Белый ферзь

Виэ казалось, что она, как часто писали в ее любимых романах, ступает по облакам. Как будто мир, мрачный, жестокий, несправедливый, полный грубых мужчин с лицом и повадками Ифра Одда, мир-ловушка, вдруг исчез, рухнул, будто и не существовал вовсе – и причиной прекрасных этих изменений был серьезный не по годам молодой человек, бережно придерживающий ее ладонь, дабы не соскользнула она с его руки. И дневной свет, и свежий соленый ветер, играющий с ее волосами, и милые люди, что суетились вокруг – все это любила она сейчас страстно и неистово, притом безо всяких таблеток. Мужчина рядом казался уже не рыцарем, а самым настоящим принцем из волшебной сказки. - Желаете прогуляться? – с легкой улыбкой спросил принц, замедлив шаг и повернув к ней безупречное свое лицо. Виэ с каким-то трепетом подумала, что ресницы его должны быть восхитительно пушистыми и мягкими, если коснуться их губами. От мыслей таких в животе стало тепло и щекотно. Она поспешила опустить ресницы, дабы не прочел он в ее глазах то, о чем робко пело сейчас сердце наивной девочки, что волею судеб вынуждена была влачить жалкую жизнь шлюхи-содержанки. - Я бы выпила чаю, - почти прошептала Виэ, глядя неотрывно на пальцы Биг Бага – белые, с коротко остриженными ногтями – лежащие поверх ее руки, облаченной в кожаную перчатку. «И зачем только я надела эти перчатки?» «Что ж, чаю так чаю. И, кажется, в этот день полагается есть блины?» «…а если бы сейчас кто-нибудь толкнул его в спину… Нет, лучше меня – и Биг Баг обязательно подставил бы руки, и я прижалась бы к нему как бы случайно, а он бы сказал…» «Бедное дитя. Скотина Одд.» «…и тогда я сказала бы…» «Сволочь, тварь. Лучше бы мне не знать…» Стоило только произнести ее имя в присутствии Инна. Вскользь, как бы без особого интереса. Того словно прорвало – видимо, давненько тянуло поделиться информацией да как следует перемыть косточки начальству. Громким шепотом, озираясь каждую минуту и вытирая нервно угол рта: - Ох, Биг, я-то думал, ты у нас исключительно по пожилым заместителям! Да не хмурься, слухом империя полнится… Ох уж эта мне Виэ! Сладкая штучка, горячая… И пошел расписывать, как однажды сунулся к начальству в кабинет, а Одд-то на ключик запереться позабыл; и как же повезло умнице-Лэку, что никто его не заметил! Хотя вряд ли Одд бы заметил тогда даже взвод гвардейцев с континента – а уж красотка золотоволосая, которую «старик» на столе разложил да трудился над нею со всем старанием, и подавно… Горели крысиные глазки похотливым огнем, когда мечтательным тоном рассказывал он, что сделал бы с Виэ, если б оставили его с нею один на один хотя бы на часок… – …только хрен кому там обломится; Одд, греховодник старый, делиться не желает. Будто мало ему девок, будто свет на этой Виэ клином сошелся! - Так он что же, - поинтересовался Максим равнодушно. – Влюблен в эту девушку? Инн согнулся пополам, как будто с ним внезапно приключился приступ аппендицита. - Ой, парень, ой, Биг Баг, - смех Инна напоминал отвратительное хрюканье, - ой, насмешил! Влю-ублен, надо же! Старина Одд – и в штатную подстилку! Ой, не могу! - Ты ведь сам сказал – не делится, - напомнил Каммерер, подавляя в который раз желание плюнуть в эту отвратительную морду. - Ага, - хрюкнул Инн. Уже не весело, а как-то даже задумчиво. И посерьезнел моментально – как будто не он только что корчился от хохота. - А ведь правда твоя, парень, - сказал он, потирая плохо выбритый подбородок. – Не, он-то, помнится, подкладывал ее под важных шишек, было дело – только давненько уже; нынче по этим делам другая красотка, а к Виэ старик чуть не каждую неделю таскается, если не чаще… Ох ты ж, массаракш! - Ясно, - поморщился Максим – уж очень мерзким было услышанное только что. Но Инн как будто не заметил, все так же царапая пальцы от колючую свою щетину. - Это ж кому рассказать – не поверят, - прошептал Инн. – Старик Одд… Ах, массаракш твою налево… *** Они расположились под большим брезентовым навесом, выкрашенным в зелено-оранжевые яркие полосы. Небольшие пластиковые столики стояли чуть не впритык друг к другу, и молодые люди от души посмеялись, пробираясь меж ними к единственному пока свободному, расположенному рядом с большой пышущей жаром походной плиткой, у которой румяный бородач в белом фартуке орудовал металлической лопаточкой, переворачивая подрумянившиеся с одного бока блины. Крепкая светловолосая девушка с такими же как у повара веселыми серыми глазами улыбалась посетителям из-за крошечной фанерной стойки, раскладывала готовые, призывно дымящиеся блины по тарелкам, поливая сладким сиропом, или растопленным маслом, или благоухающим специями соусом с кусочками мяса. - Икра, - радостно улыбнулась Виэ, разглядев справа от девушки большую стеклянную банку, приткнувшуюся к зеленоватой бутыли с сиропом. – Если б вы знали, как я люблю блины с икрой! Закажем, Биг Баг, ну пожалуйста! И посмотрела на вожделенную банку с таким восхищением, и улыбнулась полноватой подавальщице, а потом перевала на Максима вопросительно-восторженный взгляд. И сидящие за столиками люди, видевшие и ее, и Максима в первый и в последний раз в жизни, глядя на сияющее девичье личико, на закушенную в ожидании губу как по команде принялись улыбаться, по-видимому, принимая их за влюбленную пару. - Икорка свежайшая, - заверила сероглазая девушка, ловко укладывая на тонкую, почти прозрачную тарелку из белого пластика тонкий, почти прозрачный, истекающий золотистым маслом идеально круглый блин. – Пальчики оближете. - Вкуснотища, парень! – весело выкрикнул кто-то из посетителей. – Уж не скупись, уважь свою красавицу! Виэ вспыхнула, как будто незнакомец предложил Максиму расцеловать ее на глазах у всех, включая ласково усмехающегося повара, и крепче сжала пальцы