Twizzles

      Сынгиль вздрогнул и остановился посреди коридора, когда сзади кто-то поймал его за плечи.       — Нашел, — улыбнулся Гоша и сунул руки в карманы.       — И что? — фыркнул Сынгиль. Тот пожал плечами, покрутил головой, разминая шею, и пошел дальше к номерам, зацепив Сынгиля за локоть, чтобы шел за ним:       — И ничего. Минсо мне на тебя нажаловалась: говорит, не слушаешься и ведешь себя как попало.       — Твое какое дело, — буркнул Сынгиль себе под нос и достал из кармана карточку, когда Гоша остановился перед его номером. Тот будто пропустил замечание мимо ушей:       — Еще говорит, ты не ешь ничего.       — Не хочу, — буркнул Сынгиль еще тише и раздраженней и залез на диван с ногами, не разуваясь. Гоша весело хмыкнул и упал рядом.       — Хочешь. Но боишься.       — Прыгать перестать? — фыркнул Сынгиль, но как-то несерьезно, без должной отстраненности, и Гоша встал, вздернул его с дивана и рывком поднял на руки — тот даже помешать ему не успел и теперь сопел, нахмурившись и скрестив руки на груди, мол, смотри, как ты меня бесишь. Вырываться, очевидно, было ниже его достоинства.       — Все, ты прошел проверку, если могу поднять, значит, можешь прыгать, дальше можно не худеть.       — Не знал, что в России так плохо с весами, — огрызнулся Сынгиль, но Гоша снова сделал вид, что не услышал — только аккуратно спустил его обратно на диван.       — Ты так на кота похож, — заметил он. — Хвоста только не хватает черного: туда-сюда, туда-сюда. О, еда, что ли? — обернулся он на стук в дверь.       — Я не буду, — тут же открестился Сынгиль, но Гоша жестом попросил его заткнуться на минутку и взял у горничной за дверью поднос.       — Будешь, — кивнул он сам себе, ставя поднос на столик перед ним. Сынгиль подобрал ноги и вдвинулся глубже в диван, действительно, как кот, перед которым неожиданно оказался пульверизатор.       — Какое тебе вообще до этого дело? — прошипел он, когда Гоша снова плюхнулся рядом. Тот пожал плечами:       — Может, я из эгоистических соображений? Я, например, не собака, чтоб на кости бросаться, мне нравятся люди из плоти и крови, а не из скелета и скальпа, так уж если, — он ткнул лбом Сынгилю в плечо, не понятно — нежничая или проверяя костлявость. Сынгиль молчал с непроницаемым лицом и смотрел куда-то в угол.       — А если я не могу? — ровно проговорил он, не шевелясь, и Гоша выпрямился, посерьезнев:       — Намекаешь, что тебя лечить пора? — он пожевал губами, молча скользнул глазами по его лицу, и Сынгиль неловко дернулся от тревоги в его взгляде. Гоша вздохнул: — Не пора. Пока. И чтоб не было пора, мне, видимо, придется следить за тем, как ты ешь, если уж Минсо ты игнорируешь. Она чуть не расплакалась, когда жаловалась на тебя, бедняга, чего ты ее доводишь? Говорит, я на тебя влияние имею, и…       — Откуда тебе знать? — зло перебил Сынгиль. — Откуда тебе знать, пора или не пора?       Гоша замолчал, поджал губы.       — Знаешь, — он запнулся, передернул плечами, почти незаметно болезненно. — Ты знаешь, есть, откуда. Я знаю, о чем говорю, поверь, хорошо?       Сынгиль изучал его лицо несколько долгих секунд:       — Никифоров? — Гоша улыбнулся невесело, растер лицо руками, качая головой:       — Виктор? Ты видел хоть раз, как он лопает? Этот нет, у него… другое. Не он. — Он помолчал, сглотнул. — Не надо в этом копаться, ладно? Знаю и знаю.       — Хорошо, — Сынгиль опустил глаза, чувствуя, как на плечи опускается мокрое одеяло тяжелого горячего стыда. Гоша протянул руку, растер вдоль спины, притянул его к себе, тронул губами сначала темную макушку, потом лоб, висок, потерся носом о нос и обнял ладонью затылок. Поцеловал его Сынгиль уже сам, положив руки Гоше на живот, потом сунул под футболку, заставив вздрогнуть — ладони у него оказались ледяные.       — Все будет хорошо, ясно? — прошептал Гоша, взяв его лицо в ладони, гладя скулы, заправляя отросшие волосы за уши. Сынгиль опустил ресницы, индифферентно пожал плечами, и Гоша слегка встряхнул его голову, пытаясь заглянуть в глаза. — А ну посмотри на меня. Эй. Посмотри, кому говорю. — Сынгиль неохотно поднял веки. Гоша снова погладил его лицо, чуть улыбнулся и повторил настойчиво, почти по слогам: — Все будет хорошо. Ты слышишь меня? Если понадобится, я буду над тобой с кнутом стоять, пока ты не станешь есть нормально.       — Так, сначала еда, теперь порка, о каких еще твоих фетишах мне стоит знать? — фыркнул Сынгиль и предпринял вялую попытку отодвинуться, но Гоша не пустил, целовал еще долго и вдумчиво, пока тот не сдался и не обнял за шею, прижимаясь ближе.       — Дуралей, это не фетиши, это любовь, — прошептал ему Гоша, оторвавшись. Сынгиль показательно поднял бровь:       — Напомни мне, любовь — это та штука, от которой встает? — Гоша засмеялся и легко дал ему ладонью по лбу. Тот отшатнулся, заворчал и мстительно фыркнул, глядя, как он тянется снять серебристый купол с одной из тарелок: — Все остыло, пока ты тут речи толкал.       — Нечему, шпинат и яйца вареные, белок, все дела, как по книжке. Давай, вилку в зубы и вперед, — Гоша хмыкнул, вручил ему одну миску, взял себе на колени вторую и сунул в рот кусок яйца. Уставился на Сынгиля в упор, потыкал в него вилкой. Тот закатил глаза, придирчиво поковырялся в салате и начал есть.       — Вообще-то уже поздновато, — буркнул он, прожевав.       — Ничего подобного, ты ложишься в одиннадцать, а сейчас восемь. Три часа до сна, — Сынгиль открыл было рот, но Гоша поднял палец. — Как по книжке, говорю тебе.       Некоторое время они жевали молча. Гоша с такой радостью наворачивал салат и смотрел, как Сынгиль ест, тщательно пережевывая шпинат, что тот против воли улыбался самыми уголками губ; у него даже аппетит появился.       — И что потом? — Гоша пожал плечами, дожевывая, прежде чем ответить.       — Гулять. Свежий воздух, красивый город, все дела, — он задумчиво посмотрел на Сынгиля и снял миску с коленей, наклонил голову, улыбаясь: — Хотя нет, не так. Я приглашаю тебя на свидание.       Сынгиль безразлично продолжил работать челюстями.       — Свидание, — повторил он, проглотив. — Ага. У тебя шпинат в зубах.       — Момент, — Гоша быстро прикрыл рот рукой и тщательно облизал зубы. Снова улыбнулся: — Все?       — Все, — усмехнулся Сынгиль, поставил тарелку на стол и встал. — И да, если мы все еще идем на свидание, зубы почисти перед выходом.       — Есть, — фыркнул Гоша и обнял его со спины, целуя в шею.       — Гоша, у меня свидание сегодня вечером, отстань.       — Неа.       Но гулять они все-таки пошли.

***

      — Сынгиль! — крикнул Гоша. Тот обернулся как раз чтобы поймать летящий в него апельсин — здоровенный и яркий. — Я тебе солнышка принес.       — В нем С, а не D, какое солнышко? — фыркнул Сынгиль и кинул апельсин обратно. Гоша хмыкнул:       — А если я почищу?       Губы от едкого сока саднило, апельсин был сладкий и целоваться после него было очень вкусно.