Журавль

      Гарри не курит, не пьёт и не употребляет наркотики. Строго говоря, он относится к организму бережно и внимательно, зная меру, за которой будет очень плохо, невосстановимо или летально. Медиков он не любит ни в этой, ни в прошлой жизни, несмотря на то, что безмерно уважает последователей Асклепия. Он ценит их труд, зная, как непросто вытащить упирающегося пациента с того света или донести до него мысль о необходимости соблюдения режима. Но всё же он слишком много провел времени в их пенатах, чтобы любить палаты целителей. И потому он делает многое, чтобы не попадать к ним лишний раз.              Из всего вышеперечисленного следует, что у него не глюки, не видения — природа, к счастью, обделила провидческим даром, он не спит и совершенно точно видит то, что видит.              И ему очень хочется знать, почему он это видит.              Огромный, железный шар в несколько раз больше луны и солнца висит в небе, видимый невооружённым взглядом. Не нужно ни телескопа, ни даже захудалого бинокля, чтобы видеть лабиринты инопланетной архитектуры, проржавевшие остовы городов и нарушенную целостность самой планеты. К счастью, один взгляд на валяющийся без дела на столе компас, обнадёживающе не сходящий с ума, говорит, что электромагнитные и гравитационные постоянные не сдвинулись со своих констант и не грозят Земле катаклизмами вроде землетрясений, цунами, торнадо и прочими прелестями разверзшегося Армагеддона.              Символы-узоры на спине и руках горят адским пламенем, заставляя скрипеть зубами и костерить про себя иномирную цивилизацию и двух её конкретных лидеров. К сожалению, из того, что он так и не почувствовал их внезапную, но весьма ожидаемую смерть, можно сделать вывод, что пришли они сюда не сами и точно не по своей воле организовали несчастной голубой планете соседство со своей родиной. Из чего следует, что проблемы только начинаются.              

Пиздец, граждане.

             Гарри не глядя призывает мобильник с прикроватной тумбочки. Полсекунды быстрого набора.              – Дилан, у меня тут организовались внезапные дела. Ненадолго придется усвистать в неведомые дали. Посмотри, пожалуйста, за Чади. Нет, я не издеваюсь. Да, совершенно верно, это связано с незваными соседями. Конечно, я уверен. О, не беспокойся, всё будет прекрасно. Ты мне не веришь? Отлично. Чади будет тебя ждать.              Ещё два взмаха рукой, быстрый глоток утреннего кофе и вот он уже у двери, полностью собранный и злой настолько, насколько может быть зол только не выспавшийся маг.              – Чади, присмотри, пожалуйста, за Диланом! – кричит он вглубь квартиры.              Недовольное, но в целом согласное:              – Мрррявффф! – служит ему ответом.              Отлично, он всегда знал, что на кота можно положиться.              ***       Несколько лет назад.              – Сэм, эта кошка как-то подозрительно на меня смотрит... – Дилан нервно покосился на лысое исчадие Ада, пристально взиравшее яростными, желтыми глазами. Казалось, будто животное пришло по его душу.              – Это кот, – парень даже не подумал оторваться от очередной платы, постоянно сверяя результаты с компьютером.              – И все же...              – Не преувеличивай, он на всех так смотрит.              – Ага, но при этом как-то странно рычит!              – Это мяуканье. Дай ему молока... не знаю, придумай что-нибудь, ты же умный.              Судя по взгляду, исчадие так не считало. Дилану показалось, что, умей он, кот провел бы лапой по горлу, предсказывая судьбу несчастного миллиардера. Лысое, тощее, жилистое существо явно вынашивало в отношении него какие-то злобные, темные планы.              – Сэм, – попытался воззвать к совести приятеля Голд, – он сгрыз телевизор.              – Не думаю, что ему станет плохо, - ответил чистым, непонимающим взглядом юный техник, – утром он уже съел мои инструменты.              Самочувствие кота - последнее, что интересовало Дилана Голда.              – Я буду звать тебя Исчадием, – проникновенно сообщил он коту.              Ответный взгляд намекал, что отныне Голду лучше спать мало, чутко и где-нибудь на другом конце страны.              Вообще с этой кошкой... ладно, котом получилось странно. И неудобно, если уж честно.              Сиамский котёнок был кем-то выкинут в мусорный бак, из которого его вытащил Сэм, услышавший жалобное мяуканье. Принёс домой, вымыл, накормил и оставил у себя.              Но Уитвики и живность... Не то, чтобы у него никого не приживалось... Кактусы, например, прекрасно себя чувствовали на карнизе, несмотря на то, что периодически сваливались на головы незадачливым воришкам. Молодому гению даже оставляли животных на передержку, когда соседи уезжали в отпуск.              