на его локте. Каммерер, подхватив витающее в воздухе ощущение беззаботной радости, растянул губы свои в искренней улыбке. - С удовольствием, - сказал он, вежливо кивая подавальщице. – Две порции, будьте любезны. И, отодвигая для счастливо-смущенной Виэ ненадежный с виду пластиковый стульчик, сказал вполголоса, твердо: - Я угощаю. И не спорьте, Виэ – сегодня все-таки праздник. Желтовато-бежевые икринки на золотисто-бежевой плоскости блина – неожиданно тот оказался сладким, а икра в меру соленой, и контраст этот Максиму, пожалуй, понравился. К блинам полагался обжигающе-горячий крепкий чай, настоянный на неизвестных землянину травках; легкая кислинка придавала напитку совершенно особенный вкус; запах же был просто умопомрачительный. Лицо сидящей напротив девушки как будто светилось мягким ласковым светом, от чего казалась она совсем юной и беззащитной. Первая порция вкуснейших блинов только раззадорила аппетит, потому Максим с удовольствием заказал еще по блину с икрой, и порцию с мясом, а на сладкое – с сиропом, темно-малиновым, густым, пахнущим ягодами и ночным лесом. Землянин задавал вопросы: ни в коем случае не личного характера, только общие и безопасные. Какие книги она читала? Какие телепередачи любит? Бывает ли в столичном театре, слава о котором гремит на всю Империю? Нравятся ли ей кошки, в конце концов… Виэ, аккуратно разделывая блин вилкой и ножом (тоже пластиковыми, норовящими в любой момент треснуть в руке), отвечала мелодичным своим голосом; улыбка ее, вначале робкая и не слишком уверенная, постепенно становилась все более непринужденной и естественной. Максим, в свою очередь, развлекал ее милыми и вполне приличными историями, заботливо подливал чай и чувствовал себя последней скотиной. Ибо знал, понимал уже, что девочка эта, так и не ставшая несмотря ни на что женщиной, этот взрослый ребенок с израненным, но все же чистым сердцем – единственный его шанс подобраться к Ифру Одду. И упускать этот шанс Максим не имел права. А Виэ, не подозревающая о том, что творится сейчас в мыслях и душе «сказочного принца», ловила каждое его слово, смеялась серебристым смехом и смотрела такими же точно глазами, как спасенная когда-то от парней давно уже упокоившегося бандита по кличке Крысолов Рада Гаал. *** Времени прошло несколько больше, чем полчаса, когда вспомнил наконец Максим о мерзнущем в «рыбных рядах» гражданине Фанке. Они с Виэ успели не только расправиться с блинами и чаем, но и неторопливо прогуляться среди палаток, навесов и установленных просто под открытым небом столиков, Максим немного поторговался с неулыбчивой женщиной, торгующей самодельными украшениями из мутно-желтого камня, смутно напоминающего земной янтарь – и в итоге купил приглянувшийся спутнице браслет по цене, изначально предложенной торговкой. - Для чего же торговался? – недоуменно спросила Виэ, покорно дожидаясь, пока землянин застегнет украшение на ее тонком запястье. - Весело, - улыбнулся Максим, полюбовавшись еще раз старательно отполированными камешками браслета. – И потом, ты видела, какое у нее было лицо, когда я все-таки заплатил? - Ты милый, - невпопад отозвалась девушка. – Я таких раньше не встречала, правда. Настала очередь Максима смущаться. - Виэ, я… - Я слышала, - перебила она поспешно, ощутив вдруг совершенно иррациональный страх, - после обеда будут песни и конкурсы. Пойдем? - Конечно, - кивнул Максим, обрадовавшись, что не придется прямо здесь и сейчас объяснять ей… Потом придется, само собою – но пока что пускай наслаждается этим длинным праздничным днем. - Пойдем, - сказал он. – И я обещаю, что стану участвовать в этих конкурсах; но я хотел бы отлучиться на несколько минут – кажется, я заметил где-то здесь старинного приятеля. - Хорошо, - протянула Виэ, не скрывая легкого своего огорчения. – Я прогуляюсь пока здесь; может быть, куплю еще один браслет. Фанк стойко торчал у своего «прилавка», то и дело поправляя шапочку; лицо его было каменным, но глаза совершенно побелели от ярости. Рыбная груда перед ним значительно уменьшилась в размерах. Когда Максим неторопливо приблизился, стараясь не улыбаться слишком уж злорадно, псевдорыбак злобно процедил сквозь зубы: - Что-нибудь угодно? Каммерер постарался изобразить невинность и угрызения совести. - Как торговля, хозяин? – выдал он условную фразу, удивляясь про себя какому-то киношному идиотизму ситуации. - Бывало и лучше, - теперь Фанк почти шипел – благо, больше его рыбой никто пока не интересовался, так что можно было позволить себе слегка отойти от роли. – Где вас черти носят, массаракш? Что это за женщина? - Знакомая, - Максим дернул плечом. – Возможно, будет мне полезна впоследствии. - Доклад? – поморщился Фанк, не считая нужным развивать тему предполагаемой полезности светловолосой мамзели. - Здесь, - Максим полез во внутренний карман куртки. – А покажи-ка, хозяин, самую лучшую рыбу. - Прошу, - злорадно оскалился Фанк, ткнув крупную сверкающую рыбину чуть не под нос Каммерера. - Жирная, вкусная – и кажется даже с икрой. От рыбины несло водорослями и, собственно, рыбой. Максим поморщился, извлекая на свет божий смятую купюру, протянул выродку: - Что ж, поверю на слово. Упакуй хорошенько, будь любезен. Фанк сгреб деньги, нырнул под свой столик, долго шуршал там бумагой; наконец, выпрямился во весь рост, протягивая перевязанный бечевкой пакет: - Приятного аппетита, - заявил он таким тоном, словно от души желал Максиму подавиться самой большой рыбьей костью. – Приходите еще. И добавил, предварительно оглянувшись по сторонам и понизив голос: - Умеете вы найти приключение на свою… Максим так и не понял, касалось ли это Виэ - либо чего-нибудь другого. *** Выдержки из записок Максима Каммерера, сразу после написания сожженных лично автором: «…и каждый