Белый ферзь

«Пират, прямо как в детской книге», - вот что подумал Максим, увидев Эйла Снора в первый раз. И еще: «Черную повязку на один глаз и попугая на плечо…» Высокий, почти на голову выше Максима, подтянутый; кожа слишком для саракшца темная; лицо – Каммерер сразу вспомнил талантливо выполненную древним резчиком по дереву фигуру охотника, виденную когда-то в музее; пересекающий лицо от виска до подбородка кривой шрам, из-за которого правый глаз казался вечно прищуренным; умный и проницательный взгляд ярко-голубых глаз… Светлые волосы, как принято здесь, коротко острижены; бледные узкие губы, высокий лоб, неожиданно густые и темные ресницы. Мазнул рассеянным взглядом явившегося с донесением от Одда («Лично в руки, Баг, понял, нет?»), коротко кивнул, принимая плотный конверт с лиловой печатью на обороте, властным жестом привыкшего отдавать приказы человека указал на неудобное даже на вид кресло. Максим вдруг почувствовал себя пойманным, зажатым в угол, загнанным в ловушку, поверженным и позорно проигравшим – и тут же рассердился на себя за идиотскую реакцию на ничего не значащий взгляд чужого человека. Привык этот Снор всеми командовать – вот и взгляд выработался соответствующий, только и всего; и нечего тут вести себя как на первом «приеме» у недоброй памяти ротмистра Чачу… - Давно для Ифра шпионишь?- голос негромкий, интонации вежливые, но почему-то дрожь пробирает до самого сердца. Или дело в дурацком слове? Все же Максим здесь именно шпионит – правда, пока что нашпионил всего ничего... - Не очень, - выдавил он из себя, разозлившись второй раз. Теперь – из-за странно севшего голоса. Пришлось откашляться, прикрывая рот ладонью в форменной белой перчатке. - Нравится? – продолжал Снор, вроде бы на Максима и не глядя – но отчего-то чувствовал Каммерер себя так, словно его вот прямо сейчас безжалостно препарируют, изучая пристально наиболее заинтересовавшие исследователя детали. - Все для блага Империи, - казенным тоном выпалил Максим, прикрыв глаза на долю секунды. - Не нравится, значит, - усмехнулся Снор едва заметно. – Действительно, как может нравится способному и абмициозному молодому человеку быть мальчиком на побегушках… - Не понимаю, о чем вы. - Бывает. Что ж, Биг Баг, ступай, служи… на благо Империи. *** Следующие две недели представлялись Максиму смесью казенщины, невыносимой пошлости и скуки, разбавленных ни на секунду не оставляющим напряжением. Пошлость была целиком и полностью заслугой Инна, который теперь считался как бы начальником и одновременно «наставником» Биг Бага на провокаторско-доносительском поприще; новые «обязанности» были отвратительны и скучны одновременно; почти ежедневные же беседы с Оддом вызывали стойкую бессонницу и нечто вроде паранойи. Казалось, неугомонный офицер озабочен был исключительно тем, чтобы таки довести Каммерера до ручки. Неожиданные вопросы «с подковыркой», совершенно идиотские порой «задания» - как-то целую ночь пришлось провести за перечитыванием запутанного и весьма занудного «дела о шпионах» почти столетней давности, после чего семнадцать пожелтевших от времени папок были торжественно сожжены в присутствии злого и невыспавшегося Максима; а еще – визиты к Снору. Странные то были встречи: Максим приносил вечерний отчет от Одда и, дожидаясь либо начальственных указаний, либо разрешения уйти, молча сидел в кресле, пытаясь понять, что творится с ним в последнее время. Страшно было так, как ни разу еще в жизни; даже первый визит к местному «авторитету» казался на фоне этого страха сущей ерундой. Нет, не Снора он боялся – читал ведь досье: и «официальное», составленное людьми из соответствующего ведомства Страны Отцов, и то самое, авторства одного из «семерых опытнейших». И короткие их беседы не таили в себе никакой угрозы, как в случае с чертовым Оддом; не было в них как будто и особого смысла. «Работаешь?» - «Так точно» - «Эй, отставить официоз!» - «Работаю» - «На благо Империи?» - «Само собой» - и негромкий смешок Снора, и быстрый взгляд, и вновь ощущение попавшейся в капкан добычи… Не Снора Максим боялся, нет; а чего именно боялся – и сам понять не мог… Сны его, обрывочные и запутанные, полны были казенных бумаг, запаха плесени и обрывочных образов из прошлого. Однажды приснился Одд в пошлейших ярко-желтых плавках; офицер жеманно кривлялся, вертел волосатым задом и демонстрировал Максиму неожиданно длинный и раздвоенный язык; а потом вдруг прокричал голосом Рудольфа «Сдавайся, шпион, твоя песенка спета!» В другой раз сон был пугающе реальным: кабинет Снора, привычный разговор «ни о чем» - и вдруг холодная сталь наручников обхватывает запястья, и хозяин кабинета, улыбаясь печально, начал нести совершеннейший бред об Империи, Земле и почему-то Гае Гаале. Соседи по дому одаривали его взглядами разной степени неприязни, а мальчишки из отдела, кажется, сообразили уже, что в его присутствии разумней всего молчать и изображать усердие; Снор же не делал ничего, что могло бы хоть как-то обозначить его намерения по отношению к Максиму. Тот уже почти убедил себя, что всему виной глупое воображение – но в один из вечеров все пошло вразрез с привычным уже сценарием. То есть, поначалу все было, как всегда: вежливый кивок, вручение бумаг, напряженное ожидание и мечты о крошечной неуютной квартирке, где он, наконец, останется в одиночестве и хоть на несколько часов станет почти самим собой… - Ты, кажется, на Третьей Приморской живешь? – Снор отложил папку с отчетом, и теперь смотрел на собеседника прямо, со странной смесью ожидания и превосходства. - Д-да, - голос Каммерера все-таки дрогнул. Значит, воображение здесь ни при чем… - Через полтора… нет, через два часа тебя заберет мой водитель. Вот так. Никаких тебе «Позвольте вас пригласить» или намеков на неприятности в случае отказа; и что теперь говорить? Ничего, ни единого слова не сумел он выдавить из пересохшего горла, лишь кивнул заторможено. - Ступай, - сказал Снор, возвращаясь к своим бумагам. Дома Каммерер залез под условно горячий душ. Остервенело натирая кожу жесткой мочалкой, он захлебывался неконтролируемым, истерическим смехом. И, все так же смеясь, напялил то самое розовое шелковое безобразие, которое нашел в шкафу в самый первый день; и форму парадную, и почти упал на кровать, не в силах прекратить смеяться. Впрочем, когда в дверь его позвонили, он сумел кое-как взять себя в руки; но, стоило подумать о ближайшем будущем – и Максим ощутил, что вполне способен еще на один срыв. «Интересно, ему понравится, если я начну истерично хихикать в процессе?» Дом Снора показался мрачным и зловещим; впрочем, следуя за угрюмым слугой, Максим не обращал особого внимания на окружающую обстановку. Все силы уходили на что, чтобы оставаться отстраненно-холодным – по крайней мере, с виду. В животе как будто образовался тяжелый ледяной ком, сердце билось часто и неровно. Снор, в плотных серых брюках и белоснежной рубашке, поднялся ему навстречу, коротким кивком отсылая слугу прочь. - Прошу, - хозяин дома светски взял Максима под локоть, подвел к невысокому мягкому креслу, стоявшему рядом с накрытым столиком. И опустился в такое же кресло напротив. - Вина? – предложил он. Почувствовав небольшое облегчение (хотя