Но в этот раз...              Все началось с того, что Дилан в очередной свой визит помимо коробки бинтов принес ещё и ящик виски — отметить удачное воплощение новой идеи Сэма. Он всё не терял надежды разубедить друга, что тот трезвенник.              Большую часть Сэм пустил на эксперименты и даже собрал двигатель, работающий на выпивке, к вящему неудовольствию старшего товарища. Но кое-что осталось.              Бутылка, оставленная рядом с какой-то технической кракозяброй, была в тот раз забыта и простояла до тех пор, пока всё ещё безымянный, но уже немного подросший кот, не смахнул её на пол, извазюкавшись спиртным и порезавшись осколками... (Поттер решил благоразумно не просвещать друга, что "кракозябра" содержала изрядную долю магии и остатки пыли с древней вундервафли кибертронцев... да к тому же ещё и фонила…)              Так что нет, он не знал, во что мутировал котёнок.              У того вылезла шерсть, увеличилась в геометрической прогрессии злобность - Дилан его понимал: если бы он внезапно облысел... Но прощать возросшее коварство питомцу Уитвики не собирался. А тот изгалялся вовсю. И почему-то ненавидел весь свет. За исключением Уитвики, который видел в своем Исчадии очаровательного Ангела со слегка необычными потребностями в рационе.              Дилан подозревал, что, отправь он кота за океан посылкой, Исчадие вернется к своему обожаемому хозяину, захватив самолет и взяв пилотов в заложники.              Так что да, просьба присмотреть за котом, всегда вызывала у миллиардера приступы нервного тика...              ***              – Саундвейв, доклад, – Мегатрон встречает вошедшего в штаб подчинённого тяжёлым взглядом. Впрочем, подчиненный не реагирует, оставаясь отстраненным и сдержанным. Как всегда.              На столе перед полководцем лежала развёрнутая карта-план старого Аякона, а над ней зависла чуть выделяющаяся схема восстановленных частей, прочерченных лиловыми линиями с пояснениями, на какие коридоры и переходы уже можно полагаться.              Квинтесса держала Прайма в главном дворце, и пути к нему перекрывало множество её слуг. Внутри тлели гнев и раздражение на одного героического идиота, согласившегося на встречу с древней ведьмой и в результате оказавшегося в такой рже, что проще застрелить. Эта стерва даже выглядела подозрительно, не говоря уже о мерзком, слащавом голосе, переполненном сотней подтекстов, смыслов... обманов. Одно ее присутствие скручивало платы Мегатрона в безотчетной тревоге, даже Старскрим, этот шумный, крикливый сикер, притих и не отсвечивал, что говорило о многом, ведь инстинктом самосохранения он обделен не был.              И именно в драконье логово нужно было полезть Прайму.              Никто не знал, что там происходило, но узы соулмейта натянулись, обжигая искру, заставляя ее пульсировать, как безумную, добавляя неприятных ощущений в довесок к узам, наложенным Оллспарком при участии шлаковой органики с далёкой планеты. Мирило с происходящим лишь то, что человеку сейчас, скорее всего, тоже приходится нелегко. В какой-то мере Мегатрон испытывал садистское удовлетворение хотя бы от такой мелкой каверзы в адрес одолевшего их мальчишки. Не хотелось признавать, но коль уж Всеискра наградила их таким партнёром, от этого никуда не деться.              Правда, мальчишка по-прежнему глушил связь, одновременно вызывая этим целую гамму эмоций: от бешенства до восхищения. Воля. Упрямство. Решимость. Недюжинный талант, каким желал бы обладать сам лидер десептиконов, лишь бы не чувствовать Прайма круглые сутки. Которого, в это мгновение, бывший гладиатор отчасти понимал – какая жалость, что мальчишка всего лишь человек. Белковый и слабый. Будь он мехом, смог бы принести Кибертрону немало пользы.              Будь мальчик мехом, его можно было бы скрутить и хорошенько проучить, надавить авторитетом и силой... Или не удалось бы? Кто знает, если перевести дурную силу человечка в потенциал трансформеров, не получили бы они на выходе меха, способного сравниться с Древними Праймами?              Интересно, чем занят сейчас мальчишка?              Тот, кто сказал, что родные души принимают друг друга, лишь увидев, либо сильно ошибся, либо просто хотел скрасить не слишком счастливую правду.              – Кассеты и вехиконы проверили старые ходы. Солдат Квинтессы не обнаружено. Можно проникнуть во дворец с северной и восточной стороны.              Хорошие новости, но настораживающие. Ведьма не глупа и знает о Кибертроне прискорбно много. Гораздо больше, чем хотелось бы. Она даже сумела заставить их мир двигаться.       