из этих двоих старается втянуть меня в свою игру. Пока что я играю на стороне Эйла. И пускай во мне говорят эмоции - Снор, по крайней мере, не пытается использовать меня совсем уж «в темную». В доказательство «отступления от важных принципов» он осторожно посвятил меня в некоторые подробности недавней своей «командировки». Сцена, достойная одного из тех любительских рассказов, которые писала одна моя знакомая. Там, на Земле. Странно, что я не написал «дома» - но иногда родная планета кажется мне плодом измученного воображения, желанной утопией. Итак, Эйл, доведя меня своими ласками почти до состояния блаженно растекающейся по простыням лужицы (это с моей-то несаракшской выносливостью!), удалился из спальни (с весьма самодовольным видом, надо сказать); и я почти уже задремал, и из застилающего сознание сонного тумана начали уже проступать черты моего Гая (массаракш, я ведь почти не могу вспомнить его лица!), обещая очередной тоскливый кошмар, полный несбывшихся надежд – но тут вернулся мой…любовник. Боги, как отвратительно звучит… Но как еще это назвать? Ведь в постель к нему я лег по доброй воле; и почему мне кажется, что, не случись в моей жизни Гая Гаала, не будь я внедренным в страну Эйла агентом, а он – тем, кто он есть, я мог бы полюбить этого человека? Массаракш, в кого я превратился? Лучше бы я умер там же, рядом с тобой, Гай… Но я жив – если это все можно назвать жизнью; и есть долг, который я обязан выполнить. Итак, Эйл вернулся с бутылкой прохладной воды и тонкой кожаной папкой; растолкав меня и давши вдоволь напиться, он вернулся под одеяла, позаботившись, чтобы моя голова лежала на его твердом плече. И устроил «вечерние чтения», прерываясь иногда для разъяснений. Как будто я сам не понял, что именно готовится… Конечно, самые важные бумажки он заблаговременно припрятал в надежное место; однако полученной информации было достаточно. Небольшая диверсионная операция, небольшой городок на побережье (и совершенно случайно я знаю, что на самом деле скрывается за тщательно поддерживаемым фасадом скучного портового местечка. Внезапное появление, уничтожение секретного объекта, по возможности – захват некоторых «местных» (имен, к сожалению, Эйл не назвал, но Рудольф, думаю, разберется, время у них есть). Можно сказать, репетиция. Мини-рекогносцировка будущего крупного наступления на побережье. Массаракш, я должен, обязан как можно скорей просочиться в чертов Отдел! Еще немного, и я стяну проклятый пропуск у Эйла. Или врежу по круглому черепу Одда чем-нибудь тяжелым (и это доставит мне удовольствие). Боги, в кого же я превратился…» *** Все существо Одда охвачено было ледяным бешенством, и только боги знали, чего ему стоило улыбаться этому невесть что о себе возомнившему ничтожеству, этому… этой эйловой подстилке; ах, если б мальчишка не был столь необходим на завершающей стадии известного плана, с каким удовольствием свернул бы Ифр эту крепкую шею! Предварительно подержав несколько суток в одиночной камере – но не в одиночестве, нет. Баг Багу нравится, когда его круглую задницу таранит чужой твердый член? О, старина Одд позаботился бы, чтобы в этом проклятый мальчишка не испытал недостатка. Чтобы, массаракш-и-массаракш, близко познакомился с некоторыми совершенно очаровательными мальчиками из тюремной охраны. А еще – на закуску, так сказать – кое с кем из заключенных. Очень близко познакомился. Под ручку, видите ли, прогуливались. Народные песни слушали. Блины ели. Блины. Почему-то именно совместное это посещение грязной забегаловки, в которой отравиться можно так же легко, как выпить поутру чашку кофе, бесило Одда больше всего. Блины, надо же – а она, Виэ Беек, чертова потаскуха, тварь двуличная – еще и улыбалась. Забыла, кто именно оплачивает ее квартиру, и тряпки, и деликатесы эти, которыми забит ее холодильник – из собственного кармана оплачивает, между прочим! Нет, он, Одд, был слишком добр с этой девкой, слишком мягко с нею обходился; «работать» не заставлял почти год, используя исключительно для собственных нужд; из сил выбивался каждый чертов раз, лишь бы шлюха получила свою дозу удовольствия; лишь бы запомнила крепко, что лучше чем с Ифром ей ни с кем не будет – и вот вам благодарность. Блины, массаракш. «Ничего, - подумал он, подчеркнуто-дружелюбно улыбнувшись застывшему посреди кабинета мальчишке. – Ничего, будет и на моей улице праздник; и ты, Биг Баг, еще припомнишь эти блины, они тебе поперек горла встанут, мальчик мой. А с Виэ… Со шлюшкой моей сладкой… я разберусь; нынче же вечером разберусь, да… Блины, массаракш…» *** - Я узнал, что вы просили. Риг Оден. - Прекрасно, мальчик, прекрасно. Надо же – Риг, которого, помнится, вытащили чуть не из камеры смертников. Очаровательно. Одд ничего не заподозрил? - Не знаю, Эйл. Какой-то он странный сегодня. - Вот как? - Да. Улыбался мне почти без перерыва. - Он всегда улыбается, задумав очередную мерзость. - Это было не так, как раньше. Я почти испугался. И говорил он как-то чересчур… ласково. Кажется, кое-кому стоит удвоить бдительность. - Вот и удвой, Биг Баг – похоже, ты, сам того не зная, задел Ифра за живое. А он злопамятен, наш Одд. Злопамятен и мстителен. - Не пойму все же, отчего вы не… - Все должно быть… чисто, Биг Баг. Я, в конце концов, только Второй помощник; Одд же сумел себя обезопасить. На какое-то время, мальчик мой; никто не вечен. - Даже вы… - Даже я. Но в данном случае я настроен испортить Ифру удовольствие. Снор поднялся из кресла, властным жестом приказывая Максиму приблизиться; положил на плечи его сухие ладони, пристально глядя в глаза молодого своего любовника. - Ты увидишь, Биг Баг, - сказал он, слегка сжимая пальцы. – Ты узнаешь, что Эйл Снор никогда ничего не забывает. И за истинную преданность умеет