Источник

РOV Рональда Просыпаться не хотелось. Но солнечный луч упрямо светил в мои глаза. Я пытался спрятаться от него. Так странно. Я думал, после смерти меня будет ждать еще больше мучений, еще что-то более страшное, что я не буду осознавать себя. Я ведь сам прервал свою жизнь. Но видимо мои муки закончились вместе с моим существованием. Хоть одна моя мечта осуществилась. Открываю глаза и вижу белый потолок. «Как в больничном крыле, в Хогвартсе» — проносится мысль у меня в голове. И все-таки, это странно. Ведь после того, как человек умирает он лишается тела. Тогда от куда я знаю, что у меня есть голова? Почему я чувствую свое тело? Почему я вообще осознал себя тем, кем я был? «Нет! Пожалуйста, нет! Только не это! Неужели меня спасли? Зачем!?! Ну зачем, Мордред бы их всех побрал, они это сделали? Я не могу больше так жить! Не хочу!» Мысли путаются и я чувствую слезы на своих щеках. Не хочу этого. Потолок больничного крыла плывет перед глазами, из-за слёз сбивается дыхание. "Подступает истерика" — понимаю я, но не могу ничего изменить. Воспоминания прошедших дней всплывают из глубины сознания, помимо моей воли. Не хочу этого помнить! Не хочу быть среди живых! Ведь все случится снова! Вздох получается слишком громким и кто-то берет меня за руку. Вырываю ее из чужой ладони, дергаюсь прочь от этих прикосновений и падаю с кровати. — Лучик... Нет. Не надо, пожалуйста, только не он. Как он может прикасаться ко мне? Я сам себе противен. Пусть я и не помню, как меня насиловали, но мое самочувствие, раны и вообще внешний вид после этого — я отлично помню. А та записка с проклятым галеоном, не оставляют сомнений. — Лучик мой... — Тео подходит ко мне и пытается поднять меня с пола. — Нет. Не прикасайся ко мне. Не надо. Я сам. — голос у меня хриплый и во рту словно пустыня. Я медленно поднимаюсь, в ногах слабость, голова кружится, но я упрямо отхожу подальше от него, устало приваливаюсь к стене. — Это ты меня нашел? — я не смотрю ему в глаза, стараюсь справиться с тошнотой. — Ты принес меня сюда? — Нет. Лучик я... — Рон, меня зовут Рон. Зачем ты здесь? — Не хочу слышать от него эти милые прозвища, я не достоин их... больше. Ему не дает ответить мадам Помфри, подлетающая ко мне. Она помогает мне устроиться на кровати и дает попить воды, попутно ругая за то, что встал. — Вам нужно лежать, мистер Виз. Вы еще очень слабы. Вы помните, что с вами произошло? Да к черту ее наставления, зачем она вообще меня спасала? Какое им дело до того, что со мной произошло? Не могли бросить? Я ведь сквиб. Почти. А со сквибами они не носятся! Так какого дементора, меня спасли!? — Зачем? — спрашиваю я. — Что зачем? — удивление колдоведьмы было бы очень забавным, если бы я мог заставить себя поднять глаза от стакана с водой. — Зачем вы меня спасли? — Ох... Я... это моя работа, мистер Виз. Поверьте, со всем можно справиться. А жизнью нужно дорожить и ценить каждый прожитый день. Да к черту такую жизнь. Справиться можно? С чем? С тем, что ты стал шлюхой? С тем, что у тебя силы как у магического лопуха? Да я постоять за себя не могу, а как без магии жить не знаю! Моя сила равна силе большого кальмара живущего в Черном Озере, а может и того меньше. А она говорит... Ценить нужно? Каждый прожитый день, этой гребаной мерзкой жизни? Ценить, блядь? Что ценить? То, как надо мной издеваться, насмехаться может вся школа? А может быть благодарным за то, что могу работать шлюхой, как советуют? И как уже однажды поработал? Галеон, чертов галеон за который я продал всю свою любовь? За который просрал все, своей разорваной задницей? Да что она знает вообще, чтоб говорить такое? А я знаю! Знаю одно: мне нет места в магическое мире. И раз сдохнуть мне не дали, значит нужно валить от сюда в мир маглов. Уж там то меня спасать некому. Пытаюсь