Не навреди

       — Если мне потребуется описать твои действия — "неэтично" будет самым мягким определением.        Ангела напориста, бойка, цепка, точно ласка. В глазах — те же живые искры любопытства. Совсем не такая, как коллеги-одногодки.        Мойра подбирается к ней по-змеиному медленно, и кожа — чешуя — впитывает ночную лазурь. Когда она расползается в улыбке, кажется, из-под языка выпрыснется яд, и жертве останется разве что пара минут трепыханий. Но как же он сладок.        Угол тумбы врезается в поясницу — отступать некуда. В немой угрозе золотые пряди свисают с плеч, готовые иглами вонзиться в кожу. Будет кровь.        Чего ни сделаешь, только бы коснуться их блеска.        Мойра тянется вперед, обводит пальцами линию челюсти. Восторгается не как творением природы или собственных рук, но человеческих сил. Бирюзовый галстук свисает с шеи — бери, трогай. Потом не жалуйся.        Мойра рукой ощутимо сжимает щеки.        Беззвучно размыкаются губы напротив.        Ангела не подчиняется. Позволяет.        Хищно врезаться губами в губы, миновать преграду халата, без стыда сорвать первый судорожный вздох. Из раза в раз она клянется себе, что не теряет контроля. Что ее не распаляют влажные вздохи, секундные столкновения взглядами, неловкие смазанные движения.        Что она может повернуть назад.        Перед ней Мойра О'Доран становится на колени.        Ангела часто представляла, как это будет. Как из глотки вырвется гомерический хохот, как от уголков глаз разойдутся морщинки довольства, как она наконец победит. Никогда — как будет разводить ноги на тумбе, в которой десятки исследований, докладов, достижений, и ни о чем не жалеть.        — Но станешь ли ты отрицать значимость моих трудов? — О'Доран утирает лицо рукавом, слабо морщась. — Не думаю.