отплатить с избытком. Резкий рывок – и рот Максима запечатан чужими горячими губами; языки двигаются в древнем, как само мироздание, ритме, дыхание сбивается, тело привычно отзывается на каждое прикосновение. Эйл с явной неохотой разрывает поцелуй, ведет ладонью по тяжело вздымающейся Максимовой груди, задевая блестящие пуговицы – вниз, туда, где пульсирует, наливается средоточие накатывающего желания. Пальцы сжимают напряженный член, и Максим, коротко выдыхая сквозь зубы, чуть раздвигает ноги, обхватывая Снора за шею. - Не сейчас, - шепчет Снор, продолжая ласкать землянина – и два слоя ткани делают ощущения его болезненно-острыми; желание растет в геометрической прогрессии, ноги позорно слабеют. Глаза Снора, огромные и потемневшие от возбуждения, не отрываются от лица Максима. - Слишком много дел, мальчик, слишком… - И вы оставите меня… так?! – потом Каммереру будет стыдно за этот умоляющий тон и за выгибающееся бесстыдно тело. - Как же я смогу, - насмешливо отзывается Эйл, но лицо его и взгляд все так же серьезны, а рука становится все более требовательной и бесцеремонной. – Конечно же, не смогу… Обопрись на стол, Биг Баг. И Максим повинуется, поворачивается к Эйлу спиной, вцепляется пальцами в края столешницы, бесстыдно прогибая спину; Снор уверенно расправляется с застежкой его брюк; воздух кабинета приятно холодит разгоряченную кожу. Эйл спускает его брюки до самых лодыжек; поднимаясь с колен, ведет языком по обнажившемуся бедру, щекой прижимается к голым ягодицам; поднимается и торопливо расстегивает ширинку. - На сей раз придется действовать быстро, - хрипло предупреждает он. И вдруг звонко шлепает ладонью по бесстыдно выставленной на обозрение заднице. - Да, - нетерпеливо дергается Максим. – Да, Эйл, да… Он совсем не против, чтобы любовник сделал больно. Совершенно не… *** «Злопамятен и мстителен наш Одд» - до какой степени слова эти соответствуют действительности, Максим понял, когда, вернувшись в свою убогую квартирку, обнаружил под дверью Виэ, дрожащую, бледную, как смерть, в запахнутом кое-как коричневом пальто и домашних тапочках – изначально белых. Хуже всего были ее глаза – абсолютно сухие глаза перепуганного ребенка, с которым поступили очень, очень плохо. Насколько плохо Одд поступил с Виэ, стало понятно только в так называемой прихожей: под пальто девушка оказалась почти голой – обрывки того, что было коротким домашним халатиком, не могли скрыть ни синяков, ни полукруглых следов от укусов, ни подсохшей уже крови, размазанной по тонким белым бедрам. Максим остолбенел в первую секунду; однако все же догадался отвести ее в ванную. Ураганом метнулся в комнату, достал из шкафа чистое полотенце и одну из своих рубашек. Дверь в ванную оставил чуть приоткрытой, вслушиваясь настороженно в шум воды и судорожные всхлипы. Когда Виэ вышла к нему, мокрая и молчаливая, он укутал ее в самое теплое одеяло, взял на руки; уже сидя на неудобной койке, устроив девушку на своих коленях, закрыл глаза, сосредотачиваясь для предстоящего лечения. Виэ трясло, из горла рвались короткие сухие рыдания, но слез, настоящих слез, все не было. - Я шла за тобой, - заговорила она, и голос ее звучал словно издалека. Как будто только часть ее присутствовала здесь. - Тогда, после праздника, - продолжала Виэ. – Я не стала бы навязываться, честно, не стала бы; мне просто приятно было бы знать, где ты живешь. Каммерер погладил мокрые спутанные волосы, ожидая продолжения. Если честно – он просто не знал, что ей сказать. Потому оставалось слушать, умирая от отвращения и выжигающей изнутри ненависти. …Она всего лишь вспоминала тот день: и свежий ветер, и веселых людей, и нестройное, но душевное пение рыбаков, и вкус блинов с икрой… Вспоминала, улыбаясь застенчивой светлой улыбкой, разглядывая восторженно желтые камушки подаренного браслета; в маленькой кухоньке ждал остывающий чай, мирно тикали настенные часы. А потом появился Одд. Ворвался, чуть не снеся с петель двери, увидел браслет, и улыбку ее, и мечтательный взгляд – и окончательно превратился в отвратительное, безжалостное чудовище. Он позволял себе многое – точнее, мог делать с нею все, что душа пожелает; и делал, наслаждаясь ее унижением; и научил даже получать удовольствие от своих мерзких игр; но никогда еще, ни разу – даже в тот день, когда обнаружил, что она принимает волшебные таблетки, даже когда призналась она, что последний «клиент» был нежен и внимателен и сделал ей очень приятно – даже тогда он не бил ее. Вырвал браслет из ослабевших рук, рванул, рыча, тонкую проволоку, швырнул в лицо горсть камней. Подскочил, размахиваясь – и щеку обожгло болью, перед глазами заплясали золотые искры; а он бил и бил, снова и снова; Виэ подумала уже, что вот так он и будет бить, пока голова ее не треснет; но следующая пощечина оказалась последней. Он стоял над ней, дыша часто и сипло, и губы его кривились в ужаснейшей ухмылке, и казалось перепуганной девушке, что вместо нормальных человеческих зубов растут из его десен самые настоящие клыки, как у дикого зверя. Она осмелилась поднять голову и заглянуть в его глаза – и чуть не потеряла сознание от ужаса. А потом он начал говорить… Слова его били куда больней пощечин, и сердце Виэ билось часто-часто, и в глазах потемнело; а Одд все говорил: о том, как он жалеет, что поверил ей, проклятой шлюхе; о том, что место ее, конечно же, в борделе для солдат – и он, Ифр, позаботится о том, чтобы она оказалось там, где ей быть надлежало с самого начала; о том, что отдаст ее сперва своему Инну, который не особо скрывал грязное свое вожделение; и какое удовольствие он получит, глядя, как Инн станет трахать ее во всех возможных позах; а потом, когда верный сержант насытится, пригласит других своих мальчиков; а когда ее, подстилку