like the first time

      – Куру, всегда во время… – повторила Ран, и окинула взглядом то, что маленькое русоволосое торнадо оставило после себя; задержалась взглядом на обнаженных ногах Кусанаги; потом навалилась на неё и продолжила то, что Куру прервала своим эффектным появлением.       Кусанаги схватилась за замочек на топе Ран, но та остановила её руку:       – Вот ведь!!       – Что?       – Что «что»?! …зачем я ходила?       – Что?...       Ран зарычала, потому что ход её мысли не был понят, да и она сама, кажется, в нём запуталась. Она перелезла через Кусанаги и выбежала из комнаты, звонко цокая босыми ногами по гладкому ламинированному полу.       У Кусанаги вдруг начали подкатывать настоящие слёзы; её система тепло-обмена не была в режиме доп-обогрева; Кусанаги верно и быстро замерзала, отдавая слишком много тепла через обнаженную кожу рук и ног; и это было уже не то, что неприятно – невыносимо…       Через секунды рядом с ней упала меленькая оранжевая бутылочка, послышался терпкий аромат смеси гуараны и абрикоса; а ей на ноги опустилась пара белых чулок. Ран пропрыгала перед Кусанаги на одной ноге, натягивая на себя пушистые персиковые гольфы из микрофибры.       Обеспечив свои ноги теплом, Ран уселась на бёдра подруги, к ней спиной, и принялась натягивать чулки на неё, а потом помогла ей расстегнуть и стянуть с себя топ и шорты.       Оранжевая бутылочка щелкнула в руке Кусанаги, гуарана с абрикосом приятной сколькозкостью и теплом обволокла ей пальцы; бутылочка скатилась на пол, крышечка защёлкнулась.       Кусанаги просто прижалась к Ран всем телом; одну руку запустила ей между ног, другой – крепко прижала её под грудью.       … и принялась играть жемчужинкой, которую быстро нашла в мягкой тёплой складке, скоро наполняющейся теплом и влажностью.       Вдохи и выдохи Ран зазвучали по-другому, она заметалась, не зная, куда деть одну руку, пока другая подыгрывала подруге.       …играть жемчужинкой, мягкой, теплой.       …играть, играть, играть, пока Ран не начала тихо, сдавленно, но честно постанывать и периодически трястись изнутри.       Доигралась, точнее жемчужинка как-будто растворилась внутри тепла; а Ран в хвате Кусанаги чуть замерла, напряглась и:       – О, йес…йес-йес-йес! – сжалась и поддалась сильным ритмичным сокращениям. – Ммм… кайф…хах… как кла-а-ассно!       Кусанаги позволила себе упасть на спину; а Ран – отдышаться… вытянуться, расслабиться в разлившемся по её телу тепле и радости, прямо так – лёжа на подруге.       Не успела Кусанаги даже начать менять положение, как Ран с неё скатилась, снова забралась сверху, сев на бедро, плотно прижав его; и начала теребить замочки и подтяжки на боди Кусанаги, искря взглядом и ругаясь:       – …господи, какого чёрта, ты сразу не сняла это…       Кусанаги растянула швы по бокам, чтобы корсет распустился; Ран убрала руки и позволила ей самой расстегнуть плоскую застёжку на животе; но потом схватилась за боковые швы и стащила боди с подруги; вот так через ноги. Натянутые до середины бедра чулки, единственный оставшийся на Кусанаги предмет одежды, съехали на сгибы колен; ….но это было уже не важно. И Ран и Кусанаги было больше чем тепло; и тепло они не теряли.       –…как в первый раз… тогда. – улыбнулась Ран и намеренно скатилась на пол, схватив подругу за щиколотки и подтянув к себе. Кусанаги в ответ заулыбалась.       Первое, что мы сделали получив первые дипломы о высшем мед.образовании – бросили всё – резко, далеко, без предупреждения; в том состоянии, в котором всё было, и втроем улетели в Европу.       Сели в Мадриде, оттуда автостопом - в Валенсию, потом в Барселону; подсели на лайнер – попали на Майорку, от туда в Марсель, потом в Ниццу; и наконец самолётом в Рим, в Ватикан, чтобы отвести меня к Папе…       Мы делали всё, чтобы вытряхнуть из головы накопившийся шум привычных проблем. Мы понимали, что как только всё уляжется – нагрянут новые более серьезные дела и заботы. Я уже полгода была на практике в клинике, меня планировали включить в постоянный штат и даже предлагали интернатуру; Мотоко доделывала начатые проекты; её же сбоку, как ни странно, вербовали в армию – она то и дело подрабатывала разработкой кибер-защит и наёмным взломом преступных организаций… вот так втихаря, сидя перед обвитым проводами и усилителями компом в студенческой общаге, вечерам…когда нечего делать…в пижамных трусах и майке. Куру же решила просто сменить специализацию, чтобы заняться педиатрией; что было по сути - также сложно как вывернуть конечность на изнанку.       Нам нужны были силы.       Мы были готовы на всё; только вернувшись.       Той ранней весной мы на несколько дней порядочно застряли в Марселе. День – обошли все показы в экспо-центре. День – прошлись по дорогим бутикам; несколько разочаровались в высокой моде – это было чересчур пафосно, не искренне, надуманно… и в конце концов, непрактично и неудобно. На третий день мы попали в гигантский сток-центр, туда нас заманила своим видом группа молодых, но безумно красивых – лёгких, свежих и чистых француженок.       