бы не сразу начал раздевать), Каммерер слабо кивнул. Снор наполнил высокие бокалы, взял с блюда крупную темно-вишневого цвета ягоду. - Как мило с твоей стороны, что ты согласился составить мне компанию, - сказал Снор, отсалютовав Максиму своим бокалом. - Всегда рад, - ляпнул тот, не поднимая на мужчину глаз. - Трясешься ты, надо полагать, именно от радости, - мягко заметил Снор. - Почти, - криво улыбнулся Максим. Он медленно поднял голову. Лицо Снора было таким же серьезным и неприступным, как в кабинете, но синие глаза светились нескрываемым весельем. - Пей, Биг Баг, - сказал он, отправляя ягоду в рот. – Я не кусаюсь, мальчик… если не попросят. Максим потянулся к наполненному темным вином бокалу. Страх внезапно отступил. - Нравится? – Снор смаковал свое вино медленно и с видимым удовольствием. - Слишком сладкое, - ответил Максим, неожиданно смутившись. - Что ж, в следующий раз прикажу подать другое, - сообщил мужчина. – А я вот люблю сладкое, даже приторное… Закусывай, мне не нужны здесь пьяные мальчишки. Каммерер послушно сунул в рот кусок сыра, оказавшегося ужасно соленым. Глядя на скривившееся и, одновременно, обиженное лицо своего гостя, Снор не выдержал, рассмеялся, чуть не выпустив бокал прямо на ковер. - Мерзость какая, - проворчал Максим, и торопливо запил слишком соленое слишком сладким. - Советую все же фрукты, - сказал Снор, отсмеявшись. - Надеюсь, они повкусней этого… сыра. - Кстати, о сырах: знаешь ли ты, отличник Биг Баг, что эту, как ты выразился, мерзость, еще в древние времена… Снор был полностью увлечен разговором, и ничего из того, чего так боялся Максим, делать как будто не собирался. А Максиму было тепло. И уютно. До такой степени, что на какое-то время он совершенно забыл о том, кто он и зачем. И даже осмелился спорить со Снором, когда тот спутал некоторые исторические даты. Бутылка почти опустела, фрукты и жуткий сыр так же были уничтожены. - Нет, Битва при…. Не закончив фразы, Каммерер вдруг зевнул, едва успев прикрыть рот ладонью. - Простите, я… - Не извиняйся, ради богов, отмахнулся Снор. – Я совершенно тебя заболтал; а ведь тебе завтра на службу. Мужчина поднялся. Максим последовал его примеру. - Счастлив был пообщаться с вами в неформальной… - Аналогично, - перебил Снор, делая шаг вперед. «Вот и все» - подумал Каммерер панически. И зажмурился, кусая губы. Крепкая рука властно легла на поясницу, притягивая ближе. «Я буду думать, что это Гай» - совершенно дурацкая мысль. И не помогает ни капельки. Тело Максима напряглось, словно сейчас ему предстояло драться, а не… Чужое дыхание опалило щеку. Сухие губы неожиданно ласково коснулись виска. И все закончилось. Землянин открыл один глаз. - Ступай, Биг Баг, - сказал Снор мягко. Максим кивнул, вновь не в силах выдавить ни слова. Очень давно он не чувствовал себя таким идиотом… *** Первая встреча с Фанком прошла без осложнений - заместитель Рудольфа лишь поинтересовался суховато «Привыкаете?». Максим ответил: «Да», надеясь, что Фанк не заметит ни внезапно заалевших щек землянина, ни панически метнувшегося в сторону взгляда. Если и заметил, то ничего по этому поводу не сказал. Бегло пролистал блокнот, хмыкнул несколько раз (видимо, количество собранной Каммерером информации показалось Фанку вполне удовлетворительным) и, с несвойственной ему робостью потрепав Максима по плечу, растворился во влажно-соленой темноте. После его ухода Максим некоторое время просто стоял, вдыхая полной грудью отдающий йодом и химией воздух, и спрашивал себя мысленно, отчего же рассказал Фанку обо всем, что произошло с ним в эти месяцы, кроме странностей