Несколько джоров назад она привела их мир на орбиту Земли, явно планируя что-то не очень хорошее. В другое время десептикон даже не побеспокоился бы, но ещё в самом начале по искровым узам прокатилась жгучая волна раздражения, грозящего в любую секунду перерасти в полноценный гнев, обещая всем причастным и оказавшимся поблизости массу впечатлений. На мгновение послышался злющий, безапелляционный шёпот:              "Ну, держитесь..."              И в голосе человечка звучало слишком много злорадного и темного предвкушения.              Тьма была больше по вкусу Мегатрону, чем пронзительный, до приторности наивный свет Прайма.              И всё же человек оставался чересчур спокойным, по связи не доносилось ни одного отголоска его чувств. До боли напоминало затишье перед бурей.              Оставалось порадоваться, что активированные узы не дадут человеку убить ни его, ни Прайма.              – Выглядит подозрительно просто, – задумчиво посмотрел на карту автоботский тактик, прерывая размышления нежеланного, но вынужденного лидера, невольно повторяя чужие мысли. – Врекеры докладывали, что коридоры даже не патрулируют.              – Квинтесса хитра, – заметил стоящий рядом Дрифт, оглядывая карты, то и дело, косясь на донесения разведчиков. – Скорее всего, коридоры – ловушка..              Это понимали все. Но раздавшийся от дверей мрачный голос, разбил напряжённую тишину.              – Тогда вам, железки, очень повезло, что ведьмы и прочие от них производные, как раз по моей части.              В высоком, слишком высоком для человека, дверном проеме стоял до зубовного скрежета знакомый Мегатрону мальчишка. Мелкий, слабый, такой... человеческий, но при этом, необъяснимым образом приковавший к себе всеобщее внимание. Ведущий себя так, словно пришел в гости к друзьям, а не в переполненную вооруженными роботами крепость.              Он лениво прислонился к косяку, скрестив ноги в высоких ботинках и пряча руки в карманах темного одеяния, странного гибрида плаща с капюшоном и земной военной униформы. Широкие рукава, слегка поблескивая, стекали вниз, непрактично, но удивительно красиво. Иногда при очередном малюсеньком движении, ткань облегала браслеты широкой формы. Оружие или загадочные артефакты?              По лицу мальчишки бежали тонкие серебряные линии, нитями прошивая загорелую кожу. Обеспечивая человека столь необходимым, но, увы, отсутствующим на Кибертроне кислородом. Поразительно, насколько развито человеческое воображение и возможности конкретно этого индивида. Он сильно обогнал своих собратьев.              Мегатрон перевел взгляд на рукоять меча, выглядывающую из-за спины мальчишки. От оружия веяло чем-то смутно знакомым, но все забивал аромат непередаваемой мощи, силы, практически ключом бьющей энергии.              Собравшиеся развернулись к выходу стремительно, хватаясь за оружие и нацеливая его на незваного гостя, на что тот только иронично поднял бровь. Несмотря на крохотные размеры, парень вызывал опасение.              – Ну, – игнорируя направленное на него со всех сторон оружие, спокойно пошел вперёд Уитвики. – Кто из вас здесь самый адекватный и вменяемый, расскажет мне, что у вас тут творится и какого Мордреда ваш железный хлам делает возле моего мира?              Он изменился с их последней встречи... Или же вернее сказать, окончательно стал собой?              В тот день на распаханной их с Праймом битвой поляне стоял ребёнок — человеческое дитя, ничем не примечательное с виду, но сквозь хрупкую оболочку органического тела просвечивала мощь невероятной силы. Словно за бумажную ширму поставили некий предмет, а затем подсветили небольшой свечой.              Всего лишь тень.              Ныне он по-прежнему казался тенью, но обретшей плотность и физическую оболочку. Уже не пляшущей, не размывающейся по краям. Тень затвердела, потемнела, оставшись тонкой-претонкой, как лист бумаги, а сквозь темноту просвечивало издалека, еле-еле что-то ослепительно-яркое, горячее, буквально обжигающее кончики пальцев. Словно внутри этого человека готовился огромный, сметающий все на своем пути взрыв. Или он, как дракон из глупых человеческих сказок, готовился выдохнуть огонь. Только спровоцируйте, только дайте повод. Прошу, не надо...              Прошу, дайте!              Мегатрон не знал, как теперь называть свою родственную душу. Он не тянул на слабое белковое, воином по меркам собственной расы признать мешала гордость. Быть может, чудовищем?              Бывший гладиатор не боялся его, но не уважать эту мощь был не в силах. И от этого злился лишь сильнее. Прошло много лет с тех пор, как его в последний раз разрывали на части столь противоречивые эмоции.              Что-то в глазах человека, за всем его раздражением и яростью — отнюдь не напускными, к слову сказать, ясно говорило — он знает, что его считают чудовищем. И не испытывает по этому поводу ничего, кроме глубинного, тоскливого смирения. И, может быть, толики темного, злого удовольствия. И гордости. За свою силу. За то, что выжил и справился.              