неблагодарную, отымеет хорошенько все его ведомство, вышвырнет ко всем чертям на улицу… Нет, лучше он заставит ее работать каждую ночь, и клиентов у нее будет столько, что она взвоет, и приползет к Одду, и будет ботинки его вылизывать, моля о прощении. Виэ прижала дрожащие руки к груди, не в силах отвести взгляд от безумных его глаз, не в силах выдавить из себя ни звука; только и могла она, что еле-еле мотать головой и шептать без голоса «нет, нет, не надо»; а Ифр не умолкал, рисуя пред нею все новые и новые кошмарные варианты ближайшего ее будущего. Она все-таки сумела пошевелиться, и попыталась сползти с постели – боги знают, зачем, она совершенно не понимала, что делает; и рука ее случайно наткнулась на один из желтых камней, и совершенно бездумно она сжала жалкое напоминание о недолгом своем счастье в ладошке; Одд увидел – он вообще все и всегда видел. - С-сука, - сказал он совершенно спокойным голосом. – Лживая сука. И, протянув руку, схватил ее за волосы, привычно наматывая на руку, склоняясь к ней, почти вплотную приблизив перекошенное лицо к лицу Виэ. - А знаешь ли ты, подстилка моя ненаглядная, что твой распрекрасный Биг Баг мало чем от тебя отличается? Да, милая, да – не секрет, что он радостно подставляет свою задницу нашему драгоценному Второму помощнику, недоноску Эйлу; и знаешь что? Думаю, наличие большого и толстого члена в заднице доставляет мальчишке ог-ром-ное удовольствие. Можно сказать, запредельное. Виэ дернулась инстинктивно, пытаясь освободиться от болезненного захвата; и лучше бы ей сидеть смирно, потому что Ифр воспринял эту робкую попытку спастись как признание вины. - Вот как? – проговорил он совершенно медовым голосом, и Виэ подавилась рвущимся из горла отчаянным криком. – Не веришь, значит? Не веришь мне, шлюха? Еще раз дернув девушку за волосы – с такой силой, что ей показалось, будто сейчас он вырвет их с корнем – Одд разжал пальцы, вцепился в воротничок халатика, вынуждая встать, притянул вплотную, прошептал интимно, почти касаясь омертвевших губ своими: - Что ж, придется преподать тебе небольшой урок. Урок доверия, так сказать. Рванул обеими руками мягкую ткань, развернул спиною к себе, швырнул на кровать, навалился немедленно сверху всем весом, сжав пальцы на шее, вминая лицом в пахнущие чистотой простыни. Под щекой оказался еще один камешек из погибшего браслета… - Сейчас узнаешь, сучка, что именно чувствует такой милый и такой вежливый Биг Баг, когда его трахают… Звук расстегивающейся молнии прозвучал громче, чем самый яростный раскат весеннего грома *** Максим сделал для девушки все, что мог. Снял физическую боль, смазал лечебной мазью многочисленные свидетельства оддовой скотской ревности, силой влил в нее полную рюмку коньяку (подаренного Снором недели две назад и до сих пор неоткупоренного); настоял на том, чтобы самолично распутать сбившиеся в колтун волосы на ее затылке, действуя аккуратно и ласково. Каждым движением, каждым словом и взглядом пытался он дать ей ощущение безопасности и дружеской, почти братской поддержки. На руках отнес в постель и сидел рядом, держа Виэ за руку, пока она не уснула. Максим понадеялся, что во сне ей не придется вновь пережить кошмар прошедшего вечера. Подоткнув еще раз одеяло, удалился Каммерер в кухню, оставив на всякий случай дверь в комнату приоткрытой. Заварил крепчайшего кофе и, подумав немного, щедро плеснул в чашку коньяку. Дальнейшая линия поведения была предельно ясна; и циничная часть его существа уверяла, что все случилось очень кстати, теперь дело лишь за тем, чтобы убедить Виэ Беек вернуться к Одду. В том, что убедить ее удастся, Максим почти не сомневался. Следовало лишь продумать предстоящий разговор. «Девочка явно влюбилась в тебя, - нашептывал в глубине сознания холодный голос внутреннего циника. – И на все будет готова, если подарить ей немного тепла и ласки; она молода и красива, так что это может быть даже приятно…» - Нет, - сказал Максим вслух, сжав ручку чашки свое с такой силой, что оторвал ее, до крови изрезав два пальца. – Не настолько я еще оскотинился, чтобы… После того, как Одд… Достаточно выпало на ее долю унижений; а если все получится… Массаракш, так я курить начну, или что-нибудь похуже! Значит, придется убеждать словом – не раскрывая, конечно же, всей правды, но и не слишком путаясь во вранье; и найти для нее безопасное убежище на тот случай, если она все же откажется; а потом насесть на Фанка, переправить Виэ на континент – Максим уверен был, что Рудольф позаботится о девушке, не бросит на произвол судьбы. Чем дальше Виэ окажется от Ифра Одда, тем для нее будет лучше… Кстати, о «похуже» - девочка принимает «таблеточки», явно наркотического свойства; Максим прослушал в свое время целую лекцию в исполнении Рудольфа, и знал в теории, как снять зависимость – Сикорски лично разработал методику, и несколько раз успешно применил на практике - но Каммерер не уверен был, что у него получится, как надо. «Попытка – не пытка», - насмешливо фыркнул чуть присмиревший циник. И Максим не мог не согласиться с этим утверждением. Заглянул в комнату: Виэ спала, свернувшись калачиком, дыхание ее было ровным и глубоким. Каммерер сделал несколько глубоких вдохов, размял пальцы. Света из кухни вполне достаточно, и даже не придется слишком беспокоить ее. «Свет Мировой, надеюсь, получится». *** Высокая и худая, как палка Анни Одд чопорно кивнула служанке, разливающей чай. Вышколенная девица немедленно отставила дымящийся чайничек на край стола и бесшумно испарилась. Мрачный Ифр Одд проводил девицу тяжелым взглядом. Ее он, помнится, тоже успел в свое время оприходовать – пока законная супруга наводила в своем будуаре красоту (по мнению Одда, никакая косметика не могла сделать эту «мумию» хоть немного