этих со Снором? Ведь обязан же был докладывать обо всем, а тут отчего-то не смог. То ли стыдно стало, оттого, что никак не может разобраться, понять, чего же хотят от него, чего добиваются… Хотел бы Снор исключительно постельных развлечений – давно бы уже дал понять, а не поил бы дважды в неделю вином и не тратил бы время на пустые разговоры. И заканчиваются встречи эти, как самая первая – острожное объятие, почти отеческий поцелуй в висок… Голован знает, что творится в голове Второго помощника, вот и все. А что творится с Максимом – тут даже несуществующие боги этого странного мира не в курсе. Ай, что уж теперь – Фанк явится только через месяц, там и посмотрим… Возможно, к тому времени не о чем будет докладывать. Биг Баг был гражданином амбициозным, и никак не удовлетворился бы ролью обычного стукача-провокатора. Потому Максим при каждом удобном случае позволял себе острожные намеки; Одд же, понимающе кривя губы, отвечал как будто и по делу, но умудрялся при этом не сказать ничего. Высший пилотаж, как мог бы заметить гражданин Фанк. По окончании разговора Одд неизменно осведомлялся о настроении господина Второго помощника. Как будто убежден был, что Биг Баг давно уже согревает постель Снора; Максима тянуло смеяться, когда ловил он на себе оценивающие взгляды Одда либо сержанта Инна – взгляды, полные тщательно скрываемой зависти. От этого тоже было смешно. В свободное от «службы» время Каммерер продолжал изучать город и окрестности. Бродил, будто прогуливаясь, по узким серым улицам; исследовал мрачные темные закутки «бедняцких» гетто, мерил шагами вылизанный дворниками асфальт «деловых» кварталов, со скучающей миной не знающего, как убить время человека слонялся в порту; пил кисловатое, покрытое обильной шапкой пены, пиво в кабаках окружающих столицу поселков; заводил порой совершенно странные знакомства… И думал, думал, временами впадая в отчаянье: по всему выходило, что проникнуть в секретное ведомство Снора – Отдел военно-морских технологий – просочиться просто-напросто нереально. По крайней мере, в ближайшее время; а Фанк, между тем, ясно дал понять, что Рудольфа в первую очередь интересуют именно их разработки. И (до этого Максим додумался самостоятельно) – что именно из земной техники могло попасть в руки «умельцев» Отдела. Натура Каммерера требовала действий - а он все топтался на одном месте. Как он думал некоторое время спустя – лучше б и дальше «топтался». Одд, протим обыкновения, не передал через верного Инна - позвонил самолично и отрывисто приказал явиться немедленно. И ждал на пороге своего кабинета, непривычно хмурый и сосредоточенный. - За мной, - коротко велел он, и мазнув землянина взглядом, отвернулся, надевая форменную фуражку. У Максима заныло под ложечкой, словно от дурного предчувствия; но что он мог? Только последовать за «начальством». Автомобиль, черный и сверкающий, уже ждал у подъезда. За время пути Одд не произнес ни слова, Каммерер тоже помалкивал, гадая, куда и зачем. Оказалось – в городскую тюрьму. Оказалось… В тесном, воняющем казенщиной кабинете, Максим узнал, что такое допрос второй степени по-имперски. И, в очередной раз деревянно отвечая «нет», думал, не доконает ли его пресловутая «третья степень». Хмурый следователь сунул под нос протокол; присутствовавший здесь же Одд мрачно кивнул – мол, подписывай. После был длинный путь по узким коридорам, стены которых явно с умыслом выкрасили в отвратительно-болотный цвет. По сравнению с камерой-одиночкой, куда Одд и следователь, имени которого землянин не запомнил, привели его, коридоры эти, равно как и кабинет