подняться, но она прижимает мои плечи к кровати. Стакан летит на пол и с громким звоном разбивается. «Точно как моя жизнь.» — думаю я и почему-то от этой мысли становится смешно. Смешно и больно, очень больно. — Отпустите меня! Вы ничего не понимаете. Отпустите! Вы спасли меня, что вам еще от меня нужно? Эта... ведьма обездвижила меня. Сил, чтобы сбросить заклинание у меня нет. Паника охватывает меня. Холодно. Так холодно. Сердце стучит в груди, голоса нет. Дыхание становится прерывистым и хриплым. Страшно, как же это страшно. Она заставляет меня выпить какое-то зелье, сопротивляться я не могу. Петрификус, держит меня. Зачем то глотаю. Хотя лучше б я захлебнулся. Паника отступает и я запоздало понимаю, что она напоила меня успокоительным. Медиковедьма куда-то уходит. Со мной остается Тео. Он смотрит на меня, протягивает руку. Не знаю, что он хочет сделать, возможно ударить. Не возможно, а скорее всего, но видимо, что-то в моих глазах заставляет его передумать. — Рональд. Зачем ты так? Зачем ты пытался убить себя? Неужели ты меня совсем не любишь? — что это, он что, плачет? — Я ведь жить без тебя не хочу. Прости меня, хороший мой. Прости. Это я виноват, я не уберег. Нет, нет и нет. Это не мог быть он. Он бы не стал, я знаю. Я люблю его, так сильно люблю. Не хочу видеть его слезы. Не хочу, чтобы он плакал, из-за такого как я. Помфри возвращается и Тео быстро вытирает слезы, но не уходит. Остается, стоит рядом со мной. Почему-то, мне хочется все ему объяснить. Рассказать о том, что случилось, почему я решился на этот поступок. Но как же страшно. Хоть и понимаю, что уже ничего не исправить, знаю, что он все равно узнает об этом. Но... Как же страшно увидеть презрение в его глазах. Знаю, он сразу заберет кольцо. Глупо, но я как ненормальный, цепляюсь за него. Как будто это украшение, единственное, что все еще связывает его со мной. А может так оно и есть. Какой же я жалкий. Ненавижу себя. Грязная тварь, продажная шлюха, подстилка! Вот кто я! Я не достоин быть рядом с ним. Не достоин его внимания. Но даже зная, понимая и принимая все это, я боюсь лишиться единственного, что у меня осталось от него. Кольца рода Нотт. Я не имею права носить его. Но как же не хочется расставаться с ним. — Мистер Виз, я сейчас сниму с вас заклятие. Но вы должны быть благоразумны. Не старайтесь вставать и тем более не делайте резких движений. Она произносит "Фените инкантатем" и я снова могу двигаться. Я немного привстаю на постели и усаживаюсь поудобнее. Это будет нелегкий разговор. Но его не избежать. Мадам Помфри, продиагностировав меня, удовлетворенно отошла от кровати, оставляя нас одних, сообщая, что через час меня навестит директор. — Лучик мой. — Тео смотрит на меня с такой болью в глазах, что я не знаю как мне быть. — Можно я сяду рядом? Киваю, если ему так хочется пусть садится все равно скоро сам передумает. Он садится рядом и не смело берет мою ладонь в свои. — Прошу тебя, хороший мой, расскажи, что случилось. Я ничего не понимаю, — в этом он прав, он ничего не понимает. — ведь у нас все было хорошо. Ты сам согласился связать свою жизнь со мной. А на следующий день начал избегать меня. И что, он думает, я ему скажу? Что он хочет услышать? Не могу и не хочу ему врать. Рано или поздно он сам все узнает. Но... — Если ты передумал, то почему не поговорил со мной? Почему, не объяснил, что тебя гложет? Почему, больше не хочешь быть моим? — Я не... Я не передумал. Вернее не я... — Успокойся и говори как есть. Не нужно подбирать слова. Просто расскажи мне все. Я пойму. Как же, поймет он. Но кто, если не он, сможет это понять? Кому еще я могу рассказать об этом? И я рассказал. Все рассказал: как подумал о том, что о том, что я переспал с ним узнала вся школа, как потом услышал, что обо мне говорят, кем считают. Рассказал, как