привлекательной), Ифр зажал девку в закутке под лестницей и, задравши строгое черное платье, вставил, что называется, от души. На протяжении торопливого соития молоденькая шлюшка нервно хихикала, но подмахивала весьма старательно. Сегодня, впрочем, ему было не до случайных потаскушек; ежемесячный визит в дом супруги был приурочен к приезду единственного сына, по которому Одд успел уже соскучиться. Радость предстоящей встречи омрачали воспоминания о вчерашней вспышке безумия и похоти. К счастью для Виэ, Ифр ушел из ее дома почти сразу после того, как кончил в горячую пульсирующую тесноту ее тела. Кажется, она опять отключилась – немудрено, впрочем. Он прекрасно видел кровь на ее белой коже и на собственном члене. И убрался оттуда, практически сбежал, понимая, что еще немного – и он попросту придушит ее собственными руками. Насилие, совершенное над Виэ, лишь отчасти погасило клокочущую в груди ярость. От остатков ее Одд избавился в хорошо известном его ведомству подпольном борделе, заказав сразу двух проституток и оплатив время до самого утра. Теперь же его мучило нечто вроде беспокойства: смыв с себя запах шлюх и разврата, он первым делом позвонил консьержу в доме Виэ. Старикан, больше всего на свете обожающий следить за жильцами, доложил, что мамзель выбежала на улицу буквально через десять минут после Одда, в совершенно диком виде, и до сих пор не возвращалась. «Где же носит тебя, Виэ? – думал Ифр, вежливо кивая супруге и совершенно не вслушиваясь в ее слова. – С кем же ты коротала ночь, милая моя? «Прекрасный принц» весь вечер провел со своим любовником; ночь, надо полагать, тоже… Ах, Виэ, лучше бы тебе вернуться домой как можно скорей; я опять начинаю сердиться, Виэ...» Мысль о том, что ее могли убить – мало ли шляется по ночам уродов, до сих пор не попавших в поле зрения Внутренней Безопасности – Одд гнал от себя с упрямством сродни ослиному. «Жизнь Виэ в моих руках; так было, есть и будет; а если кто-нибудь осмелиться посягнуть на мою собственность… Помилуйте, боги, его обреченную душу». - Ифр, дорогой, - в монотонном голосе Анни прорезались нотки легчайшей обиды. – Ты слушаешь меня? Усилием воли Одд сосредоточился на законной второй половине. - Конечно, дорогая Анни, - отозвался он снисходительно. – Ни одно твое слово не минует мои скромные уши. Но где же Фри, он опаздывает уже на двадцать минут… - Увы, наследник фамилии не отличается пунктуальностью; ума не приложу, от кого в нем это? - Увы, - в тон ей ответил Одд, - сие мне неизвестно. Однако же, меня ждут в отделе, а я все же хотел повидаться с мальчиком. - В отделе или в чьей-то мягкой постельке? – поинтересовалась Анни язвительно. Одд посмотрел пристально в худое некрасивое лицо супруги и в очередной раз изумился, как это у двух таких страшилищ получился настолько красивый ребенок. Ибо Фри Одд еще в младших классах средней школы отбоя не имел от девочек; сейчас же ему достаточно было любую пальцем поманить… В тускло-серых глазах жены не разглядел Одд ничего, кроме жадного любопытства. Что делать, слухи разбегаются, как тараканы… - Возможно, и там, - ответил он холодно. – И не хотелось бы заставлять девушку томиться в ожидании; впрочем, если ты желаешь, чтобы я немного согрел твою постельку… Анни позеленела и поджала тонкие губы. - Благодарю покорно, дорогой – в ней и без твоего присутствия достаточно тепло. - Еще бы, - цинично усмехнулся Одд. – Шофер твой совершенно не настроен потерять непыльную, в общем-то, работенку; от души сочувствую парнишке… - Скотина, - гордо фыркнула Анни Одд. – Сам не способен удовлетворить женщину, а… - Способен, милая, - перебил Ифр с легкой угрозой. – Не представляешь даже, насколько способен… Она раскрыла ярко-накрашенный свой рот; судя по вытянувшемуся лицу, собралась изречь какую-то едкую колкость, и Одд оскалился, готовясь уже дать отпор глупой бабе; к счастью, разгорающийся семейный скандал был прерван появлением того, кого оба опостылевших друг другу супруга ждали с нетерпением. - Мама, отец, - улыбаясь и тряхнув светлой челкой, к столу приблизился молодой Фри Одд. – Опять грызете друг дружку, и не надоест вам? - Это ведь так увлекательно, сынок, - Анни поднялась, дабы заключить сына в объятия. – И потом, твоего папеньку нужно постоянно держать в тонусе, иначе он потеряет смысл жизни… «Не дождешься, старая перечница, - злобно подумал Одд, поднимаясь тоже. – В моей жизни смысла столько, что тебе и не снилось, дорогая. А, когда я увижу свою непокорную Виэ – реальность заиграет всеми красками; и тебе с твоим прыщавым водителем такое не снилось…» *** Виэ согласилась. Не обошлось без нового приступа дрожи и сухих рыданий без слез; прижав ко рту тонкие пальцы, зажмурив глаза, девушка шептала, как заведенная «Не вернусь, лучше умру под забором, не вернусь к нему, нет»; Максим же, ненавидя себя и весь Саракш заодно, убеждал тихим спокойным голосом, снова и снова рассказывал сочиненную за ночь легенду, где правда перемешана была с ложью; заставлял себя смотреть в ее потерянное бледное лицо, повторяя мысленно «Вот он я, весь как на ладони перед тобой; и сейчас ты вполне можешь погубить меня, я в твоей власти»; уверял, что спрячет ее, надежно спрячет от Одда, если только она поможет ему, просил прощения и без тени лицемерия повторял, каким же подонком чувствует себя сейчас. Она все-таки согласилась. Всхлипнула сдавленно и горько, сжала тонкие пальцы в кулачок и посмотрела прямо в глаза Каммереру; и ему захотелось взять пистолет и пустить пулю в собственный глупый лоб. - Хорошо, Биг Баг, - сказала она. – Хорошо; раз это поможет мне освободиться от него – я сделаю. И… если вдруг у меня не хватит смелости, если он… Я не выдам тебя, ни за что не выдам. - Виэ… - Я не очень храбрая, - продолжала она совершенно