Меж листьев Изумрудного сна

Иирун растерянно глядит на одиноко устроившуюся у костра Айреан и еле давит в себе желание так и остаться кошачьей тенью в кустах. Жрица задумчиво глядит в огонь, аккуратно перебирая в пальцах льняные лоскуты, лицо ее полно спокойного напряжения и усидчивого терпения, вся фигура ее, тонкая и высокая, является сосредоточием небесной грации и дарованной Светом текучести. Неподалеку раздается мягкая речь недосатиров, трещат легко дрова, звезды мягко сияют с луноокого неба, где-то на Заставе вновь ворчит Актеон, ругая незадачливых охотников, которые, сглупив, решили охотиться на ловцов ночью, ухо улавливает едва слышный шелест корнехватов, и Иирун, все же пересиливая себя, осторожно ложится рядом с Айреан, укладывая морду ей на колени и явно отвлекая от работы, и вопросительно рычит. Жрица лишь улыбается в ответ, такая же, как и всегда, величественно-неземная, и мотает головой, чуть щуря глаза, и, отложив шитье в сторону, ласково гладит ее за ухом, рождая волну мурашек, хороводом кинувшуюся к самому копчику и обратно. Недосатиры вообще любят гладить Иирун и почесывать, любят дергать за хвост в шутку, любят запрыгивать ей на спину и, вцепившись в рога, разъезжать по лесу, улепетывая от встревоженных лесоногов или проснувшихся ловцов, особенно любят делать из нее вьючное животное и отправлять с посылками в Экзодар, обожают просто тискать и ласкать вечерами, и она, вообще-то, ничего против не имеет. Потому что в их лицах, в их взглядах и жестах, в отличие от родного народа, нет и капельки жалости. Айреан, радостно обнажая милые ямочки на щеках, целует задорно Иирун в мокрый нос, вынуждая фыркнуть, и, огорченно вздыхая, шепотом делится: — Дивуун говорит, что они так и не проснулись, — в ее голосе слышится тоска и горечь, но она все равно улыбается, прикрыв глаза, и вздыхает так, словно бы хочет показать, что все хорошо и ее это не волнует настолько сильно, как на самом деле. — А еще я слышала, как ваша главная жрица вновь приходила на корабль, — как бы невзначай произнесла она, и Иирун недовольно скривилась, хлопая хвостом по земле. Айреан вдруг замерла на мгновение, будто бы раздумывала, стоит ли продолжать разговор, и чуть слышно выдохнула, в заинтересованной неловкости изгибая брови: — Почему ты не хочешь вернуться к своим? Тебя там явно ждут, — непонимающе спросила она, все же успокаивающе улыбаясь, словно бы давай право избежать ответа. Иирун тяжело вздохнула, насупившись, и отстранилась от жрицы, сбрасывая кошачью личину и чувствуя, как ночной ветерок прохладными пальцами пробегается по коже, как тело, непривыкшее к такой высоте, все же немного клонит в сторону, как разгоряченные после охоты руки и ноги приятно тянет от нового напряжения. — Я там совсем не к месту, — нехотя признается она, глядя на луну, словно бы убегая взглядом от внимательно слушающей ее Айреан, и садится напротив, грея пальцы об языки пламени. Как давно она вообще общалась с кем-нибудь? Как давно она говорила что-то настолько личное, чего не говорила никому? — Ты когда-нибудь ощущала себя так? Словно бы ты совсем не к месту? — с еле скрываемой дрожью в голосе шепчет Иирун, все же поднимая глаза на собеседницу, и в груди у нее что-то внезапно тесно сжимается, начиная болезненно ныть и кровоточить. На губах Айреан расцветает нежная, мягкая, грустная улыбка. — Сейчас — постоянно, — коротко отвечает она, усмехаясь как-то устало, как-то по-доброму, как-то печально и легкомысленно одновременно, и фигура ее, полная света и огненных алых отблесков, вселяет в Иирун еще больше трепета. Она вопросительно моргает, неумело кривя губы в улыбке, и Айреан смешливо морщится, щурясь и выпуская из горла тихий хохоток. — Тяжело ощущать себя как-то по-другому в совершенно новом мире, — признается она, медленно и аккуратно вздыхая, поднимая лицо к небу, улыбаясь не то горестно, не то потерянно, и пожимает плечами, кивая в сторону самой Иирун. А Иирун… а у нее в груди словно под ребра впустили штормовой ветер, словно в горле пророс раскидистый дуб, словно сердце сжали стальными раскаленными тисками, — Иирун молчит, сдерживая отчего-то норовящие потечь по щекам слезы, и пытается улыбнуться дрожащим губами. — А этот мир для меня тоже совершенно новый, — сипит она, прикрыв глаза, и горько усмехается. — Я знаю всю историю этого мира, но зачем все это, если я даже не помню, сколько мне лет, — хмуро смеется Иирун, ощущая себя отчего-то совершенно на своем месте, совершенно точно рядом с теми, с кем она должна быть. С такими же потерявшимися, неловкими и непонимающими, с такими же ищущими, жаждущими и огражденными. Иирун смеется, чувствуя, как легко ей становится на душе, расставшейся с многовековым грузом, и, вновь пряча свое смущение в кошачьей шерсти, тычется мокрым носом улыбающейся Айреан в живот.