like the first time

      Всё было сделано так, как распорядился шеф.       Хакер был быстро и без проблем задержан и отдан детективу компании Technorica с протоколом анализа вируса, в который Бома внёс поверхностную информацию, мало чего дающую специалисту высокого уровня. Вопросов у Technorica это не вызвало.       Шеф, Паз и присоединившаяся к ним Майор отсиживали очередной сеанс танцев с бубном гендира и топ-менеджеров Technorica в центральном офисе компании. Бато ждал коллег в машине и не мог поверить в то, что перестал раздражаться и почти успокоился, привыкнув «ждать жданки».       На улице поднялся сильный, не особо тёплый ветер, вполне характерный для марта. Деревья трепало как тряпочки; люди шли и теснились ближе к высоким стенам зданий, чтобы укрыться от невидимых сбивающих с ног порывов.       Ближе к пяти вечера трое вышли из здания, безрадостные и апатичные на вид. Только морщины на лбу Арамаки выдавали тот факт, что он не вдарился в унынье от скучного дела; в его голове строится план разоблачения пафосных бизнесменов.       Бато пришлось задержать дыхание – ему не поверилось в реальность некоторых деталей увиденного. С шефом всё в порядке, с Пазу всё в порядке. Арамаки идёт как шеф, то есть боевой, но уже пожилой мастер. Паз, довольно сильный и выносливый, идёт, несмотря на сильнейшие порывы, ровно, тяжело, чуть наклонившись вперед против ветра. Майор же идёт, отставая от них на полшага; ветер треплет её яркие фиолетовые волосы; она чуть опустила голову и прикрыла веки, чтобы кончики волос не попадали ей в глаза; её плечи не расправлены, а чуть сжаты; её кисти спрятаны в карманах, локти прижаты к бокам; её шаг на сантиметры короче, на доли секунды медленней обычного; она шагает и трёт коленкой о коленку, отворачивается от порывов ветра… а взгляд её блуждает неизвестно где, но точно не в настоящем моменте.       Пока они рассаживаются в машине – Пазу спереди, Арамаки – за Бато, Майор – за Пазу, шеф просит Майора передать ему готовые рабочие протоколы. Пока Бато заводит машину, Майор, лениво навалившись на кресло Пазу, протягивает руку в направление бардачка.       – В бардачке. Паз, передай. – буркает Бато.       Он едва может оторвать взгляд от её обнажившейся между перчатками и рукавом кожи. Она не просто выглядит бархатистой, она реально покрыта тонким светлым пушком.       «Мурашки?... этот… как его… пиломоторный рефлекс. …зачем он киборгу, если это не нужно и человеку?...»       Если у искусственного кожного покрова Бато была бы функция, имитирующая пиломоторный рефлекс с корреляции психики и нервных окончаний, да, у него «мурашки по коже побежали» бы, причём совсем не из-за холода: «Твою ж ма-а-ать…».       Майор молчит. Арамаки, прежде чем углубиться в чтение протокола, через зеркало заднего вида стреляет в Бато таким снайперским взглядом, что тот вздрагивает. Пока они едут, Бато молчит и интенсивно анализирует всё произошедшее с ним за сутки – где он накосячил, что шефу это стало так не угодно? И ответа не находит – Майор же не могла наврать; ей не за что его подставлять; забытый электронный ключ ведь всё равно не понадобился в тот момент…       Когда все выходили из машины, шеф передал Бато сообщение, закрытое для остальных: «Потом ко мне зайдёшь» и увёл Майора в кабинет.       В штаб квартире 9-го Отдела все занялись «потрохами» вируса и сбором контекста, чтобы сфабриковать обоснование слежки и причины для выноса обвинения. После того, как Майор вернулась в комнату КСУ с дополнительной информацией от шефа, она вместе с Исикавой занялась поиском доказательств того, что хакер – наёмник, а кибер-атаки на сеть Technorica инсценированы. Бато аккуратно ретировался и отправился к шефу.       Тот сидел в кабинете, откинувшись на спинку стула, дербаня глазами разложенные на столе документы; от недоумения, явно вызванного другим; документы просто попались «под глаз».       – Где мы накосячили, шеф? – тихо, спокойно и серьезно спросил Бато, заходя в кабинет.       – В том то и дело, что нигде. – тихо прохрипел Арамаки. – По делу всё в порядке; сейчас всё скомпонуем. Сто раз таких клоунов обрабатывали…       – Так что…?       – Я не пойму, почему Майор ведёт себя… – Арамаки закряхтел, подбирая более мягкое определение, – как вяленая вобла.       Бато подавил смешок; сравнение было смешное, причины для него – нет.       – Шеф, я не в курсе, почему... Меня тоже настораживает, что она так сильно тормозит.       – То есть, вы ничего ни курили? – одна гребенная складка у края рта Арамаки свидетельствует о том, что этот вопрос – кристально чистый сарказм.       – Шеф не смешно. – хрипло ответил Бато. – Я её на наркотики проверил. Всё чисто, одни духи.       – Да ну… - фыркнул Арамаки, зная о том, какими девайсами не лабораторно киборги могут анализировать вещественный состав и, что для этого нужно как минимум дотронуться до проверяемого.       Но потом саркастическое настроение резко выключилось у обоих.       – Ладно… по возможности, взбодри её как-нибудь. – тоном, каким обычно не отдают приказы, сказал Арамаки.       – А почему я-то? – Бато чуть не поперхнулся, получив такой нерабочий, по сути факультативный, но супер-важный для улучшения рабочей атмосферы в коллективе приказ.       – …коллег бери на подмогу, не возбраняется.       – Шеф, мне кажется, тут в другом проблема. – попытался продолжить разговор Бато.       И верно, Арамаки выдал корень проблемы:       – Да, понятно… её заявление. Из-за дела Technorica я Майору отпуск запорол.       Бато просиял как лампочка.       – Так это же… шеф, если мы скомпонуем обвинение раньше, чем планируется... Майора нужно отпустить на выходные хотя бы на день раньше.       Арамаки просиял сдержанно… как лампочка с экономией электроэнергии:       – Да, организуйте мне максимум контекста и все обработанные «потроха», а обвинение я скомпоную и протолкну со своими стариками. – он нацелился на Бато тем же снайперским взглядом и рыкнул – …и чтоб уже в пятницу я Майора не видел. Ты контролируешь, тебя – чтоб тоже.       – Так точно!!       И вот снова, если у Бато был бы пиломоторный рефлекс, он бы покрылся мурашками: «Вашу ж ма-а-ать …крышесносное спецзадание…».       Судорога снова прошлась Кусанаги от затылка по позвоночнику, обострив и так едва выносимое напряжение в пояснице. Она болезненно выдохнула. Ран аккуратно схватилась за пряжку её ремня и с характерным приглушенным лязгом вытащила край.       – Отпуск не дали из-за этого дела в активе?       – Да.       Кусанаги поморщилась, отбросила волосы назад и села на пятки между ног Ран; той пришлось выпустить ремень из рук. Она пока привстала на локтях. Кусанаги устало завались на бок на спинку дивана, и закрыла глаза, углубляя вдохи, стараясь расслабить напряженную поясницу, игнорируя тот факт, что и ремень и джинсы довольно сильно давят, но ремень уже начали расстёгивать…       Ран, отзеркалив подругу, тоже прилегла на спинку дивана; убедившись, что Кусанаги закрыла глаза, снова взялась за пряжку и край её ремня.       – Ран. Давай о работе только не сейчас…       – Раздражает?..       – Да, раздражает, потому что одно смешивается с другим.       Щелчок. Ран, стащила ремень с язычка, но удержала конец неподвижным; она не стала прекращать говорить о работе:       – Ты можешь ускорить это дело?       – Непосредственно, нет. Я могу просто полноценно работать и попутно давать пинки подчиненным, чтобы те работали в темпе.       Ран тихонько рассмеялась и отпустила расстегнутый ремень; Кусанаги тоже улыбнулась потому, что такое саркастическое суждение звучало достаточно забавно; ремень и джинсы слегка ослабили давление.       Но стоило Ран одной рукой расстегнуть металлическую клёпку и ширинку на джинсах подруги, как где-то в глубине коридора приглушенно прошуршала дверь. Кусанаги не придала этому значения; Ран же встрепенулась, отпустила замочек и нехотя встала:       – Я сейчас вернусь.       Оставшаяся одна Кусанаги плотнее закрыла глаза. Настроение пропало, а напряжение осталось; несмотря на то, что давление на поясницу из-за расстегнутых ремня и джинсов стало слабым. Она попыталась снова вернуться в ту сонную дымку, но никак не получалось… Мешали посторонние мысли, мешало неглушимое раздражение из-за того, что её личное пространство и время ограничили, и казалось что этих 11-ти часов ничтожно мало.       