несчастным голосом. – Иначе не терпела бы его столько времени; но сейчас у меня хватит храбрости, я чувствую. - Виэ, ты… - Не нужно, Биг Баг, - перебила она. – Слова только мешают; а я уже решила. Только… позволь еще немного побыть здесь; мне нужно подумать, что я скажу Ифру, когда вернусь… туда. *** - Проходи, Эйл, присаживайся. Покалякаем о делах наших скорбных. - Благодарю, Визр. Как твое колено? - Как всегда по весне – ноет, массаракш. Как и каждый чертов шрам на моем теле. Однако, - собеседник Снора прищурился и сжал высохшими пальцами подлокотник своего кресла, - для воина только в радость, когда начинают ныть старые раны. Не дает позабыть о высоком предназначении завоевателя, ты согласен, мой старый боевой товарищ? - Мой ответ тебе известен, - отозвался Эйл абсолютно спокойно. - «Сейчас и всегда», - медленно кивнул мужчина, воспринимающий терзающую его стареющее тело боль как особое расположение богов. – Помню еще тот день, когда произнес ты эти слова впервые: субмарину нашу задело вражеской торпедой, и, если б не ты, идиот-капитан совершенно точно потопил бы нас всех. - Но ты взял ситуацию под контроль, - Снор помнил тот день так отчетливо, как будто все случилось вчера. – И команда была на твоей стороне. - Но чертов старикашка не желал добровольно сдать полномочия, - собеседник противно захихикал. – И схватился за пистолет; и его пуля чуть не достала меня, если бы ты… - …не бросился вперед и не прикрыл тебя своим чахлым телом, - Эйл не позволил себе поморщиться – учитывая перемены, произошедшие за последние годы с Адмиралом, подобное было чревато. – Потому что ты был прав, а капитан спятил. - И, истекая кровью на руках моих бравых парней, ты сказал… Когда с капитаном было кончено, и я пришел проверить, что с тобою. - Сказал, что думал, Визр. И с тех пор всегда и везде следовал за тобой. На ученьях и в бою, на суше и в океане, на боевых судах и в казенных кабинетах. И, когда будущий Адмирал попал под суд за свое самоуправство, Эйл Снор смело встал рядом с тем, кого признал своим капитаном. И приговор они получили один на двоих. Прочие участники «бунта» отделались мягким наказанием; они же получили понижение в званиях и год исправительных работ как зачинщики. Как будто, если бы их субмарина сгинула в пучинах океана, кому-то стало бы легче. И был долгий путь наверх: история взлетов, падений, интриг и борьбы; история, достойная древней саги наподобие тех, что воспевали подвиги древних морских витязей, наводивших в древности ужас на северные берега соседнего континента. Эйл был рядом. Даже когда Визр устроил всеимперскую «чистку». Даже когда начала потихоньку сходить с ума, видя во всех приближенных врагов и заговорщиков. Даже когда начал подготовку к совершенно не нужной никому войне с соседями. Эйл Снор не желал этой войны, но Адмирала было не остановить. С маниакальным упорством параноика он отдавал все новые и новые приказы, создавал секретные ведомства, задачей которых была исключительно разработка планов и планов; регулярные учения ВМФ все больше напоминали реальные сражения, Внутренняя безопасность все больше наглела. Адмирал, бывший когда-то блестящим стратегом, харизматичнейшим лидером, сумевшим повести за собой миллионы, постепенно превращался в сумасшедшего злобного старикашку, возбужденно потирающего покрытые пигментными пятнами ладошки в предвкушении очередной кровавой резни, а пережившие очередную чистку лизоблюды подпевали безумцу подобострастно-блеющим хором. Все что мог Эйл – хоть немного оттянуть готовящуюся бойню. Действовал аккуратно и расчетливо, приводил железобетонные аргументы, подкрепленные цифрами, сумел надолго затормозить разработку нового оружия, должного, по задумке Адмирала, превзойти по своей мощи «ядерную смерть»; всегда оставался спокойным и собранным, ни разу не дрогнув перед человеком, с которым пройдено было столь многое, и от которого почти ничего уже не осталось. - Я помню, - вкрадчиво проговорил Адмирал. Пальцы его, сжимающие деревянный подлокотник, побелели от напряжения. - Но, друг мой Эйл, времена меняются. В глазах его, когда-то серых, как осеннее небо, а теперь словно полинявших, загорелся настороженно-злобный огонек. - Времена и люди, - продолжал мужчина, и в голосе его постепенно прорезались подозрительные нотки. – Даже вернейшим из верных нельзя доверять, Эйл. - Верность проверяется лишь временем, - отозвался Снор все так же спокойно, хотя внутри напрягся, готовясь «погасить» очередной приступ паранойи. - Не всегда, друг мой, не всегда, - голос Адмирала понизился до шепота. – И самый надежный способен на предательство. Скажи-ка, Эйл, откуда в твоем Отделе взялись шпионы с континента? Под самым твоим носом, Эйл Снор! А может быть… Адмирал шипел, как змея, и сумасшедший блеск в его глазах становился все более злобным. -…ты самолично пригрел эту тварь под своим крылышком? «Сволочь Одд, - устало подумал Снор. – Совершенно не ко времени со своим «неводом»…» - …и эти ваши разработки! Где результат? Нет результата! Миллионы на ветер – а, может быть, на секретные счета моих врагов? Все для тварей с континента? Все для заговорщиков, который спят и видят, как извести меня?! Лицо Визра – тонкая испещренная морщинами кожа, туго обтягивающая кости черепа – наливалось багрянцем, по лбу катились капли пота, глубоко запавшие глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. «Если бы тебя сейчас хватил удар, это пошло бы стране только на пользу. Что же сталось с тобою, единственный мой товарищ… И ведь знаешь, понимаешь где-то в глубине своего больного сознания, что я никогда не причиню тебе вреда, не смогу поднять на тебя руку. Но как же, как же страшно думать о той пропасти, в которую ты так усиленно толкаешь Империю…» Адмирал приподнялся в