спрятался в выручай-комнате, как хотел поговорить с ним, как хотел его обнять, но боялся. Боялся, что все его записки с просьбами о встрече, лишь для того, чтоб посмеяться на до мной, забрать кольцо и выплюнуть, так больно ранящие слова мне в лицо. Я сбивался, срываясь на крик, перескакивал с одного на другое. Но он слушал, не говоря ни слова. Все так же сидя рядом и грея мои ладони в своих руках. Я сказал почти обо всем. Осталось самое страшное. Замолчал, собираясь с мыслями, не зная, как набраться смелости и сказать о главном. — Глупенький мой. Не думай больше обо мне такого. Я бы никогда не поступил с тобой так. Я ведь люблю тебя. Не думаю, что кто-то в самом деле интересуется тем, кто с кем спит. А на счет глупых разговоров, не переживай. Я люблю тебя. Очень сильно люблю. Если ты все еще хочешь, мы можем поженится хоть сегодня. Мои родители прибудут часа через три. Мы сами сможем выбрать ритуал, который соединит наши жизни и души. В глазах предательски защипало. Я весь разговор держался и не показывал насколько сильно мне страшно и больно. А теперь не могу сказать о том, как сильно он заблуждается, просто не могу. Он... Он так ... Слезы льются из глаз, бурной рекой. — Не плачь, рыжик. Ну чего ты? Я так испугался за тебя. Не хочу тебя терять. — говорил он, а я не знаю, что мне делать — Хочу высушить твои слезы. Хочу собрать их поцелуями и никогда больше не видеть их на твоих глазах. Ты позволишь? Он, как-то не уверенно, обнял меня, словно боялся, что я вырвусь. И нежно, так нежно, сцеловывал мои слезы. А я хотел, чтоб не было того кошмарного пробуждения в выручай-комнате. Чтоб не было ничего, что произошло после нашей с ним ночи. — Это... не все. Я... меня... В общем вот. — Я потянулся за своей мантией и нашел в кармане, ту проклятую записку, не знаю зачем я убрал ее в карман. — Думаю, после этого, тебе не захочется больше сцеловывать мои слезы, или вообще сидеть рядом. Я протянул записку и отвернулся от него. Глядя в окно, я старался не думать о его реакции. — Кто?! Кто это был?! — его рык пронесся по больничному крылу, заставив меня вздрогнуть. — Я не знаю. Не помню. Ничего не помню. — нужно объяснить ему все, хотя бы попробовать. — Я шел в свое убежище и потерял сознание, а проснулся в выручай-комнате. Сначала, я даже не понял, что вообще...что-то произошло. Но потом. В общем когда я отошел от истерики и пришел в себя, я попросил у комнаты заживляющую мазь и обезболивающее зелье. Как смог смазал все и решил убежать из Хогвартса. Но потом, я наткнулся на конверт, выйдя из комнаты я открыл его. Выпал галеон, а я прочитал это и... Секо. Я не помню кто это был и что со мной делали, но думаю сомнений не остаётся. Я не смотрел на него, пока рассказывал и сейчас не смотрю. Не хочу видеть презрение в его глазах. Просто сижу и молчу, уставившись в окно. Я все ему рассказал, все как мог объяснил. Добавить мне нечего. Не хочу так жить. Лучше бы меня не спасали. Мне было так спокойно когда я думал что умер. А сейчас все снова. Мерзость. Вся моя жизнь превратилась в это слово. Оно как никакое другое описывает меня и события, что происходили со мной. Протягиваю в его сторону руку с кольцом на пальце. Пусть снимет его и живет дальше. Он прекрасный человек, хоть и слизеринец, кому то с ним будет очень хорошо. Жаль, что не мне. Он хватает меня за руку и целует в центр ладони. Как? Как он может прикасаться ко мне, я же все ему рассказал, он знает, кто я. — Прости меня, хороший мой. Прости за то, что не уберег, не защитил. Я найду этого урода! Найду и убью. Люблю тебя, лучик мой. Пожалуйста прости. Давай приведём обряд прямо сегодня, не смогу больше отпустить тебя ни на секунду. Он целует мои руки, пока говорит все это, а я не верю в то что это происходит. — Как ты можешь?.. Неужели ты не понимаешь, насколько