За то, что в очередной раз собирается утереть нос тем, кто считал себя «сильнейшими».              Он не ждёт, что на него посмотрят по-другому и потому не прячет могущество. Словно вызов, он неслышно кричит и вопрошает:              «Посмотрите на меня! Да, я — Чудовище! Чувствуете это? Слышите? Сможет кто-то из вас бросить мне вызов? Сможет кто-нибудь не отвести взгляд?»              — А ты дерзок, человек, — усмехается десептикон, чувствуя, как чуть ослабевает давление уз души. Парень то ли не считает нужным намертво перекрывать сейчас связь, то ли расстояние играет ключевую роль.              — Куда уж мне, — маг хмыкнул, немного театрально развел руками, а затем внезапно исчез, чтобы возникнуть на краю стола, уже беззастенчиво рассматривая донесения, словно в самом деле что-то там понимал.              Скайварп, стоящий рядом со своим ведущим, потрясённо клацнул вентиляцией. Видеть похожие на свои способности у белкового для него шокирующе.              — Вы, ребята, сорвали мне учебный процесс, — доверительно сообщил Уитвики, не поднимая головы. — И обеспечили мигренью размером с Тадж-Махал. Только без его культурной ценности, — он безошибочно отмахивается ладонью в сторону Аяконского дворца, в котором древняя ведьма невесть что творит с лидером автоботов. — Как по-вашему, я должен защищать учёную степень с такой головной болью?              К столу аккуратненько, бочком, подобрался жёлтый разведчик автоботов, смотря на мальчишку со странной смесью надежды и опаски.              — Если думаешь, что мы в восторге от того, что наша планета оказалась рядом с твоим убогим миром, то ты глубоко заблуждаешься, мальчишка! — Мегатрон скривился, игнорируя молодого бота. — Век бы не видеть ни тебя, ни твоей планеты.              — Ты читаешь мои мысли. Только по этой причине я здесь, чтобы помочь, а не разнести всё к Мордредовой матери, — болезненно кусали ядовитые, тяжелые слова. Маг обратил внимание на старого знакомого. — Здравствуй, Би. Возможно, совсем немного, я рад тебя видеть, но если протянешь ко мне руки, то останешься без них. Давай пропустим ту часть, где ты воспринимаешь меня в качестве диковинного домашнего зверька, за которым нужно приглядывать.              Автобот тут же быстро-быстро закивал и послушно спрятал руки за спину, но все равно улыбнулся, и Гарри ответил ему тем же. Он неплохо относился к, возможно, самому молодому из стукнутой компашки «экскурсантов» и считал, что прогресс в отношении к человечеству налицо. Раньше было хуже.              Кто-то из автоботов возмущённо поперхнулся вентиляцией, проворчав что-то нелицеприятное. Ну, и Мордред с ними.              А вот кривая насмешка на лице серебряного лидера свидетельствовала, что шутку он оценил. Или не шутку. Как уж повезёт. Поттер не собирался отступать от своих слов. Однако почему-то все равно захотелось показать язык. Ой, нет, он же взрослый, ответственный маг. Он вообще единственный взрослый и ответственный в данном помещении.              Сложив руки на груди, Гарри принялся внимательно слушать выкрики, льющиеся со всех сторон, с каждым мгновением все глубже впадая в меланхолию. Трансфомеры спорили, перекрикивали друг друга и друг друга же почти не слушали.              Говорят, у человека есть предел, за которым он перестаёт удивляться чему-либо. Кажется, он своего достиг.              Итак…Оптимус, великий, могучий и “мудрый”, пошёл... почти к врагу… ну, или просто подозрительной персоне, помнящей еще зарю древней цивилизации, с распахнутыми объятиями и практически табличкой на шее «Вот он я, последний из Праймов. Делай со мной, что хочешь».              Нет, в принципе, Гарри мог бы его понять. Сам в конце концов отправился однажды на ночной лесной пикник по приглашению последним из Поттеров. Но тогда он точно знал, что умрет (возможно, чуточку надеялся на это), и смерть эта станет победой нужной ему стороны. А тут… На что рассчитывал Оптимус? Откуда в человеке… эм… автоботе столько доверчивости? Гриффиндор тут не просто плачет – рыдает горючими слезами.              Судя по словам десептикона, который, конечно, не жаловался, но Гарри прекрасно услышал скрытую муку в его тоне, Прайм был кристально честен в своём визите. Как говорится, за определённым уровнем благородства, начинается идиотизм.              Или маразм.              И самое главное, что бы с этим “героем” ни творила сейчас дамочка, по описанию смахивающая на Моргану Ла Фей, по ощущениям от уз, очень похоже на Империо. А значит, идиота надо спасать – кто знает, на что способен “Последний Прайм” в контексте ситуации.