не подумал бы на нас. Да и зачем ему это? У него сейчас новое развлечение.
Скайлер хмыкнула и переложила кружку с кофе из одной руки в другую.
— Его адвокат, да? Он мне все уши им уже прожужжал. Не думала, что мужчины способны так увлекаться другими мужчинами. Какая у них разница в возрасте? Десять лет? Пятнадцать?
— Двадцать два года, – с тихим смешком поправил Джейми. – Но внешне и не скажешь.
— А по кому из нас скажешь? Скажи мне, Джеймс: хотя бы один из нас выглядит на свой возраст? Вот то-то и оно, – подмигнула Анжелика, откинув волосы за спину. Но в следующее мгновение её лицо вновь стало серьёзным. – Я ожидаю обвинения со стороны Нью-Йорка по поводу этого трупа.
— Они не спросили с нас даже за тех, кого Томас фактически растерзал. Думаешь, сейчас решат припомнить старый долг?
— Всё может быть, к сожалению. К слову... я подумываю о том, чтобы заслать к ним одного из наших.
Мэдисон поперхнулся напитком и, закашлявшись, прижал к губам салфетку, глядя на женщину огромными глазами.
— Что? – махнула та рукой. – Мне необходимо узнать, кто у них координирует всех дилеров! Если этот человек не гений, то по меньшей мере он необычайно умён. Он сделал всё возможное для того, чтобы наши люди не пересекались.
— Ты готова ради этого рискнуть жизнью человека?
— Если потребуется, я рискну ради этого своей собственной жизнью.
~~~
— И как до этого дошло...
Филип тихо шмыгнул и утёр нос рукавом толстовки. На белой ткани осталась багровая полоса. Джон лишь вздохнул устало, заметив это краем глаза.
— Я у тебя спрашиваю, герой. Как до этого дошло? – повторил он погромче. Проезжающая мимо машина от души проехалась по грязной луже, и припозднившихся путников окатило – благо, невысоко. Лишь намочило немного джинсы. Лоуренс крепче сжал руку своего юного (хотя не настолько уж и юного, он уже оканчивал школу) друга и остановился перед «зеброй», ожидая зелёного света.
— Филип, мне повторить вопрос в третий раз?
Тот в ответ громко чихнул и снова провёл рукавом по носу. На ткани появилась ещё одна кровавая дорожка.
— Они пытались толкать наркоту мелкотне из средней школы. Я вырвал у них пакет и выбросил в пруд...
Офицер с трудом подавил желание закатить глаза – парнишка, которому осталась всего пара месяцев до выпуска из школы, уже был почти с него ростом и заметил бы это, если бы оторвал взгляд от носков кроссовок.
— Филип, что я сказал тебе в прошлый раз? И в позапрошлый? И во все поза-позапрошлые?
— Вызывать полицию... – недовольно пробурчал юноша и резко вскинул голову. Кудри взметнулись непокорным клубом. – Но к тому времени они бы уже продали всё это!
— А если бы у них было оружие? – не надеясь особо повлиять на парня этими словами, спросил Джон.
— Я бы придумал что-нибудь!
И так всегда. Все те пять лет, что Лоуренс жил в Вашингтоне по соседству с семейством Скайлер и работал в полиции, он едва ли не еженедельно вытаскивал Филипа из лап разъярённых дилеров, которым тот вредил всяческими способами. Этот мальчуган рос на глазах у Джона; отношения между ними были достаточно тёплыми, чтобы называться дружескими, и доверительными настолько, что могли в каком-то смысле считаться родственными. Филип постоянно находил приключения на свою голову, движимый почти травмоопасной жаждой справедливости. Он свято верил в то, что именно этого хотел бы его отец – погибший при исполнении сержант полиции. О том, что, если с ним что-нибудь случится, это совершенно точно скажется на его матери, парнишка старался не думать.
— Слушай, блин, – переходя дорогу и по привычке покрепче сжимая руку Филипа, зевнул офицер. – Перестань рисковать, пожалуйста. Я не смогу всегда вытаскивать тебя из этих дрязг. Окей?
— Окей! – живо отозвался Скайлер. – Я сам себя буду вытаскивать!
— Нет, ты не понял... стоп.
