Срал да упал

— Еще раз дашь мне чистить Пичугу — я… — Да-да, ты скупишь мой никчемный заводишко и уволишь меня к чертям собачьим. — Но откуда… — Ты такой предсказуемый, Арсений! Собственно, так и живем. Антон Шастун если и не мог назвать себя счастливым, но определенно был очень близок к этому. А душу грел Попов, который после того инцидента с истеричной мадмуазель решил записаться к Антону на дополнительные уроки верховой езды. И теперь стабильно трижды в неделю этот одетый с иголочки франт сверкал в дверях конюшни, готовый вновь водрузить свою идеальную — не то чтобы Шастун пялился — задницу в седло. К слову, мужчина сам и предложил перейти на «ты», что парень воспринял с толикой удовольствия. И радовался при виде того, как с каждым новым занятием Арсений менялся, становясь все более человечным и не таким высокомерным. Нет, вы не подумайте, Попов по-прежнему обожал себя до усрачки, — Антон был уверен, что его дом просто заставлен его статуями, — однако его отношение к окружающим изменилось в лучшую сторону. И немалую роль в этом сыграл сам Антон, чему втайне был безмерно счастлив. О том, почему же сердце начинало биться чуточку быстрее, когда он слышал знакомый баритон, парень старался не думать. Вот и сейчас они в шутку препирались, кому же выпадет почетная роль чистить гнедую попердушку, которая любила портить воздух особенно громко, когда ей чистили задние ноги или вычесывали хвост. Арсений категорично заявил, что задницы его больше не будет на спине этой мадам, соответственно, с него были взятки гладки. И даже угрозы и шутливые мольбы не смогли разжалобить эту скалу, собственно, да Антон и не надеялся. Но попробовать же стоило, правда? Заниматься, однако, Попов продолжал на своем любимом сером чертяке: Доппельгангер, кажется, прикипел душой к своему всаднику и с нетерпением ждал тренировок, хоть и не упускал момента лишний раз куснуть Попова за зад. Почему Доппельгангеру можно, а остальным нет? Блять, о чем ты думаешь вообще, какие укусы за зад? Антон мысленно утопил себя в болоте своих всратых мыслей. *** — Да как так, срал да упал! Попов аж захрюкал от хохота. — Это что у тебя за выражения? Первый раз такое слышу. — Не знаю, — фыркнул Шастун, настойчиво дергая молнию на олимпийке, — батя всю жизнь так говорил. Молнию, кажется, нехило так заело — как Антон ни старался, собачка не желала ехать вниз; видимо, второпях застегивая замок, парень прихватил еще и складку от футболки и теперь наслаждался плодами собственной рукожопости. Арсений цыкнул зубом. — Ну зачем такой неаккуратный? — покачав головой, он подошел к практически отчаявшемуся Антону, который с щенячьими глазами гипнотизировал собачку в надежде, что все рассосется само собой. Руки у Арсения были теплые, и парень непроизвольно вздрогнул, когда большой палец левой руки мазнул по его подбородку. Попов пару секунд пристально поглазел на заевшую молнию, а потом как-то резко дернул замок вверх, оттягивая низ олимпийки Антона на себя. Сработало! — Ух, ты, спа… — Антон радостно поднял глаза, чтобы перестать мозолить взглядом мерзопакостную молнию и поблагодарить Попова. — … сибо, — и подавился воздухом. Арсений стоял близко. Непозволительно близко. Арсений улыбался. А в голове Антона мартышка истерично била в тарелки и верещала так, что сам парень удивлялся, как это мужчина не слышит эту какофонию. Сердце вдруг возомнило себя лучшим спринтером-трехлеткой и пустилось отбивать бешеный такт, словно участвовало в Кентуккийском Дерби. Где-то на задворках сознания мелькнула малодушная мысль, что Антон сейчас вел себя аки представительница пубертатного периода, которая осталась наедине с дорогим девичьему сердцу мальчиком. Пиздарики, докатились. — Антон, я… — Попов вдруг тяжело вздохнул и шагнул вперед, и сердце Шастуна забулькало где-то в горле. Вселенной, похоже, было дохуя весело, поэтому легким движением руки она добавила в эту неловкую ситуацию капельку веселья. — Ну вы еще тут пососитесь, блять. Тишина разбилась на сотни осколков, заодно в крошки расхерачив нервную систему Антона. Пашенька, ласковое солнце мое. Собственно, именно этот длинноносый шатен сейчас сунул свой выдающийся орган, — если что, это про нос, — прямо в самое жерло вулкана. И ведь не упустил момента подъебнуть, скотина. Застигнутый врасплох Антон отшатнулся от стушевавшегося Арсения. Ну, конечно. Именно в этот момент Паше понадобилось пройти мимо них на плац, чтобы поработать очередного жеребца. И не то, что парень был бесконечно зол на своего товарища, нет. Но момент был потерян, момент, от которого Антон сам не знал, чего ожидать. Попов, судя по его поведению, вроде бы и был совершенно не против происходящего, что Шастуна нехило так напрягало. История любви богатого холостого красавчика и бесперспективного колупателя в конских говнах тянула максимум на сопливую мелодраму уровня российских сериалов. А в жизни мало кто мог бы вообразить тонкий благородный аромат парфюма стоимостью чуть меньше Рязани на одном уровне с ярким ароматом конюшни. Антон уныло признал, что чудес не бывает. Может, поэтому отчасти он был благодарен Паше за такое