низко я пал? Насколько грязным и мерзким я стал. — Это же безумие, то что он говорит и делает. — Нет. Ты не виноват ни в чем. И я люблю тебя как прежде. И никогда не перестану любить. Ты мой! Никому не отдам тебя. Никому не позволю больше причинить тебе вред. Он берет мое лицо в ладони и впивается в мой рот влажным, собственическим поцелуем. Я пытаюсь отстраниться. Он наверное сошел с ума раз не видит никаких изменений во мне. Пытаюсь вырваться, но разве мне одолеть его? Его поцелуи и нежная сильная хватка рук, лишают меня последнего сопротивления. Он нужен мне, так сильно нужен. Не могу оторваться от него. — Люблю тебя, сладкий мой. — он целует мою шею, а я задыхаюсь от чувств, что он вызывает во мне. — Давай поженимся сегодня, умоляю тебя. Давай сегодня. Пожалуйста Рональд... пожалуйста. Он расстегивает верхние пуговки на моей больничной пижаме, а я не могу сдержать стон удовольствия. Моргана, как же это не правильно, я не достоин этого. Я не достоин даже дышать с ним одним воздухом, а он... Он ругается, наверное думает, что сделал мне больно, когда целовал мои ключицы. — Ты согласен? — заглядывает мне в глаза и я киваю. — скажи, я должен это услышать. — Я согласен стать твоим младшим мужем сегодня. — тихо говорю я. — Если ты уверен, что тебе нужна такая шлюх... — Не смей, говорить о себе такие вещи! Никогда больше не смей называть себя так, иначе мне придется отшлепать тебя, лучик. Я вымучено улыбаюсь, пусть так, я то знаю, кто я. И он тоже рано или поздно он тоже узнает. И тогда. Да. Пусть будет именно так. Тогда умру от его руки. Тогда я наконец приму смерть, такую, какую заслуживаю. В больничное крыло входит директор и Гарри. Я вжимаюсь в спинку кровати и стараюсь не смотреть на них. Рассматриваю свои руки, лежащие на согнутых коленях, пока мы все здороваемся. — Мистер Виз, — начинает Снейп, а я еще сильнее вжимаюсь в спинку. — Мне необходимо кое что прояснить. — Простите, профессор, но я уже все узнал. Если позволите, мне не хотелось бы заставлять Рональда говорить об этом еще раз. Все так, как мы думали. Но он не знает кто это был. Я думаю, ему стерли воспоминания об этом. Но оставили вот это и один галеон. Тео протягивает записку Снейпу, а сам сильнее прижимает меня к себе. Снейп разворачивает лист и не успевает его прочитать как по больничного крылу проносится мощь магии Гарри. — Собери всех в большом зале, начиная от студентов пятого курса и старше! Я покажу, этим ублюдкам, их место! — Успокойся! — Грозное шипение Северуса немного остудило пыл Поттера. — Подумай о том, каково будет Рону. Не думаю, что стоит выносить это на суд общественности. Сила вернулась к хозяину и Гарри с какой-то болью посмотрел на меня. Мне не нужна их жалость, мне и без нее паршиво. Как они могут говорить об этом так, словно это ничего не значит для меня, словно меня нет здесь? — Прости Рон, прости. Я как всегда, не подумал о последствиях. — и переведя взгляд на мужа, спросил. — Как же тогда нам найти этого подонка? Мы должны найти его. Я не позволю все так оставить. Да что с ним такое? Какое ему вообще дело до меня? Мы с ним, больше даже не друзья. Зачем все это? Неужели я так жалко выгляжу, что вызываю слезы на глазах даже у такого, как Поттер? — Если он был усыплен, или же опоен, можно сварить антидот. Если допустить, что все это время он был в сознании, то скорее всего это Обливейт. Тогда можно попробовать восстановить память. — Нет! Не надо... Я не хочу это вспоминать. — я вцепился в край одеяла и испуганно посмотрел на них. Они ведь не серьезно? Нет, не надо! Я не хочу... не могу... У меня ведь только появился шанс быть рядом с Тео. Хоть какое-то время быть рядом с ним. — Мы не можем оставить все как есть. Это не правильно. Тот кто сотворил это с вами, должен ответить за свой поступок. Вы будете