дознавателя, казались очень даже уютными. - Ну что, парень, - ухмыляясь почти по-дружески, сказал Одд. – Словам твоим мы склонны поверить; но не слова делают преданного Империи человека патриотом. И, указав кивком в самый темный угол камеры, неторопливо расстегнул поясную кобуру. Из темноты послышался стон, слабый и жалобный. Следователь высунулся в коридор и крикнул охрану. Двое мускулистых молодчиков в форме выволокли из угла нечто, бывшее раньше человеком. - Давай, Биг, - Одд протянул Максиму пистолет. – Если все, что ты рассказал нам – правда. Словно во сне, Максим принял оружие. Сухо и оглушающее щелкнул предохранитель. - Нет, нет, нет, - заскулило жалкое, избитое, уничтоженное создание. До боли знакомым голосом заскулило. Каммерер отчаянно замотал головой. - Что такое? – Одд напрягся, сверля тяжелым взглядом. - Кто…, - выдавил Максим, до боли в пальцах сжав рукоять пистолета. - Не узнаешь? – усмехнулся Одд, подмигнув стоящему рядом следователю. – Бывает – особенно после «третьей степени»; что ж, каждый имеет право знать, кого нужно благодарить за знакомство с моим уважаемым коллегой… Один из охранников ухватил заключенного за волосы. - Биг, я не…, - забормотал несчастный, вяло пытаясь вырваться, спрятать лицо. – Поверь, я… И вдруг дернулся отчаянно, и голос его сорвался на визг: - Ты сам! Сам виноват! Сам, Биг Баг!!! Максим вспомнил. «Ряженый», явившийся в квартиру Биг Бага в первый день; человек, которого Каммерер выгнал, поддавшись панике; тот, кто злобно прошипел на прощанье «Ты пожалеешь». - Правительство ценит и поощряет граждан, - вкрадчиво начал следователь, - которые, не боясь возможной мести, делают все возможное для обнаружения и уничтожения врагов государства. - Однако, - продолжил Одд, - наше ведомство всегда проверяет поступившую информацию; тщательно проверяет. - И жалкого клеветника, вздумавшего порочить имя законопослушного гражданина… - Ждет справедливая кара. - Давай, Биг Баг. Докажи свои слова делом. До последнего Максим был уверен, что здесь, в этой камере, повторяется отвратительное, жалкое представление – как тогда, со связанным, жалко лепечущим Ином в главной роли. И когда медленно поднимал руку, и когда целился – казалось ему, уверен он был, что вот сейчас Одд рявкнет «довольно!», а «ряженый» прекратит неразборчивый свой скулеж, ухмыльнется ехидно и ляпнет нечто в духе пошляка-сержанта. Пока уши не заложило от короткого, отдающегося от стен эхом, выстрела, пока в ноздри не ударил едкий запах пороха; пока тело «ряженого» не дернулось и не начало, словно в замедленной съемке, валиться на каменный пол… Разгибая судорожно сжатые Максимовы пальцы, Одд бормотал утешающее: - Ничего, парень, это ничего… В первый раз всех колотит; ты молодец, Биг, молодец… Следователь согласно кивал и ухмылялся. Тело того, кто мечтал отплатить Биг Багу за отвергнутую любовь, бесформенной грудой остывало у их ног. - Доложишься Снору – и сразу домой, - сказал Одд уже в машине. – Не дрейфь, парень – такая уж наша с тобой работа… Максим отстраненно порадовался, что не успел сегодня позавтракать. *** Снор, коротко глянув Максиму в лицо, сказал только одно слово: - Поехали. Даже бумаги принесенные просматривать не стал, небрежно сунул папку в стол и запер ящик на ключ. И слуге, впустившему их в дом, велел отрывисто: - Не беспокоить. Повел Максима не привычным уже путем – в кабинет, а на второй этаж, в комнату, где горел один-единственный ночник. Максиму было все равно. Не предложив сесть, Снор оставил гостя стоять посреди помещения; нырнул в этот жутковатый тяжелый полумрак, чтобы вернуться через минуту