решение проблемы. А проблемы ли? Хуй знает. Необходимо было признать, что парень знатно облажался. И вот как бы все повернулось, если бы не тот сон про сеновал, но, как говорится, увиденное не развидеть. Иногда казалось, что Попов в курсе всей ситуации и лично присутствовал в том пресловутом сне, просто теперь не показывает виду. Вот же скотобаза. — Ладно, — скомандовал Шастун, махнув Арсению рукой, — по коням. Что ты, Пашу не знаешь, что ли? *** Прогулка выдалась крайне неловкой — Антон за всю дорогу до поля, идущую через лес, не проронил ни слова и не отрывал взгляд от лошадиных ушей, хотя обычно любил посмотреть по сторонам, заснять парочку видео в Инстаграм или свернуть на непротоптанную дорожку и попасть невесть куда. Да и в самом поле ситуация не сильно улучшилась, потому что ни на что, кроме команд типа «рысью» и «шагом», парня не хватало. Он был настолько в своих мыслях, что даже если бы Арсений остался на конюшне и не поехал следом, Шастун бы ничего не заметил. А если бы заметил, то не стал бы придавать этому никакого значения — не поехал и не поехал, черт бы с ним. Пока Попов как ни в чем не бывало шагал на порывающемся съесть все сорняки в поле зрения Калетто, Антон силился понять, как и когда он успел скатиться настолько низко. Конечно, то, что ему нравился какой-то мужик, уже можно было считать проблемой, но еще большей проблемой было то, что этого самого мужика еще всего пару недель назад хотелось вырубить ударом кирпича по голове, а потом что-то вдруг пошло не так, и сейчас его хотелось валить и трахать. Тьфу, блять. Молчание, повисшее между двумя людьми, нарушалось лишь скрипом кожи седла да глухими ударами крепких копыт. — Антон, — уставший от спонтанно организованной Шастуном игры в молчанку Попов пожелал разрядить атмосферу, — я недавно кое-что прочитал. Рубрика «неинтересные факты». Юноша старательно сделал вид, что он не слышит Арсения и вообще очень занят растрепыванием меховушки под седлом. — Пишут, что целоваться верхом на лошадях, оказывается, очень классно и необычно, — закончил Попов. У шагавшего чуть поодаль Антона, судя по его лицу, лопнул мозг. — Тем более, что нам сегодня уже предложили. Предложили ему. А телегу хуев в рот пока не предлагали? Больше всего на свете Антону просто хотелось истерично расхохотаться. Таки шо за дерьмо? Попов либо конченый пидор, либо пидорас ебучий, причем неизвестно, что из этого лучше. К чему вот это все сейчас было, в панике подумал парень, с отвисшей челюстью повернувшись к Арсению. Мужчина выглядел так, будто всего лишь предложил ему чай. Пососаться верхом на лошадях с мужиком, которого знаешь без году неделя? Херня вопрос. Тем не менее, упустить такой шанс Шастун, несмотря на все попытки доказать самому себе, что никакие Арсении ему не нравятся, не мог. И ебись оно все конем. Парень остановил Лаки рядом с гипнотизирующим одуванчик Калетто и, проклиная разницу в росте, наклонился к Попову, неуверенно протянув руку к его плечу. Где-то глубоко здравый смысл Антона в истерике искал стоп-кран. Но толку не было: паровозик Шастуна сейчас радостно херачил в самые ебеня, послав этот здравый смысл на конский детородный орган. Безусловно, любоваться заходящим солнцем и целоваться с кем-то, сидя верхом на лошадях — это нечто безумно романтичное. Наверняка вы имели возможность созерцать кучу фотографий в интернете или видеть подобные сцены в слезных мелодрамах. Но не в том случае, когда твой жеребец (и речь сейчас не об Арсении) любит докапываться до каждого встречного мерина, доказывая ему, что он самый главный и самый крутой. Короче говоря, Лаки был лошадиной версией Попова, которому жизненно важно было лишний раз напомнить всем, кто тут хозяин. Интересно, а Попов разрешит на нем поездить? И речь совсем не о коне. И не то чтобы поцелуй совсем не получился — Антон успел дотронуться до губ Арсения своими и собрался было обнять мужчину за шею, но Лаки ущипнул за нос охреневающего от жизни Калетто, который не претендовал ни на что, кроме полюбившегося ему одуванчика. Собственно, потому мерин взвизгнул и резко отскочил в сторону, утаскивая вместе с собой нервно схватившегося за плечи Попова юношу, в следующий момент уже вылетающего из седла. Вот и пришла очередь Шастуна облажаться. Раздался не вполне сочувствующий хохот. Увидев упавшего в траву в позе морской звезды Антона, Арсений, судя по всему, решил отомстить за все предыдущие подколы и подъебнуть Шастуна. А то не вечно ж ему, такому крутому, проебываться, верно? — Стирался — обосрался! — показав на своего тренера пальцем, гордо выпалил Попов. — Такой момент запороть! Антон непонимающе взглянул на мужчину, потерев шишку на затылке. — Что, прости? Если бы это был фильм, то на заднем плане сейчас бы лениво кувыркалось перекати-поле под аккомпанемент стрекота сверчка. Задора у мужчины как-то поубавилось. — Стирался — обосрался, — уже тише повторил Арсений, натягивая поводья Калетто. — Ну блин! Как там твой отец говорит? Сидел да пердел? Крякал да какал? Пнул да дристанул? Неважно, насколько эпично обосрался ты, ведь всегда есть Арсений, который обосрется еще эпичней.