В итоге мы целый день посвятили примерке и покупке качественной одежды, сшитой в Европе; при этом потратили вдвое меньше, чем отложили на шопинг.       И от души наобщались с местными; которые очень лояльно… даже откровенно одобрительно относились к тому, что мы трое в том довольно людном магазине мерили одежду в одной примерочной комнате, дабы никого не стеснить … якобы.       Мы уже научились беззвучно кайфовать друг от друга. И я искренне не могу сказать, догадывались ли местные о том, что мы по очереди занимались там сексом. Одна «примеряет», вторая «застегивает», третья следит «чтобы никто не помешал», но «помогает выбирать». Затем – круг по магазину за новой корзиной шмоток и… первая становится третьей, а третья – второй, и тоже «примеряет».       С поиском и выбором одежды проблем у нас не возникало.       Трудности возникли с аксессуарами.       Куру буквально перекопала целый этаж, чтобы найти несколько пар подходящих чулок; она любила тепло, но ненавидела колготы и вообще любую узкую одежду – джинсы, брюки, которые сдавливали ей бедра и таз.       Мотоко тогда носила гетры; чтобы найти спортивные и натуральные – тоже пришлось «попариться».       А я никак не могла выбрать себя мягкие теплые носки. У меня были холодные ноги – тогда.       Вечером с ворохом пакетов, набитых одеждой, мы испытали марсельское такси. У меня осталось впечатление, что милый таксист был очень даже рад быть замученным трёмя взвинченными «шопингом» девушками в поисках отеля – недорогого, но с видом на море, удобного, чистого, комфортабельного… и «чтобы нас там не беспокоили».       Мы хотели отоспаться хотя бы пару ночей на кроватях или диванах, попользоваться нормальной ванной; потому что в хостелах, конечно, можно удобно пристроиться и развлечься, вдоволь наобщавшись с людьми со всего света, но не уединиться.       В отеле, который нас устроил сочетанием цена/комфорт, мы едва ли получили комнату. Мы просили 1-комнатный номер, с 2-спальной большой кроватью на троих. Девушка-рецепционистка почему-то никак не могла поверить в то, что мы, азиатки, настолько «скромные» и «экономные», что такого минимума будет достаточно. Нам втирали 2-х комнатный номер с диваном и 2-спальной кроватью, 2-х комнатный номер с 3-мя кроватями причём со скидкой. Но нам нужно было только 2-спальная кровать и большая ванна, на этом всё.       До девушки всё-таки дошло; она засияла, но от расстройства, чуть ли не расплакалась. Мы получили 1-комнантный номер с большой 2-спальной кроватью с ванной с джакузи; нам сделали небольшую, но приятную скидку и в качестве извинения за долгое и нудное заселение предложили ваучеры на обед и ужин в ресторане при отеле. Я тогда буркнула на рецепционистку:       – …лучше бы ваучеры на обед и ужин в номер.       Девушка покраснела; мы их получили.       Первую ночь в отели мы спали плохо, мы замёрзли. К утру я и Куру очнулись с ледяными ногами, прижавшись к Мотоко, у которой расстроился генератор тепло-обмена и кибер-аккумулятор. Она досыпала до 2-х часов дня. День был проведен кое-как; даже погода испортилась, шумел дождь, шумел малый шторм на море; до начала непогоды мы смогли только погулять по набережной.       Когда стемнело, из лобби, где играли в карты перед камином, мы вернулись в холодный номер. Мотоко пристроилась полусидя на кровати, чтобы доспать. Куру пошла греться в ванну. Мне не хотелось лезть в тёплую воду, чтобы потом снова попадать в холод. Я лежала, свернувшись калачиком рядом с Мотоко… и фантазировала, как мне хотелось бы с ней «погреться»…я проиграла в голове как минимум два хороших сценария…. Но мне по-прежнему было холодно. Я была одета, но у меня были холодные и руки и ноги. И от этого хотелось плакать. …когда ты готова на любой кипиш, но твоему телу холодно… Оно хочет, но не может.       Куру тогда очень громко завошкалась в ванной, даже взвизгнула – «Врачи, грёбанные…а про потерю тепла, нет – не додумались!!». Я так поняла, она ругалась на нас, ведь мы так и не нашли конкретные практичные способы согреться.       Из прогретой ванной, выпустив от туда порядочный клуб влажного водяного пара, Куру вылетела демонстративно в одном только полотенце, взъерошенная как одуванчик и в пушистых белых гольфах из микрофибры. Мотоко как и я оцепенела от недопонимания причинно-следственных связей в контексте ситуации. В номере – холодно, а Куру – худенькая и мерзлявая - шастает по комнате почти голая но… такая тёплая, и вот что важно – вне перспективы замёрзнуть.       Куру выскочила из коридора с одним из пакетов с обновками и вытряхнула на нас все купленные носки, чулки, гольфы и гетры:       – …самое тёплое, желательно трикотажное – надели, «быстро»!!       О господи, вот это её немецкое „gleich, schnell!“ - взрывается и горит, как граната…которую умело заложили в живот. Как это возможно?... Миловидная азиатка, которая в ключевой момент включает немецкого фюрера… нет… нам никогда не будет приторно сладко друг с другом, у нас либо горит, либо взрывает, либо шарахает фейерверком.       С тех пор и где бы мы ни были… укромное место, и ноги в тепле. Нужна лишь мысль разрядом, а там между нами загорится.