кресле, опираясь на подлокотники обеими руками, брызжа слюной, выкрикивая проклятия, выдвигая предположения одно безумней другого. Находящаяся за дверью охрана благоразумно в кабинет не совалась. Знали, что, как только Адмирал слегка утихомирится, Эйл Снор приведет его в норму. Насколько подобное вообще возможно при данных обстоятельствах. *** В дверь Виэ Беек позвонили ровно через пять минут после того, как она переступила порог квартиры, которую так и не научилась считать домом. Неулыбчивый молодой человек в гражданском попытался приказать ей следовать за ним, но девушка, собрав в кулак всю свою волю, ответила, что никуда не поедет, пока не приведет себя в надлежащий вид. Биг Баг вызвал ей такси; ту одежду, в которой она, перепуганная, явилась к нему среди ночи, без сожалений решили выбросить; сейчас на ней была рубашка, в которой она мирно спала, кое-как укороченные мужские брюки, затянутые на талии широким кожаным ремнем и все те же тапочки. Биг Баг не рискнул оставить ее в одиночестве, но и отправить назад голой тоже не мог. Итак, ей нужно было переодеться; к тому же, стоило убрать простыни с засохшими на них бурыми полосками и каплями – чем и занялся неулыбчивый молодой человек, повинуясь неожиданно надменному приказанию мамзель Беек. Сама она ненадолго заперлась в ванной, где некоторое время просто стояла, прижавшись лбом к холодному зеркалу; рубашка еще хранила запах Биг Бага, и запах этот словно придавал ей мужества. Открыв горячую воду, Виэ расстегнула ремень (штаны свободно соскользнули с узких бедер), сделала глубокий вдох и открыла шкафчик, в котором… Неожиданно сам вид флакончика с «волшебными таблетками» вызвал почти физическое отвращение. Брезгливо взяв его двумя пальцами, Виэ поддела ногтем пробку, скривилась, заглянувши внутрь, и недрогнувшей рукой перевернула флакончик над сливным отверстием. Наблюдая, как белые кружочки, постепенно растворяясь, исчезают в таинственной темноте сливных труб, Виэ Беек испытала странное мрачно-веселое удовлетворение. - Никаких больше «золотых туманов», - сказала она, швыряя опустевший флакон в умывальник. – Свободной можно стать только с ясной головой. - Малышка Виэ! – угрожающе оскалился Одд, стоило неулыбчивому покинуть квартиру начальства. – Неужели это ты, моя непокорная девочка… Или все-таки кающаяся грешница? Девушка опустила ресницы, позволяя схватить себя за предплечье. Все существо ее вновь затрепетало при виде господина и мучителя, но Виэ с удивлением поняла, что в страхе этом больше привычки, чем… действительно страха. Как будто все это время ее устраивало положение вещей. Одд меж тем повлек несопротивляющуюся Виэ в центр комнаты; любимое кресло уже стояло у стены – Ифр явно настроен был на небольшое представление. Что ж, пускай услышит то, что желает услышать. Мысли и желания Виэ недоступны для него. Больше нет. Как бы не было ей сейчас страшно – прежней власти над нею он не имеет. Виэ изо всех сил старалась верить в это. - Что ж, дорогая, - промурлыкал Одд, оставив ее стоять перед ним, словно провинившуюся школьницу. Уселся в кресло, свободно откинувшись на мягкую спинку, положив ногу на ногу. Уставился, как обычно. Виэ заставила себе смотреть в эти глаза. - Расскажи-ка мне, как ты провела прошлую ночь. Желательно, в подробностях. - Я была у Биг Бага, - сказала она голосом испуганной девочки. И, увидев, как темнеет его лицо, поспешно добавила: - Он еще ночью хотел отвезти меня назад, но я… Мне было очень страшно, Ифр. - Правильно, - отозвался Одд задумчиво. – Говоришь, хотел отвезти..? - Да, Ифр, - кивнула она. – А потом все утро ругал меня за то, что я бегала ночью по городу. И сказал, что я обязательна должна просить у тебя прощения. Ифр изумленно приоткрыл рот. - Вот как… - Да. И он, конечно же, был прав – просто … Ты напугал меня, и я растерялась, ужасно растерялась… - А к этому зачем побежала? Он ведь не по девочкам, забыла? - Разве не может быть у девушки старшего брата… пускай и не по крови? Одд задумчиво потер подбородок, не сводя с Виэ пронзительного взгляда. Личико ее, умело подкрашенное, как он любил, излучало лишь вину и смущение; синие глаза блестели влажно и умоляюще. - А ярмарка? – все же она гуляла с этим Биг Багом, и обедала, и… Угасшая было волна ревности вновь начала подниматься в душе. И Виэ сказала то, что стало ее спасением, единственно правильную в данной ситуации фразу. Потеребив нервно край шелковой блузки, она закусила губу, на миг потупилась, а затем взглянула в страшные выцветшие глаза: - Если бы ты поехал тогда со мной… Она не успела закончить: Одд откинул голову назад и расхохотался смехом неприятным и лающим. Виэ все стояла, теребя блузку и глядя на него снизу вверх; звуки, издаваемые этим существом не вызывали ничего, кроме отвращения. Даже страх куда-то испарился, пускай и ненадолго; и это было прекрасней любых наркотических грез. - Ах, Виэ, - выдохнул Одд, отсмеявшись. – Ах, шлюшка моя… Кто бы мог подумать, что тебе просто не хватает внимания… Ничего, мы это исправим, обещаю. А Биг Баг-то каков! Девушка изобразила робкую затравленную улыбку – как раз то, что он любил. Судя по вновь изменившемуся в лице Одду – удар попал точно в цель. Глаза его масляно заблестели, верхняя губа чуть приподнялась… - Что ж, девочка моя сладкая, - хрипло сказал он. – Думал я тебя наказать, но, вижу, ты и сама поняла, как глупо поступила… Хорошо, очень хорошо… Одд сменил позу, раздвинул приглашающее ноги. У него уже стоял – ну что за ненасытный тип… - Жаль, вчера я перегнул палку, придется ждать теперь, пока ты заживешь; но небольшой жест… Так сказать, акт прощения и примирения… - Да, Ифр, - ответила Виэ шелковым голоском, опускаясь перед ним на колени. Он чуть не сорвал ноготь на пальце, торопливо расстегивая ширинку.