За спинкой дивана прошуршала дверь в комнату, Кусанаги встрепенулась, обернулась, но в полумраке комнаты, который стал только глубже из-за далекой яркости города за окном, не успела ухватить источник движения; она устало закрыла глаза и опустила голову на руки снова…       В первую четверть следующей секунды её накрыло тонким облаком макового аромата; во вторую четверть тонкие теплые пальцы снизу вверх прошлись ей по ягодицам; в третью пиломоторный рефлекс пустил ей сильную судорогу от затылка по позвоночнику. Кусанаги успела повернуть голову, но не успела вскрикнуть. Ран подсела к ней сзади, крепко прижала в себе и поцеловала.       Кусанаги окуналась-таки в желанное безвременье, теперь по-настоящему. Дрожь начала волнами проходиться ей по всему телу, начинаясь в тех местах, где Ран до неё дотрагивалась.       Дверь снова прошуршала, вошедшую видно не было, только тень, край тени, который мгновенно выскользнул из мутнеющего поля зрения. Ран запустила руку под темную ткань боди на Кусанаги; блуждающая серёжка не давала ей издать ни одного звука.       Что-то хлопнуло, будто кто-то резким движением расправил сложенную ткань. В полумраке комнаты, в маковом омуте ничего не различалось.       Что-то слишком громко щелкнуло за спинкой дивана; на секунду показалось, что пространство куда-то сдвинулось, совсем немного, на сантиметр. Кусанаги оторвалась от губ Ран и уставилась на неё; в её глазах было то же море недоумения.       Снова хлопнула расправляемая ткань. Девушек накрыли полная темнота и новый аромат - кисло-сладкий освежающий как лимонад аромат вербены; точнее кто-то накрыл их легчайшим тончайшим, но темным-претёмным не пропускающим свет шёлковым покрывалом.       За спинкой дивана раздался ещё один громкий щелчок; пространство рухнуло вниз и увлекло за собой девушек; точнее кто-то снял крепежи с дивана и его спинка упала под ними.       – Твою ж мать… я тебя прямо сейчас …Куру-тан! – закричала напрочь запутавшаяся в покрывале Ран.       На Кусанаги кто-то навалился сверху, трогая её через покрывало и очевидно что-то ища. Кто-то что-то нашёл, совсем не там где ожидал, а именно – ремень, валявшийся где-то рядом на полу; Кусанаги завалилась на спину, потому что кто-то довольно сильно схватил края её джинсов и… вытряхнул её из них парой сильных движений; покрывало сбилось ей на лицо; кто-то снова сел на неё сверху и снял с её головой край покрывала, открыв доступ к свету и воздуху, окатив облаком вербены.       Держа за плечи, Куру-тан принялась целовать Кусанаги, касаясь только краешек губ, дразня сладким привкусом фруктового лимонада.       Кусанаги краем глаза за светлой гладкой как шёлк шевелюрой видела, нечто ещё барахтающееся под покрывалом. Куру-тан принялась целовать ей шею; это было так же щекотно, как и смешно наблюдать, как барахтается покрывало. Кусанаги мягко-премягко засмеялась.       – Куру, да ты… – Ран выбралась из-под покрывала, но не успела закончить фразу в возмущенном тоне, в котором начала потому, что на неё налетела и глубоко поцеловала маленькая гибкая подвижная и юркая как ребёнок девушка, чудо игры генов – азиатка с русыми волосами. – …всегда во время, что б тебя… – выдохнула Ран, как только поцелуй усмирил и расслабил её.       Кусанаги никак не могла справиться с дыханием, сбитым смехом, удивлением и возбуждением. Ран завалилась рядом с ней, пытаясь понять, что произошло, и где пространство.       – У вас 20 минут; я сделаю ванну. – звонко объявила Куру-тан, перебравшись прямо через лежащую подругу и спрыгнув с дивана; она выскочила из комнаты. – …чтоб обе готовы были. – наигранно строго прозвенело в коридоре.       Ран и Кусанаги уставились друг на друга…       – Куру… она как маленькое торнадо… непрогнозируемо начинается из ниоткуда, без предупреждения… мгновенно сшибает с ног и сносит крышу…       – Как в первый раз…       В первый вечер сессионной недели в январе на 4-м курсе в нашу с Мотоко студенческую комнату настойчиво постучали. Мы жили в одной комнате в общежитии медицинского университета.       