с бутылкой темного стекла и стаканом. Наполнил больше, чем на половину, приказал жестко: - Пей. Максим выпил. Залпом. И чуть не задохнулся – пойло оказалось куда крепче даже легендарного «гвардейского». - До дна, мальчик, - Снор следил неотрывно, пока землянин давился обжигающей жидкостью, отобрал стакан и, сжав предплечье Максима, почти швырнул того на мягкое, оказавшееся застеленной темным покрывалом постелью. Каммерер даже не испугался. - Первый раз? – поинтересовался Снор, присаживаясь рядом. Бутылка и стакан куда-то исчезли. Мужчина положил руку Максиму на колено. Тот даже не дернулся, будто не заметил. - Д-да… Н-нет…, - выдавил он, сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони. – Н-не так… На краю сознания шевельнулось тревожное «Откуда он знает?», но воспоминания, давние совсем свежие, нахлынули неудержимым потоком, заглушая робкий глас здравого смысла. - Говори, - сказал Снор. Тихо, почти на пределе слышимости. И Максим говорил. О «мальчиках» Крысолова, имен которых он даже не знал. О том, как убийство это считали потом не преступлением, а чуть ли не подвигом. О том, как полиция даже не пыталась установить личность убийцы… - Разве не было у тебя причины так поступить? – спросил Снор, и вот тут только Максим ощутил и чужую руку на своем колене, и размеренные движения этой самой руки, колено поглаживающей. - Со мной была… Он чуть не ляпнул «Рада», но вовремя вспомнил, где именно находится. -… сестра моего… друга. - Защитил девушку, - кивнул Снор, не прекращая поглаживаний. - Да, но… - Они напали первыми, я прав? Максим опустил голову, подтверждая. - А сегодня… он ведь… а я… - Понимаю, - ладонь Снора оставила колено и медленно скользнула выше. Максим все еще не боялся. Он словно оцепенел; словно здесь и сейчас был не он, и трогали так интимно и уверенно не его, совсем не его. Вслед за первым своим «героическим» деянием вспомнил он и взрыв Центра. Сколько ни о чем не подозревающих людей погибло тогда? Из-за него погибло; из-за того, что горе застило его разум. И разве оправдывает его, что жажду мести он оправдывал тогда «высокими» словами и «благородными» помыслами? Тем, кто погиб во время взрыва, задохнулся под обломками, не было никакого дела до его мотивов; они хотели жить, а он, Максим Каммерер, лишил их этого права… И правильно Рудольф орал на него, правильно морду разбил; а должен был застрелить на месте. Но об этом Снору знать точно не стоило. Максим вдохнул: глубоко, судорожно, так, что потемнело в глазах. «Возьми себя в руки, массаракш! Сейчас же!» - А ты не думал, Биг Баг, - Снор придвинулся ближе, продолжая гладить; губы его почти касались уха землянина. – Что тот, кого ты сегодня… ликвидировал, был врагом? И не каким-нибудь засланцем с континента, нет; самым страшным, самым отвратительным – врагом внутренним; тем, кто вполне мог в будущем продаться чужакам… Или ты решил, что донос на тебя – единственное, что он успел сделать? - Н-не… - А я знаю… Не противься сейчас, мальчик, не нужно. - Я… - Тихо, тихо… Ты должен отвлечься; да и я не железный. Тихо… «Пусть так, - подумал Максим вяло, позволяя поцеловать себя в губы. – Пусть так… Прости, Гай, я жалкий предатель… Прости…» Максим предпочел бы, чтобы это было быстро, грубо и больно; только Снор не намерен был спешить, нет; они оба лежали уже прямо на покрывале, мягком и скользком; и мужчина избавил их обоих от одежды, и прижимался возбужденным своим членом к бедру Каммерера, и целовал, и гладил, и казалось Максиму, что руки его, и губы, и язык, и неразборчивый жаркий шепот везде-везде; ласкают, вынуждая тело выгибаться