Джон внезапно замер, задрав голову, и прищурился, всматриваясь в окна высотки. Проследив за направлением его взгляда, Филип к собственному удивлению понял, что они уже у их дома, а Лоуренс высчитывает окна до их, Скайлеров, кухни – скорее всего, чтобы понять, горит там свет, или...
— Твоя мама не спит. Волнуется, наверно, – заметил молодой человек, поворачивая голову на товарища, и снова вздохнул. – А ты весь в кровищи и выглядишь так, словно только что вернулся из горячей точки. Пошли, – кивнул он, входя в подъезд. Выпускник, вторив виноватым вздохом, поплёлся следом.
Как можно тише выйдя из лифта, Джон почти беззвучно открыл свою квартиру и втащил следом Филипа. Лишь закрыв дверь и включив свет, он позволил себе шумно выдохнуть.
— Иди отмывайся, герой. Твоя мама будет недовольна нами обоими, если увидит тебя в таком виде, – хохотнул тихо офицер. Юноша лучезарно улыбнулся в ответ и осторожно, стараясь не слишком запачкать пол, умчался в ванную. Пока там шумела вода, Лоуренс достал телефон и напечатал:
Филип у меня. Он в порядке. Честно. Не пугайтесь крови на одежде – он не нарочно :)
После чего выбрал в контактах «Элизабет» и кликнул «Отправить». Его совесть была чиста, и он пошёл на кухню разогревать купленную по пути пиццу. Только у двери ванной комнаты парень притормозил.
— Поужинаешь со мной, герой?
~~~
Глядя на спящего Александра, обнявшего одеяло, Томас думал о том, что, возможно, стоит держать некоторую дистанцию. Если он хочет, чтобы их отношения перешли из разряда деловых... возможно, не стоит так явно приставать? Гамильтон, очевидно, довольно свободолюбив, и ограничивать его своей волей не стоит. Предоставить свободу действий... а как тогда сближаться? Разве захочет он по своей воле сближаться с ним? Его нужно как-то заинтересовать, чтобы захотел – вот только как? Чем? Чем можно заинтересовать юного дерзкого адвоката, не терпящего вторжения на свою территорию и с подозрением относящегося к подаркам?
Защитник дёрнулся во сне и чуть не свалился с кровати; мужчина поймал его поперёк груди и привлёк к себе, подальше от края. Расстёгнутая наполовину рубашка, кажется, чуть больше нужного размера, сползла с острых плеч на локти. Джефферсон подумал было, что было бы неплохо её поправить, иначе слишком велик соблазн – бледная спина с заострёнными, пусть и плавными лопатками...
...и клеймом – аккурат на этих самых лопатках.
Разумеется, сначала Томас не поверил своим глазам. Родимое пятно или татуировка – может быть, но клеймо?! Приподнявшись на локте, он выудил из-под подушки телефон и включил фонарик, осветив спину Александра. Клеймо. Всё ещё выглядит, как клеймо. Но такого не может быть, это невозможно! И он мягко, выключив ненужный абсолютно фонарик и вернув мобильный на место, провёл кончиками пальцев по худощавой спине.
Кожа под пальцами была более грубая, чем на остальной спине, как и полагается старым шрамам и ожогам.
Клеймо.
Мафиози склонился поближе, всмотрелся в рисунок. И чертыхнулся тихо – ему был знаком концепт, но он не мог вспомнить, где мог видеть его до этого.
На спине Александра были
выжжены – и явно очень давно – два симметричных шрама; словно когда-то у него были крылья, которые впоследствии вырвали подчистую.
Если бы у Томаса были силы, он бы обязательно сделал что-нибудь глупое, бесполезное, но примечательное – к примеру, разбудил бы Гамильтона, уснувшего впервые за последние несколько дней. Но к счастью последнего, дон и сам уже засыпал. Он решил, что обязательно спросит как-нибудь потом у Джеймса, не помнит ли тот чего-нибудь про это клеймо, и обязательно поговорит с Вашингтоном о прошлом Александра, о котором тот предпочёл умолчать. Томас явственно чувствовал, что всё это чертовски важно, а потому и разобраться с этим необходимо в кратчайшие сроки... но – не сегодня. Он приобнял Алекса, осторожно перекинув сверху руку, и прижался щекой к макушке того.
Спустя каких-то полчаса комнату наполнило тихое мягкое похрапывающее сопение, напоминающее отдалённо кошачье мурчание. Всё уснуло.