Нам удалось после школы поступили в ВУЗ одновременно. После 2-х общих базовых курсов мы выбрали разные специализации: я - гинекологию/эндокринологию, Мотоко – неврологию/биокибернетику. Но даже тогда на 4-м курсе мы периодически посещали общие немедицинские курсы.       В тот вечер я сидела и читала протокол 6-го тела Мотоко, параграф о кибер-программе имитации пиломоторного рефлекса: «…в результате стимуляции сенсорных периферических окончаний ((1) МХ +-25%он; (2) ТР +- 5%он; (3) Б – опц.) (кибер.кон. спинного мозга), происходит возбуждение периферических нервных окончаний (тип ВГТ), сокр. гладкую к.мускулатуру волосяных фолликулов (опц.). При реакции на физ.в. и тепл.диф. запуск системы (регул.) адаптации (см. п. 55.6.2. и п.55.6.3.) - поднятые волоски (маркер (не регулятор!)) м.т. реакции на внешние раздражители. Опц.(1-2): эффект ПР может быть активирован сильными эмоциями (кибермозг: доли ВБС-УФЧ вкл.), вызванными при восприятии компл.об. в т.ч. звуками, музыкой, также чувствами (удовлетворения, предчувствия, ожидания удовольствия, наслаждения и др.); также при стимуляции сенсорных периферических окончаний ЭрГэ зон (см. п. 89.2. и 89.3.)».       …господи, благослови Др. Уолет, которая не просто всё это сделала, но и описала, составив все эти протоколы. Я читала только новый параграф 21.17.1. и у меня не было сил перескакивать и перечитывать п.55 и п.86., чтобы вспомнить детали того, что было в предыдущем теле Мотоко…       Я встала из-за стола и, имитируя бессилие, театрально упала с протоколом в руке на «наш диван». Мотоко сидела за столом и дописывала программу по курсовой, а я до смерти хотела знать:       – …параграф 86, это же «Половая система. Секс». … у меня нет сил перечитывать его, я ещё на 21-м. Короче, Мотоко… ЭрГэ зоны, это где?       Я подняла голову и впёрлась в её удивленное лицо:       – Др. Уолет сказала, что основные ЭрГэ зоны распределены стандартно, как у всех женщин; а дополнительные нужно самой установить.       – Ты их установила?       – Нет. – Мотоко нахмурилась.       – И как их устанавливать?       В следующую секунду раздался сдержанный стук в дверь. Мотоко тут же вскочила, я осталась на диване, лёжа на животе и поднявшись на локтях. В дверях стояла студентка-секретарь нашего потока м девушка-метиска с неописуемо своеобразной внешностью: с чертами типичной азиатки, но с тугими матовыми темно-русыми волосами. Она слыла генетическим чудом среди тех, кто её знал; ходили слухи, что её отец – японец, а мать – немка.       – Девочки, простите, что так врываюсь, но у нас на курсе проблема. Профессор Росс, поставил экзамен по ИФН не на 12-ое, а на 8-ое… в расписании стоит 12.00, я уточняла и у секретаря и даже с ним связалась – метиска поёжилась. – всё так.       Меня как холодной водой окатило, я вздрогнула. Завтра. Через 20 часов. Я зашипела; Мотоко хмурилась.       – Плохо.       – Очень плохо.       Курс Истории Философии Науки был большой проблемой в этом учебном году. Курс вёл профессор-немец, который регулярно учинял нам существенные неприятности. Мало того, что он включил в содержательный минимум курса слишком большой объем информации, которая не имеет какой бы то ни было практической ценности даже при протоколировании и написании научно-медицинских работ, так он ещё, в прямом смысле, не давал нам прохода на семинарах. Герр Росс раздражал, почти бесил учащихся своим отношением к предмету, позиционируя себя в соц.иерархии Зевсом, а нас – едва ли рабами; он унижал студентов латентным, но всеохватывающим сарказмом; особенно доставалось действительно умным и способным; тем, кому хватало ума и смелости не вникать глубоко в преподаваемый им материал. И конечно он был сексистом; и скорее всего, судя по его озлобленности и болезненным на вид привычкам поведения, импотентом.       До экзамена, неуд. по которому грозил нам поводом для отчисления, оставалось меньше 20-ти часов.       Куру нахмурилась; 5 секунд она смотрела мне в лицо – ровно столько же – в лицо Мотоко, будто хотела сказать что-то важное нам обеим, но прежде ей нужно было разрешение.       – …мне нужно предупредить других. – она взялась за ручку двери.       – Почему ты предупреждаешь нас? Почему первыми? – вскрикнула, не вставая с дивана и не меняя позы, во мне дрожало должное опасение.       – Потому, что я учусь так же как вы. – Куру открыто смотрела и на меня и на Мотоко. – И стиль преподавания этого мыслительного онаниста бесит меня так же сильно; и мешает мне учиться... И я хочу выйти из этой подставы.       – Ран. – твёрдо сказала Мотоко, не отворачиваясь от Куру. – Пошли в библиотеку. Нисио-сан…       – Можно просто Куру.       – Куру…если не трудно, поделись с нами своими конспектами и материалом.       – Всё принесу, на немецком принесу книги.       –…и приходи в эту комнату, если ты не против.       Мы мгновенно рассредоточились, начав действовать так, будто экзамены мы сдаём только так – экстренным авралом; хотя это было с точностью да наоборот. Причём мы действовали мы как запрограммированные с ещё одним игроком в команде.       Мы с Мотоко вернулись не со стопками книг, а всего лишь с одним учебником и двумя справочниками; этого было достаточно.       Теперь нужно было организовать рабочее пространство… очевидно ночью полноценно спать мы не будем, но в любом случае трезвостью сознания и комфортом не имело смысла жертвовать, потому что отвечать на зачётную оценку можно было только хорошо выспавшись.       Наша с Мотоко студенческая комната была особенной. Письменные столы не стояли у нас вдоль стены, они были поставлены друг напротив друга. Когда мы занимались, мы сидели друг напротив друга: это лишало одиночества, но придавало чувства сотрудничества и ответственности.       У меня была кровать, а вместе кровати у Мотоко был большой раскладной диван. Я не спала на своей кровати; я спала вместе с Мотоко на диване, причём у нас была привычка каждый день ложиться по-разному: валетом, головами к окну, головами к двери… и иногда поперёк дивана, если уставшие мы засыпали прямо так.       – …давай возьмём один компьютер и все материалы разложим на столе. – предложила тогда Мотоко; на маленьком столе, за которым я обедала, сидя по-японски на полу.       –… что-то её долго нет. – Я направилась к двери. Но стоило мне её открыть, Куру буквально влетела мне в руки. Книги, которые она несла, выскочили из её хватки. Не упала ни одна; мы их поймали.       – Ты очень вовремя.       Мы расселись… Свели весь материал, за полчаса распланировали, сколько времени нам понадобится, чтобы освежить всё нужное в памяти. Мы решили разделить всё на сеты и учить по 45 мин, а потом специально отключаться на такие же 45 мин – выключать свет, накрываться одеялами, лёжа прямо на полу, чтобы отдыхать – перезагружать сознание. До 12.00 завтрашнего дня нам надо было не только всё вкачать в память, но и сохранить ясность ума, чтобы всё это дело адекватно вытащить.       Для меня до сих пор загадкой остаётся то, как ладно и гармонично Куру в первые часы делала всё с нами. Но нудная тошнотворная философия, тем не менее, полностью вытеснила из меня мысль о том, что Куру – третья лишняя.       Не смотря на то, что само содержание философского курса вызывала если не усталость, то эмоционально-умственное истощение; мы повторяли всё быстро, запоминалось всё достаточно чётко и детально. Особенно сложные темы Куру объясняла нам по немецким учебниками, мы запоминали ещё лучше. В итоге у нас накапливался час, который логично было бы потратить на сон.       Мы выключили свет, накрылись одеялами, лёжа прямо на полу; но ни одна из нас не могла заснуть. Я видела, что Куру, сонная, почти что тряслась от вопроса, который её мучил.       – Кусанаги-сан…       – Можешь просто Мотоко, если хочешь…       Повисла пауза. Я почувствовала, как Куру под своим одеялом меняет позу. Я привстала и включила светильник на столе. Куру заглянула мне в глаза с тем же вопросом, который хотела задать Мотоко, будто ответ на этот вопрос от меня ей так же был важен.       – Можно я тебя потрогаю? – она не смела отвести взгляд от Мотоко.       – Можно. – её черты лица смягчились, она закрыла глаза и расслабилась под одеялом, вытаскивая руку из-под него. Куру накрыла её руку своей ладонью; и тоже расслабленно опустила голову; Куру не могла ни оторвать взгляд, ни прервать касание.       – Это чудо… Ты – чудо…       Мне стало неописуемо тепло. Будто я выпила чашку кофе со сливками, сахаром и бренди… Я тоже закрыла глаза, умом предполагая, но душой будучи абсолютно уверенной, что ещё двум очень хорошим людям, двум чудесными девушкам, сейчас стало так же тепло, несмотря на то, что одна из них живая – а другая ещё живее живых в оживленном металле.       Куру держала Мотоко за руку, поглаживая её… Нас троих верно проваливало в сон… Но прежде чем я действительно провалилась в сон, после которого можно было проснуться отдохнувшей с чистым, готовым к работе умом, я кое-что чётко поняла…       …если бы этот неудовлетворенный, обиженный жизнью поучатель Герр Росс не заставил бы нас сдавать этот экзамен (не на знание предмета, а на знание способностей собственного ума и умение его продуктивно использовать) мы трое не тратили бы время, нагружая наши умы непродуктивной информацией, а занимались бы любовью. Девичий секс принес бы нам больше пользы – как интеллектуально (мы не были бы так перегружены порожняковой, угнетающей психику информацией), так и физически (двигаться и глубоко дышать намного полезнее, чем сидеть узлами за учебниками, колотить по внутренним часам, включая и выключая свет, чтобы насильственно засыпать или бодрствовать). Но с другой стороны… если бы он не вынудил нас сдавать этот экзамен, в нашу комнату не пришла бы Куру.       Я вздрогнула.       – Сохан-сан, ты в порядке?.. – мою руку, накрыла ладошка, тёпля и сказочно мягкая как у ребёнка; я почувствовала лёгкий кисло-сладкий запах лимонада, мурашки разнесли мне по всей спине обволакивающее тепло и уют.       – Миран… или лучше просто Ран. Всё хорошо. Этот от усталости; меня из сна выталкивает.       Тёплая ладошка мягко сжала меня. Я видела – одной рукой она держала заснувшую Мотоко, другой – успокаивала своим теплом меня; вот она – наш маленький проводник.       – Куру-тан… – обратилась к ней я. Куру встрепенулась, подняла голову, её глаза зажглись и засияли удивлением и восторгом. Я протянула другую руку и коснулась шёлковых волос.       – Давай спать. Утром всё будет круто.       Она посмотрела на меня с некоторым недопониманием; я постаралась улыбнуться как можно мягче и невиннее, чтобы моя фраза её так сильно не смущала. В моей голове уже сложился план маленького торжества в честь нашей победы. Экстремальный экзамен – сдадим, философский мысле-блуд – забудем; а за потраченные часы – отомстим, сладко-пресладко; ведь эта гребенная философия не дала мне узнать, где ЭрГэ зоны Мотоко…       Наш тайминг был идеальным. К 9 утра мы всё выучили, до 12.00 мы глубоко спали. До 13.00 мы неспешно приводили себя в порядок; потом подошли к аудитории, где начался экзамен. Трясущиеся сокурсники сразу запихали нас внутрь, всех троих.       Первой из нас профессору отвечала Мотоко – Герр Росс наверняка с первых слов ответа хотел убить её за то, что она с ненормальной чёткостью пересказала весь материал, к тому же могла логично, детально, но с минимум слов и выражений, практически без размышления находить выход из философских задачек, которые он ей ставил.       Потом отвечала Куру – он никак не мог прервать её ответ и начать исправлять. Она отвечала по материалами из немецких учебников и иногда специально переходила на немецкий, не только цитируя, но и вербализуя собственные размышления и заключения.       Потом отвечала я. И в ответе, кажется, упустила некоторые детали, потому что мне стало скучно пересказывать всё с собственного черновика и мне захотелось в туалет – меня продирало мурашками каждые 2-3 минуты… Профессор начал придираться и рассуждать над моими ошибками; моя наглость давила изнутри ровно так же, как накопленная жидкость; я прервала едкие замечания профессора тем, что сама резюмировала свой ответ. Как минимум «уд.» он должен был мне поставить, и этого было бы достаточно. В крайнем случае – пересдам другому преподавателю…       Мотоко и Куру, сев за первые парты, демонстрируя, что они не намерены кому-то помогать и ждут только меня, сверлили профессора взглядами весь мой ответ. Очевидно, его это не на шутку взбесило.       