вправе отомстить ему. — Директор хмуро посмотрел на меня. «Кто бы сомневался, конечно, это ведь всего лишь очередной неправильный поступок с моей стороны. Так ведь? Ничего особенного. Подумаешь, моя жизнь и хрупкие отношения с самым главным для меня человеком, полетят в пропасть! Но вам то что? Правда, Снейп?! Они уже там. Вам легче, директор?» — Я... Я не смогу. Я не смогу жить нормально, если буду помнить о том, что творил. — Рон, ты не правильно видишь ситуацию. Ты не виноват в этом. Ты не должен винить себя. Наоборот, ты должен вызвать гнев в внутри себя иначе эта боль убьет тебя. — Гарри присел на край постели и попытался уговорить меня. Он не понимает, что это для меня значит. Никто из них не понимает. Я не смогу, не хочу об этом вспоминать! Как они вообще могут думать об этом? Давать советы, когда ничего не знают! Они не могут понять. Никто не может. Пусть так, пусть боль убьет меня. Ведь я только этого и достоин. Я хочу этого, ведь так? Спазм перекрывает дыхание. Рыдания рвутся на волю, но я пытаюсь подавить их. — Нет, пожалуйста... не сейчас... Тео, пожалуйста. — просяще смотрю на своего слизеринца. — Рональд, Гарри прав. Как бы там ни было, ты ни в чем не виноват. — Он же не серьезно, нет? — Но вспомнить это нужно. Мы не можем дать этой твари спокойно жить. Никто не имеет права так поступать. Мои плечи опустились и я низко наклонил голову, пряча лицо за волосами. Даже он, моя Пара, не хочет меня понять. «Не можем дать этой твари спокойно жить. Ты прав Тео, даже не представляешь насколько ты прав. Эта тварь не заслуживает жизни, вообще ни какой. Ведь эта тварь — я.» Дальнейшее обсуждение привело к очередной моей истерике, они заставили меня дать им воспоминания о том, как я проснулся в выручай-комнате, а затем втроем посмотрели их. Я не знал, куда деть себя, если бы не двойная доза успокоительного, влитая в меня заботливой медиковедьмой, я бы точно что-то сделал с собой. Они как будто издевались, строили предположения. Рассуждали, как будет лучше. «Да ни как не будет лучше! Ничего не может стать лучше! Даже нормально уже ничего не станет!» — хотел кричать я. Но вместо этого, сорвался с кровати, вырвавшись из заботливых рук Тео и попытался убежать от них. Не смог. Меня схватили, стоило мне сделать несколько шагов в сторону выхода из больничного крыла и вновь усадили на кровать. Тео еще сильнее прижал меня к себе. Медиковедьма вновь напоила меня чем-то. Хотя как напоила. Она отдала зелье Тео, а он влил его мне в рот, впившись в мои губы. Но не смотря на все это, было решено восстановить мою память, сразу после заключения брака между нами, то есть уже завтра. Не знаю почему, но я не смог отказаться от этого. Сил, сопротивляться их настойчивому стремлению добиться истины, не было. Пусть творят, что хотят, мне уже все равно. Не могу думать об этом. После того, как все было решено, мадам Помфри попросила всех оставить ее пациента в покое. Тео наотрез отказался уходить, заявив, что не оставит своего жениха одного больше ни на минуту. Медведьме пришлось смириться с пребыванием в ее вотчине одного, неучтённого, слизеринца. Настоятельно рекомендовав не нервировать меня лишний раз, она ушла в свой кабинет, оставив нас на едине. Через пол часа пришли родители Теодора и он отошел к ним, негромко переговариваясь, о чем то за ширмой. Я лег поудобнее и закрыл глаза. Видеть тревогу в любимых глазах не хотелось. Устало вздохнул и попытался уснуть. Но мысли не желали оставлять меня в покое. Как буду жить, после того как они вернут мне воспоминания, даже представить себе не могу. Кровать рядом со мной прогнулась и пришлось открыть глаза. — Прости, я не хотел тебя будить. Родители принесли описания нескольких ритуалов. Ты отдыхай, потом выберем. — сказал слизеринец, прижимая меня к себе. — Я не спал. Хотел