навстречу, впиваться руками в мускулистые плечи, открывать покорно рот, отвечая на настойчивое вторжение чужого языка. И, когда Снор лег сверху, раздвинув коленом ноги Максима, когда, поцеловав еще раз долгим глубоким поцелуем, взял наконец то, что хотел, тело вновь предало, расслабляясь инстинктивно, принимая и отдавая одновременно; и вместо желанной боли – хотя бы так наказать себя за предательство – землянин получил только наслаждение, острое и терпкое, отравленное терзаниями нечистой совести и разрывающегося от осознания собственной никчемности сердца. *** Биг Баг был официально переведен в отдел капитана Одда. Разницы, впрочем, было мало – вместо занудных данных о снабжении приходилось теперь иметь дело с не менее занудными донесениями «спецагентов», общий тон которых неизменно напоминал доброго знакомца Инна; порой Максим думал, что таких вот Иннов, наверное, специально выводят в той самой секретной лаборатории, в которую, по слухам, даже Адмирал входил, предварительно нацепив специальный пропуск. Он заставлял себя вчитываться в удивительно однообразные по смыслу и стилистике тексты, привычно копил информацию, даже пытался зачем-то анализировать – лишь бы не думать о своем «предательстве». Сознательно гнал из головы любые воспоминания об убийстве и последовавшей затем ночи; особенно тщательно давил любые мысли о Гае Гале, иначе - он чувствовал, знал на каком-то глубинном, почти первобытном уровне – безумие, темное, пугающее и все же неуловимо притягательное, накрыло бы с головой. Теперь он не таскался к Снору с отчетами, что поначалу вызвало несказанное облегчение; впрочем, длилось оно недолго. До того самого дня – через неделю после того, о чем Каммерер столь усиленно не вспоминал – когда Эйл заглянул в комнатушку, которую Максим делил с молчаливым, до комичности серьезным юношей, имя которого упорно не желало задерживаться в памяти; итак, Снор скользнул взглядом по сосредоточенному Максимову соседу и сказал негромко: - Дир заедет в семь. Дир – это личный водитель господина Второго заместителя, припомнил землянин, и мысли его словно погрузились в мутный жаркий туман, а сердце на секунду замерло, словно сжали его жесткие ледяные пальцы. Не понимая толком, зачем, он пошел прямиком к Одду. Того на месте не оказалось; тогда Максим отправился в уборную. Заперся в кабинке и добрых полчаса стоял, прижавшись затылком к фанерной перегородке. Вновь и вновь убеждая себя не думать. Вечером, ровно в половину восьмого, Максим стоял на коленях в домашнем кабинете Снора, с какой-то исступленной яростью водя языком по солоноватой коже каменно стоящего чужого члена. Снор негромко постанывал, впиваясь короткими ногтями в стриженый Максимов затылок; но, когда тот, переполненный невыносимым возбуждением и ненавистью к себе, обхватил член губами, взяв в рот чуть не до самого горла, Эйл, выдохнув коротко и хрипло, оттянул от себя «нетерпеливого мальчишку». Буквально за уши. И, рывком подняв с колен, поднял на руки. Так и отнес в спальню; а Максим, вцепившись в напряженные плечи, все разглядывал сквозь застилавший глаза и мозги туман затейливую монограмму, вышитую на нагрудном кармане снорова халата. Эйл явно утратил свой хваленый самоконтроль – почти швырнул того на постель, слишком нетерпеливо стаскивал с Максима штаны вместе с бельем, слишком пристально смотрел в лицо; решительно развел ноги любовника, приподнял, согнул, заставляя подставиться полностью; впился пальцами в чувствительную кожу, оставляя синяки на бледных бедрах; вошел сразу, резко и болезненно. Именно так, как отчаянно желал Максим в самый первый раз…