Выйдя, мы постарались как можно скорее выбраться из группы окруживших вход в аудиторию сокурсников; уже по нашему молчанию было ясно, что мы сдали; причём Куру, секретаря на потоке, пришлось вытаскивать буквально руками.       – Чёрт подери, эти сучки мне спуску не дадут… я не только сдала этот ад, так вот ещё с вами двумя связалась. – шепотом проговорила она, когда мы завернули за угол, удаляясь от аудитории.       – Будешь спать и проводить основное время у нас. Моя кровать свободна...– просто постановила я; почти в припрыжку вела их в сторону туалета.       – Я буду с тобой ходить если, что… – добавила Мотоко.       Куру встала как вкопанная, мы обернулись. Её глаза вначале сияли от удивлением, потом интерферентно заискрились от облегчения и благодарности…       – Куру-тан, милая… давай до туалета, а… – простонала я.       Куру ойкнула и быстро нагнала мой темп; Мотоко, легонько смеясь, шла за нами.       – Куру-тан, что было не так? … – спросила я, моя руки в туалете. Мотоко тоже ждала ответа на этот вопрос; она застегивала рюкзак, в котором всё раскладывала, и закинула его на плечё.       – Всё так! – вскрикнула Куру. – я просто растерялась, кого из вас нужно было обнять первой…       Если у меня тогда по спине пробежало тепло, будто кто-то ласковый провел пёрышком… то у Мотоко тоже. Мы обняли Куру одновременно с разных сторон; тогда это значило – "Обнимай любую из нас; обнимай нас в любой последовательности; обнимай нас в любом месте, в любое время; обнимай нас по любому поводу и по любому...".       Последний студент, причём с неудовлетворительной оценкой, вышел из аудитории без десяти шесть вечера. Куру предложила смягчить гнев и разочарование сокурсников, которые грозили хорошенько плеснуться на нас, дежурством. К шести мы вернулись в ту аудиторию с парой ведёр, моющими средствами, тряпками, губками и с рьяным желанием физически вымыть из той аудитории всю ненависть и отчаяние замученных студентов, впитавшиеся в мебель и стены; вытурить от туда запах сбродившей испорченной учёной мудрости едким, но освежающим запахом хлорки.       Я сделала шаг в аудиторию в полной уверенности, что профессор сидит за преподавательским столом и собирает протоколы, перед тем как уйти. Я встряла в дверях увидев, что он в весьма нетипичной для преподавателя позе – он стоял лицом к доске, присев тяжелым задом на первый ряд ученических парт, с суетным пыхтением копаясь в смартфоне.       – Прощу прощения! – вскрикнула я и демонстративно опустила взгляд. Куру-тан по инерции остановилась между мной и левым косяком; в её руках звонко громыхнуло ведро с моющими принадлежностями. Мотоко тоже налетела на мою спину; её левая рука легла мне на плечё и смягчила удар; она осталась за моей спиной и правым косяком.       –… ребята сказали нам, что всё закончилось и аудитория свободна.       – …да-да. – заурчал Герр Росс; кряхтя, он обошел учительский стол, изо всех сил пряча взгляд от нас.       – Нам можно убраться? – я почти вскрикнула, чтобы заставить его на нас посмотреть.       – Да, можно-можно… – он поднял глаза.       Я не двинулась, хоть и Куру и Мотоко обе чуть толкнули меня. Мелкие заплывшие глаза профессора чуть не выскользнули из орбит:       – Вот тебе на! И что ж, самые мозговитые девицы будут после экзамена полы драить?       Я не шелохнулась:       – А что в этот зазорного?       –…от того, что мы нашу же аудиторию в порядок приведём, мозгов у нас не убавиться. – нейтральный голос Мотоко, удвоил градус её сарказма.       Герр Росс, демонстративно игнорируя и Мотоко и Куру, смерил взглядом меня. Мне искренне, но терпимо захотелось огреть его шваброй и выбить ею же оба его дрожащих свинячих глаза. Я продолжала стоять в дверях между косяками и мешать девочкам пройти.       – Сохан Миран, это вы? …       – Да я.       – Вы подпись в протоколе забыли поставить. Чиркнете, раз вы тут. – он выудил из стопки протоколов мой задербаненый, исписанный вдоль и поперёк лист и положил его на край стола. Я было собралась наконец сделать первый шаг в аудиторию, как почувствовала как справа... тонкие, но такие сильные, мягкие и тёплые пальцы прошлись мне под резинкой трусов снизу вверх от шва до середины ягодицы; лёгкая предательская прохлада говорила о том, что у меня задралась юбка.       