уснуть, но не смог. Тео, скажи, почему ты настоял на том, чтоб мне восстановили память? Неужели тебе... так хочется знать, что со мной делали? — «Что я делал», попробовал еще раз понять, почему он так настаивает на этом. — Нет, не хочется. Но это необходимо. Ты мой! И... в том, что случилось, есть и моя вина. Тшш.. не спорь, любимый мой. Я знаю, я зря так настойчиво тащил тебя тогда за собой, знаю, что не нужно было отпускать тебя к себе в башню. Да вообще не нужно было отпускать тебя! Знаю, что не должен был ждать, пока ты доведешь себя до подобных мыслей. Правильнее было бы подойти к тебе на следующий день за завтраком и открыто заявить о своих намерениях. Но я не сделал ничего, из того что нужно было. И теперь я должен, хотя бы отомстить за тебя, а для этого, я должен знать, кто это сделал. — Но, мы ведь не знаем, что там всплывет. А вдруг меня напоили каким то зельем? Афродизиаком, приворотным, да мало ли чем еще? Я не знаю, как мне потом жить, смотреть на тебя. Я не хочу всего этого знать! Не хочу вспоминать. Пожалуйста, Тео. Я прошу тебя. — еще одна попытка достучаться до него. — Ну чего ты, хороший мой? Не нужно ничего бояться. Я... думаю, мы найдем выход из этой ситуации. Может быть директор Снейп-Поттер, как мастер ментальной магии, сможет потом снова заблокировать эти воспоминания. И ты сможешь вновь об этом забыть. — Но ведь, ты же будешь помнить и знать что я... Как меня... — я всхлипнул сильнее прижимаясь к тому, в ком был уверен, к тому, кому доверял. — А я обещаю тебе. Слышишь, я обещаю! Я ни словом, ни делом не напомню тебе об этом. Ты - мой любимый гриффиндорец. И ни что, слышишь, ни что, не сможет этого изменить. Люблю тебя, радость моя. Очень сильно люблю. А сейчас давай спать, у нас вечером обряд, а нам еще нужно ритуал выбрать. Разбудили меня, чьи-то настойчивые поцелуи. Угрозы я не чувствовал, но снова оказаться в руках другого не хотел. Оттолкнул от себя вжимающееся в меня тело и резко открыл глаза. — Теперь так и будешь, от меня постоянно, шарахатся? С этим нужно что-то делать. Иди ко мне, я напомню, что меня не стоит бояться. — Тео, а это был именно он, притянул меня к себе. Горячий, жадный поцелуй не смог оставить меня равнодушным. Его руки пробрались под пижамную куртку, нашли мои соски и сжали их. Возбуждение накатывает волнами, заставляя выгибаться на встречу его ласкам. Он становился все настойчивее, требовательнее вжимаясь в меня, целуя мои губы и шею. Его рука забралась в мои штаны и он сжал мой член. Громкий стон сорвался с моих губ и я смог наконец оторваться от него. — Тео, нет. Пожалуйста... остановись... Не здесь. — Мне стало неловко. — Вдруг кто-то зайдет и увидит нас. — Когда ты станешь моим мужем, я буду брать тебя тогда, когда хочу. Закрою дома, чтоб ни одна тварь, не смогла безнаказанно смотреть на тебя. Будешь меня голым в постели встречать. — Он нехотя, оторвался от меня, а я испуганно смотрел на него. — Ну, и чего ты испугался? Теперь и пошутить с тобой нельзя? — Я просто... Я еще не знаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно. Я и правда не знаю. Ведь он, как старший муж, вполне может осуществить свою угрозу, а я не посмею ему перечить. Я уже не могу ослушаться его. Но возможно, так для меня даже лучше, потому что сам я не знаю, как мне жить. Он все, что у меня есть. Себя я уже потерял, да и вернуть все вспять, уже не получится. Он все, что связывает меня с настоящим, все, что не дает поддаться искушению и раз и навсегда, направив свою палочку себе в грудь, произнести Авада Кедавра. А я смогу это сделать, ненависти к себе, у меня больше чем нужно, для этого заклинания! Но я подожду, подожду пока он сам убьет меня. Потому что тогда, он не будет с такой болью на меня смотреть. Тогда он возненавидит меня так же, как я сам себя ненавижу.