Мне продрало мурашками; думаю, было хорошо видно, как я вздрогнул будто ударенная током.       – Да, сейчас! – вскрикнула я; и по инерции подала таз вперед, отдёрнула юбку, с намерением схватить Мотоко за руку и только потом сделала шаг, наградив её снайперским взглядом.       Она подавила смех и тоже шагнула.       – Это что? – загудел Герр Росс – вы над чем смеетесь?!       – Герр Росс, не беспокойтесь. Мы над своим и к вам это отношения не имеет. – отчеканила Мотоко.       Я бросила взгляд на Куру – у неё был сияющий вид ребёнка, на которого свалился мешок сладостей и который не мог унять восторга трясущего всё его тело. Я быстро расписалась на листе.       Мы принялись за уборку. Герр Росс, кряхтя и поглядывая на нас, удалился, будто что-то ещё ему всё-таки нужно было.       Через три секунды после того, как за ним захлопнулась дверь, я взревела:       – Кусанаги!! Я отымею тебя прямо здесь!!       Но Мотоко слишком быстро бегала и ловко увертывалась, да…       Мы закончили основную уборку через полтора часа. Нужно было открыть окна и двери, чтобы проветрить всё перед уходом. Но мы так утомились, что просто расселились на стульях, переводя дыхание.       Куру-тан достала из сумки протокол, который начала читать у нас в комнате, Мотоко ей разрешила; Куру была с неё одной специализации:       – Я чуть-чуть почитаю, хорошо? Интересно ведь до невозможности…       – Читай не торопись… Я тоже пока пару вопросов по этому протоколу решу... – ответила я, тщательно протирая руки антибактериальной салфеткой с ромашкой и алоэ.       Куру-тан опустила голову, но не глаза; мой вопрос показался её крайне странным.       – Каких? – Мотоко стояла спиной к доске, опершись руками на преподавательский стол.       Я подошла к ней вплотную; она, хорошо зная меня, не шелохнулась; я резким но сильным движением подхватила её под бёдра, усадила на преподавательский стол, заставив опрокинуться назад; стоя у неё между ног, рявкнула:       – Где у тебя дополнительные ЭрГэ зоны?!       – Я их не устанавливала, я же… мы же…       – Что значит – «не устанавливала»?! В протоколе всё прописано!!       – Ран, я в этом теле сексом ещё не занималась! Я их не настраивала – ни расположение, ни эквалайзер!       Рыкнув, я закинула её ноги себе на предплечья:       – Запускай режим установки тактильного эквалейзара в ручную, чтоб тебя …!       Мотоко знала, что если я инициировала секс, сопротивляться было бесполезно. Где бы мы ни были…       Неожиданно приятным, тем не менее, было то, что Куру решилась помочь мне уже на этапе раздевания, стянув с Мотоко свитер, пока я снимала с неё белье.       Основную локационную настройку мы втроем сделали за тридцать пять минут, благо Мотоко завелась быстро, и у меня даже получилось заставить её дважды кончить.       – Рыжая бестия, чтоб тебя… – сдавленно простонала она; прямо на преподавательском столе, раскрасневшаяся, со сбившимся дыханием в чулках, с задранной юбкой, без нижнего белья, прикрытая олимпийкой Куру, которая обнимая её сзади, довольно крепко поддерживала её; я в это время, на столе сидя на пятках, сама переводила дыхание и в голове упорядочивала, что и как ещё нужно настроить.       – Так на этом этапе всё…. – констатировала я. – Открываем окна, 5 минут всё проветриваем… одеваемся и идём к нам в комнату, эквалайзер на чувствительность настраивать надо.       Мотоко жалобно всхлипнула и вздрогнула в руках Куру. Я заглянула той в лицо, её глаза искрились восторга как шампанское.       В коридоре послышались торопливые, но тяжёлые шаркающие шаги.       Кровь всем нам троим ударила в голову. Иногда кайф от мести ударяет именно так, как залпом выпитая рюмка ледяной водки.       – Поможешь? – обратилась я к Куру.       – Спрашиваешь… - вместо того, чтобы полноценно закончить фразу, Куру запрокинула Мотоко голову и поцеловала её. Я лишь увидела, как удовольствие начало пускать той по позвоночнику начальные волны судорог, и выдохнула:       – Куру-тан, как ты вовремя…